РАДИОЛЯРИИ В МУЗЫКАЛЬНОМ АЛЬБОМЕ
Шхуна "Лютеция", 29 октября
Дневник Веригина
Вчера я в сотый раз рассматривал этот забавный музыкальный альбом.
С какой любовью, с каким мастерством художника и наблюдательностью натуралиста зарисовывал Огюстен Рамо мельчайшие водоросли, моллюски и даже радиолярии! Какое разнообразие форм… И внимание мое на мгновение привлек ажурный шар, усеянный длинными иглами и накрест опоясанный узорчатой полосой.
Сколько воспоминаний будит во мне слово "радиолярия"! Я познакомился с ним, еще будучи ребенком: одноклеточные существа, состоящие из ядра, погруженного в студенистую массу - протоплазму. Когда я стал изучать геометрию, отец достал из шкафа книгу под названием "Собрание морских чудес".
- Смотри не только в учебники, - сказал он мне, - но и в этот атлас. Вот шар… а вот треугольник, пирамида, квадрат, октаэдр, многогранник. Видишь, в какие затейливые наряды облачила мать-природа детей своих, самую мелюзгу. Но здесь не только геометрия. Вглядись. Мне кажется, что радиолярии могли спросить первобытного человека: умеешь ли ты обороняться, нападать и украшать себя?
- Не понимаю, папа. Объясни.
- А тут ведь все ясно. Посмотри… Умеешь ли ты обороняться, человек? Нет? Глянь: вот кольчуги, шлемы, щиты. Перенимай! А если будет сражение - вот тебе дротяки и стрелы, гарпуны, копья и мечи. А разве можно жить без украшений? Так выбирай - перед тобой короны и венцы, кольца, кресты и звезды… И еще посмотри. Вот решетчатый шар, ажурный. Он схвачен накрест узорчатым пояском. А из этого ажурного шара торчат тонкие острые выросты. Ежик не ежик, просто - сказочное существо!
- Хитро! Сколько их, этих радиолярий! И все разные. Вот бы посмотреть их живьем!
- Когда-нибудь увидишь. Радиолярия различима только под микроскопом - это клетка с ядром и протоплазмой. Под видом необычайного костюма создала она для себя прочную защитную оболочку из кремнезема. Какую силу жизни, красоту жизни являет это крошечное, хрупкое и вместе с тем такое стойкое существо!
В дверь каюты постучали: меня зовет капитан.
Уходя, я еще раз глянул на зачаровавший меня в музыкальном альбоме рисунок решетчатого шара с узорчатым пояском.
- Скажите по совести, - так встретил меня капитан и хитро прищурил левый глаз, - какая сила гонит вас в Гвиану?
- Лечебные травы, - ответил я не моргнув.
- Травы?
- Да… для борьбы с малярией. Я ведь врач.
- Значит, вы собираетесь воевать с малярией. Похвально! Эта желтая ведьма не знает управы. Замучивает в ознобе и лихорадке всех подряд. Так что смотрите в оба, а не то… вы на нее с травкой, а она вам петлю на шею. Впрочем, дело ваше.
- Скажите, капитан, - спросил я, - вот я отправляюсь в свое путешествие, буду плавать по рекам Гвианы, бывать в тропическом лесу, но скажите: где и каких людей увижу я на берегах рек или в лесу?
- Во Французской Гвиане десять или пятнадцать видов обезьян. Черт побери! Есть очень занятные обезьяны. Изучайте, удивляйтесь.
- Простите, капитан, я спрашивал о людях…
- Да! О людях! Так вот, если повезет, познакомитесь с ягуаром.
- А люди?
- Зачем вам люди? Разве мало людей на своем веку гадали вы? В реках Гвианы и на берегу водятся водяные удавы - боа и анаконда. Самое звучание этих слов поражает наш слух: бо-а… а-на-конда! А рыба пи-рай-я… змея ла-ба-рия… Что за слова - красота!
- Я вам еще нужен, капитан? - спросил я, потеряв надежду на прямой ответ. - Можно идти?
- Ах да, вы что-то спрашивали о людях? Так вот: в чаще джунглей скрываются негры, индейцы и, конечно, беглые; по окраинам леса, по берегам речушек и ручьев бродят белые - те, кто не в ладу с французским правосудием, просто бродяги и еще золотоискатели. Уж не разыскиваете ли вы какого-либо дальнего родственника - золотоискателя? Хотите разбогатеть?
- Нет, не хочу. Мне нужны травы. Чтоб помочь людям одолеть малярию.
- Допустим! - При этом капитан снова хитро прищурил левый глаз. - Однако качка усиливается. Ишь как шхуну кладет набок! Слышите команду: убрать паруса, задраить люки, - боцман не дремлет. Похоже, будет шторм. Знакомы с морем? Нет? Сейчас узнаете, почем фунт лиха.
…Шторм позади. Грозный и прекрасный. Но сейчас мертвая зыбь. Огромные округлые валы. Шхуна то вздымается ввысь, то проваливается в пропасть. И так без конца. Кажется, что в мире ничего не осталось, кроме этих живых серо-зеленых холмов, по воле которых все вокруг обречено бессмысленно качаться вверх-вниз, вверх-вниз… до бесконечности.
Что скажете вы мне, волны Атлантики?
Где конец тревоги? Где предел морской тоске? Где надежда? Найду ли я в этой Гвиане человека, которому везу лекарство?
В ГОСТЯХ У ТЮРЕМНОГО ВРАЧА
Порт Кайенна. Борт шхуны "Лютеция"
31 октября
Дневник Веригина
Только что вернулся от тюремного врача.
Казалось бы, какой нелепый поступок! Разве ищут человека, бежавшего из тюрьмы, в доме тюремного врача? А я именно так и поступил.
Когда я сошел с корабля на берег и остановился в недоумении, куда идти, передо мной возник образ московского тюремного врача Федора Петровича Гааза. Этот необычайной доброты человек пользовался в пятидесятые годы огромной популярностью среди арестантов. Служить арестантам, заключенным в царские тюрьмы, помогать людям с несчастной судьбой, забросившей их на дно жизни, - в этом только и видел доктор Гааз всю цель, весь смысл своей жизни. Недаром этого тюремного врача, пребывавшего в своей должности более двадцати лет, в народе называли "святым доктором", а арестанты даже сложили поговорку: "У Гааза нет отказа". Умер Гааз в 1853 году. И на его могильном памятнике на кладбище в Москве высечена надпись: "Спешите делать добро".
Так, может быть, не очень уж странно, что поиски каторжшша Феликса Рамо и загадочного Вотрена я, врач, начал с того, что решил побывать у тюремного врача в Кайенне.
Итак, я сошел со шхуны и спросил первого встречного, где живет тюремный врач.
- А! Господин Ги де Лорен? - чему-то улыбнувшись, проговорил прохожий и назвал адрес.
- Господин Ги де Лорен здесь живет? - спросил я у высокого задумчивого негра, который стоял на крыльце дома с окнами, забранными решетками.
Негр посмотрел на меня пристально и внимательно.
- Да, мосье! Тюремный врач господин Ги де Лорен живет в этом доме. Я его слуга. Меня зовут Сэмуэль. Сэм.
- Сэм, доложите, пожалуйста, доктору Ги де Лорену, что ему желает нанести визит врач со шхуны "Лютеция", прибывший сегодня в Кайенну из Гавра. Мое имя - Веригин.
- Доктор Веригин со шхуны "Лютеция", - повторил негр.
- Сэм! - послышался чей-то громовой голос. - С кем ты там разговариваешь?
Дверь распахнулась. Держа бокал вина в руке и отпивая из него, предстал предо мной на крыльце человек огромного роста в темно-коричневом стеганом халате, на котором были вышиты две золотые лавровые ветви. Буйная седая копна волос, глаза насмешливые, острые и внимательные.
- Слышал! Все слышал! Врач со шхуны "Лютеция"… Визит… и так далее… Название вашей шхуны мне нравится. Но я еще не знаю, коллега, понравитесь ли вы мне. Посмотрим. Предупреждаю: когда будете со мной говорить, не думайте, что я чудак (потому что я действительно чудак!). Мне так можно думать, вам - нет! Так отвечайте же, сударь, не сходя с места, какой дьявол притащил вас в нашу веселую Кайенну? Это весьма подозрительно. Клянусь! Мир и так полон загадок! Зачем же вы своим приездом задали мне еще одну? Что вы, коллега, молчите?
Я действительно молчал. Не знал, что ответить.
- Ну и дьявольский сон: капитан "Лютеции" Гоне, скопидом, церковная крыса, крохобор, приглашает к себе на шхуну врача. Загадка! О планета, я люблю тебя за твои загадки! Но что же вы молчите?
- Мосье! Денег мне капитан Гоне не платил. Я отказался от денег.
- Удар толедского клинка! Я повержен в прах! Какой же дьявол заставил человека плыть в наш ад, в эту Кайенну, да еще без денег?
- В Гвиане хозяйничает малярия. Так?
- Так! Что дальше?
- Надеюсь, вы знаете: Гумбольд, когда его спутник Боплан заболел малярией, сделал настойку коры хинного дерева. Напоил больного. Но Боплану стало еще хуже. Тогда местный врач дал больному мед и настойку корпя Кортеца. Больной выздоровел.
Доктор Ги де Лорен насмешливо прищурил один глаз:
- А вы тут при чем?
- Я хочу найти в Гвиане те растения, которые справляются с малярией…
- О! Похвально! Я еще не спросил: откуда вы? Где ваша родина? Как вас звать?
- Мосье, мое имя Веригин. Я из России.
- Прекрасно! Врач Веригин из России, желая обогатить медицину, пустился в плавание. Пью за мореплавателя Веригина. А где же ваш бокал? Ах да, мы ведь стоим на крыльце. Скорее к столу!
И Ги де Лорен додал знак негру. Тот широко распахнул предо мной дверь.
Я шел по длинному коридору, окна которого были забраны решетками. Доктор Ги де Лорен следовал за мной.
Так я оказался в гостях у тюремного врача.
РАЗВЕДКА СЛОВОМ
- Итак, мой гость, - обратился ко мне хозяин, когда мы уселись за стол.
- Мосье! Я уже сказал - мое имя Веригин. Дмитрий Веригин.
- Итак, Дмитрий Веригин, поднимаю бокал за вас и за то, чтобы вы благополучно вернулись во Францию ыо вашей шхуне "Лютеция".
- Ваше здоровье! Но я уже сообщил вам: я остаюсь в Гвиане, искать травы от малярии.
- Остаетесь здесь? - И с этими словами Ги де Лорен пронзительно взглянул на меня. - Наш губернатор говорит так: не для праздных путешественников и бездельниковгостей и даже не для искателей целебных трав, а для себя, для Франции, открыли Гвиану французы.
- Не французы, а испанцы, мосье, Гвиану открыли испанцы - Колумб во время второй экспедиции, а затем Охеда.
- Истина - всегда истина! За здоровье испанцев, которые открыли Гвиану для французов.
- Для французов? Да! Каторгу и тюрьмы французское правительство действительно создало для своего народа, для несчастных его сынов, в этой Гвиане! За кого же пить?
- Якобинец? Вы якобинец, мосье Веригин!
- Я искатель.
- Все равно - якобинец! Впрочем, матушка-малярия не разбирает, ей все равно - роялист или жирондист, богач или бедняк, аристократ или столяр! Ведь она, малярия, - главная хозяйка Гвианы. Царица желтого ада, она не знает на себя управы. Ей ни до кого нет дела! Когда-то ссылали сюда и роялистов и якобинцев. Вражда меж ними в Гвиане не успевала вспыхнуть - малярия укладывала их рядом и замучивала в ознобе и лихорадке и тех и других, и молодых и старых. С одинаковой страстью она качает людей в ознобе. И навсегда, насмерть, укачивает… - Ги де Лорен поднял бокал. - Ваше здоровье, искатель трав доктор Веригин, - с легкой иронией сказал он. И, точно отвечая своим мыслям, проговорил раздельно и четко:- Гвиану, конечно, открыли испанцы. А теперь хозяева здесь французы. Куда шагнет сапог французского солдата, куда ступит конь французского драгуна, там и Франция. Ведь французы - лучшие в мире воины! Выпьем за французское военное искусство!
- Вы имеете в виду Березину, мосье? Отступление армии Наполеона из Москвы? Ваше здоровье, доктор Ги де Лорен!
Доктор Ги де Лорен, верно, не расслышал моего тоста и продолжал:
- Воевать! Мы, французы, умеем воевать, мы, французы, умеем и лечить, врачевать.
- Безусловно. Ваш доктор Гильотен… его изобретение, сверхчудная гильотина, и впрямь прекращала любую болезнь человека… Он так лечил людей, этот доктор, что Франция при его помощи потеряла больше людей, чем при осаде Севастополя.
Так я говорил, а думал о другом, о своем: как, каким образом узнать о Вотрене, о беглом каторжнике Феликсе Рамо.
Но тюремный врач Ги де Лорен, услышав слово "Севастополь", сказал:
- Севастополь… Я был врачом французской эскадры под Севастополем. Видели ли вы когда-нибудь Пирогова? Бонапарт медицины - вот кто ваш Пирогов! К нам в плен попадали русские солдаты со следами смертельных ран. Этих солдат исцелил скальпель Пирогова. Чудо! Я хотел научиться, но разве научишься волшебству? Можете ли вы, Дмитрий Веригин, открыть мне тайну волшебства вашего Пирогова?
- Извольте!
- Скорее! Не шутите! Всю правду!
- Пирогов утверждал, что солдат-победитель всегда выздоравливает.
- Не понимаю!
- Извольте! Русский солдат всегда чувствует себя не побежденным, а победителем…
- Даже в Севастополе? - спросил Ги де Лорен.
- Севастополь - позор русского царя, а не народа.
- Так… - тихо сказал доктор и вдруг встал из-за стола. Посмотрел в упор: - Выкладывайте! На кой черт вам наша Гвиана? Зачем вы приплыли сюда? Русский якобинецв гостях у тюремного врача… Отвечайте!
"Пора начинать, - решил я. - Будь что будет!"
И тут, чуть-чуть насмешливо глядя врачу прямо в глаза, я сказал:
- Начистоту? Извольте. Не за травами я приехал. Я приплыл, чтоб найти здесь Вотрена. У Бальзака это имя того, кого называли "Убей смерть", а здесь, в Гвиане, живет настоящий Вотрен. Не книжный.
Ги де Лорен, не спуская с меня глаз, медленно поднес к губам рюмку с вином. Стало тихо…
"Идет игра, - подумал я, - кто кого. Надо держаться. Спокойствие".
- Вотрен? В Гвиане? Вы настаиваете на этом? - Доктор продолжал в упор смотреть на меня.
Я не успел ответить. Дверь резко распахнулась, в комнату вбежал, запыхавшись, негр Сэм:
- Господин! Опять барабаны…
- Стоп! Говори толком, Сэм! Что говорят барабаны?
- Опять лекарство нужно беглому человеку в джунглях.
- Проклятая малярия! - И Ги де Лорен ударил кулаком по столу.
"Беглый человек в джунглях…" - насторожился я. Но бежать он мог только из этой тюрьмы, что стоит здесь, на острове, посреди реки Морони. Так, может быть, этот беглый человек знает Феликса Рамо? Или это и есть сам Феликс Рамо?
- Скажите, доктор, - спокойно спросил я, - что это за беглый человек, что скрывается в джунглях?
- Зачем вам это знать? - спросил Лорен. - Вы врач или не врач?
- Не понимаю.
- Врач не спрашивает о больном, кто он. Врач лечит больного… кто бы он ни был. Даже беглый.
- Идет! Я буду лечить этого человека!.. - воскликнул я, глядя на Ги де Лорена.
- А чем, позвольте узнать? - усмехнулся тюремный врач.
- Хиной! - крикнул я, выйдя из терпения.
- Ага, доктор! Вы захватили с собой вместе с рецептом корня Кортеца еще и хину?
- Да!
- И вы поедете в джунгли?
- Хоть сейчас!
Ги де Лорен не спеша наполнил вином свой бокал. Посмотрел на свет. Пригубил.
- Сэм! Готовь лодку. Будешь проводником. Завтра же в путь.
Итак, я отправляюсь лечить "беглого человека" по имени Ржевусский. Так назвал его доктор Ги де Лорен. Но я убежден: "беглый человек" - это Феликс Рамо.
КТО ЗАКАЗЫВАЕТ МУЗЫКУ, ТОТ И ПЛАТИТ
Порт Кайенна. Борт шхуны "Лютеция"
2 ноября
Дневник Веригина
На следующее утро я пришел к Ги де Лорену. Попрощаться перед отплытием.
- Что это у вас? - спросил доктор. - Альбом? Зачем вы, отправляясь в Гвиану, вздумали везти с собой этот альбом? Что вы будете с ним делать? Уж не думаете ли вы тащить его с собой, чтобы развлечь больного Ржевусского портретами своих родственников?
Мне надо было сказать: "Я догадался, кого вы скрываете под именем Ржевусского. Это и есть Рамо. Альбом этот принадлежит ему". Но я ничего не сказал. Я просто открыл альбом. Повернул ключик. Зазвучала "Марсельеза".
- Занятно! - одобрительно заметил доктор. - В Париже у меня… Впрочем, это неважно. Так вот: все же оставьте-ка эту вещь здесь.
Ги де Лорен взял альбом. Стал его листать.
- Занятно! - повторил он. - Смотрите-ка! Рисунок… кораллы, медузы… и даже радиолярии. Добрый урок художникам и архитекторам. А как ловко сделан ключик! А! Смотрите-ка, коллега Веригин.
- Согласен, ключик хорош, - ответил я. - Но мне от того не легче.
Доктор удивленно поднял глаза от альбома:
- А что вам, собственно, в жизни нужно, кроме целительных трав, ради которых вы притащились в Гвиану?
- Мне нужен ключ…
- Может быть, этот? - сказал весело Лорен, вертя перед моими глазами ключик от альбома.
- …отмычка к тайне тысячелетней жизни человека, к непреходящей юности, - вот что мне нужно, - не сдержался я.
Лорен поднял брови. Он пристально глядел мне в глаза.
- Занятный же вы человек, мосье Веригин. И давно вы занимаетесь этакой… затеей? Или это игра слов?
- Нет! Тут не игра! Вам, конечно, известно, что одноклеточное существо не знает трупа.
- Да. Оно не гибнет: оно делится себе и делится.
- И, начав с одной клетки, природа создала многоклеточное существо - змею… птицу… человека…
- Допустим.
- Ну вот. И природа, умножая одну клетку в миллиарды раз, где-то нарочно допустила ошибку, припрятала какую-то деталь. Так появилась у человека короткая жизнь. И за нею - смерть. А мне кажется, я нашел подсказ, как вернуть человеку это утерянное тысячелетие.
Ги де Лорен внимательно меня слушал. Альбом играл "Марсельезу".
- Жить тысячи и тысячи лет. Быть бессмертным… Но бессмертие существует. Разве не бессмертны Гомер, Гете, Рафаэль? А ваш Пушкин? Для всего человечества они, конечно, бессмертны. "А для себя?" - спросите вы. По насыщенности своей творческой души, своей фантазии, по напряженности мысли - каждый из них еще при своей жизни, как бы она ни была коротка, прожил в десять, двадцать… сто раз больше, чем простой смертный, дотянувший даже до ста лет. Вот вам другое умножение. Другая арифметика. - Выражение лица тюремного врача стало напряженным. Он в упор глядел на какую-то точку. - Я живу один в этом доме, но на крыльях воображения я облетаю все моря и континенты. За один час я испытываю столько радостей… страданий, сколько Гарпагон, владелец одной страсти - скупости, пережил за семьдесят лет. Вот вам, мосье Веригин, моя арифметика бессмертия.
- Довольно! - вскричал я. - Вы врач, натуралист, а рассуждаете, как метафизик. Ведь я совсем не о том, Я мыслю конкретно. Речь идет о реальных годах. Календарных. Рафаэль… Моцарт!.. Да они и до пятидесяти лет по дожили! А им да и каждому человеку надо бы жить действительные, календарные тысячелетия. Понимаете? Тысячелетия…
Доктор Лорен постучал согнутым пальцем с большим перстнем по альбому: