Скальпель, оставшись наедине с 19-ю дикарями, не сидел праздно. Не теряя драгоценного времени и не упуская момента (Николки нет, значит, действуй!), он прежде всего ловким профессиональным приемом открыл рот у ближайшего дикаря ("Минуточку, спокойно!") и пытливым оком заглянул внутрь. Обезьяньих зубов там не было и следа. Это открытие успокоило его в одном направлении, в другом - взволновало. Он довольно рассмеялся, потирая руки, рассмеялись вслед за ним и дикари. Они сдвинулись плотней вокруг забавного человечка, а тот, ободренный вниманием, приступил немедленно к дальнейшим научным изысканиям. Взял у обследованного дикаря его вооружение - громадную челюсть пещерного медведя и безмолвно приставил к ней палец: как это, мол, называется?
- Асть рркша, - был немедленный ответ.
- Асть! Асть! - подтвердили все дикари, а один, имевший в руке кремневый нож, поспешил назвать и его:
- Азз…
- Подождите, вас не спрашивают, - осадил его медик, любивший во всем порядок. Он вынул из своего передничка записную книжку и внес туда первые два слова человека времен плиоцена (лексикон Эрти медик не принимал во внимание, находя его ребяческим).
- Асть рркша, - соображал Скальпель. - Асть - это, несомненно, кость: похоже и на русское соответствующее слово, и на латинское "ос". Рркша, конечно, - медведь. По всей вероятности, звукоподражательное… Ах, как жаль, что я не знаю санскритского… Ну, теперь говорите, как ваш нож называется?
- Азз… - с готовностью повторил второй дикарь.
- Очень приятно. Он у вас каменный?
- Азз. Къма…
Дикари бесцеремонно облокотились на плечи Скальпеля, смотрели ему через голову, на странную тонкую палочку, из-под которой на белом листике рождались черные неподвижные букашки; нюхали записную книжку и даже пробовали ее на вкус. Медик не смущался обстановкой.
- Азз - звукоподражательное, - рассуждал он и записывал, - воспроизводит звук резки, отсюда и наш "нож" и латинское "энзис". Къма - это уже более старое слово: с камнем, как оружием, человек давно знаком. Возможно, что и оно некогда воспроизводило какой-нибудь звук, теперь, под наслоением времен, его, конечно, не узнать. Но приятно то, что это "кьма" походит на наш "камень" и еще на церковнославянское "каму", на литовское "акму", на греческое "акмон". Интересно, как оно звучит по-санскритски? . И еще интересней, кого это я перед собой вижу. Неужели старинных предков индоевропейской расы?! Ну-с, а это что такое, друг мой?
Дикарь, имевший в качестве оружия рог быка, надетый на палку, с удовольствием ответил:
- Кърн…
- Понятно, - сказал Скальпель, записывая, - неблагозвучно и неизвестно, почему так названо, но во всяком случае походит на латинское "корну", что значит "рог", и на русское "корень". Между рогом и корнем, без сомнения, некоторое внешнее сходство есть… Учили меня, дурака, 15 лет, а санскритскому не выучили. Ну, да ладно… Что у вас еще, молодой человек?
Спрошенный нетерпеливо вертел над головой самой обыкновенной дубинкой, к которой для красоты или еще для чего был приделан длинный клык махайродуса. Дубинка гудела, и дикарь гудел:
- Крррът…
- Так и называется?! - усомнился Скальпель.
- Крррът, - серьезно повторил дикарь и мигом сунул нос в записную книжку, по которой забегал проворный карандаш.
- Крррът, - записывал медик и размышлял. - Похоже на русское "кортик" и на славянское "корд"; вообще, видимо, метательное оружие… Странно. Они говорят какими-то корнями слов и, преимущественно, звукоподражательно: крр… летит палица и рвет воздух, т… ударяется в живое тело… Надо узнать, как они себя называют, - подумал медик, и у него блеснула мысль, от которой захватило дыхание. Он остановил свои производственные расспросы и перешел на другое. Указал на мастодонта.
- Ду-ду… - согласно ответила орда.
- Ладно, пускай так, - сказал медик. - Признаться, я думал, что это ребяческое название … Ну, а Керзона как вы назовете? - Он указал на собаку.
- Кьъан… - ответила орда.
- Отлично, - воскликнул медик и про себя отметил: по латыни "канис", по-немецки "хунд", по-санскритски, - черт его знает… - А Живчика?
- Акьву…
- Здорово, - подумал вслух медик, - по-латыни "эквус", по-гречески "гиппос", по-славянски "кънь" . - И он перешел на главное, что у него крепко засело в мозгу:
- Ну, а вот вы все: ты, ты, ты, ты, ты… вообще все, как вы все называетесь?
Сначала ему в ответ посыпались разные названия: орда не поняла вопроса, а яснее он никак не мог сказать.
Один назвал себя - Гух, другой - Вырк, третий - Ург, четвертый - Оджя… Все 19 человек спешили назвать себя.
- Нет! Нет! Нет! - перекричал всех Скальпель. - Нация-то ваша какая? Раса? Племя? Или как это по-вашему, черт побери!.. Ну, вообще все?!..
Он отчаянно и выразительно жестикулировал, будто собирал всех дикарей воедино и бросал их в сторону от животных и от себя.
Дикари вдруг замолчали, а потом один произнес неуверенно:
- Арийя!..
Скальпель вздрогнул и побледнел. Тогда закричали все, поднимаясь почему-то с песка и напыживая грудь:
- Арийя! Арийя! Арийя!..
- Черт вас подери!.. - прошептал медик, взволнованно сопя носом. - Ведь я тоже ариец! Вся великая семья индоевропейских народов: и немцы, и русские, и поляки, и греки, и литовцы, и итальянцы, и французы, и армяне… все, все, все происходят от арийского корня… Значит, во мне струится ваша богатырская кровь, а в вас мирно живут друг с другом и немцы, и французы, и русские, и многие другие… все те, которые так ожесточенно грызутся теперь между собой… Николка! Николка! Коля! Идите-ка скорей сюда!.. Ну - открытие! Бот это открытие! Серьезнейший момент в моей жизни!..
Покрытый испариной, красный и взъерошенный - Скальпель отдувался, подавленный открытием, отдувался на потеху первобытникам, не учитывавшим "всей серьезности" момента, когда Николка с Эрти на плечах и в сопровождении великана Мъмэма, навьюченного тушей, подходили к нему.
- Слушайте! - крикнул Скальпель и поднял палец к небу. - Мы с вами…
Взревел Керзон, безумствуя… Грохнулось тяжелое тело во двор, за ним второе. С обрыва посыпались камни, песок, глина… Пещерный лев, в сопровождении юной подруги, вернулся отомстить за свое выселение и отобрать логово для любви. Он выбрал удачный момент: гигант Ду-ду ушел на прогулку и вслед за ним исчезли куда-то собаки, кроме Керзона.
8
Бой арийцев с пещерными хищниками. - Медик заслуживает овации. - Николка знакомит плиоценщиков с новой техникой. - Неожиданная находка
Мгновенный снимок: два хищника, оглушенные падением, стальными пружинами, готовыми развернуться, лежат на песке. Косматая голова самца направлена к ученому медику. Медик, с вытянутой рукой и перстом указующим - в пяти шагах - носом вниз, ужасом повергнут наземь. Прищурясь и уши заложив игриво, гибкая львица собирается прыгнуть на Мъмэма. Покрытый кровавым мясом, Мъмэм свиреп, - страшнее львицы выглядит… Рядом с ним Николка спускает с плеч Эрти и говорит: "Беги". Дикари в разных позах около каменной ограды; один уже наверху держит наотмашь руку с острым камнем - хочет метнуть. Верная собака - туловище в ограде, морда через Скальпеля на страшного льва - застыла в мучительной нерешительности. В углу двора - головой к стене, ногами к неприятелю - Живчик; рядом олень - в обратной позе… Сверху холодным блеском сияет солнце - чистенькое и безразличное: видало виды, не один миллион лет поглядывает на буйную Землю… Влажный ветерок гонит с реки туманы. Туманы клубятся, сопротивляясь, но тают…
Движение.
Бросив презрительный взгляд на тело распростертого медика, лев гордо тряхнул космами гривы. Кто бы мог сказать о его намерениях в эту секунду? Можно было подумать, что он собирается напасть на двуногих у ограды или на Керзона, боязливо прижавшегося к земле… Не меняя гордой, непринужденной позы, резким, могучим рывком лев вдруг взбросил тяжелое тело в воздух и в воздухе перевернулся, дрыгнув грудою мышц. Первою жертвою должен был пасть человек с длинным блестящим предметом в руках. Предмет - кинжал, человек - Николка… У Николки в глазах заползал жуткий туман, - смерть… Он никак не ждал такого искусного маневра от гигантского зверя. Но ожидал его в полной мере выросший среди лесных уверток Керзон. Наперерез распластавшемуся в воздухе стрелой вытянулось другое тело. Лев был сбит с направления, он лишь сумел повалить человека, царапнув его мимолетно пятью загнутыми книзу железными когтями. От верного Керзона во все стороны полетели кровавые клочья шерсти и шкуры; тем не менее мертвая хватка его у горла косматого хищника не ослабевала. Стараясь стряхнуть с себя громадную собаку, заметался лев бестолково…
Одновременно с самцом прыгнула львица, безошибочно взяв расстояние. Покрылась буграми мышц спина Мъмэма, поперек лба вздулась синяя вена, ноги по щиколотку увязли в песок: дикарь, ухнув с натуги, навстречу ужасному зверю двадцатипудовую тушу толкнул. Сшиблись туша и львица в воздухе. Мъмэм саженным прыжком уклонился в сторону, мимоходом всадил железный топор в круп льва, снова отскочил и странный приказ издал на своем языке:
- Пршьнар, кртнар - перва! Азнар, крнънар - двайт!..
Во мгновение ока, повинуясь приказу, со стены посыпались краснокожие дикари. Четыре человека с кремневыми топорами, пятый Мъмэм и пять с дубинками образовали первый ряд вокруг хищников; остальные десять, с рогатыми палками и ножами из кремней, стали вторым рядом.
- Гаммо!!! - гаркнул Мъмэм и во главе первого ряда опрокинулся на растерявшегося врага.
Николка грубым толчком был выброшен вне круга. То же самое проделали со Скальпелем, на бегу подняв его с земли. Заработали топоры и дубинки, дружно, как на сцене; замотались, как в заколдованном кругу, буйногривый самец и гладкая самка. Впереди всех упоенно крушил железным топором великан Мъмэм, от одних его ударов львы в две минуты из желтых стали красными. Ревели в бессильной ярости обезумевшие звери, но их рев тонул в боевом кличе краснокожих, познавших свою мощь в коллективе… Если боец первого ряда падал под насевшим на него зверем, на место упавшего выступал боец из второго ряда, круг смыкался, и топоры до тех дубасили клыкастую морду, пока она прядала в сторону. Если упавший вставал, сохранив свою боеспособность, заместитель его безмолвно отступал на старое место. Таков был порядок в первобытном охотничьем коллективе, порядок, сложившийся в течение тысячелетий… С врагами покончили в несколько минут; их внезапная попытка к бегству бесславно была оборвана в самом начале. Песок на протяжении 50–60 кв. метров пропитался кровью. Окровавленные великаны стояли вокруг двух искромсанных трупов, потрясая оружием в жажде новых боев. Их энергия не была исчерпана, их груди вздымались бурно, глаза горели огнем… К ним боязно было приблизиться.
- Вот черт!.. - первым опомнился Николка. - Ай да плиоценщики! Признаться - не ожидал…
- Да, друг, - молвил грустно Скальпель, - они молодцы… Но смотрите, как дико поглядывают они на нас…
- Ерунда! - возразил Николка и храбро приблизился к группе, издававшей боевые крики.
На него глянули сначала враждебно, затем с любопытством. Причиной к последнему послужила его забинтованная грудь. В перевязке нуждалось большинство дикарей: у всех были глубокие царапины, у пяти-шести человек серьезные ранения, а у двух даже переломы костей. Из группы выделился Мъмэм.
- Мейд? - с некоторым страхом спросил он, подходя к Николке и осторожно дотрагиваясь до забинтованной груди.
- Я не медик, - просто отвечал Николка, - а вон медик… Видишь, над собакой старается!..
Скальпель в это время действительно оперировал собаку, у которой было распорото брюхо, переломлены задние лапы и вся она выглядела громадным кровавым куском. Медик сшивал кожу, вправлял кости и забинтовывал переломленные конечности лубом и мочалой за неимением лучшего перевязочного материала.
Дикари, отбросив всякую враждебность, тесно обступили медика. Их взоры теперь выражали большое любопытство и большое изумление. Мъмэм, как предводитель, предложил неуверенно:
- Кьъан - чам-чам… Мейдит - наръи…
Без всякого перевода его можно было понять. Он предлагал собаку съесть, а лечить людей.
- Я те дам "чам-чам"!.. - вскипел вдруг медик, когда до его сознания дошло предложение главаря. - Ишь ты - чам-чам! Мало тебе вон тех?! Больно жирно!.. Кьъан за Николку ногами и брюхом поплатился, а он "чам-чам"… Отойдите-ка лучше! Чего загородили воздух и свет?!..
Он сделал вокруг себя энергичный размах руками, и дикари покорно, и, пожалуй, с некоторым страхом, расступились. До самого конца перевязки они уже молчали, будто набрали воды в рот.
Покончив с собакой, медик строго и внимательно оглядел ряды краснокожих. У одного из них болталась бессильно правая рука, перешибленная в плече; другой прыгал на левой ноге, волоча за собой правую. Этим он, не спрашивая их согласия, в первую голову сделал перевязку. Дикари изумленно следили за ловкими манипуляциями врача. Когда же он прижатием артерии быстро унял кровотечение у раненого в бедро бойца, их молчаливое изумление перешло в бурные овации. Медик лукаво-самодовольно взглянул на фабзавука и, желая казаться далеким от честолюбия, проговорил:
- Вот где жизнь нашему брату! И тебе почет, и тебе уважение… Это не то, что среди оголтелых фабзайчат, которых ничем не удивишь…
После кровопролитного боя, осложненного к тому же перевязкой, естественно было желание подкрепиться, тем более, что первобытные воины сражались на голодный желудок. Скальпель, окончив медицинские упражнения, встал и, справедливо считая себя в центре внимания, сделал радушный жест, разрешающий всем поместиться вокруг туш быка и львов. Но дикари поняли это по-своему. С воинственными криками они устремились на бездыханных хищников, пропустив вперед азнаръов - людей с ножами. Мясо быка, уже лежалое, отошло на задний план, тонкое чутье первобытников предпочло ему свежие туши пещерных львов. Азнаръы живо и ловко содрали с них шкуры, мясо раскромсали на длинные ломти, и, прежде чем Скальпель успел запротестовать, дикари жадно и вкусно закусывали, уснащая лицо, грудь и руки кровью. Впрочем, и друзьям были преподнесены два солидных ломтя, но они передали их Эрти, вылезшему из-под камня, где он благоразумно укрывался во все время боя и перевязки. Эрти отнес мясо очнувшейся собаке.
- Они, очевидно, еще не знакомы с огнем, - сделал вывод ученый медик, с грустью поглядывая на чавкавшие шумно рты. - Смотрите, как рвут и уплетают… словно пирожное от бывшего Филиппова…
- Мы им сейчас продемонстрируем, как едят культурные люди, - успокоил его Николка.
При помощи кремня и железного колчедана он на глазах остолбеневших и поэтому переставших чавкать дикарей высек огонь. В качестве трута ему служили высушенные и слегка обугленные древесные опилки. Эрти, отвыкший, за время своего пребывания с друзьями, есть сырое мясо, принес хворосту и дров, приготовленных Николкой загодя. Веселый огонек вспыхнул и пошел плясать с сучка на сучок… Дикари опустили державшие мясо руки…
Огонь, как стихийное явление, падающий с неба, уничтожающий степи и леса и делающий мясо погибших в нем животных особенно мягким и вкусным; мерцающие угольки, в которых прячется заснувший огонь, и призрачные искорки, рождающиеся от удара кремня о кремень, конечно, были им знакомы. Но чтобы эти искорки ловить сухими опилками и претворять их в веселое пламя, растущее по воле людей, до этого мозг первобытников еще не дошел, это было невиданно и поразительно. Дикари вскочили на ноги, забыв о завтраке. Они хотели бежать: внутреннему зрению их уже представилось, как из невинно-веселого пламени выросло бушующее море всепожирающего огня, как валятся с грохотом стосаженные деревья, огненными брызгами раздирая черные завесы дыма; как ошалевшее зверье - большое и малое, кроткое и хищное - с воплями предсмертной тоски мечется агонически и в слепом ужасе кидается в самую гущу пекла… Они хотели бежать к спасительной линии воды, к "ръкхе", из опыта тысячелетия зная, что ръкха это тот единственный предел, через который страшному огню запрещено переходить. Бежать!. Бежать!..
Но - огонь остановился в росте. И коричневокожие человечки около него не обнаруживают ни малейшего страха - они обыденно спокойны и… усмехаются; они заняты каким-то чудодейством. На две тонкие и длинные палочки, по цвету своему похожие на железный топор, были нанизаны один за другим ломтики мяса, и палочки, укрепленные на рогульках, помещены над огнем… В воздухе запахло погибшим во время лесного пожара животным… Дикари испуганно застреляли глазами вокруг не подкрадывается ли к ним коварный огонь? Никто не подкрадывался, лишь нагулявшийся мастодонт вернулся домой в сопровождении собачьей стаи, да в углу двора мирно пожевывали сено подружившиеся конь и олень.
Тревожное молчание нарушил Мъмэм - предводитель. Он не обратился к своим воинам и не обратился к человечкам, он спросил мастодонта на языке животных:
- Огонь - страшно?
- Пустяки, - флегматично отвечал серый гигант, - огонь - ручной…