Закат в пустыне возбуждает аппетит не хуже, чем варьете в ресторане. Чарли убедительно доказал это, старательно подобрав куском хлеба последние остатки мясной подливы в тарелке, после чего Харриман протянул молодым людям по сигаре и взял одну сам.
- Мой врач утверждает, что это вредно для сердца, - заметил он, раскуривая сигару, - но с тех пор, как я прибыл к вам сюда на ранчо, его рекомендации вызывают у меня серьезные сомнения. - Харриман выпустил облако серо-голубого дыма и продолжил: - Похоже, здоровье человека больше зависит не от того, что он делает, а от того, хочется ли ему это делать. Я вот сейчас делаю как раз то, что мне хочется.
- Чего же еще желать от жизни? - согласился Макинтайр.
- Как, ребятки, продвигается наша работа?
- У меня почти полный порядок, - ответил Чарли, - сегодня мы закончили повторные испытания новых баков и топливопровода. Все наземные проверки проведены, осталось только откалибровать датчики. Это быстро - всего часа на четыре, если ничего не случится. А как ты, Мак?
Макинтайр принялся загибать пальцы:
- Продукты и вода уже на борту. Три скафандра плюс один запасной и аварийные наборы. Медицинские припасы. Все, что необходимо для стратосферного полета, входило в комплектацию с самого начала. Пока не прибыло только навигационное оборудование для сближения с Луной.
- Будет тебе хвастаться, Колумб! - сказал Чарли. - Мы и так верим, что шляпой в стену ты не промахнешься. Надо понимать, ты готов отправиться прямо сейчас, а?
- Точно.
- Ну раз так, то я вполне могу провести калибровку и сегодня. Что-то я немного нервничаю - уж слишком гладко все шло до сих пор. Если ты мне поможешь, мы управимся еще до полуночи.
- Ладно, только сигару докурю.
Некоторое время они курили в молчании. Каждый думал о приближающемся полете и о том, что с ним связано. Харриман старался унять возбуждение, охватившее его при мысли о том, что мечта всей его жизни вот-вот осуществится.
- Мистер Харриман?
- А? Что, Чарли?
- Как люди становятся богатыми - вот, как вы, хотя бы?
- Богатыми? Трудно сказать. Я никогда не старался разбогатеть. Никогда не хотел ни богатства, ни известности, ни чего-либо еще в таком духе.
- Как это?
- Просто я хотел жить долго и все увидеть своими глазами. Впрочем, парней вроде меня было тогда много: мы сами мастерили радиоприемники, делали телескопы и строили аэропланы. У нас были научные клубы, подвальные лаборатории, научно-фантастические лиги - для таких, как мы, в одном номере "Электрического экспериментатора" больше романтики, чем во всех книгах Дюма. Нам не хотелось разбогатеть, нет - мы просто мечтали строить космические корабли. И некоторым из нас мечта покорилась.
- Да, папаша, судя по твоим словам, вы нескучно жили.
- Так оно и было, Чарли. Двадцатый век - век романтики и надежд, несмотря на все его трагедии. И с каждым годом жить становилось интереснее. Нет, я не хотел быть богатым, мне просто хотелось прожить до тех пор, когда человек отправится к звездам, и, бог даст, полететь на Луну самому. - Харриман осторожно стряхнул пепел в блюдце, - Я прожил хорошую жизнь. Мне не на что жаловаться.
Макинтайр оттолкнул кресло назад.
- Ладно, Чарли, если ты готов, то пошли займемся делом.
- О’кей.
Харриман тоже поднялся. Он хотел что-то сказать, но вдруг схватился за грудь, и лицо его стало смертельно бледным.
- Держи его, Мак!
- Где у него лекарство?
- В нагрудном кармане.
Они уложили его на диван. Макинтайр отломил головку ампулы, обмотав ее платком, и сунул ампулу под нос Харриману. Аэрозольное лекарство, похоже, помогло, и щеки старика немного порозовели. Они сделали, что было в их силах, и теперь просто ждали, когда Харриман придет в себя.
Первым нарушил молчание Чарли.
- Мак, а может, бросить нам все это дело, а?
- Почему?
- Это же чистое убийство. Старик не выдержит стартовой перегрузки.
- Может, и не выдержит, но он сам этого хочет. Ты же его слышал.
- Но мы обязаны помешать ему.
- С какой стати? Это его жизнь, и ни ты, ни это вонючее правительство, которое всюду сует свой нос, не в праве запрещать человеку рисковать своей жизнью, если он действительно этого хочет.
- Все равно, мне как-то не по себе. Такой отличный старикан.
- Так чего ж ты хочешь? Отправить его обратно в Канзас-Сити, к этим старым гарпиям, которые засунут его в дурдом? Чтобы он умер там от тоски по своей мечте?
- Боже, нет!
- Ну тогда, давай, дуй к ракете и готовь приборы к испытаниям. Я сейчас подойду.
На следующее утро в ворота ранчо проехал джип с широкими колесами и остановился перед домом. Из машины выбрался плечистый, крепкий мужчина с твердым, но добродушным лицом и обратился к Макинтайру, который вышел из дома навстречу.
- Джеймс Макинтайр?
- А в чем дело?
- Я - заместитель начальника полиции в здешних местах. У меня ордер на ваш арест.
- По какому обвинению?
- Действия, имеющие целью нарушить "Акт о безопасности космических полетов".
Тут из дома появился Чарли.
- Что за шум, Мак?
- А вы, надо полагать, Чарлз Каммингс? На вас тоже есть ордер. Плюс на человека по фамилии Харриман и судебное постановление опечатать ваш космический корабль.
- У нас нет никакого космического корабля.
- А вон в том ангаре что?
- Стратосферная яхта.
- Да? Ну тогда за неимением корабля я опечатаю яхту. Где Харриман?
- А вон он, - Чарли указал, не обращая внимания на мрачную гримасу Макинтайра.
Полисмен повернул голову. Чарли врезал ему, должно быть, точно в солнечное сплетение, потому что тот свалился как подкошенный.
- Черт бы его побрал, - обиженно пробормотал Чарли, потирая руку. Тот же самый палец, что я уже сломал один раз, когда играл в баскетбол. Вечно ему достается…
- Быстро давай старика в кабину, - перебил его Макинтайр, - и пристегни его к противоперегрузочному гамаку.
- Слушаюсь, капитан.
Они прицепили ракету к тягачу, вывезли ее из ангара, развернули и двинулись подальше от дома. Затем забрались в кабину. В правый иллюминатор Макинтайр заметил очухавшегося полицейского - тот беспомощно смотрел им вслед.
- Все в порядке, Чарли?
- Да, капитан. Но мы не можем взлететь, Мак. У корабля нет названия!
- У нас нет времени на твои суеверия!
Тут раздался слабый голос Харримана:
- Назовите его "Лунатик". Лучше и не придумаешь.
Макинтайр откинул голову и противоперегрузочную подушку, нажал две клавиши, затем сразу же еще три, и "Лунатик" взлетел.
- Ну как ты тут, папаша?
Чарли встревоженно глядел в лицо Харримана. Тот облизал губы и с трудом произнес:
- Все в порядке, сынок. В лучшем виде.
- Ускорение закончено. Теперь будет полегче. Я тебя развяжу, чтобы ты мог шевелиться, но пока тебе лучше оставаться в гамаке.
Он потянул за пряжку ремня, и Харриман коротко простонал.
- Что такое, папаша?
- Ничего. Все нормально. Но полегче с этим боком.
Чарли пробежался по его боку пальцами, легкими, уверенными прикосновениями опытного механика, отыскивая повреждения.
- Тебе меня не перехитрить, папаша. Но тут уж до самой посадки я ничем не смогу помочь.
- Чарли…
- Да?
- Ты можешь передвинуть меня к иллюминатору? Я хочу увидеть Землю.
- Пока еще смотреть не на что. Она под кораблем. Но как только мы развернемся, я тебя передвину. А сейчас, пожалуй, дам тебе снотворного и разбужу, когда мы развернемся.
- Я не буду спать!
- Как скажешь, папаша.
Чарли, словно обезьяна, пробрался в нос корабля и ухватился за крепление пилотского кресла. Макинтайр посмотрел на него вопросительным взглядом.
- Жив, - ответил Чарли, - но не в лучшей форме.
- Что с ним?
- Два ребра сломаны точно, а уж что там еще, я не знаю. И не известно, протянет ли он до конца полета, Мак. Сердце у него совсем ни к черту.
- Он выдержит, Чарли, не беспокойся. Крепкий старикан.
- Крепкий? Да он как канарейка - еле-еле душа в теле.
- Я о другом. Он в душе крепкий, а это важнее.
- Ладно. Но если ты хочешь, чтобы после посадки команда была в полном составе, тебе нужно будет садиться о-о-очень мягко.
- Сяду. Я сделаю полный оборот вокруг Луны и пойду по сужающейся спирали. Горючего у нас, думаю, хватит.
Теперь они двигались без ускорения. Когда Макинтайр развернул корабль, Чарли вернулся к Харриману, отцепил гамак и перенес его к боковому иллюминатору. Макинтайр зафиксировал "Лунатика" в положении дюзами к Солнцу, затем дал короткий тангенционный импульс двумя расположенными в середине корабля маневровыми двигателями - корабль начал вращаться вокруг своей оси, создавая слабое подобие гравитации. Период невесомости, наступивший по окончании первого этапа полета, вызвал у старика, как это обычно бывает, тошноту и головокружение, и Макинтайру хотелось избавить своего пассажира по крайней мере от этих неудобств.
Но сам Харриман почти не замечал собственного состояния.
Ведь вот он, космос, - все, как ему представлялось раньше. Луна, величественно проплывающая в иллюминаторе, только гораздо больше, чем он когда-либо видел с Земли, и все ее знакомые черты различимы теперь так ясно, словно они вырезаны на камее. Затем корабль поворачивался, и в поле зрения появлялась сама Земля - да, именно так он видел ее в своих мечтах: огромный диск благородного небесного тела, будто спутник неведомой планеты; во много раз больше Луны, видимой землянам, во много раз ярче, и несравненно красивее. Чарующая, манящая красота… К Атлантическому побережью Америки приближался закат, граница тени прорезала северную часть континента, пересекала Кубу и почти целиком, кроме западного побережья, скрывала Южную Америку. Харриман наслаждался ясной голубизной Тихого океана, ощупывал размытую зелень и мягкие коричневые тона материков, восторженно взирал на холодные бело-голубые полярные шапки. Канаду и северные штаты закрывали облака, зона низкого давления расползлась почти на весь континент, но чистая белизна отраженного от облаков света радовала глаз даже больше, чем полярные снега.
Корабль продолжал вращаться, Земля уплывала из поля зрения, и в иллюминаторе появились звезды - те же, знакомые с Земли звезды, только яркие, немигающие, на фоне абсолютной, почти живой черноты. Затем снова появилась Луна и вновь овладела мыслями… Харриман был безмятежно счастлив; такое счастье редко дается даже людям, прожившим долгую жизнь. Он чувствовал себя так, словно в нем соединились сразу все люди, жившие когда-то на Земле, заглядывавшиеся на звезды и мечтавшие.
Тянулись долгие часы полета, а он все смотрел и смотрел, иногда впадая в полудрему и видя сны. Один раз он, должно быть, и в самом деле уснул либо провалился в болезненное забытье, потому что проснулся, услышав голос Шарлотты, своей жены: "Делос! Ну-ка немедленно иди домой! Ты что, хочешь простудиться и умереть?!".
Бедная Шарлотта! Она была ему хорошей женой, действительно хорошей. Харриман не сомневался, что, умирая, она жалела только об одном - о том, что некому будет о нем позаботиться. И не ее вина, что ей не дано было разделить его мечту, его тягу к звездам.
Когда они зашли над обратной стороной Луны, Чарли приладил гамак к правому иллюминатору. Харриман разглядывал знакомые по тысячам фотоснимков черты лунной поверхности с каким-то ностальгическим восторгом, как будто его ждало возвращение на родину. Вскоре они вновь очутились над обращенной к Земле стороной, и Макинтайр медленно снизился, готовясь к посадке на востоке от моря Плодородия, в десяти милях от Луна-Сити.
Учитывая обстоятельства, посадка прошла не так уж плохо. Макинтайр садился без наводок с поверхности и без второго пилота, который следил бы за радаром. Стараясь опустить корабль помягче, он увлекся маневром и промахнулся миль на тридцать в сторону от намеченной точки, но тем не менее сделал все, что было в его силах. Их все-таки тряхнуло, хотя и несильно.
Когда осела взметенная дюзами пыль, в рубке появился Чарли.
- Как там наш пассажир? - встревоженно спросил Макинтайр.
- Сейчас погляжу, но ручаться ни за что не стану: это не самая лучшая твоя посадка, Мак.
- Черт побери, я и так сделал все, что мог!
- Я знаю, капитан. Не обращай на меня внимания.
Пассажир был жив и в сознании, хотя из носа у него текла кровь, а на губах пузырилась розовая пена. Он безуспешно пытался выбраться из гамака, и Чарли с Макинтайром вдвоем освободили его наконец от ремней безопасности.
- Где скафандры? - спросил Харриман первым делом.
- Спокойно, мистер Харриман. Вам нельзя выходить в таком состоянии. Сначала мы должны оказать вам первую помощь.
- К черту первую помощь! Скафандры!
Они молча подчинились. Левая нога у Харримана почти не двигалась, и им пришлось сопровождать его через шлюз и по трапу. Но на Луне он весил всего фунтов двадцать, так что это было нетрудно. Они отыскали место в пятидесяти ярдах от корабля и усадили Харримана спиной к камню, чтобы он видел окрестности.
Макинтайр прислонил свой шлем к шлему старика и сказал:
- Мы оставим вас пока здесь наслаждаться пейзажем, а сами подготовимся к переходу до города. Это не так далеко, миль сорок, но надо взять запасные баллоны с воздухом, питание и все такое. Мы скоро вернемся.
Харриман молча кивнул.
Он сидел, почти не шевелясь, и только гладил руками лунный грунт рядом с собой, с удивлением ощущая, как слабо его тело давит на поверхность. В сердце его наконец-то воцарился покой. Боль куда-то ушла. Он исполнил свою мечту и попал туда, куда стремился всю жизнь. Над горизонтом, словно гигантский зелено-голубой спутник, висела Земля в последней четверти. Еще выше с черного, усыпанного звездами неба сияло Солнце. А под ним была Луна, сама Луна. Он на Луне, черт побери!
Харриман откинулся назад, каждой своей клеточкой ощущая накативший, словно прилив, покой.
На мгновение он задумался, и ему снова показалось, что кто-то зовет его по имени. Глупо, подумал Харриман, я стар, и мне мерещится всякая всячина…
В кабине корабля Чарли и Мак прилаживали к носилкам заплечные ремни.
- Отлично, - сказал Макинтайр, - Сойдет. Надо привести старика. Пора двигаться.
- Я его принесу, - ответил Чарли. - Он почти ничего не весит.
Чарли отсутствовал дольше, чем ожидал Макинтайр, и вернулся один. Макинтайр подождал, пока он закроет шлюзовую камеру и снимет шлем.
- Что случилось?
- Носилки можно оставить, капитан. Они нам уже не понадобятся, - он помолчал, потом добавил: - Старик умер. Я сделал все, что нужно.
Макинтайр молча наклонился и поднял с пола широкие лыжи для передвижения по лунной пыли. Чарли сделал то же самое. Затем они закинули на плечи запасные баллоны с воздухом и вышли из корабля.
Наружный люк шлюзовой камеры так и остался открытым.
ДОЛГАЯ ВАХТА
© М. Ермашова, перевод
"Девять кораблей взметнулись с Лунной Базы. Вскоре восемь из них образовали сферу, в центре которой был девятый - самый маленький. Этот строй они сохраняли на всем пути до Земли. На маленьком корабле виднелась эмблема адмирала, однако на нем не было ни одного живого существа. Это был даже не пассажирский корабль, а радиоуправляемая ракета, предназначенная для радиоактивного груза. В этом рейсе у нее на борту был один лишь свинцовый гроб и гейгеровский счетчик, который ни на минуту не утихал".
(Из передовой статьи "Десять лет спустя", пленка 38.
17 июня 2009 г. Архивы "Нью-Йорк таймс".)
1
Джонни Далквист выпустил на гейгеровский счетчик струю дыма. Горько усмехнулся и снова выпустил дым. Все его тело было теперь радиоактивно. Даже его дыхание, дым его сигареты могут заставить взвыть гейгеровский счетчик.
Как долго он здесь находится? На Луне время течет незаметно. Два дня? Три? Неделю? Он мысленно оглянулся назад: вспомнил момент, когда его вызвал заместитель начальника, сразу же после утреннего завтрака…
- Разрешите доложить. Лейтенант Далквист.
Полковник Тауэрс поднял глаза:
- А, Джон Эзра! Садитесь, Джонни. Сигарету?
Джонни сел, заинтригованный и польщенный. Он восхищался полковником Тауэрсом - его выправкой, умением командовать, боевыми заслугами. Сам Джонни не имел боевых заслуг, он был произведен в офицеры после того, как получил степень доктора ядерной физики. Теперь он состоял младшим бомбардиром Лунной Базы.
Полковник заговорил о политике; Джонни это озадачило. Наконец Тауэрс дошел до существа вопроса: небезопасно, сказал он, оставлять в руках политиков власть над миром. Она должна принадлежать избранной группе. Короче говоря, Лунному Дозору.
Далквиста удивили не столько эти слова, сколько сам факт такого разговора между ним и полковником. Сама по себе мысль Тауэрса казалась разумной. Лига Наций распалась - разве не может случиться то же с Организацией Объединенных Наций? А что тогда? Новая мировая война.
- Но вы ведь знаете, Джонни, как ужасна была бы такая война?
Далквист с этим согласился. Тауэрс был доволен. Он так и сказал, что Джонни понял суть дела. Старший бомбардир и сам мог справиться, но лучше, если в таком деле будут участвовать оба специалиста.
Резким движением Джонни выпрямился.
- Вы действительно собираетесь что-то сделать в этом отношении? - Он полагал, что начальник хотел только побеседовать.
Тауэрс улыбнулся:
- Мы не политики, мы не занимаемся разговорами, мы действуем!
Джонни свистнул.
- Когда это начнется? - спросил он.
Тауэрс щелкнул выключателем. Джонни был ошеломлен, услышав свой собственный голос: это была запись беседы, происходившей в столовой для младших офицеров - тот самый политический спор. Ему пришлось тогда быстро уйти, и слава Богу… Но то, что за ним шпионили, его возмутило.
Тауэрс выключил аппарат.
- Мы уже действуем, - сказал он. - Мы знаем, кто надежен, а кто нет. Возьмите Келли… - Он указал рукой на громкоговоритель. - Келли политически неблагонадежен. Вы заметили, что его не было за завтраком?
- О! Я думал, что он на вахте.
- Для Келли вахты кончились. Успокойтесь, с ним все в порядке.
Джонни немного подумал.