Жизнь за трицератопса (сборник) - Кир Булычёв 25 стр.


Не то чтобы Удалов подчинялся Льву Христофоровичу, но он ценил его ум, талант и бескорыстие, что теперь среди академиков встречается редко.

Через час в кабинете Минца собрались:

пенсионер Корнелий Иванович Удалов, бывший начальник стройконторы и знаменитый человек в масштабах нашей Галактики;

заслуженный пенсионер Ложкин Николай, склочник, профессиональный правдолюб;

провизор Никита Савич;

Александр Грубин, сосед снизу, человек сложной судьбы;

Миша Стендаль, до седин молодой корреспондент газеты "Гуслярское знамя".

Минц уже соорудил чайник и поставил на стол крекеры и македонское печенье. Из-за этого пришлось потеснить на столе научную литературу, сбросить на пол принтер и часть журналов.

Все расселись, разлили по чашкам чай, и тогда Минц произнес речь:

– Я созвал вас, господа, по делу, не терпящему отлагательств.

– Вот именно! – воскликнул Ложкин. – В наше тяжелое время, когда экономика страны лежит в разрухе, а держава в руинах, пора сказать свое решительное "нет" так называемым демократам, без исключения агентам ЦРУ!

– Если кто-то пришел сюда, чтобы меня перебивать, – заметил Лев Христофорович, – он может покинуть наш зал заседаний. Не держим.

При этом Минц посмотрел на Ложкина, а Ложкин смотрел в угол. Ему хотелось участвовать, но быть в оппозиции.

– Я тут собрал в Интернете и по прессе сумму сведений, – сказал Минц, – и пришел к выводу: если мы немедленно не остановим истребление живого мира, то есть фауны на Земле, мы останемся вообще без диких животных.

– Может, и к лучшему, – заметил Ложкин. – А то вот-вот всех перекусают, ротвейлеры вонючие!

– Не о них речь, – сказал Савич, владелец афганской борзой.

– Я не раз поднимал свой голос против истребления флоры и фауны на Земле, – продолжал Минц. – Ведь это ведет к гибели всего живого, в первую очередь человека. Но мой голос вопиющего в пустыне не был услышан. Вас это удивляет?

– Нет, – вразнобой ответили единомышленники.

– Надо защищать, понимаешь, – сказал старик Ложкин. – Детям в школах преподавать. Пускай растут с понятием.

– Когда вырастут, – сказал Грубин, запуская пятерню в поседевшую шевелюру, – нечего будет защищать.

– Средств у нас нет, – сказал Удалов. – Пока бьемся, бьемся, ка кой-нибудь капиталист сунет на лапу в горсовете – и нет заповедной рощи!

Это было горькое воспоминание. Городскую заповедную рощу вырубили в том месяце. Чтобы освободить площадку под казино. А то везде есть казино – и в Вологде, и в Котласе, и в Тотьме, а в Гусляре нет казина!

Вырубили, а чины из гордома объявили, что сделано это не за взятку, а для профилактики, чтобы шелкопряд не заводился.

Ни больше ни меньше.

Тут все и заткнулись. Разве против шелкопряда попрешь?

– Займемся фауной, – сказал Минц. – У меня в этом направлении есть глобальная идея.

– Говори, друг, – сказал Удалов.

– Колитесь, Лев Христофорович, – поддержал его Стендаль.

– Подумайте, – сказал Минц, – из-за чего гибнут в первую очередь животные? Да потому, что людям что-то от них понадобилось. Жил соболь, да шкурку красивую заимел, топал себе носорог, да какому-то похотливому китайскому старцу вздумалось понежиться в постельке с любовницей. Бегал себе страус, летала райская птица – видите ли, их оперение полюбилось дамам света и полусвета. И так далее. Я прав?

– Прав, прав! – прокатилось по комнате.

– Что надо сделать, чтобы спасти животных? Усилить охрану? Да сами охранники их в первую очередь пришлепнут, потому что охотники с ними готовы поделиться, а у работников заповедников никогда не бывает достойной зарплаты.

– Утяжелить, – вмешался Ложкин.

– Что утяжелить?

– Наказание, ясное дело, – уточнил Ложкин. – Как увидел, что шкуру снимает с барана, с самого шкуру снять. Рога срезал, свои отдай!

– А если нет у меня рогов? – спросил Грубин.

– У каждого мужика есть рога, только не у всех видны.

Спорить с Ложкиным не стали. По большому счету, он был прав.

Но к делу это не относилось.

– Ассигнования нужны, – сказал Стендаль. – Об этом многие пишут. Заповедники расширять, машины им давать, компьютеры…

– Разворуют, – не согласился с ним Ложкин.

– Ну ладно, хватит споров, а то мы превратимся в Организацию Объединенных Наций. Ни шагу вперед… – сказал Минц. – Я нашел более простой и эффективный путь.

– Так говори же, друг, говори! – взмолился Удалов.

– Надо отнять у животных то, ради чего их убивают! – воскликнул Лев Христофорович, и никто его не понял.

– Как отнять? – был общий крик.

– Я попрошу конкретнее, – сказал Стендаль. – Мне же отчет в прессе надо выдавать.

– А вот в этом я не уверен, – сказал профессор. – Чёрт его знает, стоит ли начинать нашу деятельность с пропаганды и рекламы.

– А как же? – удивился Стендаль. – Кто же нас тогда финансировать будет? Откуда потечет спонсорский капитал?

– Спонсорский капитал, – сурово произнес Минц, – потечет из наших пенсий и добровольных взносов.

– Так не пойдет, – сказал Ложкин. – У меня пенсия персональная. А у вас простые.

– Многого я не попрошу, – сказал Минц. – Есть одна идея…

Ложкин с шумом отодвинул стул и тяжело пошел к выходу.

– Я думаю, что мы обойдемся малой кровью, – сказал Минц. – А Ложкина мне хотелось испытать. Испытания он не выдержал.

– А ты думал, выдержит? – спросил Удалов, и все засмеялись.

– Позвольте, тогда я изложу вам свою общую идею. Конкретизировать ее мы будем в ходе эксперимента.

2

Странные, загадочные и зловещие события привлекли к себе внимание Интерпола и национальных служб на разных континентах.

Сегодня уже трудно определить их последовательность, но независимо от этого они сначала казались не связанными между собой, а потом некоторые связи все же обнаружились.

Пожалуй, первым по времени из событий можно считать последствия смелого замысла Федора Ассобакина, который сказал своему другу Прохору:

– Есть идея.

– Клади на стол.

– В Ханты-Мансийске газовики живут, им бабки некуда девать.

– Возьмем, – обрадовался Прохор.

– А они не отдадут.

Прохор растерялся. Не привык, чтобы ему противоречили.

– А чего? – спросил он.

– А того, – ответил Ассобакин.

И друзья отправились за Полярный круг, где вошли в преступный сговор с вертолетчиками и полетели на заповедные гнездовья диких гусей. С помощью пулеметов они отстреляли значительную часть популяции этих редеющих птиц, загрузили ими машину и вернулись к газовикам, которым и сбыли товар.

В тот же вечер весь Ханты-Мансийск употреблял гусей под водку.

Мясо оказалось странным на вкус, но это не важно, потому что в качестве закуски и невкусное мясо проходит.

Однако, помимо сомнительного вкуса, это мясо обладало странным свойством, которое проявилось только ночью, ибо от пожравших гусятины пошел такой запах гнилой рыбы, что находиться с человеком в одном помещении было невозможно.

На глазах распались семьи, даже такие, что создавались десятилетиями, возлюбленные бросали друг друга и удалялись в тайгу, погибали под укусами мошки, но не возвращались. Когда утром остатки трудового населения столицы газового края отправились на службу, то до службы никто не добрался. Вонь, вошедшая вместе с ними в автобусы, заставила водителей покинуть рабочие места.

Говорят, что один из крупных деятелей мансийского бизнеса застрелил свою секретаршу, которая принесла ему чай. Или она, или чай пахли не тем.

К девяти утра у всех, кто питался гусями, начали расти перья из ушей.

Месть газовиков и буровиков настигла Ассобакина и его друга Прохора на краю летного поля, где они делили с вертолетчиком прибыль. Мстители, задыхаясь от рвотных приступов, неправедными купюрами заткнули рты авантюристов.

С тех пор в Ханты-Мансийске не едят не только гусей, но и кур.

Большинство же населения газового края подалось в вегетарианцы.

Эта история канула бы в вечность, если бы не сотрудник заповедника Птичьи скалы, на территории которого и резвились покойные авантюристы. Он заявился для дачи показаний в гор отдел милиции и в ответ на обвинения в недостатке бдительности сказал, что за несколько дней до налета грабителей на территории заповедника появился человек с мешком, который рассыпал порошок у гнездовий и на все вопросы отвечал, что работает по международной программе "Избавим Север от насекомых". Сохранилась и фотография пришельца, изображавшая пожилого круглолицего мужчину в кепке. Но ведь таких много!

Следующим тревожным событием стала эпидемия на островах Рюкю в районе Японии. Ее источником был теплоход "Адмирал Колчак" (бывший трофейный лайнер "Матрос Дыбенко"). Этот лайнер вез российских туристов круизом от Мальдивских островов до Гавайских. В пути теплоход проходил сквозь места, где водятся редкие породы китов.

Многие профессиональные туристы-круизеры с интересом и симпатией относились к пожилому туристу из городка Великий Гусляр, оказавшемуся впервые в настоящем океане. Особенно сдружился с Корнелием Иванычем Юрий Митин, который совершал на этом теплоходе уже сорок второй круиз. Юрий Митин был пенсионером-коллекционером, и, ввиду того что его пенсия была невелика, он собирал монеты, глядя под ноги в зарубежных государствах. Наиболее перспективными ему казались города, в которых были спецфонтаны, предназначенные для того, чтобы сентиментальные туристы, не сумевшие ухлопать все свои сбережения в данном городе, кидали в них монеты. Корнелий Иванович из Великого Гусляра, как и Митин, томился безденежьем, когда единственным стоящим развлечением была бесплатная сытная кормежка.

– Слушай, Корнелий, – говаривал Митин во время долгих переходов от Мальдив до Маскарен и от Маскарен до Андаман, – что ты все за борт сыпешь? Не хочешь же ты отравить наш последний океан?

– Подрядился для Института правильного питания планктон подкармливать, – с доброй улыбкой отвечал Корнелий Иванович, сдвигая на затылок панамку и вытирая потный лоб.

Особенно активен становился Корнелий Иванович, когда на горизонте показывались фонтаны китов. Тут его даже Митин не мог оторвать от борта. И Удалов сыпал за борт, сыпал и еще раз сыпал.

Наивный Митин, поверивший сокруизнику, не знал о том, что в районе Гавайских островов проплывающее стадо редчайших полосатиков увидели с китобойного судна "Цусимамару" и в течение двух часов перебили его, хотя в трюмы они могли вместить не больше четырех китов. Но японские китобои опасались, что если кто-то из китов останется в живых, он доведет до сведения китоохраняющих органов сообщение о зверствах японских китобоев.

С грузом китового мяса "Цусима-мару" вошла в порт на острове Рюкю, и вскоре мясо было выгружено в холодильники.

И не успел "Адмирал Колчак" возвратиться домой в Одессу, как китовое мясо поступило на рынок островов.

Стоило человеку или иному животному съесть кусочек китового мяса, как у него начинались судороги и рвота.

Санитарная инспекция Рюкю запретила употребление мяса полосатиков в пищу, а также приказала выбросить весь улов в море.

Владелец "Цусима-мару", разоренный решением медиков, решил прилюдно разоблачить их как орудие в руках конкурентов. Он велел приготовить котлету из китового мяса и прилюдно, при стечении народа, ее сжевал.

– И что вы на это скажете? – спросил он.

Толпа рукоплескала.

А капитан упал на помост и больше никогда не поднялся.

Нет, он не умер, но превратился в некое подобие кита, выброшенного волной на берег. Теперь он обитает в большом бассейне и занимается тем, что украшает его разнообразными камнями, которые приносят ему посетители, привлеченные чудесной и трагической историей этого достойного человека.

Нельзя обойти вниманием и умопомрачительную историю, связанную с коронацией эрцгерцога Мекленбургского, на которой его мантия, подбитая российским горностаем, осыпалась, как лиственница под осенним ветром. Белый мех покрыл снежным слоем весь паркет.

А невероятная история мистера Вана, главы гонконгской триады Белого можжевельника?

Об этом писали за рубежом, потому что жертвой ее стала известнейшая порномодель Запада Хуанита Маркина.

Мистер Ван заплатил ей за визит сорок тысяч долларов аванса.

Двести тысяч она должна была получить по истечении ночи любви.

Для этого был закуплен отель "Метрополитен", и если шестнадцатый этаж занимал лично мистер Ван и его гостья, то на остальных пили, гуляли и любили друг дружку его гости. И были среди них Мадонна, Майкл Джексон, Иосиф Кобзон, и обещал приехать, но не приехал Михаил Жванецкий.

Утром мистер Ван принял первую порцию снадобья из свежего рога недавно убитого суматранского носорога.

Вторую ампулу он раздавил, общаясь с друзьями.

– Сможешь? – спросил его Кеннет Ли.

– Я как зверь! – ответил мистер Ван.

И он так блеснул узкими глазами на свою будущую возлюбленную, что та ощутила желание бежать в постель немедленно, а не ждать приезда бывшего британского губернатора.

В двенадцать ноль-три она поднялась в королевские апартаменты. Музыку убавили, чтобы не беспокоила, трудился лишь большой барабан, задавая по просьбе мистера Вана нужный ему темп.

Через час двадцать минут двери апартаментов отворились и оттуда выскочила растрепанная, в расстегнутом халатике, усталая порномодель.

– Я больше не могу! – закричала она.

– Вот видишь, – сказал мистер Кеннет Ли мистеру Говарду Ли. – Он ее изнурил.

– Он меня изнурил! – кричала девица. – Сколько можно ждать, пока он совершит?

– Прошу немедленно арестовать и кинуть в подвалы китайского ЧК продавцов носорожьей приправы, – заявил Ван. – Они меня обманули, и я буду сурово мстить.

Когда охранники возмущенного мистера Вана добрались до магазина доктора Чжоу Ли, их глазам предстало страшное зрелище: толпа возмущенных мужчин уничтожала содержимое магазина, уже охваченного трепещущим пламенем. Сам доктор, кастрированный и истекающий кровью, был распят над вывеской, гласившей в нескольких каллиграфически исполненных иероглифах: "Сила и молодость настоящего мужчины".

Оказалось, что все без исключения мужчины, которые пользовались настойкой из рога суматранского носорога, полностью лишились потенции.

3

– Каковы наши достижения? – спросил профессор Минц, окидывая своих соратников орлиным взором.

За прошедший год соратники изменились. Помолодели, похудели, поздоровели. Немало стран пришлось им проехать, немало дорог пройти.

Главное – следы их деятельности были очевидны.

– Докладывай ты первый, Корнелий, – попросил Лев Христофорович.

Бронзовый, стройный, забывший о пузе Корнелий Иванович начал так:

– На той неделе чуть не попался. В заповеднике Серенгети и на склонах Килиманджаро у водопоя травил…

– Ой, Корнелий, ну как ты выражаешься! – возмутился провизор Савич. – Можно подумать, что ты и в самом деле чем-то ужасным занимался.

– С точки зрения закона, – заметил Саша Грубин, – Удалов стал международным преступником, и его должен разыскивать Интерпол.

Все засмеялись, пуще всех сам Удалов.

Хотя именно в те минуты в штаб-квартире Интерпола в Брюсселе началось совещание по делу "Зеленый шум", как условно называлась операция против загадочной банды, что орудовала в разных странах, подрывая важные отрасли промышленности и досуга, нанося колоссальный ущерб меховому бизнесу, китобоям, охотникам и рыболовам. На совещании впервые появился седой моложавый полковник из русской ФСБ, подтянутый, строгий, в контактных линзах бирюзового цвета, что придавало его лицу странный ангельский оттенок. А звали его Кимом. Господин Ким. И ни слова больше. А еще лучше – полковник Ким.

Ему и слово.

– Под видом дагестанского браконьера, – сообщил полковник, – я проник в банду Исмаилова, который держит осетровый промысел на Каспии. Именно его банда ответственна за взрыв дома пограничников в поселке Приморский, именно его люди зверски расстреляли в открытом море сотрудников нашего управления, когда мы застали их за перегрузкой черной икры в танкер "Дербент", отправлявшийся в Иран.

– Как же, – заметил вице-маршал Роджерс-Джоунс, представлявший в организации Уэльс. – Нам известен этот негодяй. Именно его икра идет на питание Ирландской освободительной армии.

– Мы вышли в море, – продолжал русский полковник, – в темную августовскую ночь. Осетры послушно шли на приманку. Им тут же вспарывали животы. Если была икра – складывали в бочки, если икры не было – осетры отправлялись за борт.

– И они тонули? – удивился представитель Люксембурга и задумал тут же кампанию по вылову дохлых осетров в Каспийском море.

Но его мечты одним ударом убил полковник Ким.

– Осетров подбирали рыбаки государственного предприятия "Дагрыба", которое контролируется племянником Исмаилова Гамлетом. Тут же их солили и везли в Москву. А в зашитых внутренностях находились автоматы для ваххабитов.

– Ну, уж это слишком! – воскликнул генерал Андан Ашрафи, представляющий в Интерполе Таджикистан, небольшую страну в центре Азии. – Откуда в Москве ваххабиты! Вот у нас ваххабиты…

– Господа, господа! – остановил дискуссию заместитель председателя сессии, скромный французский генерал де Труа Катр. – Мы отвлеклись. Наша задача – восстановить пошатнувшийся экологический баланс. Планета в опасности. Полковник Ким, продолжайте!

Ким продолжил свою речь, а тем временем в Великом Гусляре Корнелий Удалов заканчивал свой отчет.

Эти два события происходили на расстоянии трех тысяч километров одно от другого и на первый взгляд никак не были связаны.

Но с каждой секундой они сближались, ибо посвящены были одной и той же проблеме, только докладчики находились по разные стороны баррикад.

– Конечно, как вы понимаете, – продолжал Удалов, – водопой я травил без ущерба для животного мира. Меня интересовали редкие породы антилоп, которым угрожает исчезновение. Как я это сделал? На остановке автобуса я потерялся. Пошел в кусты как бы по нужде, и тут меня якобы похитил лев.

– Ну, ты, Корнелий, даешь! – воскликнул Грубин. – Ну и шутишь.

– Я не шутил. Все происходило так на самом деле, если не считать льва. В три минуты я достиг водопоя и высыпал туда содержимое пакетов "С-К" и "ПОРСА-4".

– Ясно. – Минц сверился со списком химикалий и пояснил вслух: – "С-К" вызывает неистребимую чесотку рук у каждого, кто попытается снять шкуру с антилопы, а "ПОРСА-4" делает шкуру крокодила такой мягкой, что из нее не только сумки не сделаешь, но даже паутины.

Назад Дальше