Евгений плутал много часов, пока не выбился из сил. Забрёл в какую-то окраинную деревушку, где взрывом смяло большую часть домов. Отыскал на кривой табличке название, вспомнил про указатель, сравнил и нервно рассмеялся. Указатель не то погнулся, не то устарел. А чего еще ждать, если нет ни карты, ни компаса? Евгений заблудился.
Он стал искать приют в полуразрушенном доме. На то, чтобы разгрести снег и отодвинуть в стороны заиндевелые доски, ушли последние силы. Но внутри хотя бы не было бурана.
Евгений сбросил под ноги рюкзак, и сам опустился рядом. Может быть, в тёмных углах притаились мертвецы, но сейчас ему было всё равно. Евгений съежился, подоткнул под голову рюкзак, спрятал пальцы рук под ворот свитера, и натянул на голову часть телогрейки: надо хоть как-то сохранить тепло. От усталости сильно клонило в сон, но он боялся заснуть и замёрзнуть.
Скрипели под ветром мертвые доски, точно стихия хотела растерзать его убежище.
Вот ведь как, подумал Евгений. Правду говорят, говорили то есть, что война отбирает самых лучших. И губит их. Остаются худшие. Такие, у которых ни сил, ни желаний нет. Серые, тупые и бесполезные. Как придурок Стас со своей сучкой сестрой, как задохлик Пётр и шизанутый Гришка. Как он сам.
Да, сказал самому себе человек, пока лежал в холодном, полуразрушенном доме на мёрзлом полу. Вокруг выл буран и Евгений готов был выть вместе с ним.
"Ну ничего, ничего, – шептал он себе под нос, – Пережил, до сих пор жив, значит ничего. А ведь и, правда, ничего не осталось. Сны о прошлом, сказки Веры, видения солнечных дней и чистого синего неба. Все это поблёкло. Самое время взять и сдохнуть в этой снежной бездне".
С этой мыслью он и заснул.
Удивительно – он проснулся от холода. Злорадно подумал, до чего же мерзкая тварь человек, живучая и упорная. Другая тварь давно бы сдохла, а человек нет, одежду выдумал, огонь.
Вокруг как будто посветлело. Не то солнечный день, не то снег поредел. Интересно, сколько сейчас времени? Но циферблат часов запотел. "Чёрт с ним, со временем", – решил Евгений.
В доме осталась полуразрушенная печь. В самой печи и рядом – остатки дров. Даже растопка нашлась.
– Ну ничего, ничего, – хихикал Евгений, – Поживём.
Он кое-как согрелся, вскрыл и растопил на огне тушёнку, съел пол банки. Остаток бережно убрал в рюкзак: на такой стуже не испортится. Сверху он упаковал немного дров и растопки. Если опять угораздит заблудиться, будет из чего развести костёр. Он смутно представлял, как это делается под открытым небом. Тем более, когда кругом валит снег. Но если надо, решил Евгений, можно всему научится.
Главное, не сломалась бы старенькая китайская зажигалка. В данный момент на свете нет предмета ценнее.
И Евгений продолжил свой путь в никуда.
В бесцельных поисках он провёл много дней. Петлял и терялся, накручивал круги и пытался найти ориентиры. В одном из брошенных селений он нашёл старые охотничьи лыжи. Эта находка оказалась очень кстати, ведь ходить по снегу дело нелёгкое. А так он обрёл устойчивый и подходящий вид транспорта. В том же безымянном посёлке он разжился консервами. Но больше всего Евгений мечтал найти хоть какую-нибудь карту. Как-то раз он наткнулся на целый караван автомашин, они словно мёрзлые изваяния торчали из снега, хрустели на ветру изломанным, рваным тряпьём брезента и редко скрипели то ли открытыми нараспашку дверцами, то ли чем-то ещё. На бортах Евгений заметил маркировку красными звёздами. В первой машине за рулём был мертвец, а в кузове какие-то тяжёлые ящики, видимо, с оружием. Во второй кабине трупы пассажира и водителя лежали друг на друге, смёрзлись в последнем объятии. В третьей… Он уже знал, что увидит в третьей. И где-то там, на краю слышимости, за воем ветра был ровный монотонный звук. Скрипучий гудок. Такой бывает, если надавить на клаксон. Давно, наверное, гудит?
А может, нет, на морозе не разобрать, когда люди умерли.
А это значит…
Что это значит, Евгений понял и в ужасе отпрянул. Если это радиация, быть может, они умерли не сразу. Отъехали от очага. А если нет? Если наоборот, ехали по снегопаду, не разбирали пути и приехали.
Евгений со всей возможной прытью бросился прочь. Даже если он прав, или не прав, это может быть болезнь. Эпидемия, или как там это, врачей, зовётся? У него нет ни лекарств, ни счётчика. Евгений в бессмысленном порыве двигался всё дальше и дальше. Пока были силы. Потом в изнеможении рухнул на снег и разгорячённым дыханием заставил его подтаять. Жадно хватил ртом снег, пил его с хрустом на зубах, вдыхал и выдыхал хриплые стоны, полные безумного страха. Вздрогнул, когда почувствовал на языке тёплый привкус. Из носа текла кровь и попадала в рот вместе со снегом.
Тогда он немного опомнился.
Зашелся в истошном крике, перевернуться на спину и долго кричать в месиво серого неба и белого снега.
Ему было холодно и страшно. Больно и сдавленно где-то изнутри, возле самого сердца. Это могла быть болезнь, могла быть радиация, а могло быть и так, что караван тут не причём, ведь столько дней подряд он пил-ел снег, а чистый ли снег, как знать?
С хрустящим скрипом человек размял вокруг себя снег, собрался с силами и поднялся на ноги.
– Ну нет, – одёрнул он себя, – Пока я жив. Пока, значит жив. И никаких вариантов.
Евгений плёлся по снежной пустоте, бормотал себе под нос не то молитву, не то мантру. О том, что он всё уже прошёл, всё пережил и перестрадал. Теперь и помирать не страшно, только не хочется. Он уже никогда ничему не удивится. Разве вот прямо под ноги упадёт атомная бомба, да не разорвётся. Главное, чтобы на ноги не упала. Она тяжёлая.
Он снова плутал очень долго. Заходил в пустые дома, долго смотрел на мертвецов, если находил, тихо говорил с ними, чтобы просто не сойти с ума от одиночества.
Со своей болезнью он тоже свыкся. Однажды он погладил волосы и почти не удивился, когда в руке остались пряди волос.
Потом было время, когда его выворачивало на изнанку от тошноты, он страдал от гнойных отёки глаз и ушей, а тело покрыли пятна, похожие на язвы. Но все это осталось в прошлом. Его организм почему-то никак не хотел умирать.
Евгений потерял почти все зубы. Чтобы хоть как-то есть, он вырезал из дерева вставную челюсть. Интересно, что сказали бы при встрече те же Вера, Гришка, Пётр и Стас? На кого он похож с этой челюстью?
Пётр уже, наверное, умер, вздыхал Евгений и двигался дальше. В нелепом, бессмысленном поиске чего-то, чего и сам не знал.
А потом он пришёл. Даже сперва не понял, что оказался в том самом городке. Вертлявой обманкой покосился злополучный дорожный указатель. Евгению стоило немалого труда вспомнить и отыскать дорогу. Он думал, как его встретят. Радостно или нет? Они давно уже решили, что он мёртв, а как же иначе? Предположить, что он выжил в этом снежном аду мог только безумец. Теперь и Евгений мог похвастаться полноценным безумием. Его упорное желание жить просочилось наружу из глубины где-то там, в пустоте мёртвых деревушек. Прорвалось и обрело свою форму. Он сам ещё не знал, как с ним поступить. Продолжал считать это своего рода безумием, рассуждал об этом искренне и разносторонне. Нелепо сравнивал себя то с узником концлагеря, то с осуждённым на высшую меру.
Он ждал увидеть отблеск огня или ламповый свет. Ведь и Стас мог сходить, найти неисправность и всё наладить. Может быть, вышла из строя областная подстанция? Он думал об этом и раньше, но гнал эти мысли прочь. Тут даже соседний посёлок не сразу найдёшь, ЛЭП лежат поваленные под снегом, проводов не найти. Как тут искать электростанцию?
Подвал встретил Евгения безмолвной теменью входа. Снега почти не было, но это "почти" сильно отличалось привычного вида убежища. Евгений даже не удивился, когда увидел на полу скрюченные пальцы мертвеца, руку, плечо и голову с разинутым ртом. Кем бы ни был при жизни Стас, в смерти он выглядел таким же жалким, как и другие люди. На мёрзлой коже проступили красные гнойные пятна – то ли следы обморожения, то ли что-то еще. Приближаться и рассматривать Евгений не стал. Где-то в глубине души его терзал призыв спуститься вниз, пройти вглубь, увидеть, что стало с товарищами. Он должен был так поступить. Земля сейчас тверже вечной мерзлоты, вряд ли удастся выкопать могилу. Надо спуститься, и если не похоронить, то хотя бы прикрыть глаза покойникам, пусть лежат с миром и стынут.
Но здравый мысль взял верх: Евгений не знал, что здесь произошло. Странная болезнь поразила людей? Может быть, он уже вдохнул её губительные споры. А если яд оказался в испорченных жестянках? Спуститься и взять остатки консервов он не решился. Вместо этого отыскал на стене счётчик, убедился, в исправности, повесил ремень на шею и подтянул по длине. Потом медленно отошёл, последний раз окинул взглядом мёртвое подземелье и двинулся прочь.
Теперь, когда от прошлого не осталось вообще ничего, человек словно вздохнул полной грудью. Пусть он совсем один, урод, обезображенный болезнью, никчёмный, бесполезный словодел и виршеблуд, как он не раз сам себя попрекал. В шутку, конечно, но с долей здравого скепсиса. "Хочешь быть кем-то большим, так будь", – твёрдо решил Евгений и посмотрел на указатель.
Раз это обманка, ведёт не туда, куда показывает, значит, она бесполезна? Ну, нет, смекнул Евгений. Дорога – ось координат, если угодно. А указатель – отправная точка. Чего? Пути, наверное, жизни.
Он выбрал первое направление.
Расчёт был прост. Идти прямо. По возможности не петлять и не сбиваться с пути. Полдня в пути, потом привал и ориентировка на местности. Если нет других указателей, населённых пунктов или дорожных развязок препятствий, можно двигаться дальше. "И так, пока не найду людей или не сдохну", – рассудил Евгений. Мысленно подстегнул волю, чтобы не кисла и не расслаблялась, подладил крепления лыж и отправился в путь.
Поход был длинный. В каждом населённом пункте он тщательно осматривал все подвалы. Те места, где счётчик начинал выбивать дробь, обходил стороной. Были на его пути поселения, почти не тронутые взрывами. В одном из таких мест, где сохранилось несколько десятков домов, он встретил Валю и Риту.
Евгений едва поверил своим глазам, когда увидел тонкий дымок из-под тёмного навеса, по стенам плясали живые огненные всполохи.
Каким-то чудом подростки сумели выжить в снежном аду, облюбовали глубокий подвал и натащили туда съестных припасов.
Вначале они испугались. Приняли гостя за приведение, кощея или ещё какую нечисть. Подростки долго сидели в углу, шептались, жались друг к другу. Сцепились пальцами, дрожали от холода и от страха. Две пары воспалённых глаз обреченно смотрели на гостя.
– Да не съем я вас, – проговорил Евгений.
Он развязал рюкзак и выложил на кособокий ящик – стол несколько банок консервов, найденных по дороге. Евгений и сам бы с удовольствием поел. Съел бы две, а то и три банки сардин в один присест. На этой неделе сносно поесть удалось всего два раза. От голода и мороза аппетит был зверский.
Раньше питаться три раза в день было нормой. Теперь один раз удастся, и то, слава Богу.
– У меня вон и зубов-то нет, – осторожно улыбнулся Евгений; он не хотел пугать подростков, – Лучше вы сами поешьте.
Они подтянулись ближе и набросились на консервы. Оба худые, в изодранных до дыр одёжках, в нелепых кроссовках. Кое-где Евгений заметил следы неумелой штопки. Девушка пыталась зашить свои джинсы и дырки на толстовке приятеля. И все-таки подростки не выглядели бомжами.
Да, неплохой тест для будущей совместной жизни, прикинул Евгений. Если переживут эту зиму, дальше будет легче.
За едой хозяева подвала и гость познакомились.
– Я останусь с вами, а то одному совсем туго, вы не против? Валя, будем с тобой ходить, искать продукты, – сказал Евгений.
– А вдруг они зараженные? – смутился парень и покраснел.
– Найдем, у меня есть счетчик, – уверенно сказал Евгений и вздрогнул.
Сейчас, когда в костре плясало пламя, по стенам бродили резвые тени, а подростки чавкали и скребли алюминиевыми вилками по дну банки, он подумал, что это начало. Новая точка отсчёта, за которой виден какой-то осмысленный путь. Одно единственное слово, сказанное бездумно, автоматически, обрело силу.
Где-то в глубине родилась уверенность, тихая, тягучая тоска с примесью страха, что выбранный путь будет совсем не прост. Но "пацан сбачил, пацан срубил", порой приговаривал Стас. Надо же, усмехнулся Евгений. А ведь он хочет быть на него похожим. Интересно, а Стас когда-нибудь так думал, боялся? Взвешивал свои поступки, так же, как делал Евгений? Или всегда поступал как надо, без оглядки, по уставу, как подобает военным?
Наверное, он тоже боялся, решил Евгений. Он вспомнил взгляд Стаса: в нём была твёрдость, сила, но и мысль там тоже была. Если вдуматься, он, словно командир, распоряжался ими, их жизнями и делами. Может, это и помогло им выжить? Теперь-то можно думать как угодно, и не с кем поделиться тяжелыми мыслями. Есть такие вещи, которые всегда остаются личными, а потом навсегда исчезают в прошлом.
Так будет лучше, поставил себе точку Евгений.
– Справимся, – сказал он подросткам.
Позже Валентин рассказал ему о родном посёлке. Оказалось, что Евгений забрёл в Койгородский район, а значит, отмахал по бездорожью полторы сотни километров. Ничего удивительного – он шёл очень долго.
– А есть поблизости города, больницы? – спросил Евгений Валю.
– Не знаю, есть, наверное, – нелепо ответил подросток, – до Сыктывкара три часа на колёсах, но это когда было. Не всё ли равно?
Евгений в ответ лишь головой покачал. Эта взрослая детвора совсем не представляла, что творится в окрестностях. Может, и к лучшему, подумал Евгений. Если все знать – не долго сойти с ума.
– Я пойду искать людей, – объявил он несколько дней спустя.
Можно долго сидеть и ждать не то весну, не то МЧС, все без толку. Сидеть и ждать – верный способ умереть в этом подвале.
– Ты вернёшься? – Рита напряжённо посмотрела ему в лицо. Она искала там поддержки, участия и силы, которых, увы, не хватало её Валентину.
Евгений тихо рассмеялся, и прогнал усилием воли разные глупые мысли.
– Вернусь, конечно. Валя, слышишь меня?
Парень безвольно обернулся на голос.
– Давай, дружок, не раскисай. Там за третьим домом разломанные доски, я видел, иди собери дров. Слышишь меня?
В ответ Валентин кивнул.
– Слышишь? – прикрикнул Евгений.
– Ну, – протянул парень.
– Головой за неё отвечаешь. Понял меня?
Он понял. Ещё распирал противоречивый протест, слова "иди ты" едва не вырвались, но он встретил взгляд Евгения и понял. Может, не до конца, а так, самую малость, но дело сдвинулось с мёртвой точки.
– Пошли, покажешь, – Валя резко встал и запахнул куртку, – Рита, следи за огнём, я мигом вернусь.
Они вышли на рёв снежной стужи. Посмотрели друг на друга, словно примеривались, кто чего стоит. Евгений боялся оставлять подростков, но он один тоже не Бог весть какая подмога.
Надо искать людей. А парень ничего, справится. Если Рита ему дорога.
– Представь, что меня нет, – сказал он Вале, – И ты снова один отвечаешь за неё.
– За всех, – резко ответил Валя.
– Так что держись, по рукам?
Перед Евгением стоял высокий, худой длинноволосый подросток в равной толстовке и серых джинсах. Ветер метал снежинки, и парень от этого ещё сильно щурился.
Интересно, подумал Евгений, а как он сам сейчас выглядит? В прошлом невзрачный, а нынче и вовсе уродливый, плешивый мужик со следами язвы на коже. Пришёл такой, свалился как ком снега на голову, оставил еду и снова уходит.
Эти мысли, словно картинки, промелькнули на лице Валентина, но были и другие:
– Спасибо, Женя. Возвращайся.
И он опять ушёл в снежную бездну. Давно со счёта сбился: что сейчас день, или ночь? Он шел по безлюдной пустоте. Из пункта оттуда в пункт туда, и так без конца.
Много чего видел в пути Евгений. Разбитые и целые склады, где в масляном тряпье воронёной тяжестью мёрзли оружие и боеприпасы. Однажды в раздумье замер над вскрытым ящиком.
Евгений невесело посмеялся. Нет смысла идти наперекор зову сердца. Этот путь остался в прошлом. Просто физически нельзя пойти по нему снова. Стволы и заряды остались за спиной, а Евгений шёл дальше.
В нелепом подвале, где холодным слепым безличием пялились друг в друга мониторы, он разгрёб руками ворох пластиковых коробок. С ним едва не случилась истерика, когда легендарным отблеском прошлых забав сверкнула обложка с буквами Fallout. Евгений не удержался на ногах от истерического спазма. Смеялся, как ненормальный, катался по полу и трясся от хохота. Потом раскрошил диск ножом на мелкие кусочки, поджег весь ворох цифрового барахла и точно также поступил с самим компьютерным залом.
Его еще долго трясло от эмоционального срыва. Кровоточили дёсны, ободранные деревом протеза, заплетались ноги, и раз за разом руки обдирала жёсткая крупа мёрзлого снега. Он вставал, снова падал и опять вставал.
Евгений продолжал идти.
Он находил и брал с собой самое нужное: медикаменты, нитки с иголками, инструменты, мотки проволоки, батарейки для счетчика. Когда обнаружил склад текстиля, долго думал, как поступить. Решил запомнить название посёлка, чтобы когда-нибудь вернуться снова. Однажды отыскал звериную шкуру, когда-то она была ковром или настенной роскошью. Из части шкуры смастерил волокуши, чтобы нести больше груза, немного меха оставил про запас – вдруг понадобятся новые лыжи.
Он уже отчаялся найти библиотеку, но все-таки ему повезло. У Евгения сбилось дыхание, пока он взламывал дверь районной библиотеки и пробирался внутрь. Вместе с рёвом пурги внутрь помещения ворвался пар его разгорячённого дыхания.
Давно отмороженные пальцы в рваных обмотках-перчатках зашелестели бумагой. Евгений шептал себе под нос названия книг, наугад читал главы и строки.
А потом тихо плакал, и никак не мог поверить своему счастью. Стопка глянцевых журналов полетела на пол, когда он в исступлении принялся расшвыривать периодику. "Она должна быть где-то рядом", – шептал Евгений, его вела интуиция.
И вот он нашел: жёлтая обложка, мятая и так некстати тронутая гнилью. Карта. Коми, Башкирия, Север и Запад России. Евгений медленно и аккуратно отодрал гнилую обложку, а то, что осталось, упрятал за пазуху.
Сейчас в мире нет вещи ценнее: по карте можно идти без компаса. О том, как по мху на деревьях искать стороны света, Евгений помнил со школы.
Возник вопрос – какие книги взять с собой, он ведь не мог взять всю библиотеку. Книги об ужасах атомной войны выбросил сразу. Кому не повезло, те и так всё узнали в то далёкое утро. Теперь они мертвы. В живых остались те, кто видел немного, и дай им Бог никогда не увидеть большего.