– Дядя Арнольд, но почему жители Индии приплыли сюда не год назад и не на двадцать лет раньше, а сейчас? Чего они ждали?
– Они нам не говорили. Доплыли, высадились, открыли огонь. Я не знаю никого, кто задавал им вопросы, услышал ответы и выжил.
– То же самое с ними?
– В каком смысле?
– Вы не берёте пленных, а если берете, то не можете расшифровать их язык.
– Это интересная мысль, – хмуро кивнул старик, – Кое-кто из наших говорит на их языке, нашли самоучитель, освоились. Лейтенант умеет, Стэнли.
– А может дело в том, что вы говорите на языке врагов, принадлежите НАТО, и они считают, что война продолжается? По-моему, проблема на уровне коммуникации. Ни у вас, ни у них нет реального правительства. Анархистам трудно договориться, тем более, если вести переговоры на разных языках. Согласно данным военно-исторической науки, локальные войны тянутся, пока одна из сторон не подчинит себе все доступные силы, не образует централизованное командование и правительство. У вас есть Совет, а у них, я полагаю, тоже есть какая-то штабная структура. Я не берусь давать оценку качеству командования. Но это ты сказал, что до вторжения в стране была полная неразбериха. А вот представь, закончится война, и что тогда? Сохранит ли совет свою власть?
Арнольд осторожно подался вперед, он слышал и не верил своему слуху, он сомневался и спросил:
– Ты рассуждаешь не как ребёнок, а как взрослый?
Вместо ответа Чарли сказал немного удивлённо:
– А разве я взрослый?
Бородатый фермер тряхнул головой, потёр переносицу пальцами.
– Так, погоди. Давай определимся, по возрасту ты не ребенок.
– Взросление определяется не только возрастом, но и общением, – парировал Чарли.
– Верно. А внешне ты очень даже взрослый. И поверь, когда люди слышат, как ты по детски строишь фразы, они теряются, не знают, чего ждать. Боятся и ведут себя неадекватно.
– Ты прав, некоторым стоит подучиться адаптивности и адекватности, – Чарли кивком указал на людей, очерченных светом костра.
– Чарли, крайности ни к чему. Послушай мудрого совета – не веди себя так, словно вокруг одни идиоты. Будь скромнее.
– Арнольд, твой совет действительно хорош, и я сегодня в этом убедился. Но взрослые очень похожи на идиотов. Поправка, не все, и вторая поправка, акцент на слове похожи.
Старик вздохнул и нахмурился, они замолчали.
Бойцы возле костра о чём-то оживленно говорили, тёмными взмахами резали свет длинные руки Люка – он с жаром спорил, чего-то доказывал другими бойцами.
– Ты их не бойся, – успокоил Арнольд, – Люк – задира, хулиган и, если говорить начистоту, умом не далёк. Стэнли хитрее и злее, но он труслив, и ему не хватает инициативы. Лейтенант Митчел держит их на поводке, пока он во главе отряда, тебе нечего бояться.
– Без твоего участия он бы меня уже шлёпнул.
– Почему ты так думаешь, Чарли?
Старик не дождался ответа. Человек с пятном убрал кисти рук в рукава, надвинул на лицо капюшон и поудобнее прислонился к неровной кирпичной стене. Арнольд и сам бы с удовольствием так же заснул, но только не в полутьме, вдалеке от костра на незнакомой территории.
– Так близко зверь не подойдёт, – обнадёжил его Чарли и добавил, – А кроме нас людей тут нет.
Он замолчал и вскоре ровно задышал. Со стороны легко было подумать, что он спит, но Чарли не спал. Слух, до предела обострённый за годы страха и одиночества, пришёл на помощь любопытству, и Чарли перехватывал слова отдалённого спора.
Громче всех разговаривал Люк:
– Да только на морду посмотрите, на морду! Я говорю не про пятно, старик сказал, что парень с рождения меченый. Глаза, видел глаза? У них они такие же – добрые, доверчивые. Ты будто не видел?
Стэнли ответил ворчливо, невнятно.
– Я понимаю, на поле боя у всех глаза страшные. Ты разведчик, смотришь на них через линзы, да и я наблюдал. Ты-то должен был видеть.
– Согласен, есть что-то общее, но он – другой, – негромко и уверенно сказал лейтенант, – Посмотрим, как себя поведет. Пока он ничем не угрожает, а просто так пускать людей в расход я не люблю. Доведем до базы, сдадим, кому надо.
– Вот наведет на нас индусов, – буркнул недовольный боец.
– А ты заметил, как он чисто говорит, без акцента? – вставил Стэнли, точно хотел поддеть приятеля, – Зуб даю, он ни слова не знает на хинди. Как тогда он им продался, как договорился?
– Лучше нос дай, а не зуб. Если что, то и не жалко, – отшутился Люк, на этом спор и кончился.
Чарли тихо посмеялся про себя, и неожиданно легко, с тоской представил, как его пытают, да всё без толку. Он ведь и правда не говорит на языке индусов. По рассказу старика Индия и Пакистан одними из первых вступили в войну, и много лет потратили на постройку транспортов, на верфях южных штатов. Обезображенная, испепелённая страна гнала прочь жалкие горстки людей, накатывали вновь и вновь холода, эпидемии, голод. На двадцать третий год пол сотни судов покинули берег укрытой снегами, безлюдной Индии. Остались навсегда в потерянном и стёртом прошлом яркие джунгли, слоны, барельефы и руины древних храмов. Одна из первых цивилизаций Земли исчезла, и напоследок исторгла в неизвестность сто тысяч душ, готовых насмерть встать за право жить на земле, не заражённой продуктами распада. Имел ли Чарли право судить беженцев из-за экватора? Вольны ли жители его родной страны в своём желании оставить себе то немногое, что ещё не растрачено?
Может ли вопрос нивелировать вопрос, и как безошибочно понять, чья-то правда правдивей? В душе у Чарли было горько от бессилия, и он не знал, как поступить, чем расшатать войну внутри себя, какую выбрать сторону. Если бы он понял что-то важное, смог определить для себя, тогда имело смысл пытаться как-то действовать. "Ты всю жизнь провёл вдали от людей, теперь ждёшь от них милости, если ничего для них не сделал, прожил всю жизнь только ради себя? Ты искал смысла жизни? Ты знаешь многое, но все твои знания взяты из книг. Вот и настало время применить их на практике. Остановить войну, начатую двадцать три года назад, спасти людей, готовых перебить друг друга".
Чарли далеко умчался в мечтах и задумках, но скоро сам себя одёрнул: а что он действительно может? Он просто начитанный ребенок, который так и не стал взрослым.
Ночная темень загустилась, плотно задышала тихими, неровными звукам, неслышными днём и при свете. Было грустно и страшно засыпать одному, в тишине, когда никто не почитает на ночь сказку. Душа скулила и алкала чего-то далёкого и светлого, жёлтого, зелёного и солнечно тёплого. На тонкой грани сна мелькнула тихая улыбка, и Чарли оторвался сознанием от внешнего мира.
Что-то коснулось одежды, тряхнуло и вернуло Чарли к реальности.
– Эй, малыш, ты жив, ты в порядке? – голос Арнольда выдал испуг.
– И тогда девочка Дороти, – по инерции шепотом закончил Чарли, вздрогнул, замигал на старика от удивления, – Что?
– Наверное, показалось. Ты, вроде бормотал себе во сне, я подумал – вдруг тебе плохо, ты бредишь, надо бы разбудить.
Чарли невесело засмеялся.
– Никто мне сказок на ночь не читает, а я люблю сказки. Ты любишь сказки? Я воображаю, будто мне их мама читает, слышу внутри её голос. Ты разве так не делаешь?
– Н-нет, – растерялся Арнольд, – А как же ты читаешь? Тут темно, и у тебя нет книги.
– Я читал по книгам много раз, и помню наизусть. Хочешь, я тебе почитаю?
Старик надолго замолчал, а человек с пятном сидел и терпеливо ждал ответа.
– И да, и нет, – Арнольд с трудом разобрал свои чувства, но разум взял над ними верх, – Помнишь, я говорил, что не стоит вести себя так, словно ты ребенок?
– Сообразил, – кивнул ему Чарли, – Чтение сказок вслух это один из видов детского поведения.
Он отвернулся и затих. На этот раз уснул, а седовласый фермер ещё долго думал над услышанным и понятым. У двадцати с излишком лет безлюдной жизни есть опасная особенность, её с трудом могли избегнуть даже зрелые люди – отшельники. Ребенок и вовсе рисковал позабыть человеческую речь. Чарли выбрал странный способ не расстаться с языком, и этот способ оказался действенным. Арнольд и сам когда-то читал "Страну Оз", только с годами позабыл. Сейчас он был бы рад услышать её снова – сказку о долгой дороге к мечтам и чудесам. Как отнесётся Чарли, если он потом попросит снова почитать, наедине, вдвоём, когда никто не слышит и не может упрекнуть? А вдруг упрёков не будет? Поколение, рождённое после войны, забыло сказки потерянного мира, так почему бы не попробовать узнать их снова, вспомнить? Во сне старик увидел странный мир, где между блёклой, серой россыпью руин желтела вдаль дорога из кирпича. А горизонт алел зарёй, предвестницей ясного утра.
-
Чарли проснулся и тихо подобрался к костру, подул на угли. На уровне физического чувства он воспринял взгляд, направленный в спину. Человек с пятном ответил взгляду окликом:
– Доброе утро, господин лейтенант, сэр.
Дональд Митчел громко вздохнул, и только этим выдал удивление.
– Доброе, Чарли. Не надо снова разжигать костёр, мы скоро снимаемся.
– Хорошо, не буду. Посижу, погрею руки над углями.
Стэнли пол ночи провёл на посту и тоже сел поближе – погреться и примирительно проговорил:
– Давай без обид за вчерашнее, ладно?
Чарли попытался поймать его взгляд, но Стэнли не дался.
– Без обид, я согласен, – тепло приятно щекотало руки, и Чарли пребывал в отличном настроении, – Я только не понял, что ты там сказал про акцент?
Стэнли обменялся быстрым взглядом с лейтенантом, а Люк нервно засопел над тесемками спальника.
– Ты подслушивал?
– Я был в дюжине метров от костра, но если разговор шёл обо мне, то я имею право знать. Или нет?
Стэнли закусил губу и сделал вид, что не заметил, как Чарли встал от костра, приблизился на шаг и замер. Его фигура, сглаженная от пуховика, со стороны напоминала манекен. Человек с пятном тенью надвинулся на Стэнли.
Арнольд видел ситуациею издалека, он нервно сжал в руках винтовку и ужаснулся мгновенному сомнению – в кого стрелять, если беда? Первый выстрел будет в воздух, а второй?
– Руку давай, – сказал неожиданно Чарли, – Давай-давай, встань и разомнись, а то сидишь, зубами клацаешь, всех крыс вокруг распугал.
Стэнли невольно огляделся и поймал насмешливые взгляды бойцов. Он встал, растерянный конфузом и готовый к драке.
– Ну-ка, давай, как я, – Чарли упёрся кулаками вбок и сделал наклон, – Ты что, зарядку никогда не делал? Как тогда поддерживать форму?
Хитроглазый боец с переломанным носом не успел в уме составить возражение, подчинился. И через пару минут позабыл все сомнения. Его тело задышало, зажило, согрелось от движения, и Стэнли невольно, смущённо улыбался вместе с Чарли.
Люк и Арнольд посмотрели друг на друга, рассмеялись. И только лейтенант остался настороженным, серьезным. Лицо его выдало внутренний вопрос: а как бы он повёл себя на месте Стэнли? Командир позволил им кончить зарядку, а потом дал сигнал выступать. Настало время примириться с фактом – в группе появился пятый боец, и против этого ни у кого нет возражений.
-
Дни боевого похода потянулись чередой. Небо светлело и темнело по часам, но скупое солнце поигрывало в прятки, ленилось греть и просвечивать густую непогоду. На переходах разговаривали мало, а когда становились на привал, седовласый Арнольд рассказывал Чарли, каким стал современный мир людей. Остальные бойцы часто сидели поодаль и слушали. Бывало, они дополняли стариковские рассказы, а иногда задавали вопросы и спорили. Чарли больше молчал, сопоставлял услышанное с вычитанным в книгах.
– Какой-то умник сказал, что война никогда не меняется. Видать, он плохо знал историю. До первой мировой воевали по правилам – сойдутся армии, побьются, разойдутся. Потом научились окопной войне, навытворяли танки, пулемёты. Сами участники и жертвы говорили – это была бесчеловечная война, если войну вообще можно считать человечной. А в середине двадцатого века война вообще перечеркнула законы людских отношений. Политики помножили имперские замашки на расовый геноцид, создали атомную бомбу. Одной прицельно сброшенной хватило, чтобы принудить страну к капитуляции.
– Арни, а ведь было две бомбы, я читал в учебнике. Русские сбросили одну на Хиросиму, а вторую на другой город, – Стэнли поправил старика.
– Это кто же такие учебники писал? Мне дед рассказывал, при нём закончилась Вторая мировая. После Хиросимы целили в Нагасаки, но пилот промахнулся. У русских тоже была атомная бомба, и неизвестно, где они могли её взорвать. Американцы их опередили.
– Ага, и в этот раз они же начали войну, – Люк подхватил очевидную мысль.
– Пойди и сам спроси, кто начал, – отмахнулся Арнольд, – Если там, на севере, кто-то и остался, да будь он хоть вот на столько в здравом уме, разве признается? А почему? Да потому, что последняя глобальная война велась по законам тотального уничтожения, кто бы там не рассуждал о высокоточных зарядах, приоритете военных объектов и прочей заумной ерунде. По нам не вдарили ни разу, а посмотрите, что творится. Как вы я не знаю, а сам боюсь даже представить, что там, на разбомбленных и заражённых землях.
– Учёные и эти, как их там, шутисты, – Люк начал фразу и замялся.
Лейтенант презрительно фыркнул.
– Толку от них с гулькин цып, – вздохнул старый фермер, – Предупреждают, угрожают, спорят до пены у рта, вымрем этой зимой или протянем ещё год.
– Шутисты? Кто это? – переспросил Чарли.
– Бестолковые они, почитатели таланта Невила Шюта. Спелись с учёными, все вычисляют, когда на нас посыплется радиоактивный снег, и хватит ли тогда простыней всем доползти до кладбища. В первые годы роман этого умника до дыр зачитывали, на коленках по тетрадям переписывали, даже откровением назвали. Потом понемногу успокоились. Не знаю, кем на самом деле был этот Шют, а книжка его по мозгам даёт крепко.
– "На берегу", да? Я читал этот роман. Не удивительно, что он стал культовым – отозвался Чарли, – Автор ошибся с прогнозами. Согласно научным сценариям ядерной зимы, основная беда не в радиоактивном заражении, а в переохлаждении планеты. Сажа и пепел препятствуют свету, выпадает снег, и он в свою очередь работает как зеркало, отражает лучи. Цепная реакция.
Бойцы с недоумением смотрели на Чарли. Они с трудом привыкали к тому, что этот странный человек похожий на ребенка, иногда на короткое время становится взрослым.
– А это когда-нибудь кончится? – растерянно шепнул ему Стэнли, – Там, где ты вычитал, там написали, надолго зима?
– На несколько десятилетий, – мрачно ответил человек с пятном и тихо добавил: – Многие не доживут.
Люди подавленно смолкли, каждый думал, сколько это – несколько десятилетий, и хватит ли жизни увидеть весну.
– А может и правы шутисты, никто вообще не доживёт, – Чарли заговорил опять, его голос зазвучал как-то странно, тихо и твёрдо, – Перебьёте друг друга, и всё. Кто их знают, меняются войны или нет, но то, что происходит здесь, ничем не отличается от глобальной атомной бомбардировки.
– Как это? – переспросил Арнольд.
– У победителя сил не хватит распорядиться победой. Сколько людей выживут? Десять тысяч, тысяча, сотня? Сейчас ещё можно отыскать старую, годную технику или отправиться в Арктику на поиск зернового хранилища. Я читал в журнале, его построили специально на случай атомной войны. На трудном пути к выживанию погибнут тысячи, и нет гарантии, что всё получится. Но надо пройти этот путь, иначе всем крышка. А в данный момент вы не лучше героев Шюта. Те принимали таблетки и дохли, а вы сопровождаете то же действо миномётным фейерверком, игрой в партизанскую войну. Не вижу разницы.
– Если мне память не изменяет, там тоже куда-то плавали, и под конец всё равно перемёрли, – проговорил старик.
– А что вы хотели прочитать в романе? Сказку, в которой герои преодолеют все трудности и добьются цели, желанной читателем? Не знаю, какова была задумка автора, но как роман-предупреждение он безупречен. На щитке распределителя тоже череп с молнией и "не влезай, убьёт", но это не значит, что к двери прикрутили растяжку с гранатой.
Лейтенант криво усмехнулся и покачал головой. То ли согласился с Чарли, то ли оценил его шутку про дверь.
– Малыш, а ты идеалист, – заметил Арнольд, – И не первый, кто так рассуждает. Уже пытались мир заключить, не вышло.
– Идеалист – звучит лучше, чем фаталист, – огрызнулся человек из-под капюшона, – А что пытались, то я вам так скажу. Капля по капле и камень расколет. Плохо пытались. Или…
Никто не расслышал последнее слово, сказанное шёпотом, и только лейтенант внимательно смотрел на Чарли. Ему показалось, он уловил тихий возглас, но человек с пятном спокойно сидел и молчал, и больше в этот вечер не проронил ни слова.
-
На пятый день пути показались укутанные снегом мёртвые деревья Енгского Национального парка. Отсюда лейтенант в последний раз вызвал базу, уточнил координаты поисковой зоны. Из-за бурана связь держалась нестабильно, и короткий разговор потребовал немало времени. От группы, направленной ранее в этот район, по-прежнему не было вестей, а миномётная бригада, замаскированная в пригороде Госфорда, ждала сигнала, готовая выйти на позицию и залпом накрыть неприятеля.
– Мы в "красной зоне". Теперь ни костров, ни привалов на открытой местности, – приказал лейтенант, убрал в рюкзак почти бесполезную рацию, раздал куски грубой белесой материи, – Люк, покажи-ка Чарли, как мы делаем обвязку. Надо сменить камуфляж.
Люк не успел жать урок маскировки. Чарли первым почувствовал опасность, но не знал, откуда её ждать, и не сразу распознал тонкий свист, едва слышимый сквозь непогоду. Он поглядел на небо, Люк его окликнул:
– Ты слушать будешь, или нет?
– А я и слушаю, – нервно отозвался Чарли и показал куда-то в сторону, – Там что-то есть.
– Где?
Над головами промелькнула размашистая тень.
– Ложись, – негромко выкрикнул Стэнли, и первым распластался на снегу.
– Это что? – в ужасе воскликнул Чарли, сбитый с ног лейтенантом, и безвольно прижатый к земле, – Мамочка, помогите!
– Тихо, дурак, – цыкнул Арнольд, – Это беспилотник, молись, чтобы нас не заметили.
Чарли сглотнул и с радостью послушался совета, но молитва им не помогла.
Раздался новый, резкий звук, короткий, оглушительный, и рядом с группой взмыла в воздух туча бесформенных комков мёрзлого грунта. Чарли даже не успел понять, в чём дело, мир сузился до одной болезненной точки, а после пропали все звуки, тени-силуэты расползлись надвое, потерялись в кроваво-чёрной тьме перед глазами. Он впервые оказался так близко от взрыва.
– Мины, проклятье, нас заметили! – завопил оглушённый Люк, но Чарли не понимал бессмысленного шевеления губ вокруг распахнутого криком рта. Горячий ветер налетел в лицо, прервал дыхание и заглушил его собственный крик, им самим неслышимый, и от того ещё более жуткий.
– Срывай с него куртку, быстрее, горит! – закричал лейтенант, и легко перевернул Чарли на спину – сбить огонь.
Сильные руки Люка сдвинул тело в сторону, со скрежетом порвали швы, отбросили в сторону жар жадного пламени. Чарли неосознанно подался следом, ухватился за ткань, потянул на себя. Тепло от огня и холод морозного ветра соприкоснулись на коже, бросили в дрожь.
– Ты куда? Сгорел твой пуховик, не трогай, он ещё тлеет!