В последней пещере дрожали огни смолистых факелов. Все собрались тут, все великие правоверные Анти-Земли. Принцы Оммаядов были похожи на выгнанных из своего логова кабанов. Святой из Горы вытягивал вперед свое изъеденное проказой лицо. Самый красивый из всех, представитель рода Фатимит из Каира, нарумяненный и надушенный мускусом, носил платье принца, в носу у него красовалось кольцо с бесценным карбункулом. Слабый здоровьем шейх Кербаллы постоянно подносил к носу изумрудный шарик с каплями.
Зубейда - единственная женщина на этом собрании - представила Конрада как афганского принца. Меркуриус в огромном фетровом колпаке стал попросту главой дервишей из Аслепа и позволил себе обняться со своими братьями по религии.
Совет открыл верховный имам. Собравшиеся стали ругаться между собой, вынули кинжалы и закричали. Глава дивана, премьер-министр, заявил, что неминуемо приближается конец света. Халифат обречен и очень скоро погибнет. Голод и чума свирепствуют в Аравии, дома эмиров безжизненны, и за рекой Иордан задирает нос невероятно нахально мерзкая секта христиан. Разве не они похитили одну из жен дамасского принца? И даже король Ги злоупотреблял этим. Так нельзя делать. Правда, человек этот стар, но глупость христиан не имеет предела.
Более того, уровень воды в Тигре понизился, и в пересохших каналах и ручьях нет ни капли воды. В самом скором времени нужно ожидать страшную засуху. Небо показывает свой гнев.
- Абд-эль-Малек насмехается над нами! - закричали со всех сторон. - Безумие охватило его! Он предается дьявольской роскоши!
Святой из Ливана проповедовал:
- Тервагант пообещал своим правоверным сады, где никогда не смолкает журчание воды, и 70 000 девственниц для ублажения каждого. Да, но не в этой жизни, в другой!
- Братья, - кричал какой-то дервиш, - будем целомудренными на этом свете!
Взобравшись на могилу халифа Мотаваккела, красавчик Фатимит высказал еще более существенные упреки.
- Эта ничтожная девка овладела его разумом, - сказал он. - Халиф обнародовал указ: его потомок взойдет на престол. До сих пор жены его гарема были бесплодны, но колдовство может все! Это создание родит ему сыновей. И наши права будут ущемлены!
Собравшиеся вопили, выкрикивали угрозы, визжали.
- Эта девка не из нашей среды!
- Это джин!
- Она не оставляет следов на траве!
- На ее пути вспыхивают костры!
И еще один крик:
- Она принесла в Баодад холеру!
Красавчик Фатимит позеленел.
- Сегодня вечером, - пробормотал он, - только сегодня вечером… восемнадцать похоронных процессий преградили мне дорогу! Мы все умрем!
Шейх Кербаллы нюхал свой пузырек.
Все кричали:
- Вина и преступление в этом Абд-эль-Малека!
Прибыв на собрание последним, тот стоял, прислонившись к столбу. Его черный халат сливался с темнотой подземелья. Мертвенно-бледное лицо поразило Меркуриуса сходством с Сафарусом, настолько правдивым является то, что человек несет на лице грехи свои. Принцы отшатывались от него, как от зараженного чумой.
- Братья мои, - сказал он (и голос его был мертвым), - я виню себя в своем безумстве. Я привез этого демона на крупе моей кобылы, так как надеялся спасти нашего повелителя от мучившей его болезни. Но злой дух сильнее нас: второе безумие халифа хуже первого, и в моей крови тоже яд!
- Покайся! - пронзительно закричал глава дивана.
Раздался оглушительный взрыв смеха. Абд-эль-Малек обернулся, как раненый лев, и пена, которая била изо ртов принцев, исчезла перед этим крупным хищником. Не так давно это был повелитель кочевников, единственный эмир, который не боялся рыцарей Тау, он высоко держал знамя Терваганта, а его меч был непобедимым. Они все его боялись! А сегодня взгляд его нетверд, он пошатывался от дыма гашиша, а вокруг него эта свора собак…
- Братья, - повторил он еще тише, - какая разница, жив я или мертв? Я - как плод Мертвого озера, который только блестит снаружи, а внутри содержит лишь пепел и горечь. Но если вы меня убьете, кто поведет войска? Послушайте. Меня вызвали во дворец; сегодня вечером повелитель правоверных поднимет знамена: в качестве свадебного подарка он хочет положить к ногам жены Иерушалаимское королевство феранков!
После этих слов в подземелье послышался неописуемый гул…
Неравномерно отбрасываемый факелами свет выхватывал из темноты приплюснутые лица, заросшие жесткой, как у кабана, щетиной, кошачьи морды и клювы хищных птиц. И они считали себя людьми! Очень старые, седые шейхи облизывались: они видели эту Саламандру обнаженной на огненной колеснице. Глаза шейхов-юношей были затуманены соблазном. Все требовали деталей о сумасбродном существе, которое стремилось погубить народ Терваганта, уводя его этим адским летом в глубь пустыни!
Ее волосы потрескивали, там, где она проходила, все благоухало амброй и сандалом, она притягивала к себе падающие звезды… Но ее никто теперь не видел. Запершись в восточной башне дворца, где халиф оборудовал для нее лабораторию, она занималась алхимией вместе с христианским дервишем.
- Это джин! - упрямо повторял старик из Горы. - Я вижу их, когда курю гашиш: они очень могущественные!
- Необычайно, - сказал Меркуриус.
Загудели голоса:
- В костер! Нет, раз она все сжигает, бросим ее в Тигр!
- Изрубить ее на куски… - бормотал шейх Кербаллы, который уже впадал в детство. - Как муху: сначала крылышки, затем лапки… потом…
- Закопать ее живой в землю… Голова, разумеется, останется на поверхности. Так они живут еще неделю.
Видя, что рука Конрада ищет бластер, Меркуриус вновь вмешался:
- Братья мои, мы обсудим это, когда победим джина. А пока… Мудрец из Горы только что сказал: джины очень могущественные. Вступи мы в открытую борьбу, только Тервагант сможет спасти нас. Джины напали бы на нас, они проникли бы повсюду. Между ними и сыновьями Адама различие неуловимо… Странные фигуры встречались бы в диване, в самом дворце… Существо с щучьей головой толковало бы Коран в мечети Аббасидов. Самого халифа могут подменить, а мы и не узнаем об этом. Даже родственники стали бы нам подозрительными… мы не знали бы, следует ли нам говорить "моя мать", "моя мать - русалка", "мой брат" или "мой брат - домовой!" Комок глины и стебелек щавеля стали бы дьявольскими; наша простокваша отдавала бы волчьим корнем или слизью жабы… а наши жены…
- Что делать, Аллах? - стонал глава дивана (у него было триста жен, и он не хотел слышать, какую судьбу им уготовили демоны).
Волнение распространилось по подземелью. Нужно было любой ценой помешать этим катастрофам: мерзкому браку, безумной войне, но так, чтобы не раздражать джинов!
- Можно, наверное, не убивать вовсе жену халифа, - тяжело задышал красавчик Фатимит. - Впрочем, эти духи бессмертны. Существует тысяча способов захватить врасплох женщину: она обожает толпу, битвы, пожары. Дворец халифа может гореть…
- Да, - сказал Абд-эль-Малек, внимательно слушавший принца, - конструкции сделаны из кедра.
- Никто не узнает, что произошло ночью и имя того, кто унесет под своим плащом девушку, но ее влиянию на Абд-эль-Хакима придет конец.
- Кто возьмется сделать это?
- Бросим жребий.
- На костях, - предложил Фатимит, который всегда жульничал в игре.
Старик из Горы достал из складок своей сутаны стаканчик для игры в кости и, размахивая им, закричал:
- Тот, кто выиграет, получит ее в награду.
Поднялся такой шум, что он оглушил Конрада. Тот, впрочем, улавливал все волны. Толстые губы вокруг него причмокивали, зрачки суживались; подземелье было полно разъяренных хищников.
Зубейда отвернулась и опустила ресницы.
Когда она подняла глаза, вперед вышел рыцарь в блестящих доспехах. Он противостоял сейчас этой своре.
- Шейхи и эмиры, - сказал он, - я ошибся. Будучи иностранцем, я думал, что принимаю участие в подпольном собрании дивана, которое собралось, чтобы спасти эту империю. Я же попал на сборище бандитов. Просто-напросто речь идет о том, чтобы причинить боль девушке, а это не представляет для меня интереса.
Все выхватили свои кривые сабли и ятаганы. Стоявший в тени столба Меркуриус взял в руку поледеневшие пальцы Зубейды.
- Эти земляне, - прошептал он, - эти земляне неисправимы!
Глаза принцессы блестели.
Кто-то закричал:
- Схватить предателя!
Прислонившись к колонне, Конрад продолжал:
- Вот вы стоите тут - много воинов, которые стремятся убить меня, но я пришел сюда не для того, чтобы устроить резню. Однако я способен и на это. Вы можете убедиться в этом.
Вокруг него сжималось стальное кольцо. Его запястье шевельнулось, и тут же из его бластера извергнулось пламя. Дым и запах горелого заполнили подземелье. В порыве горбатый шейх Эль-Амар устремился вперед, подняв кривую саблю. Спустя мгновение повелители Баодада стали свидетелями ужасной сцены: на дымящихся плитах перед Конрадом не было никакого шейха. Он испарился вместе с гербом и кривой саблей. Белая плита сохранила рисунок черной тени… и все.
Глава дивана был самым умным. Он отступил назад. Другие последовали его примеру.
- Думаю, что вы поняли, - сказал Конрад. - У нас разные цели, но один и тот же противник. Вы хотите спасти халифат; допустим, что я хочу спасти Анти-Землю. Я берусь избавить вас от этой девушки, этого пылающего демона, но в своих интересах. Думаю, что мне повезет больше, чем вам.
- Я предлагаю вам сделку. Дайте мне три дня, и если меня никто не предаст, Баодад избавится от чудовища.
Из огня и песка
- Она вас тоже околдовала, - прошептала Зубейда.
Принцесса, сжимая руку Конрада, выводила его из подземелья. Опоздай они хотя бы на мгновение, напуганные до смерти эмиры оправились бы от потрясения и все выходы были бы перекрыты… Как бы хорошо землянин ни был вооружен, он был лишь оказавшимся перед разъяренной сворой человеком. Они вышли на узкую улочку, где дул красный ветер - хамсин.
- Этот ветер дует пятьдесят дней и ночей, - сказала Зубейда. - Приходя из огненного сердца Эврики и неся с собой смерчи, змеиное шипение, пурпурное сияние и свинцовое небо, он овладевает континентом, сжигает поля, иссушает водоемы и ничто не оставляет живым за пределами города. Еще один ее союзник!
По улицам шли, спотыкаясь, люди, несущие гробы. Все остальные почему-то побежали. Ветер, как перышко, сбил с ног принцессу, и Монферрат прижал ее к себе.
Прильнув к его панцирю, она потянулась к нему губами для поцелуя.
- Вы были прекрасны, - сказала она, когда их губы разъединились. - Один, против этих хищников… Я хотела бы стать Саламандрой. Я предпочла бы, чтобы вы любили меня.
- Дайте мне время забыть все, - умолял он.
Но она настаивала:
- О, Конрад, у нас так мало времени! Мы так быстро должны завершить самую прекрасную любовную историю. За несколько минут мы должны пройти жестокий и изысканный путь нежности: первая встреча у фонтана, когда небо становится сиреневым и когда кувшин отягощает мое плечо… потом я не чувствую его, потому что ты снимаешь кувшин; и первая беседа под тамариском, глупая, конечно, потому что мы молоды; мы носим такие странные имена: Конрад и Зубейда… Красивые имена, так не звали ни одного из овеянных легендами любовников. И первая немая ссора напротив ограды у гарема, и поцелуй… Дай мне этот поцелуй, я схожу по нему с ума!
- Вот мой поцелуй…
- Что тогда мы сказали друг другу? Хочешь, чтобы я тебе напомнила эти слова? Мы созданы один для другого, разве не правда? Не волнуйся: все говорят об этом. Я на Анти-Земле, и ты на этой далекой планете… Я родилась, чтобы мечтать о твоих устах, писать стихи и познать этот поцелуй, его свежесть, нежность и вкус твоих губ, помнить это всегда.
- Зубейда, я не заслуживаю…
- Тсс… молчи! Мы расстались после той ссоры у ограды гарема. Наши руки не могли касаться друг друга через золотую решетку. Как я плакала в ту ночь! Помоги мне забыть эти глупые слезы… По сетке моего окна вилась нежная глициния, от которой шел аромат ванилина. Я целовала ее. Я называла ее Конрадом…
Она продолжала говорить, но лицо ее уже становилось неподвижным, а глаза внимательными. Да, она не ошиблась: их преследовали. Люди Абд-эль-Малека и главы дивана окружили улочку. Она улавливала их жестокие мысли об измене и убийстве. Сжав руку Монферрата, Зубейда устремилась под черную арку бывших римских бань, где сейчас был зловещий притон - курильня опиума. Они бегом спустились по ступенькам.
- Иди сюда, - сказала Зубейда. - Мы в западне: они перекрыли с двух сторон улицу. Они хотят убить тебя, прежде чем ты доберешься до дворца халифа.
- Почему?
- Глава дивана - трус, а Абд-эль-Малек завистлив. Иди сюда, они не найдут тебя здесь.
- Но ты, мой друг…
- Я… я ничем не рискую. Сестра халифа всегда и везде неприкосновенна.
Тучная фигура быстро приблизилась к ним и упала на колени в поклоне, ужасное лицо цыгана заплясало во мраке. Даже посетители, курильщики опиума и пожиратели гашиша, стали выходить из небытия. Зубейда прошептала на ухо Конраду:
- Не смотри. Ночь темна, я жду тебя у кустов жасмина…
Подземные коридоры привели их к обитому тростником залу. Чьи-то руки хватали вуаль принцессы, из темноты слышались то непристойные, то нежные слова. Она нараспев прочитала стихи:
Любимый, дорога длинна, а ночь темна,
Я искала тебя, устала и угасаю от любви…
Он поднял ее и, когда в курильню ворвался вихрь вооруженных людей, понес дочь халифа в одну из открытых спален, устроенных для любовных встреч людей, которые нравятся друг другу с первого взгляда. Зубейда вцепилась ногтями в космический комбинезон.
- Да, - говорила она, - я знаю, что это мерзкое место, может быть, самое отвратительное в Аравии, но я должна была тебя спасти. Как только занавес упадет, мы останемся здесь одни, как в могиле. Когда они уйдут, карлик принесет тебе халат кочевника и ты выйдешь незамеченным.
- Значит, это не правда… - начал он.
- Что я тебя люблю? Да, конечно, люблю. Я спустилась с тобой в этот притон. Меня, наверное, видели у тебя на руках. Завтра Баодад будет говорить об этом. Разве это не прекрасное доказательство любви? Мой друг…
- Моя подруга…
Гибкое тело изогнулось в его руках. На какое-то мгновение в мерзкой нише принцесса Баодада приняла в глазах Конрада Монферрата светящееся лицо Бича, которого он преследовал в пространстве и во времени. Он прошептал:
- Эсклармонда…
Спустя мгновение они отпрянули друг от друга, словно пораженные молнией: настолько реальным было присутствие демона. Монферрат машинально провел по лбу рукой. Зубейда выскользнула из его рук и прислонилась к стене. Прикосновение к камням, на которых скопились капельки влаги, вернуло ее к действительности; она знала, где находилась, и стыдилась этого. Низким и хриплым голосом, в котором еще звучала ласка, она произнесла:
- Мне дойти до такого! Мне, воплощению честолюбия… чистоты и гордости! И все ради человека, который даже не желает меня!
- Я никого не желаю, - сказал Конрад. - Но если бы я мог любить, поверьте мне, я полюбил бы вас, мой друг.
- Ступайте, - сказала она. - Тарги подаст мне знак, когда не будет никакой опасности.
Они покинули мерзкое подземелье через второй выход. В ночи среди завываний хамсина раздавались звуки труб, как в лихорадке, били барабаны, а самобичующиеся ожесточались, стегая свои тела.
- Шах Хуссейн! Уа, Хуссейн!
Пустыня отвечала им только шипением змей. Сладкий аромат цветов олеандра, затоптанных процессиями, примешивался к смраду от падали и вони от диких зверей. Это был запах Баодада, запах этой безумной планеты…
Зубейда вывела своего спутника на берег реки. Пылали факелы, прикрепленные к мачтам галер, которые мирно покачивались на водной поверхности. Флот халифа поднялся сюда из Красного моря и стоял сейчас в пределах видимости из дворца.
Сидевшие без седел на своих конях богатыри-мавры ели из металлических тарелок. На плитах широкой дороги валялись листья пальм и крокусы. Посаженные на цепь львы и леопарды лизали мрамор.
- Из-за моря привозят любимых зверей, - шептала Зубейда. - О! Все хорошо сочетается с этим городом! Я ненавижу Баодад: здесь люди гибнут от жары, убивают, и все так быстро гниет! Ты еще не срывал плод, который разлагается в твоих пальцах. Все - ложь, а все люди - предатели.
- Даже халиф?
- Халиф - сумасшедший. Он не умывается, не стрижет никогда бороду, не обрезает ногти, а воображает себя Богом! Однажды он проезжал по городу и, услышав женский смех в банях, приказал их замуровать. Когда он поднимался на трон, ведущие к нему ступеньки были красными: по его приказу была вырезана семья Оммаядов! Разве я ненавижу Саламандру? Нет! С тех пор, как существует Анти-Земля, эти люди постоянно звали ее. И вот она пришла!
Факелы освещали путь процессии. Серебряные стены дрожали в облаках благовоний. Паломники гнулись, как спелые хлеба, муллы лежали ниц, а воины запрокидывали головы, как будто пили опьяняющее вино. Евнухи сераля и молчаливые стражники-негры обеспечивали охрану процессии.
Зазвучали бронзовые трубы. Двадцать лошадей в золотых и пурпурных упряжках тянули колесницы с инкрустированными жемчугом осями. Конрад увидел украшенное кориндоном и хризопразами облачение. Темно-золотистая вуаль была прижата к вискам бриллиантовой короной. Вокруг фигуры распространялось красное сияние…
Новая жена халифа прибывала в большой сераль.
Моя судьба - сжигать
Монферрат имел несколько часов отдыха - глубокий, мертвый сон - в келье Бертхольда Шварца. Он проснулся, когда холодные губы Зубейды прикоснулись к его векам.
Принцесса сидела на коленях у его изголовья.
- Сейчас или никогда, дорогой господин, - сказала она.
- Холера проникла в сераль, где поэтому царит беспорядок. Можно воспользоваться этим. Однако, так как этот квартал оцеплен янычарами Абд-эль-Малека, я выведу вас через подземный ход. Он ведет во дворец. Я дала страже опьяняющего напитка. Остаются только львы! Вы назовете их по именам: Нерон, Омар, Искандер. Дайте понюхать мой шарф, и они лягут у ваших ног. Комнаты Саламандры выходят в седьмой сад. Возьмите этот факел, он вам пригодится.
Она привела его к бронзовой двери, ведущей к окутанной темнотой лестнице. Конрад спустился по винтовым ступенькам. По стенам струились вода, и у него появилось ощущение, будто он опустился в царство мертвых. Наверху, как надгробная плита, опустилась металлическая решетка. Монферрат зажег факел, который дала ему Зубейда. Разбуженные светом, летали рядом летучие мыши; по плитам прыгали огромные жабы с розоватой кожей. Появились и другие чудовища: огромные, с кулак, светящиеся пауки, белые ужи… Большинство животных были слепыми: они никогда не видели света.
Коридор расширился, затем стал раздваиваться. Монферрат колебался: неужели он ошибся направлением? Неужели Зубейда солгала ему? Может быть, он попал в одну из тех ловушек, которые ждут неопытных астронавтов на диких планетах? Он машинально завязал на своей руке шарф принцессы; запах вербены успокаивающе действовал на его нервы.