Он не отрывал глаз от ее взволнованного лица, он слышал и даже всем телом ощущал ее прерывистое дыхание. Он стал убыстрять движения, дыхание Килны тоже участилось, переходя почти в хрип. Марк - спортсмен и набрать темп ему ничего не стоит, вот только собственный фаллос уперся в искусственную преграду…
Килна застонала так, что Марк испугался - не отдает ли она концы, но тут же подумал, что, наверное, так и должно быть, что когда она делала ему ЭТО, то со стороны он выглядел вероятно так же. Он все убыстрял темп, пока она не открыла глаза и нежно не отстранила его. Он впился поцелуем в уста ее, помня о важности послеполетной профилактики.
- Ты… ты… ты - волшебник… я хочу тебя… - страстно прошептала она. - Как только рассосется эта гадость… рейс еще не кончится… Ты только к другим не ходи… Все здесь - потаскухи! Я тебе сама все сделаю…
Говоря все это, она вновь уложила его на стол и осторожно сняла приспособление, доставившее ей такое сильное наслаждение (а Петр видно так и не смог этого сделать - пронеслось у Марка в голове). Марк взглянул на то, что она рассматривала - металлический стержень, покрытый ошметками чего-то резиноподобного и вроде как чуть ли не обуглившегося…
Килна рассмеялась и отшвырнула использованный предмет в сторону.
- Если нельзя, но очень хочется… - повторила она склоняясь над Марком.
В этот момент раздался звуковой сигнал - кто-то жаждал войти. (На этот раз успел, успел - не вышли происки зловредной судьбы, - хохотал восторженно Марк в душе.) Килна набрала полную грудь воздуха, сжала свои прелестные пальчики в кулачки и с досадой выдохнула.
- Капитан, кто же еще? Га-адина, - прошептала она. И тут взглянув на Марка поняла, что если капитан его здесь увидит, то ничего хорошего ждать не придется. Марк это тоже сообразил - он уже натягивал брюки, одновременно пытаясь влезть в форменные ботинки.
Килна раздвинула лановую ширму.
- Спрячься здесь и все будет хорошо. Я хочу тебя… - нежно прошептала она и чмокнула его в щеку.
Застегивая на ходу халат, она направилась к дверям. Как хорошо, что я случайно закрыл их на блокиратор - подумал Марк.
Петр полулежал на своей постели - думы тяжкие одолевали его. Дым лениво поднимался к потолку от полуистлевшей сигареты, в другой руке Петр держал стакан с последними глотками пьянящего илианского. Выпитое вино лишь отягощало невеселое настроение его.
Клоака, в которую ввергли его две ненасытные девицы, казалась бездонной и безнадежной. Он никогда не покажет свое состояние этому салобону Марку, но на самом деле - впору удавиться…
Что за дела - мужик он в конце концов или нет?!! Петр с силой затушил сигарету прямо о стену, допил вино и сел на постели.
Докторша все ж знаток своего дела - нога почти не болит. От этого, правда, его ненависть к ней ничуть не стала меньше. Вколола ему какую-то гадость и надсмеялась… Мышцы Петра вздулись. Вот уж нет - с ним такое не пройдет. Он встал и, хромая, подошел к зеркалу. Шрам пересекал его щеку фиолетовый, вздувшийся - но не портил мужественное выражение его лица.
Кое-как одевшись, Петр открыл дверь в коридор. На пороге стоял бездушный робот, посмотрел своей уродливой оптикой на него, но ни один манипулятор не дрогнул. Петр расхохотался - этот щенок поставил здесь дурацкую груду металла для его защиты! Идиот! Ну он всем докажет, что не его надо защищать от этих мокрощелок, а их он него, Петра.
Прихрамывая (нога, однако, в этом деле не главное), он направился прямиком в медотсек - начинать, так с обидчицы.
По дороге Петр все больше и больше распалял себя, придумывая как и сколько раз он грубо и грязно изнасилует докторшу, сорвав с нее белоснежный халат.
То, что ему не открывали на его требовательный сигнал, он воспринял как еще одно личное оскорбление. Он нажал еще раз.
Двери открылись, на пороге стояла Килна Травер. Петр нагло вошел и рукой, не глядя, нажал на блокиратор дверей. Они послушно закрылись.
Килна, увидев Петра, облегченно вздохнула и что-то хотела сказать, но он хамски схватил ее правой рукой за талию, впился губами в наглый ее рот, левой рукой придерживая голову, чтобы не вырывалась. Она слабо пыталась сопротивляться, но потом обмякла в руках его и сама чуть не укусила губу ему в экстазе.
Без лишних слов, по хозяйски, даже не соизволив дойти до дивана или операционного стола, а прямо так, стоя, Петр раздвинул властно правой рукой ноги ее и резким толчком вошел…
Петр заорал так, что, казалось, крик его болью пронесся по бесконечным коридорам бесчисленных отсеков огромного звездолета и эхом отозвался в каждой клеточке равнодушного космозверя. Всепожирающая боль затуманила его рассудок. Он кулем свалился к зажавшей от ужаса рот Килне Травер и схватился обеими руками за обожженное свое мужское достоинство… Сквозь багровый туман он увидел обеспокоенное лицо Марка и подумал: "Опять этот мальчишка под ногами кру…" - и потерял сознание.
Корабельные часы пробили полночь.
Спали натренировавшиеся за день в спортзале девицы из группы захвата.
Спала медсестра, мокрая от пота, на скрутившихся жгутом простынях, сны ее были легки, приятны, эротичны…
Анна Бровски с замиранием сердца смотрела, как брат ее на последних минутах заколотил-таки решающий мяч в ворота гриторианской сборной. Рука ее была засунута глубоко в новые свежевыглаженные трусики, где все полыхало огнем и стонало в желании чего-то такого… думать об этом Анна не желала.
Официантка Жаклин с ноющей сладострастной болью внизу живота и с предвкушением вкусной ночи постучала в резную деревянную дверь капеллана.
Старый распутник открыл дверь и, благословив, впустил. Указав Жаклин на роскошное кресло, он подошел к стене, где висел график исповедей. Убедившись, что сегодня действительно очередь Жаклин (а в день он больше одной не исповедовал - берег свои старческие силы), он стал размышлять, стоит ли выставлять кагор, которого еще много, так как начало рейса, или же официантка перебьется свежеслитым из катовера спиртом. Остановившись на последнем, он направился в соседнюю комнату.
Патри и Лорен лежали на обширной тахте Патри валетом и привычно-равномерно, строго в такт двигались. Длинная эластичная дубинка, с обеих сторон заканчивающаяся характерной грибообразной формой, была с обеих же сторон вставлена соответственно куда следует. Патри испытывала оргазм. Лорен уже давно кончила, старалась ради подруги и думала, что завтра или того, или друг-ого техника они обязательно отловят и…
Килна Травер третий час билась в лаборатории, пытаясь рассосать пояс девственности, поставленный ею на жодсонный манекен. Она была хорошим специалистом и истово верила в удачу. А все-таки в этом Марке, что-то есть, что-то такое… она мечтательно улыбнулась.
Дерни Кайз стояла в собственной каюте, где в отличие от ее рабочего кабинета, всю стену занимало огромное зеркало. Она стояла перед ним обнаженная и задумчивого кусала ногти. Девять лет не знало ее тело мужчины. Никто не мог растопить лед ее сердца, после того как она попала в катастрофу на Спаде, на той злополучной взлетке перед мотелем на берегу залива. Тогда она выкинула неродившегося ребенка и муж бросил ее. Неисповедимы пути Господни - через девять лет ей, возможно, предстоит вновь с ним встретится… Ибо именно ее бывший супруг, ныне всегалактически известный пират Глорвилт, сейчас охотиться за ее звездолетом, не подозревая, что это подсадная утка и охота идет на его самого. И если они встретятся, не задумываясь всадит она в него полный разряд. Ибо он виноват во всем. Ибо из-за него сердце ее покрылось ледяной коркой. Ибо из-за него… Впрочем, в этом Марке действительно что-то есть, не зря же эта блудница Твин вьется около него, как пчела вокруг сладкого.
Аккуратно выведенный из строя робот-погрузчик, стоял величественным полуторатонным памятником самому себе у стены рядом с каютой Петра.
С невидящими ничего глазами Петр лежал обнаженный на своей кровати, уставившись в потолок. Тело было опять обнажено, а то, чем Петр всегда - и не без оснований - гордился, теперь представляло собой весьма жалкое зрелище…
И тем не менее Звана Трейк не отрывала от тела Петра напряженного взгляда, усиленно массируя свои соски и сладострастно причмокивая.
Капитан Глорвилт оторвался от изучения фонографии капитана "Лоуфула" и потянулся. Неисповедимы пути Господни - вот и их с Дерни дороги разошлись кардинально, чтобы вновь встретиться. Наверное, он был не прав тогда - но чего ворошить прошлое. Правда, если они встретятся снова…
В кабинет вошел Бен Дереви, преданный и старейший его помощник и друг, вместе ступивший с Глорвилтом на опасную тропу вольной жизни.
- Когда приблизимся к "Лоуфулу" настолько, что сможем взять в поле? спросил он у Бена.
- Через часов сорок-сорок пять, - моментально ответил его правая рука.
- Та-ак…. - задумчиво произнес Глорвилт. - Значит через четверо суток мы должны ступить на борт "Лоуфула". Ты уверен, что груз на борту?
- Да, капитан. Наши ребята основательно поработали с их техником в темпском госпитале. Данные стопроцентные. Осечки быть не может…
Марк стоял под душем, подставляя лицо ледяным упругим струям. Он был счастлив. Ибо сегодняшний день привнес в его жизнь то, чего он был по глупости своей дотоле лишен. И сейчас придет Ларса Твин - женщина, достойная мечты. Придет не к мальчику, но к мужу. У которого кроме бугров мышц, есть пусть маленький, но опыт, и большое желание. И главное, в отличие от Петра, возможности. Хотя Петра, конечно, жалко…
Ларса Твин шла по еле освещенному коридору звездолета, в роскошном вечернем платье, тщательно вымытая, искусно подкрашенная и талантливо причесанная. В руке она несла бутылку "Шампанского". Марк должен по достоинству это оценить - "Шампанское" один из многочисленных символов Земли, которую Марк так обожает. "Шампанское" запрещено изготавливать и продавать везде, кроме как на самой Земле. И эту бутылку Ларса берегла семь лет (правда, из двадцати пяти это еще только предпоследняя). Что же в этом мальчике такого, что многоопытное сердце Ларсы бешено колотиться от ожидания свидания? Ведь такие ночи стали давно для нее обыденностью. Но в этот раз…
Она еще не знала, что сегодняшняя ночь будет для нее лучшей в жизни. Но надеялась на это.
3
- Нет, святой отец, мне больше не надо, - Марк закрыл своей могучей дланью хрупкое жерло хрустальной (наверное) стопочки.
Капеллан обиделся.
- Что значит не надо? - забасил священник. - Я тебя что, спаиваю, что ли? - ("Разве это пить?" - подумал святой отец.) - Я исповедова-ик-аю тебя, заблудший овен мой!!! На чем мы остановились? На этой белобрысой стерве? - капеллан попытался поймать вилочкой ускользающий по тарелке блестящий маленький грибок.
- Почему это стерва?! - поразился Марк. - И о ком это вы? Совершенно неосознанно он поднял стопку, едва закрашенную кагором и чокнулся.
- Стерва и есть стерва, - парировал святой отец, как будто читал проповедь с амвона.
- Нет, та-ак нельзя. - Марк хотел взять последний кусочек стерилизованного анчоуса, но воспитание не позволило и он воздержался.
Капеллан был стар, но выглядел пышущим здоровьем, неутомимым забулдыгой. Они сидели в его кабинете, что позади комнаты священных церемоний. Три четверти часа назад капеллан отслужил вечернюю воскресную мессу, Марк подошел к нему по своему личному делу и капеллан затащил его сюда. Марк сам не был верующим, хотя причислял себя к католикам-гуманистам (он верил во Всепобеждающий Разум Земли), но ко всем религиям относился с уважением. И разглядывая сейчас довольного священника, после выпитой стопки активно накладывающего в тарелку их салатницы аппетитного вида оливье, он подумал, что зря, наверное, вообще пришел сюда. Марк отчаянно, залпом опрокинул в себя обжигающую жидкость.
Пока он морщился и закусывал, капеллан успел налить еще по одной.
Марк собрался с силами, вздохнул и выпалил:
- Я и Ларса Твин хотим, чтобы вы нас обвенчали. - Он перевел дыхание и добавил: - И как можно скорее.
Святой отец отложил вилку, вытер салфеткой губы и посмотрел на Марка. Во взгляде его не было удивления, скорее такое отечески-опытное, с высоты прожитых лет среди звезд, осуждение: "Эх, несмышленая, вечно торопящаяся молодость…"
- Так. Это серьезно, - сказал он и отставил стопку. - И чья это инициатива, твоя или этой… или твоей избранницы?
Марк смутился.
- Ну, вообще… наша. Но к вам я сам пришел: решили - так решили, чего тянуть!
- Что ко мне сам пришел - это я понимаю, она-то бы этого никогда не предложила.
Марк вдруг отчетливо представил Ларсу и капеллана в постели - и замотал головой, отгоняя неприятное видение. Ларса тоже отзывалась о святом отце без должной почтительности. Может, он просто домогался ее и она ему отказала, вот он и ненавидит Ларсу? Марк вспомнил о пресловутом графике исповедей, о котором как-то обмолвилась Ларса. Он не удержался и спросил:
- А Ларсу вы тоже… исповедовали?
Священник недоумевающе посмотрел на него. Потом неожиданно расхохотался - громко до неприличия - и потянулся к графину.
- Я никогда ничего не делаю против чьей-либо воли, - сказал он, разливая розоватую влагу по стопочкам. - А если тебя интересует - спал ли я с твоей нынешней избранницей… Я боевой офицер, я должен поддерживать боевой дух на корабле. Высший офицерский состав в этом не нуждается. К тому же, - добавил он, поднимая стопочку, - Inter caecos regnat luscus конкурентов мне здесь обычно нет. А мне и так хватает на этом корабле, я уже стар. Я довольствуюсь малым. Мое призвание - утешать нуждающихся. - Он смотрел в дальний угол ярко освещенного маленького, уютного помещения и слегка барабанил пальцами по столу, покрытому изысканной желтой скатертью. - Да, утешать нуждающихся, в чем бы это не выражалось. А не навязывать что-либо кому-либо. Будь то мои убеждения, будь то моя любовь… На этом корабле представители восьми религиозных конфессий, и по-человечески заповеди как минимум двух из них для меня неприемлемы. Но я ни жестом, ни движением лицевого мускула не выдам этого, ибо уважаю чужие убеждения. "Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены…" Если бы я не чувствовал, что тебе сейчас необходим мужской разговор, наше общение ограничилось бы пятью минутами. Прозит. - Капеллан поднял стопку.
Марк чокнулся, но выпить не спешил.
- Не судите, и не будете судимы… - задумчиво повторил он. - Почему же вы называете Ларсу "белобрысой стервой"?
- Если бы она пришла ко мне, - размеренно, отчетливо выговаривая слова сказал священник, - я бы подобрал необходимые ей в этот момент слова, подобрал бы подобающую интонацию голоса и участливое выражение глаз - это моя профессия. Даже больше - моя жизнь. Я бы ни намеком не выдал бы своего отношения к ней - хотя, наверное она об этом прекрасно осведомлена… полагаю я. - Капеллан вздохнул и пронзительным взглядом одарив Марка, прямо спросил. - Зачем тебе все это надо, юноша? Затем тебе эта женитьба?
Марк вместо ответа выпил разбавленный кагором спирт и потянулся-таки за последним кусочком анчоуса. Капеллан не отрываясь смотрел на него, и Марк понял, что от ответа не уйти.
- Я люблю ее. - Марк натолкнулся на иронически-удивленный взгляд священника и сказал: - Я уверен, что люблю. А разве возможно ЭТО без любви. И раз уж я… - Марк смутился, но потом подумал, что в конце концов перед ним священник, и тайн от него быть не должно признался: - Я овладел ею, значит должен жениться.
Капеллан вновь расхохотался грубо, обидно и неприлично.
- Это она так сказала тебе?
- Этому меня всю жизнь учили, - твердо и непреклонно ответил Марк.
- А она хочет этого?
- Да. Она сама призналась, что устала жить неприкаянно и хочет семью.
Капеллан грузно вылез из-за стола, сложил руки за спиной и прошелся по комнате. Дошел до висящего в углу небольшого бронзового распятия, встал перед ним и задумался надолго о чем-то.
Марк терпеливо ждал, не нарушая звенящей тишины, воцарившейся в этом излучающем доброту помещении, таком домашнем и непривычном для аскетической обстановки "Лоуфула".
Наконец капеллан заговорил, облокотясь на столешницу антикварного, возможно с самой Земли вывезенного, письменного стола. Заговорил неспешно и проникновенно, будто каждым словом пытаясь добраться до сокровенных уголков души слушателя:
- Я на "Лоуфуле" с самого первого дня. С того дня, как его вывели в открытый космос. Все восемьдесят лет, вместивших в себя столько событий, что не пришлось и на долю самого Моисея за его бурную легендарную жизнь. Я единственный на корабле, кто не сменяется на отпуск - ибо "Лоуфул", это все, что у меня есть, это моя жизнь. Дважды корабль за эти годы был на профилактическом ремонте, и дважды я ложился на биообновление. Когда "Лоуфул" встанет на вечную стоянку, я отправлюсь умирать на Землю, я скопил для этого достаточно средств. Но пока он мчит среди звезд, я буду здесь. И я всегда знал, что творится на корабле - для меня нет на "Лоуфуле" тайн. И я всегда с экипажем при выполнении опасных заданий, когда необходимо покинуть надежные стены звездолета. Когда-нибудь, юноша, мы выберем с вами вечерок, и я расскажу вам множество забавных и поучительных историй. Я помню все. И я мог бы вам многое поведать про вашу избранницу - Ларсу Твин, которая уже шестнадцать лет на "Лоуфуле", это ее девятая годовая вахта. Но я вряд ли имею право, говорить что-либо про нее, кроме хорошего. А хорошее про нее, честно говоря, хотя тоже мог бы, говорить, нижайше прошу прощения, мне не хочется. Я просто расскажу одну историю, не имеющего прямого касательства к делу.
Капеллан вздохнул, окинул комнату взглядом, как бы со стороны оценивая свою напыщенно-нравоучительную позу, едва заметно ухмыльнулся и прошел обратно к столу. Не спеша сел, подготовил себе закуску, налил себе и Марку спирта в маленькие, такие симпатично-домашние стопочки.