Но Элис при этих словах содрогнулся. Проволочные расчалки заскрипели и взвыли.
- Парень, - сказал триплан тихо, с выражением глубочайшего ужаса, - если ты меня здесь оставишь, я заржавею и сгнию. Очень быстро.
Лётчик закусил губу.
- Я же обещал, что тебя не оставлю, - сказал он. - Мне только в город сходить надо. Я тебя парашютом накрою.
- Я стою в болоте! - крикнул Элис и снова всхлипнул: - Что мне с того парашюта…
- Вытащим тебя из болота.
- Ты меня не вытащишь. Во мне весу две тонны. А сам я не выеду. Почва мягкая, буксую я.
- Одеяло подложим. Выедешь. Давай-ка не тянуть, а то правда размокнешь.
Лётчик решительно встал и принялся за дело.
Дело шло тяжело. От голодовки, тошноты и усталости он ослабел. Природой лётчику дано было крепкое телосложение, но сейчас руки и ноги его были как ватные. Он злился. Он даже прикрикнул на Элиса, когда тот начал выть, что у него болит сломанное крыло. Не до игр было. Элис слишком любил играть в телесность - у него постоянно что-то болело, чесалось, мёрзло и затекало. Лётчик знал, что он просто напуган.
Колёса шасси медленно вращались, вымешивая мягкую почву. Одеяло тонуло в ней. Мотор надрывно взрёвывал, Элис с натугой подавался вперёд - и снова падал. На пятой попытке упал и лётчик. Его опять начало мутить. Содержание эфира в атмосфере Титана было всё же слишком высоким. В сочетании с высокой влажностью это сводило с ума. Элис ныл-ныл, потом умолк и только честно старался выбраться. Дождь безжалостно молотил его по крыльям и лётчика - по плечам.
Последние силы таяли. Глаза вместе с дождевой водой начинала заливать мгла.
Лётчик впервые подумал, что, возможно, здесь его путь будет окончен.
Лётчик лежал навзничь, а Элис склонялась над ним.
Она звенела и переливалась, мерцала и дышала - призрачная, но тёплая. Её кости, мышцы, сосуды и жилы были созданы из света и пели. Глаза её смотрели с любовью. Она была самой нежностью. Её безмерная красота не слепила, а притягивала.
- Лети ко мне, - сказала она хрустальным шёпотом, - лети, не задерживайся, лётчик.
Лётчик улыбнулся Элис, и её образ стал расплываться. Синие глаза на белокожем лице показались синими облаками, плывущими по светлому небу, по серебряному небу неподвижных звёзд…
Лицо Элис изменялось.
Кожа темнела, по ней пролегали морщинки. Выцветали глаза. Ярко-синее платье становилось заношенным тряпьём. Горе утраты захлестнуло лётчика горькой волной, в отчаянии он потянулся к Элис, пытаясь вернуть её, и вдруг окончательно потерял.
Он лежал навзничь на траве, промокший и грязный. В пелене измороси вдали блёкло алели крылья Элиса, а над лётчиком склонялась старуха, замотанная в дождевик поверх ветхого тёплого пальто.
- Очнулся! - торжествующе сказала она. - Ну всё, теперь не уйдёшь.
- Что? - пробормотал лётчик.
Старуха выпрямилась и поправила платок. Переступила по грязи ногами в тяжёлых мужских сапожищах.
- Хорош валяться, вставай, - велела она. - И так простуду уже схватил, поди. Пошли. У меня печка топится. Каши наготовила я сегодня на роту, как знала. Пошли, пошли! - и она потянула его за рукав.
Лётчик перекатился на живот, не без труда поднялся на четвереньки и посмотрел на Элиса.
Элис стоял чуть одаль, на лётной полосе, посреди большого целого куска покрытия.
Не в яме. Не наискосок, упираясь в траву краем здорового нижнего крыла и топя шасси в грязи. Нет, Элис стоял прямо и на твёрдой дороге. Более того, у него работал двигатель, на половинной мощности, как положено перед рулением. Вид у триплана был напряжённый и, похоже, испуганный.
- Как?! - только и выговорил лётчик. - Элис, ты… сам?
Над ухом хрипло расхохоталась старуха.
- Поехали, - повторила она. - В сухости разбираться будем.
Она повела пилота и самолёт не к ангарам, а к полуразрушенному зданию терминала. В ангарах, по её словам, не осталось ни одной целой крыши, все текли. Часть стены терминала обвалилась, постройка выглядела ненадёжной, и всё же старуха уверенно направила Элиса под навес, образованный остатками второго этажа. Лётчик хмурился, глядя на кирпичную крошку, но возражать не решался.
Триплан нервно хихикал и пытался пошутить насчёт того, что мало какой самолёт видел терминал изнутри, разве что такой, который падал прямо на крышу.
- Помолчи, - велела ему старуха и обратилась к лётчику: - Вот дело! Теперь идём ко мне. Тебя согреть надо. Эх, нечего у меня выпить! Тебе бы мужику в самый раз было… - она махнула рукой. - Зато вода горячая есть.
- А я? - робко скрипнул Элис.
- А ты тут подождёшь, - сурово ответила старуха, и самолёт смолк. Кажется, он её боялся. Лётчик мог только изумляться происходящему. Но он чувствовал себя настолько вымотанным, что не задавал вопросов.
Он забрал из Элиса сумку с одеждой, похлопал триплан по фюзеляжу и зашагал следом за старухой.
Старуха жила в паре километров от бывшего аэропорта, в большом доме, тёмном от влаги и времени. Хозяйкой она оказалась на диво крепкой, в одиночку управлялась с целым хутором. Глаза разбегались - столько было вокруг хлевов и сараев. Из конуры вылезла мокрая собака и залаяла на лётчика. Издалека ей долгим мычанием ответила корова.
- Старая корова-то, - пожаловалась хозяйка, - а новую где возьмёшь… Старая не родит, да и быка не найти. Что делать, ума не приложу. Лучше бы коз завела. И корову, и овец бы заменили. И молоко, и шерсть.
- У вас и овцы есть?
- Овцы, куры, свиньи. А как жить-то? Теперь иначе не жить.
Ворота, как заметил лётчик, запирались от животных, а не от людей. Вслед за старухой он прошёл через двор, разделённый желобами для стока дождевой воды, нырнул в сумрачные сени, где было даже холодней, чем на улице, и оказался, наконец, в доме - прибранном, выскобленном, полном шитых салфеток и кружевных скатертей. Потрескивал огонь в печи. Лётчик вдохнул сухой и чистый, будто отстиранный воздух, и голова у него закружилась - так потянуло в сон.
- Погоди! - громогласно велела старуха. - С тебя грязь кусками отваливается! Мойся иди. Потом покормлю.
Вместо бани старуха имела хитро устроенную ванну. Резервуар с водой грелся прямо от домовой печи. Лётчик с наслаждением вымылся, замочил в ванне комбинезон, надел чистое и вернулся в дом, где вкусно пахло съестным. Старуха стряпала ужин, с натугой резала вяленое мясо. На столе дымилась каша в горшке.
Только через несколько минут лётчик вспомнил, что не спросил у спасительницы её имени.
Старуха расхохоталась.
- Лута, - сказала она. - Лутой меня называют. А ты…
Лётчик только набрал воздуху в грудь, как она прогремела:
- Грешен!
Лётчик вздрогнул и выронил ложку.
- Грешен! - страшным голосом повторила старуха, поднявшись. - Зачем демона улестил? В уме ли был? Только бабам дозволено смирять демонов. За то у баб каждый месяц отнимают крови, только на срок тягости попущение дают… А ты кто? Теперь тебе злосчастье будет. Зачем взял демона?
Лётчик прикрыл глаза, медленно выдохнул и вдохнул. "Бедная женщина, - подумал он. - Не в своём уме, должно быть. Почему она здесь одна, без опёки?… Как она справляется?…"
- Какого демона… уважаемая Лута?
Старуха резко осела на стул и гулким шёпотом проговорила:
- Не знаешь?
- Не знаю.
- Вот и не знай.
Может, она и была не в своём уме, но вести хозяйство это ей ничуть не мешало. Наутро лётчик даже устыдился, обнаружив, что ночью она выстирала его одежду. В сухости и жаре возле печи комбинезон успел высохнуть, только зимние сапоги внутри остались ещё сырыми. Встала старуха до зари и пожарила для гостя исполинский омлет. Лётчик отяжелел после такого завтрака.
- Мне нужно в Ган, - сказал он, поблагодарив её за заботу. - Вы подскажете, как добраться?
Лута помолчала.
- Зачем тебе в Ган? - спросила она.
- Нужно починить самолёт. И хорошо бы найти машину, которая довезёт меня до Синлапа. Погода нелётная.
- Зачем тебе в Синлап?
- Я слышал, там можно встретить звёздных людей.
- Зачем тебе звёздные люди?
Лётчик вздохнул.
- Это моё дело, - ответил он. - Я лечу к неподвижным звёздам.
До сих пор старуха спокойно перематывала клубок шерсти, но тут покосилась на лётчика. Под морщинистым черепашьим веком блеснул зелёный, ясный молодой глаз.
- А нет больше Синлапа, - просто сказала она. - И Гана нет.
- Что?
…"Два года назад", - сказала она. Лётчик вспомнил разбитую лётную полосу, заплетённые лианами руины терминала, и усомнился. "Два года назад, - подтвердила Лута. - Я проснулась утром, вышла на балкон и увидела, что никого нет. В целом городе никого не было. Стены начали трескаться. Словно время для всего, кроме меня, шло быстро-быстро. Дома ветшали и рушились на моих глазах. И никого вокруг, ни трупа, ни скелета. Я, должно быть, сошла с ума тогда".
Лётчик ничего не ответил, только склонил голову на руки, в задумчивости кусая губу.
Несколько дней Лута провела в погибшем Гане, не зная, как быть. Словно в полусне, она пошла пешком на окраину города, надеясь найти там свою подругу. Подруги не было. Отыскалась только её машина. Машина тоже выглядела теперь столетней, но оказалась на ходу. Тогда Лута собрала вещи и уехала в этот дом, принадлежавший деду подруги. Согнала с окрестных хозяйств осиротевший скот и стала жить дальше. "Наверно, я сошла с ума, - повторила она. - Но я не хотела умирать. Тут, пока целый день крутишься, как-то и не думаешь ни о чём". Она ездила и в Синлап, в надежде, что бедствие поразило один Ган. Но в Синлапе тоже никого не было. В единый миг Титан обезлюдел.
Выслушав её, лётчик долго молчал. Потом проговорил:
- Так, значит… я застрял здесь? Навсегда?
Лута вскинулась.
- Почему?
- Я не знаю, сумею ли починить Элиса, - медленно сказал лётчик. - И его нужно дозаправить - а откуда же здесь быть бензину…
Старуха вдруг улыбнулась - ласково и мечтательно, не глядя на собеседника вовсе. Она улыбалась чему-то своему. И она сказала:
- Бензин найдётся. А самолёт… самолёт мы починим.
"Мы?!" - только успел подумать ошарашенный лётчик, а Лута уже поднялась и тянула его к двери за рукав, попутно выгребая из печурки дождевики.
- Дождь кончится через неделю, - сказала она по пути. - Такие ливни тут каждый год. Неделю тебе придётся сидеть здесь. Но не дольше, если не захочешь.
- А вы? - спросил лётчик. Он без возражений поспешал за старухой. - Давайте я отвезу вас на Сатурн, Лута. Или на Каллисто. На Каллисто славные люди, мой друг Раман…
- Не поеду, - отрезала та.
- Почему?
- Умру в свой срок. В своём доме.
Лётчик покачал головой. Большую часть времени Лута вела себя как вполне здоровый человек, но ум её был не в порядке, даже она сама сознавала это. Лётчик боялся растревожить её и вновь пробудить в ней безумие. Поэтому он не стал спорить. Вместо того он сказал:
- Чтобы починить самолёт, нужно хорошо знать дело. Дело непростое. Не забор починить. Я сам не уверен, что…
Лута хихикнула, пнула носком сапога мелкий камешек.
- Что-то ты совсем, - сказала она и выразительно постучала себя по лбу костяшками пальцев. - Я твой самолёт завела, прогрела, из канавы выгнала, а ты мне про забор. Эх, ты!
Лётчик сморгнул. Он совершенно ничего не понимал.
- Вот она, слава земная, - продолжала старуха, смеясь. - Покинешь Землю, и никто тебя уже не помнит.
- Вы землянка?
- Самая что ни на есть.
Дождь утихал. Теперь это была только морось, влажный воздух, оседавший капельками на коже. Солнце не показывалось из-за сплошных облаков, но день разгорался, становилось теплей. Лётчик поднял глаза к небу и вспомнил, как выглядит отсюда солнце - маленькое и бледное, холодное, похожее на большую звезду… Они с Лутой обогнули терминал. Увидев лётчика, Элис радостно завопил - и мгновенно смолк, заметив старуху.
- Хоть он меня помнит, - довольно сказала Лута. - Помнишь, шестикрылый?
- Помню, - испуганно рапортовал Элис.
- Да не бойся ты, - увещевала старуха, подходя. - Разве ж я тебе зло сделаю? Починю, на крыло поставлю…
- Э-э-э… - настороженно протянул лётчик, - Лута… вы…
Старуха обернулась. Морщины её осветились улыбкой.
- Это же сыночек мой, - ответила она на незаданный его вопрос. - Лонжерон от косточки, родное маслице. Двадцать лет назад, на Земле, я его спроектировала.
Элис замер в красивой позе, как собака на выставке: хвост вниз, нос вверх, передние кромки крыльев параллельно полу. Он боялся не то что слово сказать - даже скрипнуть. Старуха посмеивалась, глядя на него.
- Марна? - потрясенно проговорил лётчик. - Вы - Лута Марна? Королева конструкторов?…
- Ну так уж и королева, - хмыкнула старуха. - Я давно не работала. Как поселилась тут, так и не работала.
- Почему?!
- А это уж моё дело, - ответила она. - Я же не спрашиваю, зачем тебе к неподвижным звёздам.
Лётчик перевёл дыхание, потёр лоб.
- Извините, - сказал он, - извините. Я не ожидал встретить… в таких местах… авиаконструктора Марну. Я думал… извините…
- Что я давно умерла? - старуха закатила глаза под лоб. - Ну-ну.
Она медленно прошла мимо Элиса вглубь терминала. Осанка её изменилась. Она больше не сутулилась и не топала ногами - ступала легко, гордая, прямая. Она словно сбросила груз лет.
- Ты Крайт-213, - сказала она Элису. - Кто тебя собрал?
Элис помялся и тихонько назвал имя мастера.
- Помню, - сказала Марна, - помню его, он хорошо собирает, - и обернулась к лётчику: - Базовая модель называлась Аспид. У неё было три модификации - Кобра, Крайт и Тайпан. Кобра, несмотря на имя, получилась слишком мирной, её признали спортивным, любительским самолётом. Тайпан был лучше всех по лётным характеристикам, но нравом удался крут. Мог убить собственного пилота, если считал его недостойным. Все Тайпаны разобрали и уничтожили чертежи. Остался Крайт.
- Да, - вставил Элис, вдруг осмелев. - Поэтому я мальчик!
Лётчик почесал в затылке.
- Потому что девочка - Кобра?
- Да!
Лута Марна засмеялась:
- А ты хотел его девочкой считать?
- Он меня назвал - Элис!
- Вот пакостник.
- Пакостник! - горячо подтвердил триплан. - Пакостник и гад! И ногами по крыльям ходит!..
- Элис, замолчи, - попросил лётчик. У него голова шла кругом. - Ты упрямый, мог бы и раньше рассказать… Лута, погодите… Скажите, пожалуйста… Скажите, что значили ваши слова про демона? О каких демонах вы говорили?
Марна помолчала, обвела взглядом шестикрылое своё дитя.
- Это неважно, - раздумчиво проговорила она. - Лучше скажи, зачем тебе звёздные люди.
И лётчик сказал. От Луты Марны он не решился скрыть.
- Я ищу одного человека, - ответил он. - Одну девушку, Элис. Она звала меня. Она обещала меня ждать.
- Обещала? - негромко переспросила авиаконструктор. - Тогда… лети. Их обещания святы. Не знаю только, хорошо это для тебя или плохо.
- Лута, - наконец лихорадочно взмолился лётчик, шагнув к ней, - расскажите о них. Говорят, здесь часто встречали их, многое о них знали. Это правда? Что - правда?…
Мир был другим. Мир будет другим. Мир на самом деле другой. В нём нет эфира, вместо эфира - пустота и тьма. Земная система спутана и вывернута. Растаяли небесные сферы. Там, где было восьмое небо, развёрзлась бездна. Все колонии погибли, изменились сами планеты, жизнь теплится лишь на Земле. Никто не летает к звёздам, никто никуда не летает. История прошла иначе. Она полна неведомых государств и странных героев, чуждых религий, кровопролитных войн за каждую пядь земли. Отчаяние и надежда сплетаются, как две змеи в битве; и отчаяние побеждает, но надежда неизменно царит.
- Так они рассказывали? - спросил лётчик.
- Да, - ответила Лута, - но никто не понимал, зачем и о чём это. Может, у них просто такие сказки. О других мирах много сказок.
Лётчик прикрыл глаза, набрал воздуху в грудь и задал наконец вопрос, который уже несколько часов сжигал его душу.
- Лута, а Ган и Синлап… Это сделали звёздные?
- Нет, - мгновенно ответила Марна и столь же быстро поправилась: - или да. Я не знаю. Я проснулась утром в пустом городе. Ночью никакого шума не было. Но о звёздных я бы думала в последнюю очередь.
У лётчика отлегло от сердца. Оказаться с Элис по разные стороны не только мироздания, но и фронта - это было бы невыносимо. Это было слишком далеко.
А Марне он верил. Её сверхъестественная интуиция вошла в легенды, курсантом и сам лётчик пересказывал анекдоты о ней. Он даже не заметил, как его покинули всякие мысли о безумии старой Луты. Королева и юной отличалась странностями, но ум её неизменно оставался ясным и острым.
Он больше не хотел ничего спрашивать, и всё же спросил:
- Почему?
- Звёздные заняты чем-то своим. Очень заняты. Им нет до нас дела. Уж тем более у них нет причины объявлять нам войну.
- Чем они заняты?
- Я не знаю. Долетишь - спросишь.
Лётчик замолчал. Сел на пол, скрестив ноги, сжал руки в замок. Лута Марна осматривала робеющего Элиса. Она добыла откуда-то линейку, теперь прикидывала так и сяк.
- Ничего из того, что известно о звёздных, - сказала она вполголоса, будто сама себе, - не известно точно. Мы уверены только в том, что они не похожи на нас. То, что они говорят, изменчиво и непостижимо. Но есть точные сведения от исследователей восьмого неба.
- Какие?
- Возле неба неподвижных звёзд дрейфуют конструкции искусственного происхождения. Огромные платформы, похожие на корабли. Некоторые из них покрыты льдом так, что не отличить от астероидов. Некоторые почти свободны ото льда. Вряд ли платформы построили звёздные. Такие сооружения им ни к чему. Они ими и не пользуются, только гуляют вокруг. Платформы - ещё одна загадка Земной системы, которую разгадают разве что через сотни лет… Но когда ты полетишь к звёздам, сделай промежуточную посадку на одной из них. До сферы восьмого неба слишком далеко. Солнечный ветер там очень слаб. Если твоя звёздная Элис помнит тебя, то выйдет тебе навстречу. А если не помнит… оттуда, с полпути, ты ещё сможешь вернуться домой.
Лётчик опустил голову. "Зачем мне тогда возвращаться?" - подумал он, но вслух сказал:
- Спасибо, Лута. Я так и сделаю.
Спустя две недели он попрощался с Марной и взял курс к восьмому небу.
…Вдалеке мерцал серебряный свет: то была беспредельно огромная сфера звёзд. Звёздное небо охватывало всю систему, как нежно сложенные ладони.
- Она меня видит, - сказал лётчик. - Она здесь. Я чувствую. Я ни с чем не спутаю. Мы летим к ней. Дорога верная. Ещё немного, Элис. Совсем чуть-чуть.