В ответ ввалился Лэнгсон. Его появление изменило структуру пространства: медотсек стал очень маленьким и очень тесным. Хозяйке он был по размеру, а гостю жал.
Айфиджениа улыбнулась.
- Привет, - сказали ей. Медичка машинально скользнула взглядом по келоидным рубцам на лице Джека и в очередной раз нелестно подумала про того, кто это шил. Разгладит теперь, конечно, только хирург. Могли и не уродовать так человека… Щетина у Лэнгсона росла в разные стороны, как дикая трава.
И впридачу - тик, подавленный чудовищным усилием воли. Айфиджениа подмечала профессиональным взглядом: левая бровь и скула, и, должно быть, уголок губ, растянутых в постоянной ухмылке.
- Я узнать зашёл, - продолжал Джек. - Как она, работает? - Голос прозвучал гулко, как из бочки, потому что в этот момент Лэнгсон, скрючившись в три погибели, озирал заднюю стенку диагност-камеры и наполовину влез между ней и стеной.
- Вроде, да.
- Эти драные разъёмы как на две недели делают, суки, - во всеуслышание объявил Джек, что-то с хрустом дёргая, - Топчи их конём… черт.
Он вылез из щели, сел на корточки и отряхнул руки.
Айфиджениа смотрела с укоризной, склонив набок птичью маленькую головку. Слишком большие глаза для такого узкого, кукольного лица. Слишком чёрные. Очень длинные брови. Тощая. Безгрудая. Некрасивая женщина.
- Извини, - спохватился Лэнгсон. - Забылся.
Та вздохнула.
- Спасибо, Джек. У меня всё работает.
- Это у меня всё работает, - ухмыльнулся Лэнгсон с долей облегчения. - Как увидит, так от страха сразу заработает.
Медичка засмеялась.
- А с тобой чего случилось? - спросил Джек грубовато, радуясь, что нашёл предмет для разговора и можно забыть про оплошку.
Она удивлённо моргнула.
- Ничего. А что?
- С глазами у тебя что?
- Сосуд лопнул.
Лэнгсон так выразительно скосился на неподвижное тело у стены, что Айфиджениа отрицательно замотала головой. Почти испуганно.
- Ну ладно, - мрачно сказал Джек. - Привет, в общем.
Некрасивая. Словно девочка-подросток, которая начала увядать, не успев вырасти. Не то что Венди, рыжая-как-с-обложки, с ногами, с губами, нахальная стерва…
- Ладно, - сказала медичка. - Ты-то как? Мазь есть ещё?
- Кончилась.
- Давай я сама сделаю, - предложила она.
Лэнгсон без лишних слов стащил рубашку и плюхнулся спиной прямо на целлофан.
- Я бы простыню постелила, - упрекнула Айфиджениа.
- Плевать, - буркнул Джек.
На груди и животе раны были длиннее и глубже. И казались свежее. Тяжело заживали.
Так и виделось: он сумел уклонился от удара в лицо, выгнулся назад, и когти соскользнули, разрывая кожу, - а рассчитывал бивший снять все мягкие ткани и выдрать глаза. Но второй удар, сильней и точнее, пришёлся по напряжённым мышцам торса.
Почему Лэнгсон оказался без защитного костюма, он не рассказывал. Зато рассказывал, почему его съездили когтями. Один из ритуальных ножей рритского воина в это время торчал в стене за джековой спиной, а второй - в джековом же бедре.
Второму ножу, аккуратно обточив рассчитанную на когтеносные пальцы рукоятку, Джек определил быть при себе вместо мачете.
Айфиджениа склонилась над широкой грудью. Природа скроила Джека не очень-то ладно, зато сшила накрепко, и грубой физической силы ему было не занимать… От Лэнгсона пахло. Он вымылся, прежде чем идти сюда, сероватые блондинистые волосы не успели высохнуть после душа, и подворотничок на отброшенной куртке блистал снежно, но от кожи пахло солдатом. Это держится долго. Можно отмываться часами, можно одеть штатское и сбрызнуться парфюмом, и всё равно даже за неделю жизни в собственном доме рядом с чистоплотной женщиной запах не выветрится.
Джек расслабился. У Айфиджении были лёгкие руки, дёргающую боль сменял медицинский колкий холодок, а от самой медички шло тепло. Лакки чувствовал себя ручным волком, которому чешут брюхо, а он валяется лапами кверху и разве что не поскуливает от кайфа. Это было здорово - и кайф, и волчье самосознание тоже.
- А я слышала, - между делом проговорила Айфиджениа, колдуя над ним, - что в таких случаях клыки выдирают и на шее носят…
- Это от слабости, - совершенно другим голосом ответил Джек. Отрешённые глаза ясно поблёскивали. - Они так боятся ррит, что прячутся от этого страха в презрение. Вроде как это не они на нас охотятся, это мы на них охотимся. А я не боюсь. Я - равный.
Медичка ловко и бесцеремонно расстегнула на нём штаны и стянула ниже. Шрамы доходили до паха, и там-то выглядели хуже всего.
- Ёпть, женщина, предупреждать надо! - неожиданно сконфузился Лэнгсон.
- А ты неужто стеснительный?
- Я подтаял, - обиделся Джек. - И у меня интеллектуальная фаза.
- Я заметила, - сообщила Айфиджениа, - мне нравится.
Лэнгсон вздохнул.
- Всем нравится яйцеголовый, никто не ценит Лакки… - пробормотал он, застёгиваясь и поднимаясь с койки. Сморщился, когда целлофан отлипал со спины. - А ведь если б не Лакки, всем яйцеголовым давно настал бы пинцет…
- Ты только личностью не расщепляйся. Этого не хватало.
- Не буду. Раз не велишь.
Женщина улыбнулась, принимая шутку.
Джек посидел напротив, глядя в пол, и вдруг сполз с койки, устроившись у медичкиных ног.
- Айфиджениа, - задумчиво проговорил он. - Дочь Агамемнона и Клитемнестры, принесённая в жертву Артемиде для того, чтобы поход греков на Трою осенила удача.
Она тихо засмеялась.
- Джек, зачем ты помнишь столько ненужных вещей?
- Не знаю, - Счастливчик пожал плечами. - Я не нарочно. Мозги так устроены.
- Это просто мода, - с сожалением объяснила медичка. - Мода на имена. Она проходит волнами. То девочек зовут Мэри и Сюзи, то Глэдис и Дейдра, а то вдруг Эланор и Арвен. Вот только мода на одежду меняется каждый сезон, а людям с именами жить всю жизнь.
Лэнгсон скривился.
- Мне ещё повезло, - весело сказала Айфиджениа. - У меня родители греки. И греческое имя. Если б меня звали, скажем, Алатириэль - не знаю, как бы я жила. Я же просила, не надо меня называть полным именем. Я Ифе. Или майор Никас, если уж хочешь официально.
- Не хочу официально, - откровенно сообщил Джек.
Ифе смотрела на него сверху вниз. Так хорошо, по-доброму, что хотелось положить ей голову на колени, и чтобы гладила. "Эх ты, Птица", - думал Джек. Он хотел знать, отчего у неё покраснели глаза. Плакала? Мучилась над полутрупом в углу, пробуя гитару? Лэнгсона злило, что Птица тратит себя по мелочи. Лучше бы мелкий эвакуант сдох. Лакки в своё время был в его положении и на самом деле желал парню добра.
Во вселенной ррит не существовало мирного населения, нонкомбатантов, дипломатической неприкосновенности, Красного Креста, перемирий, пленных, оставшихся живыми после допроса, обмена ими, завершения войны чем-то помимо тотального физического уничтожения противника. Многого другого тоже. К примеру, категории "женщины, дети и старики" в человеческом понимании. Ррит не знали дряхлости, не щадили собственный молодняк, а самки их были крупнее и сильнее самцов. Иное устройство чужой расы их смешило. Казалось глупым и неудобным. И не становилось поводом для послаблений.
Они могли оставить мальчишку в живых нарочно. Чтобы боялся, нёс страх как заразу. Люди боялись всё меньше и меньше, и, судя по действиям противника, сейчас ррит хотели исправить именно это. Иначе зачем был нужен дикий прорыв, который заведомо не мог окончиться занятием постоянных позиций? Стратеги объяснить не могли; объясняли ксенологи.
Уже второй. В прошлый раз они дошли до самой Земли. До третьей линии обороны.
В этот - их не подпустили даже к "области сердца".
Прогресс налицо.
- Вот только жалко, планшет умер, - сказала Ифе.
Джек встряхнулся, выцепленный из размышлений. Он успел чуть ли не задремать. "Подтаял", - раздражённо подумал он.
- То есть - умер?
- Волнами идёт. Ничего не видно. Придётся на браслетнике теперь всё делать. Но планшет, он же одноразовый, его не починишь.
- Не бывает ничего одноразового, - авторитетно заявил Лакки. - Давай сюда. Даже презерватив можно употребить вторично…
- Джек! Я тебя прошу.
- Что?
- Здесь же ребёнок!
- Ребёнок спит, - отрезал Счастливчик. - А даже если и нет - не маленький уже.
- Джек. Ему плохо.
- А кому хорошо? - безобидно проворчал Лакки, вытягивая у неё из рук планшет. - Мне? Тебе? У тебя вон глаза красные.
- Так сильно заметно? - погрустнела медичка.
- Н-ну… так. Скальпель дай, - сказал Лэнгсон.
Айфиджениа встала. Потрогала по пути лоб молчащему парню.
- Джек, - глухо спросила она, - что там было?
Лэнгсон посопел. Он понял вопрос, что там было не понимать. Повествовать желания не было.
- На Кей-эль-джей, - мягко, но настойчиво уточнила медичка. - Ррит…
- Чёрт-те что было, - нехотя ответил Лакки. - Не надо тебе этого.
- Джек, ты что, не понимаешь?
- Понимаю. Не надо этого женщине видеть.
- Я на своём веку видела много трупов. Я их, извини, потрошила. Там вряд ли было что-то для меня новое, Джек.
Лэнгсон, хмуро пялясь на собственные колени, взял протянутый скальпель. Провёл маленьким лезвием по едва заметному шву на боковой грани планшета.
- Мне нужно знать, - продолжала медичка. - Я должна понять, что говорить мальчику, когда он очнётся.
- Ты ему не говори, - посоветовал Джек, снизив голос до шёпота.
Ифе построжела.
- Я лучше разбираюсь.
Лакки вздохнул.
- Видишь эту сволочь? - и он показал остриём скальпеля на какую-то нитку. - Это детонатор.
- Что?! - изумилась медичка.
- У этих сук динамика продаж рассчитана, - объяснил Лакки. - Не реже, чем раз в год человек должен покупать новый браслетник и новый планшет. А иначе невыгодно. Но если их хрень станет ломаться чаще, то они прогорят. Так что делают всё равно с запасом прочности - и ставят внутрь детонатор. Постоянную рекламу и моду на новинки оплачивать дороже. Понимаешь?
- Ой.
- "Ой", - передразнил Лакки, уткнувшись в коварный механизм. - Всё равно это гниль. Может, ещё год протянет. Месяц точно… если б они это дело программировали, то любой ребёнок бы мог поменять прошивку. Поэтому - железка. Железку не всякий полезет мацать.
- Спасибо, - Айфиджениа встала. Места в отсеке было немного, отойти она смогла только к диагност-камере. Постояла, пальцем протёрла тёмные пуговки индикаторов. - Джек, но ты всё-таки расскажи мне…
Борткомпьютер приветствовал капитана "Миннесоты".
Карреру кивнул первому пилоту, сел. Откинулся на подголовник.
До сеанса галактической связи оставалось шестнадцать часов. Карреру подумал, что успеет ещё и выспаться, и перепроверить рапорт.
Он был чудовищно ответственным человеком. Ответственность теснила, как атмосферное давление, отовсюду, неотступно, и другой в его роли давно превратился бы в законченного невротика. Но не Карреру: тот ею жил. Спокойный, полный пожилой человек, устойчивый душевно и телесно, он и смахивал на какое-то большое млекопитающее - слон, морж, бегемот. Простота и приземлённость, которые лет сто назад назвали бы деревенскими.
В глазах Карреру стояла застарелая усталость.
Дизайн рубки рассчитывали психологи. В ней должно было сгореть слишком много нервов, и потому цвет стен менялся от глубокого, бархатного серого к лиловато-зелёному; чёрные и серебристые рейки складывали контур. Человека, не слишком зацикленного на собственном внутреннем мире, дизайн должен был успокаивать и умиротворять. На Ано, во всяком случае, действовало, и он мысленно помянул проектировщика добрым словом.
Чёрно-серебряная, на мониторе просияла звёздная карта. Капитан покосился вправо и обозрел точёный профиль Маунг Кхина, золотистый на фоне хвойного цвета панели. Вид азиата, безмятежного, как храмовый истукан, успокаивал. Тип людей, к которому принадлежал Маунг, всегда вызывал у капитана симпатию. Ано носом чуял, что Кхин сделан из титана, что он не подведёт, не выдаст, выдержит, что на него можно даже переложить часть собственной ответственности - высшая степень доверия.
Профессионал.
Мастер своего дела.
- Ориентировочно через полчаса мы должны принять сводку от группы "Шторм". - Голос первого звучал приглушённо. - Разрешите вызвать пилота О’Доннелла?
Карреру мысленно поморщился. Второй пилот, на горе втянувшийся в затяжной конфликт с морковкой вообще и сержантом Лэнгсоном в частности, добавил ему головной боли.
"Миллениум Фалкон" из набора игрушек ко второму римейку "Звёздных войн".
Курам на смех.
- Нет необходимости, - как можно ровнее ответил Карреру. - Пилот О’Доннелл явится через пять минут.
Капитану не нравились пилотские суеверия. Человек довоенной закалки, он не разделял их, к тому же был религиозен в старом, уже почти смешном смысле этого слова. Он бы с удовольствием выбросил игрушку, которая болталась над капитанским экраном, - его, в сущности, личным пространством! - и только взгляд Маунг Маунг Кхина не дал ему в своё время это сделать. Потом Карреру сдался.
Приметы, амулеты, талисманы… капитан мог не любить Кхина, но в здравомыслии отказать ему не мог. Что там, узкоглазый был хладнокровен до полной отмороженности.
И он тоже верил в пластмассовую игрушку.
Карреру больше беспокоил кошмарный Лакки. От всего его взвода проблем было меньше, чем от одного психа-сержанта. Ано читывал истории о таких людях: они появляются из войны и в ней живут, опасные для врага, друга и себя самих… увы, старые байки не предлагали решений. Кроме единственного. Рано или поздно бешеные гибли.
Но до этого надо было ещё дожить самому.
Кхин молча опустил ресницы. Сухие тёмные руки взлетели над пультом, как над клавишами рояля. Или плашками вибрафона. Дочь Ано играла на вибрафоне, потому он знал, с чем сравнивает. Минимум прикосновений. Только палочек нет, а так похоже…
Прикосновение. Экраны ожили, начали мерцать, выбрасывая в деловитую тишь рубки показатели, карты, схемы, отчёты сенсоров. Интенсивность освещения снизилась. Звуковой сигнал - включение дополнительного голосового интерфейса - прозвенел мелодично до сладости во рту. Вибрафон. Иренэ Карреру, музыкантша, любимица-гордость, записала для отца подборку звуковых файлов. Ано почувствовал тепло и немного успокоился. Какая-то часть его существа любила такие моменты - за красоту, за действенность, которая сменяла тупое ожидание. Весь остальной Карреру их ненавидел. Тупое ожидание сменялось ожиданием нервозным, дикой надсадой, вызванной попытками заглянуть в будущее и увидеть, не случится ли в нём какой-нибудь пакости.
Излучая хмурые мысли, вошёл О’Доннелл.
- Бортовой компьютер готов к работе, - сказала под потолком искусственная женщина, голосом, подогнанным под голос Иренэ; так по-домашнему, будто сообщала, что готов обед. - Целостность hardware и software - девяносто девять и пять десятых процента. Данные о местоположении устарели приблизительно на двадцать минут.
- Внеплановую запускал? - сухо спросил Кхин.
- Рефлекторно, - неохотно ответил О’Доннелл, пристально изучая схему палуб ракетоносца.
- Начинаю тестирование систем жизнеобеспечения.
- Ресурс вырабатывается, Патрик.
- С одного раза не выработается.
Маунг Маунг обернулся ко второму пилоту, смерил цепенящим своим взглядом. "Жарко здесь, - думал Карреру. - Зачем температуру подняли?"
- Системы жизнеобеспечения работают нормально.
Небесное тело номер пятьдесят восемь дробь восемь, Кей-эль-джей, покинуло зону сканирования. Истекали минуты, боевая группа "Шторм" ждала возвращения "Миннесоты", скромной сестры милосердия, засвидетельствовавшей смерть. Эвакуация предполагалась, выступала поводом рейса, но ни Карреру, ни сам командующий флотом не думали, что найдётся кого эвакуировать после двадцати восьми условных часов присутствия ррит. В колонии на момент захвата оставалось семьдесят шесть человек, и тот единственный, которого "Миннесота" несла сейчас подальше от планеты-могилы, получался довольно высоким процентом выживших. Даже если рассматривать его как полчеловека; что-то осилит там медицина…
Квартет лесных кукушек подал нежные голоса, и Иренэ сказала:
- Связь установлена. Принимаю информацию. Дефект канала, внимание, зарегистрирован дефект канала…
Маунг Маунг сложил ладони и поднёс их к губам. Карреру тщетно пытался не смотреть на стриженый затылок, но в глазах плыло, и первый пилот казался единственным островком уверенности в мире сумбура и хаоса.
"Он откуда? чёрт. Я знал, я забыл. Корея, Малайзия, Вьетнам? нет, не то…"
- Сводка принята, капитан.
- Доложите обстановку.
- Группа ушла по направлению к DFP-55/0. Со связью перебои. Уровень опасности оценивается как высокий, судя по всему, имело место столкновение с противником. Нам необходима корректировка курса. Срочно.
У Карреру упало сердце. Потянуло вперёд и вниз.
"Я так и знал. Так и знал. Это всё предчувствие. Он тут ни при чём. Это предчувствие…"
- Подготовить двигатели к запуску, - он не узнал собственного голоса. "На подбор", - явилась и завертелась между ушами дурацкая мысль: Карреру смотрел, как руки двух пилотов мечутся над пультами - узкие темнокожие кисти азиата и широкие, как лопаты, белые - ирландца… Галстук душил, неприятно проскальзывая во взмокших пальцах.
- Начинаю тестирование ходовой части.
- Начать сканирование прилегающей зоны, - холодно велел Кхин.
- Третий раз подряд?! - слишком громко уточнил Карреру.
Встретил непроглядно-тёмный взгляд первого пилота и, сжав губы, коротко кивнул.
- Ты заходи почаще, - сказала она под конец, прислонившись к вогнутому косяку. Улыбалась, чуть приподняв брови.
- Надоем, - хмыкнул Лакки.
- Если надоешь - я скажу.
- Ладно.
"Можно подумать, я в своей жизни не видела трупов. Изуродованных. Сколько угодно, - сердито говорила Ифе. - Джек, я врач!" - и Лакки забирала тоска. Ну как можно - ей? Когда там и без судмедэкспертов ясно всё было, как день, и страшно, как война…
А в их мире нет понятия зверства. Они не зверствовали, гордые ррит.
Они развлекались.
Отрубить руки и ноги. Ещё живой, хлещущий кровью мешок - швырнуть. Взяв за голову. На дальность. Соревнуясь. Это замечательно весело, это даже, наверное, спортивно. И, должно быть, это научно, - выяснять расположение и функции внутренних органов, потроша живой экземпляр…
…женщину. Толстую, лет пятидесяти. Лица не тронули, и в смертном покое оно почему-то стало таким, как при жизни, точно добрая усталая тётка не умирала в непредставимых муках…
А когда кровь алая - всё вообще понарошку. У них, у людей, она чёрная. Если быть пунктуальным, иззелёна-тёмно-коричневая.
На коже х’манка рритская кровь пачкается, как одуванчиковый сок.
Лакки это знал практически.
Гордился.
Он шёл по тому же коридору, от рубки, лазарета и офицерских кают к родной койке. Айфиджениа мало что сумела из него вытянуть, в конце концов он подумал, что утомил и разозлил её, и тогда решительно попрощался. Лакки отлично знал, до какой степени он не ангел и какие чувства у окружающих вызывает. Обычно это смешило, но мысль, что он может замучить Птицу, вызывала ужас. Джек крайне редко испытывал ужас.