Я наблюдал за нею в зеркальце заднего вида - она вертелась как юла: то она просто сидела, уронив голову и своей рыжей гривой закрыв лицо, то вдруг, согнув колени, ложилась на живот, то ей вдруг вздумалось лечь на спину... Я даже видел, как однажды мелькнули её розовые пятки!.. Представить при этом себе её позу я, конечно, не мог. Мне просто было жаль её позвоночник, и мне казалось, что я даже слышал, как скрипели межпозвоночные диски... Хруст стоял невероятный!
И при всём этом она умудрялась читать...
- Скрип, хруст?! Она что у тебя - столетняя старушенция?
- Я же сказал - мне казалось. К тому времени я уже знал, что эта девочка с телом змеи в совершенстве танцует и зумбу, и сальсу... А когда вьётся в бачате - ей нет равных: глаз не оторвать! Я был свидетелем, как однажды она вязала такие узлы, такие плела кружева... Я был просто уверен - Тина без костей!..
- What gave you that idea? - спрашивает Лена.
- Что ты имеешь в виду? Какая идея?
- Тина без костей!
- Да уж... Идея... Как вскоре оказалось, она-то и явилась для нас самой важной и единственной костью. В горле! Никто так и не смог её проглотить.
- Не говори загадками.
- Да какие загадки... Это не укладывалось в голове... Жора, конечно, был прав: нельзя объять необъятное...
Она не могла оторваться от текста, даже когда я останавливался, чтобы выйти из машины и размять косточки. Радовалась только: "Я так и думала!". Чему? Я слышал это, приседая и махая руками, как ветряк, а она только и знала, что восклицала: "Так я и думала!.. Это ж надо так!..". Что её так восхищало, я не мог спросить, потому что был явно уверен: никаких пояснений не получу! Мне приходилось силком вытаскивать её из машины, чтобы она имела возможность осмотреться и воскликнуть: "О, мы ещё даже не доехали до...".
Я кормил её бутербродами, поил чаем из термоса... Чтобы она отвлеклась от текста, я даже готов был уступить ей руль!
- Нет! Мне надо узнать, как же он там всё повернул!
Кто повернул и куда, об этом Тина не рассказывала.
Я вот что хочу сказать: не прихватив с собой свой компьютер и не прочитав это письмо-роман (она читала его аж до утра!), ничего бы и не произошло. Мы бы так...
- Интересно, - говорит Лена, - даже загадочно...
- Словно мир для неё перевернулся! Мы устроились на какой-то квартире, приняли душ, поужинали в "Бекон-Хаусе"... Я был голоден, да и она с удовольствием уплетала свой омлет с зеленью, почти не отрываясь от чтива, но, тем не менее, успевая делать мне большие глаза в ответ на мое рычание изголодавшегося тигра. Затем она потребовала текилы. Только попробовать. Она только попробовала, а я.... Когда мы добрались до квартиры, я завалился спать и проснулся на следующий день, когда солнце уже вовсю сияло. Она тоже спала. Ноутбук работал, тихонько шипя, и мне было любопытно взглянуть, что могло так увлечь мою Тину? Короче случилось то, что... Экран был черен, я клюкнул на "Enter"... В тексте того письма было за тысячу страниц, я пробежался по одной из последних: "Да, это было второе пришествие Христа. Чудо? Еще бы! Это и есть материализация Его божественной сути. Его можно было видеть, слышать, потрогать руками и даже поговорить с Ним. Он пришел в этот мир тихо-тихо, без шума и грохота, чтобы выкрасть наши сердца у этого горбатого мира. И Жора стал Его крестным отцом. Я слушал Жору и теперь видел, что в нем поселилась, наконец, поселилась уверенность в том, как преобразовать этот мир. Знать как - это ведь главное! Мы растягивали и теряли минуты, мы сутками не смыкали очей... И вдруг меня словно кипятком обдало: Жора примерял свой терновый венец! И тиара эта пришлась ему впору. Ей же ей! Его влек трон Иисуса. К сожалению, этого нельзя было избежать. И вскоре случилось то, что и должно было произойти".
Я недоумевал: "Второе пришествие Христа... Жора стал Его крестным отцом... примерял свой терновый венец...". Бред какой-то! Тина просто пропала в этих страницах - я не мог оторвать её от них. Что за блажь - ждать с каким-то Жорой Второго пришествия? Примерять терновый венец! Я сидел у компьютера, исполненный ненависти к самому себе, что перед отъездом настоял на том, чтобы Тина прихватила с собой этот злополучный ноутбук. Мало ли зачем он нам понадобится! Вдруг на Лере что-то случится! Или надо будет найти в Википедии сайт Ватикана. Или того же Далай-Ламы! Мы же с ним так и не...
Да мало ли!..
Но она бы и сама его прихватила. Она не мыслила себя без этого сверкающего электронного ящичка - вдруг срочная почта! "Есть же мобилка!". "Да, но...". Я сдался. Теперь этот ящик мстил мне за мою нерешительность.
- Э-эй, - сюда нельзя...
Тина проснулась и, зевая, выразительно показала мне свой милый кулачок.
- Привет, - сказал я, - с добрым утром, милая!..
Я дождался того часа, когда Тина сама сочла возможным и необходимым рассказать мне о прочитанном. В Майями у неё были дела по бизнесу. Днём она пропадала в каких-то офисах, на бесконечных встречах и переговорах, а вечерами мы просто бродили по улицам. Ты же помнишь, конечно, что Майями-бич - это такой вытянутый вдоль восточного побережья городок. Здесь всё новенькое и сверкающее! Здесь - просто рай! Сам город находится на материке со всеми своими небоскрёбами, даунтаном, метро, аэропортом... Огромный национальный парк...
- Помню.
- А рай - здесь, на острове! Я тогда подумал: вот где надо строить нашу Пирамиду!
Когда Тина сказала мне, что нам, по всей видимости, придётся проторчать здесь целых две недели, я только обрадовался. Я ведь и увязался за нею лишь потому, чтобы хоть чуточку разузнать про неё, как-то сблизиться, если хочешь - стать другом! Да, другом! Мне ведь достаточно было и доверительных отношений, чтобы она мне поверила. Как когда-то я уговаривал Аню, а потом Юру вернуться в нашу команду, точно так же я хотел уговорить и Тину. Отличие заключалось в том, что и Аня и Юра были, так сказать, в доску свои, свои до последней йоточки, правда, покинувшие наше гнездо по разным причинам, Тина же была из другого гнезда, из другой песочницы, совершенно нам не знакомой, если хочешь - чужой! Настолько чужой, что ни я, ни Жора, да и никто из наших не могли себе объяснить, зачем она вообще нам нужна! Ну, какой с неё толк в строительстве Пирамиды, если она молотка в руках не держала? Наш подбор людей определялся по профессиональным качествам. Скажем, я или Жора, или Юра, или та же Аня... да все мы все, даже Вит и Лёсик были... обладали... одним словом... А что толку с Тины?! Никто определённо не мог на это ответить. Зато как настаивал Жора! И Юра! Даже Аня с Юлей, не говоря уж о Нате, Тае, Людочке и даже Свете! Ну, с нами, мужиками понятно - загадочная женщина, то, сё, свежие мысли... Но все, все наши женщины тоже просто млели при упоминании имени Тины. Мы все были просто заточены на Тину! Жаждали её заполучить!
И это было очень странно... И даже загадочно!
- И тебе удалось?..
- Что?
- Разузнать вашу Тину. Приблизиться к ней, раскусить, приподнять вуаль загадочности. Эти ваши погони и преследования, по крайней мере, кажутся...
Удалось! Как же, как же!
- Жора, конечно, знал, - говорю я. - Я догадывался, что Жора знал ей настоящую цену...
- Тине? - спрашивает Лена.
- Тине, Тине... Но из него ведь слова нельзя было вытащить - то он отшучивался, то посылал куда-подальше. Я думаю, что...
- Ну, сейчас-то, - спрашивает Лена, - сейчас-то ты можешь сказать, чем она...
- Сейчас, конечно, сейчас определённо, но тогда...
- Да ты уже это рассказывал.
- Так мы и жили в Майями, притираясь. День, ночь, день, ночь... Она рассказывала мне историю Востока в таких подробностях, что у меня кожа бралась пупырышками. И не только Востока! Меня поразили её кругозор и эрудиция! Многое из того, что я слышал, я слышал впервые. И чувствовал себя первоклашкой! И всё принимал на веру! Да! Мне даже стыдно было задавать вопросы, чтобы не подвергать сомнениям её слова. Спорить же с Тиной было бы проявлением крайнего невежества. Я не смел, я просто не смел. Только слушал и слушал, поражаясь своей несмелости. Мне казалось, что Тина приукрашивала свой рассказ всякими мистическими придумками. Я не совсем принимал всё, что она говорила относительно улучшения породы людей и повышения ответственности за... Но когда она произнесла свое "мы - небожители", я на какое-то время лишился дара речи. Я, конечно, улыбался, кивал в такт её утверждениям, но, признаюсь, что-то там ёкнуло в груди: что если всё это правда? Я и до встречи с ней кое-что знал о контактёрах и энелотиках, о том, что инопланетяне-де, испокон веков посещали нашу планету, воровали наших женщин, что-то там экспериментировали с обезьянами и ДНК... да мало ли об этом говорили, писали в газетах или трещали по ТВ, чтобы держать какие-то там сенсационные рейтинги. А тут вдруг живая Тина! Помню, как сейчас, я просто остолбенел, когда она, мы брели как раз по чудесной пальмовой аллее, когда Тина сказала просто:
- Мы не отдельно взятая семья, мы - потомки очень уважаемых и влиятельных в своих кругах родов. И нас объединяет одно - мы все потомки небожителей.
Я готов был забраться на пальму, чтобы признать в себе обезьяну. И дело здесь было вовсе не в том, что я испугался присутствия инопланетянки - я признал Тину... Ты не поверишь - богиней! Это невероятное чувство! Я, скажем, легко мог себе представить встречу с Иисусом, ведь я с Ним прожил всю свою сознательную жизнь и даже написал об этом целый роман ("Дайте мне имя"), но ехать в машине и затем жить в одной квартире с настоящей богиней - это увольте! Этого я даже представить себе не мог!
- Представляю себе, - говорит Лена, - как ты там наложил в штанишки. И что, всё это правда? Ты веришь в то, что ты сейчас несёшь?
- Мы как-то сразу, с первого слова нашли с Тиной общий язык. С первого знакомства. С первого взгляда. Так бывает... Знаешь, флюиды взаимной симпатии... бац! И ты побеждён... Бац - и в дамках...
- Знаю...
- Такая чудесная неземная приязнь... Бац!.. И ты...
- А как, ты хоть помнишь, как вы с ней познакомились?
- Помню! Стихи... Я услышал её на каком-то литературном портале... "...из самой лучшей бумаги, из самого светлого риса девочка сложит кораблик, возьмет в свои руки розу, лилию или птицу и уплывёт по морю туда, где белеет берег из самой лучшей бумаги...".
Бумажный кораблик, бумажная девочка с бумажной розой в руке... Бумажная лилия... бумажный берег... Стихи как стихи... Бумажные...
- Не скажи, - говорит Лена.
- А что?
- Не могу объяснить пока что, но...
- Вот и я тогда... Мое замешательство было... Меня словно кто-то остановил: "Стой! Куда несёшься так прытко?!".
Бумажный кораблик...
Чудо произошло, когда я услышал её голос: я увидел в её руках птичку, какого-то воробышка, вылепленного из глины, она разжала свои пальчики и воробышек выпорхнул: фрррррррр... Это, конечно, было чудо, чудо... Мы впервые встретились взглядами... У неё были глаза... Да, это были глаза богини... Ореховые... Ты видела ореховые глаза?
- Ореховые?
- Ну, знаешь... такие... Там всего столько намешано... И дело даже не в цвете - такие рыжевато-небесно-бурые... как болотная тина, затягивающая тебя, завлекающая... но искрящиеся изумрудными бликами... Одним словом...
- Ореховые?
- Ага, божественные... А пальцы - в глине... Которая в её руках ожила!.. И я мог запросто прикоснуться к её руке и, казалось, мог запросто взять её на руки, богиню! И нести, куда захочу... Потом...
- Потом ты проснулся?..
- Нет уж, нетушки-нет... Это был не сон, это была явная явь. Понимаешь, яааа...
- Вернись в Майями...
- Да. Да-да... Представляешь, я не слышал ни разу, чтобы она смеялась. Ну, просто! Я бы сказал, что она вылитый сангвиник. Это такая крепенькая порода людей, которые... Ну, они просто каменные какие-то! Я думал: зануды-зануды... Им что ни говори - горохом о стену! В том смысле, что из них не выдавить ни смешинки. Я понимаю, есть серьёзные темы, когда не до смеха! Но когда есть удачная шутка - мне удержаться ну, просто...
- Нет же, нет! - возразила мне Тина, - сангвиники во всём находят позитив и с радостью принимают то, что даёт им жизнь. Как подарок! А смешливость или нет - это уже личные свойства каждого.
Тина, признал я, - не смешлива. Зануда-зануда? Этого я тогда просто не знал. Потом я признал занудой себя...
Я сказал:
- Мне кажется, Ты забыла, что такое смех.
На это она рассмеялась. Ну так... улыбнулась... Я видел ее губы в улыбке, её зубы... Ослепительно белые зубы в сиреневой кромке резцов... Как в нежнейшей перламутровой вуали... И этот божественный прищур глаз... Ага... В этой мимолётной улыбке я увидел совсем другое лицо. Это не какая-то там надуманная улыбка Джоконды, этой набившей оскомину игривой бабёнки, это... это... Понимаешь, видела ли ты... Ну, пойми, это - нужно видеть!
- Не забыла, - сказала Тина и стала рассказывать о том, что "смеяться" и "радоваться" даже не синонимы, что... Будто я сам этого не знал! Что, мол, сангвиник (она просто упирала на этом) во всем найдёт позитив и с удовольствием посмеётся, что "тупо поржать - это не по мне" и т. д. и т. п... Она так и сказала: "тупо поржать!". Да никто тебя тупо ржать не заставляет. Хочешь ржи, не хочешь - не ржи! Я, правда, ничего ей не возразил, но ведь... ну, в самом деле - дело хозяйское. Ищи свой позитив! И радуйся, радуйся...
И знаешь, признаюсь, я был так рад этой её мимолётной улыбке! И скажу вот еще что: разулыбать Тину всегда стоило мне огромного труда. Мои шуточки и всякие там похабные анекдотцы она пропускала мимо ушей и делает это до сих пор. Но вот помню, когда она как-то вела машину и вдруг на резком повороте даже не тормознула, и когда мы чуть не врезались в какой-то ограничитель и когда уже успешно выскользнули из этой дорожной трудности, и когда уже как-то разом громко вздохнули, я сказал: "Я же просил тебя - не крути рулём. Особенно на поворотах!", она, повернувшись ко мне, даже не улыбнулась!
Это была одна из моих, на мой взгляд, удачных шуток, которую Тина так и не признала. Были и другие трудности...
Потом я много раз видел, как она умеет смеяться удачной шутке - взахлёб!
Мы вечерами бродили, я рассказывал о Пирамиде... Я был просто обязан это делать, разъяснять, вовлекать, так сказать, приобщать её к нашему делу... Собственно говоря, я повторял свой опыт рассказчика, сея аргументы и факты, доказывая или разубеждая её возражения... Я готов был даже броситься в огромную волну, чтобы Тина поверила... Я не был трусом, я...
- Понятно, - говорит Лена, - это ясно. Ты и сейчас не трус!
- В принципе, - говорю я, - для американцев Майями как Сочи для нас, русских, - курортный городок, беззаботные люди... Исторических достопримечательностей - ноль. Очень душно. И влажно. Ощущение такое, что на коже вода. Не пот. Вода. Пальмы, пальмы - куда ни глянь, как же без них?.. Вечерами мы с Тиной...
Я рассказывал, Лена слушала...
- Она - излучала!.. Пойми, это словами не передать! Понимаешь... Нет она не была звездой или, упаси бог, какой-то величественной. У нее не было нимба. Она была, если хочешь, - молниеносной. Нет, ну, не... Вот это правда - молниеносной! Не то чтобы вспышка, блик, сверк... И всё-таки это было величественно! И молниеносно! Да, я не мог к этому привыкнуть! Как нельзя привыкнуть к тому, что рядом с тобой живёт молния! Грома нет, только ослепление! Иногда она поражала меня резкостью суждений. Да - да, а нет, так нет! Как громом! Я даже прикрывался рукой. Потом привык! И она никогда не была жестокой. Исходившее от нее мощное, запредельное притяжение было настолько же необъяснимым, насколько и сильным. Водоворот цунами! Волна с водоворотом! Его причина, вот что! Прям затаскивало тебя, втягивало. Это - непередаваемо!
Я не был трусом, но я...
- Ясно, ясно...
- Однажды я спросил её: "Если бы ты была напитком, то каким?". "Вином цвета рубина". "А если бы погодой?". "Дождём!". "А если бы музыкальным инструментом?". "Скрипкой!". "А если бы комнатой?". "Белой и пустой...". Представь себе: в пустой белой комнате мы пьём вино цвета рубина под звуки скрипки, дождь за окном... Камин... Ты только представь себе это?
- Да уж, представляю... Вы пили... дождь... скрипка... Вы пили... Блики камина в белой пустоте...
Я мог себе представить Тину напитком! Да! Пьянящим напитком, скажем, вином цвета рубина - вкуси и... радуйся, смакуя и облизываясь. Или погодой - проливным плодородным дождём! В плывущей миражами пустыне. Или скрипкой, да, первой скрипкой в оркестре природы - лесов и полей, рек и озёр, вершин гор и влажных ущелий... Молний и громов, и смерчей и вулканов, огнедышащих вулканов и смертоносных смерчей... Да, пожалуй... Даже лениво-накатной волной, всепобеждающей и неукротимой волной цунами...
Я не мог представить себе Тину комнатой! Белой - да! Но не пустой!
Однажды она явилась мне на глаза... Представь себе: сумерки, белый берег Атлантики и Тина... Вся в белом-белом, в размашисто-белом, как облако, как цветущая вишня, выходит из пены волн. Богиня! Нет-нет - правда! Афродита - не меньше! В роскошно роскошествующем венчальном пребелом платье с умопомрачительным шлейфом, кажущимся той самой пеной, с кроваво-красной розой в прерыжей буйной гриве - просто пламя костра! - буйной гриве пламенеющих в лучах заходящего солнца непричёсанных диких волос...
- Ты влюбился!..
- И глаза, и глаза... Ты бы видела эти глаза!.. Звёзды просто померкли, как-то сдулись и стихли от зависти, просто потухли... Упали, пылясь...
- Ты влюбился?..
- Я готов был жениться на ней...
- Жениться? Ты?.. Нааа... На богине?!
- А то!..
- Рест, ты не трус!..
- А то!..
Я спросил её тогда, согласилась ли бы она на переезд в очень далёкую страну ради горячо любимого человека, при условии, что ей вряд ли когда-нибудь удастся увидеться со своими близкими?
- Нет!..
Без объяснения причин этого булатного "нет"!
Разве мог я настаивать?
Да и вряд ли я мог быть тем горячо любимым человеком. Как потом и оказалось...
- И когда же всё это было? - спрашивает Лена.
- В больничной палате, - говорю я, - ну, помнишь... когда я упал с самолёта... Мне всё это припомнилось...
- И повредился чуток умом?
- Лен! Ты что! Разве я мог всё это выдумать?!
- Ты - мог...
Но я слышал её живой смех! Редкая удача! Я не помню, чтобы потом, когда мы с ней столько прожили вместе, Тина ещё хоть бы раз рассмеялась...
Не помню...
И этот живой воробышек - фрррррррр...
Я же видел это собственными глазами! Я слышал это чудотворное "фррррррр...". Вот у меня сохранилось даже пёрышко этого воробышка... Видишь - смотри.
- Вижу, - говорит Лена, теребя пёрышко, - м-да...
И не только пёрышко, между прочим.
Вуаль таинственности...