Нет, в таком состоянии не ждут объявления о посадке, не летят на отдых, не встречают любимую девушку, а идут в бой как минимум покорять вершину, как максимум - умирать.
"Как я мог почувствовать это? С какой стати? Вздор! - тряхнул волосами Ричард. - Нет, все это ерунда, глупость, галлюцинация. Придумал, бог знает что, на пустом месте. Вспышка на солнце, наверное, выплеск. Я просто устал, так бывает в забеге на длинную дистанцию, это значит, что скоро откроется второе дыхание, и все наладится. Все! ВСЕ!!!"
Мужчина натянул брюки и стренч, сел на пуфик и принялся задумчиво разглядывать пол под ступнями.
Странная меланхолия посетила его. И как-то разом вслед за воспоминаниями о бывших подругах вспомнились и дела давних лет - детство, юность и та весна, что превратила его из беззаботного юнца в зрелого мужчину. Впрочем, не только его…
Их было пятеро, компания восемнадцатилетних озорников и шалопаев. Черноглазый, остроухий Мел Хосмо - племянник Медока, придворного астролога и чародея. Пит Малвин - рыжий, зеленоглазый непоседа, сын домоправительницы замка. Крис Войстер - сдержанный, голубоглазый блондин, сын наместника Нагеша. Коста Вагрет - долговязый, кареглазый рохля-ботаник, сын придворного врача Феликса. И Ричард - внук короля Аштара.
Пять совершенно разных мальчишек жили под одной крышей в поместье Мефен, где их учили, как детей родовитых дворян, всему, что могло им пригодиться в дальнейшей жизни: от этики до приемов рукопашного боя. Они с семи лет росли вместе на вольных хлебах Мефена, окруженные любовью, заботой и вниманием, и даже не помнили, когда ссорились последний раз. Впрочем, и поводов для этого не было - ребята прекрасно дополняли друг друга, оберегая и ценя мальчишескую дружбу.
Коста, фанат ботаники, день и ночь сидел над учебниками, исследуя своих жучков, паучков и растительность. Мел был помешан на магии, и весь мир для него стал ареной для колдовства и оккультных экспериментов. Пит не мог ни минуты усидеть на месте. В его голове рождалось по десятку идей на дню и поводов сбегать на скотный двор или в лес, залезть на чердак, проверить содержимое старого чулана. Крис же, сдержанный и флегматичный, напоминал сытого ленивца и отвергал суету и излишние физические затраты, поклоняясь лишь логике и анализу. Это был его дар - знать все, не применяя видимых усилий. Он безошибочно указывал Мелу, где в лесу
растет кипарисник, а Косте - где лежит его потерянный дистоп по многолетним.
Ричард, немного замкнутый, но добродушный и уравновешенный, отличался от своих друзей огромной физической силой и кошачьей ловкостью, обладал даром убеждения и умением находить решение любой проблемы. В тот год весна пришла рано, за одну ночь победив северный ветер. Ветки деревьев перестали стучать в окна, и Пит влюбился.
Надо сказать, что первая влюбленность обрушилась на него лет в четырнадцать, и он серьезно, до самозабвения, страдал месяца два. Дочь ветеринарного врача Нанет была худой вертлявой девчонкой с отталкивающей внешностью и заносчивым, себялюбивым характером. Ее не интересовали сверстники да и кто-либо другой, за исключением себя самой. Но Пит, казалось, не замечал ни ее своенравности, ни равнодушия, ни жутких, выпирающих лошадиных зубов. Он день и ночь добросовестно воспевал друзьям надуманные добродетели своей пассии так рьяно, что буквально через две недели даже самый сдержанный и ленивый Крис стал убегать от него как черт от ладана, а Нанет - ненавидеть до зубного скрежета.
Спальня мальчиков и гостиная, где они проводили много времени вместе, опустела, и даже мебель, видавшая не одну мальчишескую баталию, слышавшая столько криков и смеха, казалось, удивлялась непривычной тишине.
Все имеет свое начало и конец, так и влюбленность Пита приказала, в конце концов, долго жить. Он вновь начал лазить по деревьям за орехами и гонять дворовых гусей, а ребята, вздохнув с облегчением, вернулись в гостиную.
Это маленькое пришествие не оставило ни единого видимого следа ни в характере Пита, ни в его душе так же, как и не отразилось на отношениях с товарищами. Однако через два месяца Пит влюбился вновь.
С тех пор за три с лишним года он воспел в своих балладах чуть ли не половину женского населения Мифена и его окрестностей, начиная с учительницы этикета и генеалогии, старой девы по прозвищу Склязия, до сестры пасечника, веселой тридцатилетней молодухи с лукавыми ямочками на щеках.
Ребята быстро привыкли к этой особенности \или способности\ своего товарища и просто мечтали как можно быстрее и спокойнее пережить его очередное увлечение. Поэтому весть о новой возлюбленной была воспринята спокойно.
- Что ж, - сказал Ричард, - если мы перенесли Нанет и Склязию, то переживем и Гильду.
- Но он сказал, что любит по-настоящему, - в ужасе заметил Коста, уставившись на друзей поверх очков.
- А в чем разница? - пожал плечами Мел.
Но разница была.
Пит никого не насиловал рассказами о предмете своей страсти, не спрашивал совета или помощи, а просто исчезал по дороге из учебной в гостиную и не появлялся в спальне до полуночи. На уроках он стал задумчив и рассеян, за столом сдержан и молчалив, по ночам вздыхал и ворочался, как бегемот в пруду. Его резвость и озорство куда-то исчезли, походка стала степенной, речь неторопливой и вдумчивой. Пит стал уделять внимание своему лицу и одежде, дело до того невиданное. Вся обувь была тщательно начищена, а рубашки, как правило, мятые и вечно выползающие из брюк, светились безукоризненной чистотой и были аккуратно заправлены в отглаженные брюки.
Ребята были чрезвычайно удивлены столь радикальным переменам и единогласно решили сходить на деревенский праздник, чтобы лучше разглядеть их виновницу.
Деревня начиналась сразу за оградой замка Мифен, наследной вотчины матери Ричарда, королевы Лины, и насчитывала около 250 ухоженных беленьких домиков.
Сам Мефен был возведен еще пять веков назад. Акилла, князь ветфоргов, его первый владелец, слыл эстетом и романтиком, оттого, наверное, и выбрал столь живописное место для своей резиденции - Вергульское урочище, заснувшее у подножья когда-то действующего вулкана.
В пятнадцати тегахот старого замка находилась столица Награссии - Нагеш. Тот самый, где четыре века назад произошло исторически важное и поворотное в жизни аштарцев событие - встреча глав двух империй, восьми королевств и двенадцати княжеств, которые, посовещавшись, решили объединить земли, положив конец распрям и междоусобицам. Главой новой империи единодушно избрали молодого, но уже заслужившего доверие и глубокое уважение всех правителей, мудрого и справедливого короля эйфаликов - Верголиса VIII, славного отпрыска династии Эштер, пращура Ричарда.
Остальные стали наместниками огромных территорий и в тот же день принесли присягу на верность новоиспеченному правителю теперь уже всей планеты Аштар.
Это событие положительно сказалось на всем населении и привнесло массу благотворных перемен. Девять тысяч народностей и этнических групп слились в одну общность и стали гордо величать себя аштарцы. Сообщество планеты разделилось на три сословия, принятые по всей галактике. Вскоре Аштар был принят в галактический союз и стал процветать.
Стерлись территориальные границы, стихли тревожные звуки оружия, неуверенность в завтрашнем дне сменилась стойкой верой в лучшее. Прекратилась многолетняя вражда меж особо упрямыми и воинственными народами. Природа, уставшая от человеческого вандализма и противостоявшая ему много веков с помощью наводнений, ураганных ветров, оползней и землетрясений, странным образом успокоилась, словно также подписалась под тем историческим документом и решила соблюдать его условия. В ответ люди перестали вырубать гуаровые леса, травить животных и растительность, загрязнять атмосферу, и буквально через полвека озоновые дыры закрылись, экологическая ситуация нормализовалась, а количество больных снизилось на две трети.
Мудрая политика, проводимая королем, помогла укрепить позиции Аштара на галактической арене и упрочить его положение, что в свою очередь привело к естественному росту благосостояния населения и помогло достичь невиданных высот во всех сферах жизнедеятельности.
Аштар был весьма своеобразной планетой. И его жители, выросшие на духмяных просторах средь сказочных лесов, хрустальных гор, вересковых полей, были столь же щедры и гостеприимны, как их земля, горды и несгибаемы, как северный ветер, налетающий осенью, величавы и неприхотливы, как гуары, отважны, преданны и доверчивы, как сарканы, консервативны и мудры, как лаутары.
гло достичь невиданных высот во всех сферах жизнидеятельности. елого мужчину. ство, овка на теле: вшую ориентацию в пространстве Прошлое, настоящее и будущее странным образом переплелись и на просторах этой планеты и в умах ее жителей.
"Нельзя забывать прошлое, без него мы лишаем себя будущего", - говорили аштарцы и срывали с поноприков дедовы триолисы в потертых, выцветших от времени ножнах, собираясь на ежемесячные состязания, дающие им возможность выказать свою удаль, силу, ловкость и сноровку, направляющие их врожденный боевой дух в достаточно мирное русло. Выказав свое мастерство и устав от состязаний, они возвращались домой, чтобы, сидя за кружкой пива в летней беседке, поглаживать лаутара или гриолика, играющего с автоматической мышкой у ног хозяина, и спорить с другом о прошедших состязаниях, выискивая слабые и сильные стороны других участников. А в это время у конюшни, в которой кони мирно жуют свежую траву, стоит автоплан, в доме хозяйка метет комнаты обычным веником, которым пользовались точно также ее прапрабабки, и старательно огибает биоссор, притулившийся у балконной двери. Старший сын читает потрепанный томик хефесского монаха про религиозные течения галактики, средний, готовясь к уроку тайноведения, смешивает сок гуаровых плодов с порошком из чешуи гриолика, чтобы получить настойку от кашля, младший просматривает дистоп по истории средних веков. Обычная семья, обычный дом, обычный день… для ащтарцев, а вот для остальных…
Гостей из других галактических систем и империй, прибывших впервые на Аштар, подобные странности сначала ошеломляют, потом рождают недоумение и настороженность и в конце концов начинают умилять и очаровывать.
Еще бы! Где еще в галактике можно увидеть живого эльфиола, летящего на саркане мимо зависшего планера, табун огнегривых лошадей, несущихся по полю в сторону заката, и автоплан с пастухом над ними?
Только здесь высотки из меморикса и купольные шиоты мегаполисов плавно переходили в густые, мрачные гуаровые леса, кишащие диковинной живностью, вгрызались в подножья горы, а с другой ее стороны, в тоже время располагалась деревушка с простыми деревянными одноэтажными домиками, благополучно доживающая третий век. Старинные замки окружали дачные поселки, в которых шикарный особняк в новибле мирно соседствовал с сооружением гахон.
Ведуньи, чародеи, гадалки пользовались здесь неменьшим авторитетом и уважением, чем светила медицины и просвещения. Крики: "Агрика! Домой!" - c четырнадцатого этажа в то время, как у мамы и ребенка был в руках миниатюрный телефон с функцией голографической проекции, воспринимались как нечто естественное и само собой разумеющееся, как и неказистый талисман из гривы саркана на шее какого-нибудь модника в элегантном дорогом костюме.
Мефен ничем не отличался от других поселений Аштара.
С утра жители собиралась у опушки леса на огромном поле, где до позднего вечера мужская часть населения хвасталась благодарным зрителям своей силой и ловкостью, с гордостью выпячивая бицепсы, трицепсы и синяки.
Участвовать в состязаниях друзья не стали, потоптались у ристалища, и вволю наглядевшись на участников бурных схваток, слились с толпой молодежи, веселящейся у костров.
Ничего примечательного в Гильде друзья не нашли. Полненькая, с длинными пшеничными волосами и ямочкой на щеке, девушка была очень застенчива и почти не отходила от своих родичей. И они единодушно решили, что увлечение Пита мимолетно и не стоит столь пристального внимания.
Зато во мнении на счет других девиц они разошлись. Коста весь вечер не сводил глаз с Кары, девушки веселой и приятной во всех отношениях. Если бы не ее ужасающая худоба, по мнению Пита, длинный нос, с точки зрения Мела, острый язык и наглый взгляд, по мнению Криса, и совершенная бесцветность, с точки зрения Ричарда.
Коста так и недослушал их прения и скрылся с Карой в темноте. Праздник был в самом разгаре, когда и Крис сорвался с места и пошел в пляс с дочерью поварихи и дворецкого, черноглазой красавицей Селиной. Мел крутился вокруг близнецов Тины и Доры, дочерей пастуха и прачки. Ричард ушел с праздника в полном недоумении. Он никогда не видел таким Мела, а Коста и Крис его просто поразили своей легкомысленностью.
С тех пор все изменилось.
Коста, забросив учебники, собирал цветы для своей Кары и исчезал на весь вечер. Мел возлюбил животных и целыми днями изображал одного из них - петуха, фланируя возле конюшни. Криса можно было увидеть лишь глубокой ночью. Днем он либо неотлучно находился рядом с кухней, где работала Селина, либо уезжал в город за всякими безделушками, а позже и откровенно дорогими подарками.
Все это походило на эпидемию безумия, в одночасье скосившую светлые умы четырех парней и превратившую их в ослов. Ричард не понимал, что происходит, и очень переживал. Ему казалось, что он с друзьями разговаривает на разных языках, и оттого чувствовал себя не нужным, одиноким и отвергнутым, как в детстве…
Ричард был самым младшим сыном властного и грубого короля Мидона, ДангураXI. Старшие братья Ричарда, Энчир и Паул, были от первого брака короля. Их мать, королева Скавьера, после рождения Энчира много лет не могла подарить мужу второго ребенка, потому, как могла, баловала сына, отдавая ему всю свою материнскую любовь, пока муж не отобрал его. Через год родился Паул. Королева умерла родами, а ребенка фактически сразу отдали на воспитание военному министру Мидона, человеку бессердечному, извращенному и жестокому.
То же самое случилось и с Ричардом. Воспоминания о детстве у принца были болезненными и страшными. Мать он не знал и лишь иногда, просыпаясь по ночам в слезах, видел у своей кровати чудесное видение, прекрасную богиню с огромными синими глазами, с грустью и болью смотрящими на него. Она гладила его по голове мягкой, теплой ладонью и шептала: "Держись, малыш. Ты сильный и умный, я люблю тебя, мое маленькое чудо". Он ждал эти ночи, как избавление, как мечту.
Молодой Энчир был равнодушен к младшему брату и почти не замечал его, зато Паул отыгрывался за двоих. Постоянные тычки и затрещины были мелочью по сравнению с унижением и издевательством, которым он подвергался ежедневно. Ричарду не к кому было прижаться, чтобы выплакать свою боль или пожаловаться. Все, к чему он мог привязаться, было безжалостно отобрано, растоптано или убито. Даже маленький котенок, родившийся в дворцовом парке, единственный друг маленького принца, был зверски убит Паулом у него на глазах.
Отец, холеный старикашка, лелеял старшего сына и обожал среднего, потакая всем его желаниям. Ричарду же доставались отеческие оплеухи да ненависть, горящая в черных как уголь глазах старого Дангура, от которой мальчика бросало в дрожь. Каждый день в жизни принца рождал лишь новые раны на теле и в душе. Ночью малыша мучили кошмары. В итоге он стал ненавидеть лучи солнца, будившие его по утрам, потому что, они возвещали о наступлении нового дня, а значит и новой боли.
К пяти годам он превратился в замкнутого ребенка, который не имел представления о жизни вне жутких стен отцовского замка. Он познал боль, одиночество, голод, отчаянье, не знал, отчего люди смеются и зачем много разговаривают, и понял, что в жизни нужно надеяться лишь на себя. И все-таки, как ни старались отец и братья, наставники и советники внушить младшему наследнику основы своей морали, Ричард так и не принял правила жестоких игр. Его душа и сердце противились жестокости и насилию и стойко отвергали звериные законы бытия. И этим он особенно выводил из себя и Дангура и Паула.
В пылу науки о насилии Паул сломал мальчику руку, а отец лишил обеда и ужина и добавил плетей за то, что Ричард не пожаловался на брата, не ответил какой-нибудь пакостью.
Мальчик неделю метался в бреду, ожидая, что богиня заберет его к себе, но вместо нее пришли какие-то тени с человеческими глазами. Они ласково баюкали его, укутывая в одеяло. Больше он ничего не помнил.
Очнулся Ричард в раю. Не было отцовского дворца, не было братьев, слуг в черной ливрее, да и страха тоже не было.
Это удивительное место населяли удивительные люди, добрые и веселые. Они радовались каждому его жесту, взгляду, постоянно пичкали изумительными яствами, о существовании которых мальчик и не подозревал. Каждое блюдо он запоминал, смакуя название - хаструма, круассан, амброзия, виджика.
Странные люди пели ему песни, читали неправдоподобные истории, называемые сказками, купали его, гладили по голове на ночь и никогда не ругали и не били, даже если он разбил чашку или пролил на стол суп.
В шесть лет принц понял, что место, где он живет, не рай и не сон, а реальность, которая не исчезнет, как и все, что его населяет. Даже если сильно зажмуриться, даже если заснуть, все равно его любимое шелковое одеяльце с розовыми лошадками, пушистый щенок Барбадос, хрустящая сладкая булочка с теплым молоком, книжки с веселыми картинками, мохнатый игрушечный лев, розовые кусты, красивые, залитые солнечным светом комнаты с мягкими, бархатными портьерами, милые его сердцу безделушки, а также приветливые лица, тепло и покой в душе - останутся с ним.
С тех пор Мифен стал его домом, а жители семьей. Ричард научился здесь говорить и смеяться, считать и писать, вести себя, как подобает принцу крови, владеть любым видом оружия, плавать, мечтать, различать звезды, видеть скрытые вещи, вести дискуссии, достойно отвечать противнику и уважать окружающих и еще много чему. Но ответа на мучающие его с детства вопросы, он так и не получил: почему отец и братья не любили его? Где его мать?.. и как долго можно быть счастливым?
Как никогда Ричард хотел знать ответы.
В тот вечер ребята впервые за месяц собрались все вместе. Коста поссорился с Карой, Пит расстался с Гильдой, Крис отлеживался после тесного общения с поклонниками Селены, залечивая душевные и телесные раны, Мел зашел в тупик в своем выборе между Тиной и Дорой. Ричард же тщетно искал ответы на свои детские вопросы.
- Почему бы нам не сходить к Астаре, говорят, она ясновидящая, - предложил сидящий на подоконнике Мел.