* * *
Он явился точно в назначенный срок. Ровно в пять он, чуть запыхавшийся, стоял передо мной, когда я открыл дверь на его звонок.
– Здравствуйте, – смущенно сказал он из-под своего возбуждения, видимо, от быстрой ходьбы.
– Здравствуйте, – ответил я, – проходите, – и посторонился, пропуская его.
Потом он уселся на диван в комнате и стал что-то доставать из своего портфеля, пока я делал кофе на кухне. Когда я пришел к нему с двумя чашками дымящегося напитка, он сидел неподвижно, пряча напряжение под смиренным ожиданием. Я присел рядом. На столе лежали пара его тетрадок и какая-то книжка. Он смотрел на них, словно ребенок, не умеющий читать, на книгу сказок.
– Как на работе? – спросил я, начиная светскую беседу.
– Нормально, – пожал плечами инженер-хирург.
Было видно, что ему не терпелось поговорить о другом, но он не знал, как перейти к этому, не желая навязываться.
– Вы что-то принесли мне? – решил я помочь. Все же светская беседа – скучное занятие.
– Да, – в смущении, возбуждении и одновременно напускном безразличии произнес он.
Мне становилось все более интересно.
– Пейте кофе, – чуть улыбнулся я, – а то остынет.
– Спасибо, – кивнул он, но даже не взглянул на чашку, стоявшую перед ним. – Тут у меня расчеты, схемы, – все-таки не выдержал он и, взяв одну из тетрадок, раскрыл ее передо мной. – Вот смотрите…
В общем, его прорвало, и в ближайшие полчаса мне пришлось выслушать возбужденный монолог о расчете поля устройства, схеме устройства, конструкции и так далее. Свои слова Сергей Степанович тут же подкреплял показом формул и рисунков в тетрадках. Я слушал, попивая кофе и кивая в нужных местах. Все было понятно. В том смысле, что ничего не понятно, но ясно, что если начать разбираться, то все окажется правильно и четко. Разбираться, конечно, не хотелось, я просто кивал, понимая, кстати, что имею дело с достаточно профессиональным занудой, увлеченным своим делом и сующим нос в каждую мелочь, дотошно разрабатывая каждую часть. И это, надо заметить, было хорошо – по опыту я знал, что вещи, сделанные такими людьми, практически всегда работают, и работают как нужно. Таким образом, к концу его монолога я уже не сомневался, что то, о чем он говорит, вполне реальная вещь, а отнюдь не бред и фантазии, как мне казалось вначале. Что ж, хорошо. Это было хорошо. Я начинал верить ему.
– Ну, хорошо, – когда он, как мне показалось, закончил, сказал я, – создать нужное поле – это не фокус. Все это так или иначе возможно. Только мне не понятно одно: какое отношение это имеет к перемещению во времени? – как-то дико было произносить эти три последних слова, я заметил, что сегодня первым сказал их.
– Да, – кивнул Сергей Степанович, – мне повезло, что вы оказались достаточно образованным человеком и вам гораздо проще объяснить это. Что же касается перемещения во времени, как я говорил, это связано с сознанием, то есть эта часть относится к области медицины. Возможно, здесь вам будет разобраться сложнее, но я попробую объяснить.
И в следующие полчаса я выслушал еще один монолог – теперь уже на медицинскую тему. Да, действительно это было весьма туманно для меня, но я курил, допивал кофе – в общем, дослушал все до конца. Сергей Степанович оказался на редкость дотошным. Пожалуй, в этот раз он не уложился в полчаса, но дело было не в этом. Я наблюдал азарт, лихорадку, просто какую-то безумную увлеченность в нем. Одержимость, которую я увидел вчера, оказалась только верхушкой айсберга и была просто ничто по сравнению с той огромной действительной одержимостью, которая владела им. Вот так. Я имел дело с сумасшедшим ученым, который предлагал мне поучаствовать в его опытах в качестве подопытной крысы. Впрочем, определение "сумасшедший" касалось лишь его одержимости – на самом деле он был вполне компетентен, и я видел: вполне можно доверять ему. И еще. Я чувствовал, что мне интересно – его азарт был заразителен. Хотя я и не стремился проникнуть в каждую мелочь, но мне было очень интересно, чем же все кончится, как это будет и будет ли вообще.
– Ну вот, – в конце своего монолога сказал Сергей Степанович, – теперь вы знаете практически все об этом.
Он несколько устало откинулся на спинку дивана. Его тетрадки и медицинская книжка, в которой он показывал мне разные картинки мозга и еще чего-то, лежали на столе, он продолжал смотреть на них, словно ожидая, что оттуда выскочат какие-то новые подробности, которые тут же надо будет объяснить.
– Угу, – сказал я, прикуривая и пододвигая к нему сигареты. – Курите.
– Спасибо, – из глубин своих мыслей отозвался он и тоже закурил.
Мы молчали. Сергей Степанович не собирался говорить, судя по всему, израсходовав все имеющиеся у него слова.
– Значит, вы уверены, что все получится? – потом спросил я.
Он кивнул.
– Но риск все-таки есть, – сказал я.
Он кивнул.
– Но вы считаете, что сможете справиться.
Он кивнул.
Я чувствовал, что разговариваю сам с собой.
– А от меня требуется только доверить вам свою жизнь, – полувопросительно произнес я.
Он бросил на меня какой-то жалкий, даже испуганный взгляд.
– Я очень надеюсь на это, – проговорил он. – Вы моя последняя надежда.
Я улыбнулся.
– Звучит так, словно не я вам, а вы мне доверяете свою жизнь.
– Может быть и так, – совершенно серьезно ответил он.
Черт! Я видел, что он не шутит, все это крайне важно для него и, наверно, нет ничего важнее этого на свете.
– Как ваша семья? – спросил я. – Жена не ругалась вчера, когда вы пришли поздно?
– Нет, – безразлично произнес он.
– Слушайте, а зачем вы вообще женились? – совершенно без причины вдруг спросил я.
– Что? – он словно бы не расслышал.
– Нет, ничего, – пробормотал я, – извините.
Мы снова молчали. Потом он докурил сигарету, затушил ее в пепельнице.
– Я пойду, – со вздохом сказал он, – а то жена действительно будет ругаться – я уже второй вечер пропадаю.
– Да? – я был удивлен такими словами. И еще у меня вдруг возникло ощущение, словно бы я в чем-то виноват перед ним – непонятно почему.
– Я пойду, – слабо улыбнувшись, еще раз сказал Сергей Степанович. Потом положил свои тетрадки и книжку в портфель и пошел в прихожую.
– До свидания, – сказал он одевшись.
Я все чувствовал непонятную вину перед ним.
– Вы позвоните? – спросил я.
– Да, – кивнул он.
– Когда?
– Могу завтра, – пожал он плечами. – Хотя нет, завтра я буду занят. Скорее всего послезавтра.
– Давайте послезавтра, – я улыбнулся, стараясь загладить чувство вины в себе.
– Хорошо, – он повернулся и хотел идти.
– Звоните, – сказал я ему.
– Хорошо, – кивнул он и ушел.
Когда я закрыл за ним дверь, то подумал, что совершенно не знаю ни его адреса, ни телефона – вообще ничего. И если вдруг он не позвонит, я не смогу найти его сам. Странно было понимать это. В комнате на столе стояла его чашка с остывшим кофе, он так и не притронулся к ней.
* * *
Итак, зачем же я полез на тот мост?
А все было просто. Просто мне было скучно. В какой-то момент я вдруг понял, что жизнь скучна и бессмысленна. Мне не к чему стремиться, я ничего не хотел. Добившись покоя и свободы, я потерял цель. Карьера и деньги меня не интересовали. Женитьба? Только усмешка в ответ. Я уже пробовал жениться, и ничего хорошего не вышло из этого. Кто был прав, кто виноват – какая разница? Я понял, что не хочу этого, и был рад остаться один. В общем-то, одиночество никогда не тяготило меня и даже нравилось иногда. Но потом одиночество стало моей жизнью. И, собственно, в этом не было ничего плохого, только мне было скучно, просто совершенно нечего делать.
Избавив себя от забот о хлебе, я избавил себя от всяких дел. Каких-то увлечений у меня, пожалуй, не было, а увлекаться надуманными вещами мне представлялось глупым. Друзья? Что ж, интересно иногда зайти к друзьям, но все равно это не занятие, лишь мимолетное развлечение, такое же пустое, как и все другие. Я, конечно, поразвлекался разными способами какое-то время, но это быстро надоело своим однообразием и полной пустотой, бессмысленностью. Я не знал, куда себя деть, и впереди не видел ничего, кроме все той же скуки, скуки… В общем, добившись желаемого, я поймал себя в смешную ловушку, загнал в пустой тупик благополучия.
Короче, все было просто, до смешного банально и просто. Я прозябал в скуке и безделии, все больше не понимая, зачем делаю это. Наверно, можно было придумать сотню-другую выходов из этого, только все они были либо временные, либо мнимые, а то и просто глупые. И проходя однажды по мосту, я вдруг подумал, что интересно бы проверить, насколько лицемерны мои высказывания о бессмысленности жизни и о том, что только страх заставляет тянуть все это никчемное существование. Я решил посмотреть, чего стою и смогу ли преодолеть свой страх, настоящий страх, не за карьеру или деньги. Вот, собственно, и все. Но инженер-хирург Сергей Степанович, который, на беду или на счастье, случайно проходил мимо, помешал мне узнать это. Хотя я ведь все-таки уполз оттуда – может, это и есть ответ?
Я сидел в наступающих сумерках и думал о происшедшем. Так на беду или на счастье попался мне этот Сергей Степанович? Впрочем, это вопрос скорее не о нем самом, а о том, что он предлагал мне.
Перемещение во времени… Я покачал головой. Надо же! Но все казалось продуманным и четким в его расчетах, разработках. А вдруг все так, как он говорит? Вдруг все это действительно реально? Может, стоит проверить?
В невидимой связи всех вещей заложено движение, и это движение совершает действие. Само. Совершая его, оно не разрушает связь, но, мешая ему или делая за него, нельзя быть уверенным в сохранении связи. Мир движется. Медленно. Он огромен. Попробуй остановить мир, помешать его движению – и он раздавит тебя. Движение плавно. Застыть и предаться ему, чтобы не разрушить связь, остаться лишь маленькой частицей всего – что может быть безопасней и проще?
Но нет! Как можно всегда пребывать в бездействии, быть только крохотной песчинкой в непонятных руках? Я думал, какой шаг совершу теперь, как еще поспорю с миром о том, кто из нас является лишь частью? Мне нужен был такой шаг, чтобы не оставаться тенью во тьме, но я не знал направление, в котором совершить его. Я не видел цели и погибал в покое, к которому стремился.
Сказка не кончается, когда побеждают дракона – теперь я знал это. Победа – лишь начало поиска нового дракона, и этот поиск тяжелее самой битвы. Как славно видеть дракона перед собой! Какое наслаждение умереть, сражаясь с ним!
Так на беду или на счастье встретился мне этот Сергей Степанович?
* * *
Следующий день был довольно обычным. Я что-то делал – уже не помню что. Кажется, ходил в магазин, потом смотрел телевизор, потом читал, сидя в комнате. Как-то не получалось сосредоточиться на книжке – мысли о Сергее Степановиче и о его проекте лезли в голову. Я пытался не замечать их, но они были навязчивы не меньше самого Сергея Степановича. В конце концов я отложил книжку и закурил.
Так что же делать с этим инженером-хирургом? Может, действительно попробовать? А вдруг получится? Вдруг все и вправду будет так, как он говорит? Я пытался представить это. Перемещение во времени… Нет, не само перемещение, а, скорее, те, другие времена. Снова побывать в них? Хм…
Интересно было бы снова оказаться там. Я стал вспоминать. Каждое время определяло себя чем-то. Они были разные: года, какие-то периоды жизни. Что определяет время? Конечно, события. Но не только, нет, не только…
Я помнил оттенки и ощущения разных времен, каким я был тогда. Звуки и краски. Разные желания владели мной, разные чувства. Я вспоминал, представляя себя в тех временах. Года проходили передо мной, я был в каждом из них, в любом. Словно фотографии перебирая в руках, я смотрел на годы, но бывая там, ощущая их вновь, ощущая себя. Оттенки каждого времени, звуки и краски. Я слушал себя, смотрел вокруг. Тени ушедших времен витали в воздухе, кружили передо мной разноцветным хороводом. Я смотрел. Я слушал. Погружался в них…
Тишина. Ночь. Я открыл глаза. Было темно. Оказывается, я не заметил, как уснул. Ночь за окном. Я сидел, глядя во тьму. Потом встал и включил свет. "Что ж, – подумал я, – значит, стоит проверить утверждение инженера-хирурга".
И, собственно, почему бы и нет? Чем, в сущности, это отличается от того моста? Возможно, только тем, что, шагнув вперед, я полечу вверх или вниз. Да, я улыбался – это было похоже: либо вверх, либо вниз.
Я стоял, глядя перед собой. "И, в сущности, какая разница? – подумал я. – Мне уже все равно".
* * *
На следующий день он снова позвонил мне.
– Здравствуйте, – услышал я голос в трубке телефона, – это Сергей Степанович.
– Здравствуйте.
– Я решил позвонить, узнать… Может быть, вы хотите… м-м-м… узнать что-то еще?
– Нет, – ответил я, – все, в общем-то, понятно.
– Да? И… вы подумали о моем предложении?
– Да, подумал.
Я чувствовал, как холод возникает в желудке и дыхание становится чаще.
– Что-то решили? – быстро и словно бы невзначай спросил Сергей Степанович.
"Ну давай! – мысленно сказал я себе. – Хватит бояться. Сколько можно быть трусом?"
– Да, – сказал я, радуясь, что это слово такое короткое.
– И что? – на том конце провода голос тоже не был спокойным. – Вы можете сказать сейчас?
– Да.
Холод в желудке испарялся ледяным паром, мешая дышать.
– Вы согласны?
Я старался успокоиться, но это было невозможно. "Трус, – металось в голове, – все-таки я трус".
– Да, – сказал я так коротко, как только можно сказать это – в легких совсем не было воздуха.
На том конце провода последовало молчание.
– То есть вы хотите сказать, что согласны на операцию? – потом осторожно проговорил Сергей Степанович.
– Да, – произнес я, понимая, что повторяю это далеко не в первый раз, и чувствуя себя глупо из-за этого. – Я согласен, – добавил я.
Снова молчание в ответ, потом медленный голос:
– Хорошо. Вы сегодня не очень заняты?
– Нет, – проговорил я, – сегодня я свободен.
– Тогда… тогда, может быть, вы подъедете ко мне?
– Куда?
– В больницу, – сказал он, – туда, где я работаю.
– Хорошо, – кивнул я, хотя он, конечно, не мог видеть меня. – А где это?
Примерно через час я был у него – ехать оказалось не близко. Сергей Степанович встречал меня у входа в больницу. Он курил, потом, издали заметив меня, выбросил сигарету и пошел навстречу. Мы пожали друг другу руки, и я молча последовал за ним. Наверно, нужно было сказать что-то, но я не знал что. Все казалось ясным, все слова лишними. Но молчать тоже было глупо – все же происходящее было достаточно серьезным. Только я совсем не знал, что сказать. Похоже, Сергей Степанович испытывал те же чувства. Он шел рядом и иногда как-то странно поглядывал на меня: то ли с извинением, то ли с неуверенностью.
– Доехали нормально? – наконец произнес он.
– Да, – ответил я, – нормально.
Он кивнул.
Мы зашли в больницу. Сергей Степанович повел меня по коридорам, потом вниз по лестнице, потом еще коридор, и мы остановились у двери. Сергей Степанович достал ключ и открыл ее.
– Это мой кабинет, – сказал он. – Заходите.
Я вошел. Это было подвальное помещение без окон. У правой стены стоял письменный стол с парой стульев перед ним, прямо – кушетка и маленький столик возле нее, слева у стены – холодильник, а рядом с дверью – деревянная вешалка, такая, какие делали раньше – на толстой ножке и с кроной из крючков и ветвей для шляп. Черная занавеска перегораживала кабинет от двери до стены справа, а чуть левее за письменным столом была тяжелая металлическая дверь.
– Там ускоритель, – сказал Сергей Степанович, заметив, что я смотрю на металлическую дверь. – Хотите посмотреть?
– Нет, – чуть улыбнулся я, – спасибо.
– Ну да, вы их, наверно, много повидали, раз работали с этим.
Я пожал плечами.
– А там что? – я кивнул на черную занавеску.
– Там выход ускорителя, – Сергей Степанович отодвинул край занавески, и я увидел какие-то приборы, кушетку и стул рядом с ними.
Потом он показал мне на один из стульев перед письменным столом.
– Садитесь, – сказал он.
Я послушно сел. Сергей Степанович взял ключ из ящика стола, подошел к сейфу, который я не заметил сразу за холодильником, и, открыв дверцу, достал оттуда что-то. Затем вернулся ко мне и поставил это на стол. Металлическая коробка. Сергей Степанович открыл ее и вынул из заполнявшей ее ваты небольшой стеклянный пузырек.