Теперь авангардной шеренге оставалось около двухсот ярдов до крепостной стены. Они довольно глубоко спустились в долину, но все еще не были замечены: высокую траву скосили только в непосредственной близости к единственным воротам.
Вандерлинг поднял вверх снипган, крикнул: "Стой!" Кое-как обе шеренги остановились, и генерал сердитыми жестами ухитрился заставить оба ряда приблизиться к себе настолько, чтобы дать им последние инструкции, не афишируя своего присутствия на весь свет, от этой долины до Бетельгейзе.
- Отлично, парни, - заговорил он хмуро. - Выполняйте только данный приказ, и все окажется проще пареной репы. По первому сигналу передняя линия атакует, стараясь поднять как можно больше шума. Запомните, нужно укрепиться в десяти ярдах от ворот и вести непрерывный огонь. Необходимо, чтоб они выползли из-за ограды и напали. У меня нет возможности штурмовать стены, как это делают узкоглазые.
Вторая шеренга ждет нового сигнала и потом следует за первой. Я буду позади со снипганом. Зарубите на носу, вы останавливаетесь в пятидесяти ярдах от ворот, занимаете огневую позицию и не двигаетесь с места несмотря ни на что. Киллеры выскочат и набросятся на авангард. Тут мы их покрошим, прежде чем они подойдут. Я не хочу никакого ближнего боя. Помните, численностью они нас превосходят. Ну как, просекли? Теперь зададим им!
Ответ на это воззвание был менее чем утешителен. Сангриане стояли молча, их покрасневшие глаза запали и мрачно вспыхивали, рты-щели не издали ни одного членораздельного звука. Вандерлинг так и не определил, пробилось ли хоть одно слово из всего сказанного сквозь героиновый туман под эти медные лбы.
Он пожал плечами. Лиха беда начало! Взмахнул над головой снипганом и немного саркастически крикнул, как старик-инструктор десантникам-первогодкам:
- Пошли!
Шеренга авангарда мгновение колебалась, затем потрусила вперед, быстро сорвавшись с трусцы в неровный бег, - бессмысленная, беспорядочная атака. На бегу они принялись палить из винтовок - наобум, в белый свет. И наконец, заорали, завопили, заулюлюкали. Стремительными темпами экс-рабы пришли в состояние полнейшего неистовства. Вандерлинг на секунду дрогнул: "Они, наверное, еще более долбанутые, чем я думал".
Им оставалось теперь около пятидесяти ярдов до ворот; высокая трава бешено колыхалась, и луг превратился в рассерженное море визжащих, стреляющих людей. Вандерлинг снова махнул снипганом, и второй ряд устремился вперед, почти с места перейдя на бег. Эти вопили даже громче, стреляли еще отчаяннее.
"Пока все нормально", - с напряжением думал Вандерлинг. Стараясь держаться на безопасном расстоянии, он рысцой последовал за своим завывающим воинством. Злобное бешенство приносит свою пользу, если вы знаете, как им распорядиться. Авангард выполнял роль приманки. Парни все равно что покойники. Вторая шеренга будет палить в стены, не заботясь о том, что они могут подстрелить кого-нибудь из своих, а Киллеры добьют тех, кто уцелеет после обстрела с тыла. Даже удачно, что эти ребята определенно не принадлежат к homo думающим.
Шума вполне достаточно! Вандерлинг наблюдал за визжащими, изо всех сил бегущими людьми. До усадьбы им оставалось около тридцати ярдов, и пули уже вышибали щепки из частокола и тяжелых ворот. Если бы только Киллеры сделали такое одолжение и…
И вот они появились!
Когда передней шеренге партизан до цели оставалось меньше двадцати пяти ярдов, вторая неслась в пятидесяти ярдах от первой, а Вандерлинг маячил чуть позади, ворота внезапно распахнулись. На открытое пространство посыпались облаченные в черную форму Киллеры - пять, десять, двадцать, двадцать пять, тридцать… Они продолжали прибывать, с винтовками на изготовку. Казалось, черные бойцы начинают палить, едва выскочив из ворот.
Киллеры выстроились ровным клином, бесстрашно направленным прямо на ружья партизан, и Вандерлинг услышал новый для себя звук: приводящий в трепет, гортанный и вместе с тем пронзительный клич, боевая песнь, больше похожая на вой какого-то чудовищного хищника: "Убей! Убей! Убей!"
С омерзительным животным воем, в котором не было ничего человеческого, клин Киллеров устремился на партизан. Бедняги дрогнули в нерешительности. Приближаясь, Киллеры закидывали за спины бесполезные уже винтовки и выхватывали "звезды". Как стая бешеных волков, обрушились они на злополучных героинщиков.
На какое-то время Вандерлинг утратил всякую способность соображать. Он повидал много беспощадных сражений на своем веку, но ни одно из них не могло хотя бы отдаленно сравниться с этим. У Киллеров по подбородкам сочилась пена, становясь красной по мере того, как бойцы в безудержной ярости грызли собственные губы. Они врубились в строй партизан как живые гудящие пилы, раскалывая "звездами" попадавшиеся под руку головы, словно гнилые арбузы. Они пинали, топтали упавших грубыми тяжелыми сапогами, визжали, как одержимые бесами. Не веря глазам, взирал Вандерлинг, как один из Киллеров впился острыми, точно бритва, зубами противнику в горло; светлая кровь забрызгала лицо и плечи солдата, когда он голыми руками выдирал куски из тела своей жертвы. Другой обеими руками ухватился за лицо кого-то из партизан, превращая его в кровавое подобие маски для Хэллоуина. Там на героинщика кинулась целая свора: один повалил врага на землю и придавил его шею сапогом, второй зубами вцепился в ногу, а третий крушил грудную клетку "моргенштерном".
Вандерлинг, в каком-то оцепенении, пропустил момент, когда схватка превратилась в бессмысленную мешанину искалеченных тел, оторванных членов, сверкающих "звезд", в визжащую свору доведенных до отчаяния, лишившихся рассудка животных, в клочья раздирающих друг друга под кроваво-красным солнцем Сангрии. Генерал почувствовал, как что-то в нем откликается на призыв этого извивающегося ужаса, на яростный клич, который по-прежнему несся над полем: "Убей! Убей! Убей!" Что-то зачаровывало его и в то же время леденило кровь в жилах, манило, поднималось из глубин естества, силилось прорваться наружу…
Мгновение сумасшедшего очарования оборвалась, как только генерал увидел, что его вторая шеренга, вместо того чтобы стоять на месте и стрелять, с визгом и завыванием кинулась в мясорубку обреченной человечины.
- Остановитесь, кретины! - взревел Вандерлинг. - Стойте на месте и стреляйте! Стрелять с места, сволочи!
Бесполезно. Неожиданно до Вандерлинга дошло, что посреди всей этой бойни он остался единственным человеком с еще худо-бедно работающей сознанкой. Надо как-то остановить бойню! Дьяволы в черной форме разорвут его людей на части, как крысы кузнечиков, едва только те приблизятся к ним.
Что делать?
И пока арьергард беспорядочной кучей несся навстречу гибели, Вандерлинг изо всех сил пустился бежать по диагонали на левый фланг. Хорошенькое состязание в скорости с собственными людьми! Успеет ли он достичь позиции вовремя? Партизанам теперь оставалось меньше тридцати ярдов до сражающихся…
Каждый вдох давался ему болезненным усилием, но генерал все же достиг своей цели, в стороне от поля боя и в пределах досягаемости снипгана. Открытая линия огня, минуя вторую шеренгу подвывающих раздолбаев, врезалась в самую гущу Киллеров и умирающих партизан.
Все еще тяжело дыша, Вандерлинг упал на одно колено, поднял снипган, вдавил гашетку и рванул ствол взад и вперед. Взад и вперед… Взад и вперед…
Словно гигантский меч прошел сквозь сердце битвы. Головы, руки, ноги отскакивали от тел в фонтанах крови. Взад и вперед, взад и вперед… Тела полосовало надвое: по линии пупка, груди, поясницы. Взад и вперед, взад и вперед… Суставы пальцев, сжимавших рукоять снипгана, побелели. Подобно Адскому Жнецу, косил он поле человекообразной пшеницы бесконечно тонким, всепроникающим лучом снипгана. Киллеры и партизаны одинаково разлетались на части, словно бьющееся вдребезги стекло. Взад и вперед…
За несколько секунд до того, как вторая шеренга поравнялась с местом кошмарной мясорубки, исход сражения уже был предрешен. Безрукие, безногие полулюди. Едва ли хоть один из Киллеров остался полностью цел. Когда партизаны налетели на них, черные бойцы все же боролись. Отчаянно и тщетно. Лишившиеся рук и ног, лишившиеся всего, кроме самой жизни и желания убивать. Казалось, что даже отрубленные головы впиваются зубами в ноги партизан в последней судороге ненависти и жажды крови.
Бойня немыслимая. Это больше походило на битву между двумя косяками прожорливых пираний, чем на сражение людей. Земля усеяна мясом, пропитана кровью.
Снипган сказал свое веское слово. Через пять коротких минут ужаса все закончилось.
Перед открытыми воротами беспорядочными кучами громоздилось невероятное месиво тел, растекались огромные лужи крови, туловища дергались в предсмертной агонии. Не осталось ничего живого.
Стаей диких псов уцелевшие партизаны хлынули в усадьбу. Генерал, еще не вполне пришедший в себя, потащился за ними.
Следующие полчаса взор застилала красная пелена - кипящее безумие, которое Вандерлинг впоследствии вспоминал только фрагментарно. Где-то кто-то нашел факел. Палисад, сараи и господский дом запылали. Странного вида, толстые, с бессмысленным взглядом маленькие дети - голые блеющие существа, жавшиеся в загоне, - были застрелены, зарублены и разорваны в куски. Рабов, женщин, детей вытащили из хижин и не мешкая забили.
Вандерлинг бегал по двору, пытаясь остановить резню. Но партизаны рассеялись, у каждого нашлось свое отвратительное дельце. И генерал смог изрыгать проклятия да размахивать снипганом.
В конце концов поднялся страшный крик, и отовсюду из дровяной паутины разграбленных и горящих домов стали сбегаться партизаны, теснясь вокруг небольшой плотной кучки, тащившей толстяка в черной мантии - Брата Бориса.
Они волокли его вниз по небольшой лестнице, пиная немилосердно и визжа, как очумелые. Когда Брата столкнули в гудящую толпу, он заревел.
Вандерлинг почувствовал тошноту. Он постарался не смотреть, как партизаны тянут толстяка вниз, рвут зубами куски живой плоти. Потом трепыхающийся кусок сала исчез в водовороте тел, и крики его стихли.
Вандерлинг побежал к толпе партизан, размахивая снипганом.
- Довольно! - орал он. - Каждый, кто еще дернется, не получит больше героина! Все кончено! Собирайте оружие - и уходим.
В течение нескольких зловещих секунд они выжидали, повернувшись к Вандерлингу. Глаза сангриан полыхали неутоленным голодом убийства.
- Тот, кто сделает лишнее движение, умрет, - процедил Вандерлинг, поводя снипганом. - Я прикончу вас всех, если понадобится.
И голос и взгляд генерала подтвердили, что он действительно это сделает.
И сангриане поняли сказанное. Снипган - веский аргумент.
Получасом позже, Вандерлинг будто очнулся от транса и осознал себя устало бредущим через высокую траву позади семнадцати человек, тяжело нагруженных оружием и боеприпасами, - всех, кому удалось пережить бойню. Далеко позади к небу вздымался столб дыма. Густые, маслянистые клубы еще раз ввергли старого вояку в те короткие минуты отчетливого ужаса. Ужаса, ставшего уже отдаленным и призрачным.
И в этот момент, когда горе-солдаты тащили перед ним награбленную добычу, а усадьба Брата Бориса осталась за спиной догорающими руинами, Вильям Вандерлинг улыбнулся.
В конце концов, они одержали победу.
Победу в сангрианском стиле.
Глава 5
- Ах, Брат Барт, податель безмерного наслаждения, - гнусил маленький, тощий, с мордой хищной птицы, Брат, облаченный в черную хламиду. - Выпей немного вина - этого изысканного, восхитительного вина… - Он поднял с низкого стола налитый до краев кувшин. Вытянутая рука дрожала, зрачки нездорово расширены.
Барт Фрейден улыбнулся, отклоняя предложенное вино небрежным движением. Брат Теодор уже хорошо накачался омнидрином. Все шло замечательно, большинство Братьев упивалось наркотиком, словно кошки молоком, и некоторые из них, как вот старина Тедди, практически не вылезали из состояния полного кайфа.
Небольшой стол в японском стиле, с грудой наваленных подле него подушек, обильно заставлен кувшинами вина, корзинами с местными фруктами и хлебом. Середину занимало основное блюдо - зажаренная целиком и уже наполовину съеденная тушка человеческого детеныша. Фрейден опустился на одну из подушек, достал из внутреннего кармана, искусно вшитого в черную мантию, маленький полибаг с омнидрином и кинул его на стол.
- Этого должно хватить тебе… ненадолго.
Брат Теодор жадно сграбастал полибаг, вскрыл быстрым движением, ухватил щепотку белого порошка, поднес к левой ноздре, вдохнул, чихнул и хихикнул, как гимназистка под опытным ловеласом:
- Совсем ненадолго, Брат Барт, совсем ненадолго.
Его глаза закатились, и, откидываясь на подушки, он прорычал:
- Женщину!
Почти тотчас же в комнате появилась высокая, хорошо сложенная молодая женщина с правильными чертами лица и рыжими волосами. Она была обнажена. Теодор злобно схватил ее за нежную ягодицу похожей на коготь лапой и рывком дернул к себе на колени.
- Позабавь меня, - распорядился он. - Но сначала медленно.
Послушно, не обращая ни малейшего внимания на Фрейдена, девушка нырнула под черное одеяние Брата Теодора. Теодор улыбнулся.
- Превосходный экземпляр! Может, ты хочешь попробовать ее, Брат Барт? Я определенно хотел бы попробовать твою рабыню. Она выглядит так… экзотично. Ты понимаешь, в разведении самок по нашему вкусу есть один недостаток - редко случается насладиться чем-то необычным, непредсказуемым. А вот твоя рабыня…
- Э… своеобразное существо, - ответил Фрейден быстро. - Я уверен, ты найдешь, что она доставляет хлопот сверх своей цены. - "Это, - добавил он про себя, - капитальное преуменьшение". - Сам я могу справиться с ней только потому, что я… скажем так, нашел способ привести ее в надлежащее состояние.
"Ну, а это вообще ложь тысячелетия".
Брат Теодор рассмеялся.
- Приведение живых существ в надлежащее состояние - уже половина удовольствия, - заметил он с мерзкой ухмылкой. - Я не хотел бы сейчас докучать тебе подробностями… дисциплинарной программы. Увеличь темп, женщина! - приказал он, начиная ритмично раскачиваться взад и вперед. Глядя, как уродец облизывает пересохшие губы, Фрейден почувствовал приступ рвоты. Подобную непростительную слабость ни в коем случае нельзя обнаружить. Публичная мастурбация с рабами - еще наименьший из разнообразных пороков Братьев, а собственная роль Барта в этой игре требовала, чтоб он был "одним из парней".
- Послать за женщиной для тебя? - талдычил Теодор. - Может, какое-нибудь развлечение? Состязание, да, в самом деле, состязание. С ножами? На кулаках? Хлысты? Двое мужчин? Две женщины? Смешанная пара? Назови свое Желание, Брат Барт! Все что угодно Подателю Наслаждений! Скромное представление с пытками? Ну конечно же, зрелище пыток! - Он по-мальчишески рассмеялся.
- Боюсь, мне пора, - быстро бросил Фрейден. - Нужно отнести немного омнидрина Брату Леону и Брату Джозефу… Дела, дела, дела, - говорил он уже на ходу, чересчур поспешно пробираясь к двери.
Но Брату Теодору было уже не до наблюдений за такими тонкостями. Он тяжело дышал, грубо колотя нагое тело рабыни.
- Слишком нежно! - рычал он. - Слишком спокойно! Больше огня, женщина!
Оказавшись за дверью, Фрейден успел услышать ряд резких шлепков плоти об плоть. "Бери свое, пока можешь, грязный ублюдок, - подумал Барт. - Ты не будешь хапать вечно".
Свежий воздух немного охладил Фрейдена, но декорации оставались по-прежнему омерзительными. Нет способа избавиться от тошноты в безумной атмосфере Дворца Боли. Открытый двор представлял собой выставку живых суетящихся гротесков. Здесь Киллер вел во Дворец выстроившихся гуськом обнаженных женщин - все молодые, одинаково красивые, выращенные специально для удовольствия хозяев. Ближе к бетонной стене другой солдат муштровал взвод кадетов.
Мальчишки одеты и снаряжены в точности как взрослые Киллеры - вплоть до маленьких винтовок, "звезд" и подпиленных зубов. Еще четверо Киллеров гнали на бойню за Дворцом стадо чудовищно толстых, дебильных детей, именуемых мясными Животными.
Фрейден, сам не понимая зачем, подозвал одного из Киллеров.
Как и все остальные, этот был высоким, худым, с темными, начинавшимися высоко над линией лба волосами и острым оскалом. Он носил капитанские нашивки - сказочно высокий ранг в местной иерархии.
Боец застыл перед Фрейденом по стойке "смирно" и лаконично произнес:
- Тебе нужна услуга, Брат.
- Только кое-какая информация, капитан, - ответствовал Фрейден. - Мальчики, которых дрессируют вон там, - где вы их берете? Рекрутируете, или как?
- Рекрутируем, Брат? - переспросил Киллер. - Разумеется, это чистокровные Киллеры. Мне самому, как офицеру, было позволено зачать двоих в прошлом году. Это высокая честь, третья величайшая из всех возможных.
- А первые две?
Киллер, казалось, несколько обалдел от того, что Брат - пусть даже новоиспеченный - задает подобные вопросы. С другой стороны, он никогда прежде не встречал пришельцев из внешнего мира.
- Высшая честь, конечно же, убивать, - проговорил он спокойно. - Вторая высочайшая - погибнуть в бою. Четвертая - получить позволение наслаждаться женщиной. Я сам был удостоен этого удовольствия десять раз за прошлый год. Я хорошо служил Братству.
"Все продумано до мелочей", - мрачно констатировал Фрейден. Тотальный целибат, конечно, превратил бы армию в свирепое, не знающее страха полчище, но и сделал бы ее трудноуправляемой. Позволяя солдатам эпизодический секс в качестве награды за службу, вы держите их под контролем и в то же время можете дать выход их сексуальной энергии в сражении. Логично. Если принять за исходную посылку утверждение, что каждый, не являющийся Братом, вообще не человек, - то все проделки Братства тоже начинали выглядеть чертовски логично.
- Свободны, капитан! - буркнул Фрейден. Он покачал головой, глядя, как Киллер исчезает за углом. Братство беспощадно, и для того, чтобы разрушить его, требовались равные жестокость и неразборчивость. При таком раскладе Фрейден чувствовал себя явно не в своей тарелке. Это не его стиль.
- На этот раз, - пробормотал он тихо, - я буду счастлив сделать исключение. Братству Боли неведомо милосердие. Оно не дождется милосердия и от меня.
- Барт Фрейден, это не похоже на тебя, - сказала София, зачерпывая изрядную порцию овощного пилава с рисом, бывшего неизменным дежурным блюдом их сангрианской диеты. При отсутствии на планете завезенных с Земли животных или годной в пищу местной фауны, прошло уже довольно много времени с тех пор, как они прикасались к мясному. Вряд ли они были способны испробовать традиционное сангрианское решение проблемы хронического протеинового голодания.
Фрейден, сидевший напротив с набитым ртом, запил опостылевшую еду глотком прогорклого местного вина и поинтересовался:
- Так на кого же это похоже, Соф?