– По-видимому, – пожал плечами бортинженер.
Капитан хотел сказать что-то ещё, но человек подошёл к нам и поздоровался, так что капитану, открывшему рот, пришлось вместо разгонной фразы произнести ответное приветствие. Мы поддержали.
Должно быть, все в тот момент были так раздражены фактом проникновения кого бы то ни было сквозь непроницаемую оболочку, что не поняли, что данное событие не может быть ничем иным, как результатом деятельности высшей цивилизации, Сверхцивилизации, цели нашего полета. Я понимаю капитана: он должен следить за порядком на корабле, но порядка не было, а был беспорядок, и приходилось наблюдать за беспорядком.
– Вы к нам в главную систему влетели, – сообщил Представитель Сверхцивилизации, с интересом разглядывая нас.
– От лица всего экипажа и всего мира приношу свои извинения, – начал извиняться капитан.
– Да это пустяки, – отмахнулся Представитель, – куда путь-то держите?
– К вам, – с достоинством произнёс капитан.
– К нам? – удивился тот. – На такой колымаге?
– Конечно, это не последнее слово техники, – попробовал объяснить главный двигателист, – но всё же…
– Да у нас таких дети в детском саду не делают! – перебил его Представитель.
Это прозвучало не очень вежливо, но мы стерпели.
– А зачем мы вам нужны? – спросил Представитель, в недоумении оглядывая нас.
– Ну, как же! – вскричал капитан. – Вы – цель нашей жизни. Найти высшую цивилизацию, чтобы поучиться у неё!..
– Вот ещё! – произнёс Представитель. – Есть у нас время возиться с вами. Некогда нам.
– А чем же вы заняты? – спросил капитан (остальные были буквально подавлены).
– Как чем? Поисками высших цивилизаций. Нам крайне необходим толчок в развитии. Представляете, какими темпами станет развиваться наша цивилизация, если мы вступим с ними в контакт? А вы влетели прямо в главную систему, нарушили связь. Здесь находится станция прослушивания, – пояснил он, – которая ведет поиск сразу в нескольких вселенных. Миллионы добровольцев разлетелись по всему миру в поисках высших цивилизаций, так что тут я один. Посудите сами: можно ли в таких условиях с вами заниматься? Вы уж давайте как-нибудь сами… А подниметесь до нашего хотя бы уровня – милости просим.
– Вы хоть звездолёт почините! – взмолился капитан.
– Этим занимаются.
Где? Кто? Мы никого не видели. Тем не менее звездолёт становился как новенький прямо на глазах, даже ещё лучше.
– Оказывается, они тоже ищут, – выразил общую мысль повар, когда их представитель исчез.
Нам удалось выбраться и немного побродить по их вселенской станции. Да, скажу я вам – это вещь! Нам до такой техники расти и расти.
Походили мы, походили, посмотрели-посмотрели – а спросить ничего не сумели: не у кого. Все в поисках. И поняли мы, что здесь ничего не добьёмся: надо лететь дальше. Искать такую высшую цивилизацию, которая готова поделиться с младшими братьями.
Неужели же среди высших цивилизаций не сохранилось никакой, которая бы согласилась нам помочь?
Совсем мы лететь собрались – отвели корабль подальше от их системы слежения, подготовились к старту… Но сначала следовало определить координаты – узнать местоположение суперцивилизации. Определили. Потом перепроверили. Раз, другой…
И все дружно взялись за головы: координаты точь-в-точь те самые, с которых мы начинали путь! Это наша планета, наша цивилизация – только через те миллионы лет, которые мы пространствовали в космосе.
Мы вернулись. И потомки поместили нас в музей – для лучшей сохранности. А сами продолжили поиски высших цивилизаций…
Запах
Пит проснулся. Не совсем проснулся – почти проснулся. Можно сказать, "собрался проснуться": он боролся с собой и со сном, пытаясь переступить ту зыбкую грань между сном и бодрствованием, которую каждый человек обычно преодолевает дважды в сутки – засыпая и просыпаясь.
Он в нерешительности колебался, как бы размышляя, неосознанно, проснуться ли ему окончательно, или попытаться уснуть снова.
Так он долго балансировал между сном и явью, и, наверное, вернулся бы в сон, если бы не запах.
Тонкий, едва уловимый запах, который вполне мог быть порождением сна, если бы не был столь реален. Казалось, он доносится откуда-то далеко-далеко – настолько был лёгок и неуловим – и в то же время близок. Близок ещё и потому, что хорошо знаком, но ни за что на свете Пит не смог бы сказать наверняка: чем же так хорошо пахнет?
Пит принюхался, не открывая глаз – чтобы легче сосредоточиться на запахе. Нет, запах был решительно не называем. Узнаваем, но не называем. Слово вертелось рядом, знакомое-знакомое, оно определяло запах, но вспомнить его Пит не мог. Не мог – и всё тут.
Что же это может быть? Что-то такое, что он и видел и встречал неоднократно. И… и даже ел. Очень вкусное. Но что?
Пит почувствовал, что ещё немного, ещё одно усилие – и он вспомнит. Неужели у него так плохо с памятью? Пит напрягся, пытаясь вспомнить… В этот же самый момент – конечно, совершенно случайно – запах чуть усилился, и Пит с облегчением понял, чем пахнет.
Бананы! Ну, конечно же, бананы! Пит удивился себе: как он мог забыть? Ведь он любит бананы больше всего на свете!
Глубоко вздохнув, Пит наполнил лёгкие ароматом бананов, он дышал ещё и ещё, и всё не мог надышаться, дышал, не открывая глаз, наслаждаясь приятным запахом бананов.
Запах усилился.
Пит блаженно улыбнулся: что может быть лучше запаха бананов? Только сами бананы, – ответил Пит самому себе, но открывать глаза не торопился: он ведь не проснулся как следует. А вдруг ему всё снится? Но ветерок реально обдувал, пробуждая сонное лицо, и нёс с собой приятный запах бананов.
"Откуда он? – подумал Пит. – Из банановой рощи? Или с базара… большого восточного базару, где на огромном прилавке лежит здоровенная куча бананов!"
Пит вспомнил, как впервые попробовал банан. Он был тогда очень маленьким и шёл по большому базару. И незнакомый запах привлёк его. Он остановился перед прилавком – огромным прилавком, – на котором лежала здоровенная куча бананов – для маленького мальчика всё казалось огромным. И торговец спросил его: "Хочешь банан?" И Пит пожал плечами – он ведь не знал ещё, хочет ли того, чего не знает. "Никогда не пробовал?" – удивился хозяин. Пит покачал головой. И тогда человек взял с прилавка банан, очистил и подал маленькому мальчику. Так Пит в первый раз попробовал бананы, и сразу же навеки полюбил их. Странно, что он сразу не узнал запаха… Но сначала тот был такой слабый…
Запах усилился ещё больше. Казалось, воздух понемногу густел, приобретая консистенцию банана. Питу почудилось, что начал дышать бананами. Или банановым суфле – иногда он покупал и его. Но бананы, конечно, лучше.
Воздух всё густел, застывая. Точь-в-точь банановое суфле. Пит уже мог бы, наверное, откусывать от него куски. А запах продолжал усиливаться.
Пит подумал – робко, нерешительно, – что не всегда ему попадались одни спелые бананы, были ведь и немного подгнившие… трудно иногда понять, спелый банан или уже перезревает. Почти невозможно уловить переход между спелым и переспелым…
Запах крепчал. Воздуха почти не оставалось. Пит дышал сплошными бананами. И не только дышал. Бананы были всюду – они лезли не только в нос, но и в уши, тыкались под мышки, елозили по животу, пятки скользили на бананах… И только глаза Пит предусмотрительно держал закрытыми.
"А может, мне всё снится?" – с надеждой подумал Пит, с трудом преодолевая тошноту: бананы прошлого подступали к горлу. – Может, стоит открыть глаза – и всё исчезнет? Ну откуда, в самом деле, может взяться такой мощный запах? Даже тогда, на базаре, они пахли гораздо слабее. А сейчас…" – Пит открыл глаза.
Он стоял в огромном контейнере, полном перезревших бананов и на их поверхности торчала одна голова. Глаза удивлённо хлопали.
На тебе – клеймо!
Как я попал в тот мир – лучше не спрашивайте, всё равно не отвечу. Это до сих пор остаётся государственной тайной. И, боюсь, обычные сроки давности по отношению к ней действовать не будут. Недаром вся операция проводилась под грифом "Абсолютно секретно" и отменять его не собираются, хотя прошло немало времени. Секретность была по-настоящему абсолютной: все, абсолютно все соблюдали её. Наверное, потому, что были лично заинтересованы в сохранении тайны.
Поэтому я с лёгкой душой опускаю все подробности, начиная от момента перехода (разумеется!) и стану рассказывать с той минуты, когда, устав от долговременного мельтешения по улицам города, зашёл в один из баров. Я успел установить, что тот мир практически не отличим от нашего, и настало время поближе познакомиться с обитателями. Узнать, насколько подобны наши мыслительные способности. Внешне-то нас практически не отличишь: ни на первый взгляд, ни на, как мне думалось, на последующие. Но оказалось совсем иначе…
Человек, к которому я подсел (или он подсел ко мне – честно говоря, не помню, да это и неважно), ничем не отличался от тех, кого я в массовом количестве наблюдал и у нас, и в том мире.
За одним-единственным отличием: у него на лбу стоял отчётливый синий штампик: "Хороший человек". И он пил молоко. Собственно говоря, потому я к нему и подсел: меня заинтересовало, что в алкогольном баре человек пьёт молоко. А затем я увидел штампик.
До этого момента, бродя по улицам, я подобного не замечал. И ничего удивительного: погода была мерзопакостной, дождь со снегом, многие шли, надвинув шляпы на глаза и повязавшись косынками. Последнее, как вы понимаете, относится к женщинам. Но теперь, анализируя произошедшее, мне начинает казаться, что не погода была тому виной…
А он, едва взглянув на меня, пробормотал:
– Я вижу, вы нездешний. Не из нашего мира.
– Как вы догадались! – ахнул я, внутренне холодея. Хорошо, что я сидел, иначе упал бы – я физически ощутил, как ослабели ноги. На такой прокол после нескольких часов пребывания в их мире я не рассчитывал.
Я ожидал, что сейчас взвоют сирены, послышится рёв моторов, и меня окружат стражи порядка с автоматами наизготовку. А затем – стальные браслеты, каменные стены тюрьмы, свет в лицо и неожиданные допросы по ночам. К этому я был готов, и на этот случай у меня имелось несколько хороших заготовок, которые помогли бы быстренько установить контакт с правящей элитой того мира. Но произошло иное.
Мой визави лишь слабо улыбнулся.
– У вас же нет штампа! – и он прикоснулся к своему лбу.
– И что это означает? – осторожно спросил я.
– То, что вы не из нашего мира, – просто ответил он и отхлебнул глоток молока. – Всего-навсего.
– Вам приходилось встречаться с такими? – вопрос был неожиданным и для меня самого. Не это меня просили разузнать!
Но разговор тёк сам собой. И вопрос мой был проигнорирован. Но так, что у меня не осталось ни малейшего сомнения: он знает. И от этого стало чуточку обидно: стало быть, до меня здесь побывал не один путешественник между мирами. А я-то надеялся…
– У вас нет штампа, – повторил он, снова отхлебнув молока.
"И что это означает?" – вторично хотел спросить я, но вовремя прикусил язык: могло быть так, что в этом случае я попал бы в ловушку во времени. Меня предупреждали относительно подобных вариантов. А также о возможном коварстве обитателей того мира. Откуда об этом узнали? Секретно… Вместо этого я спросил:
– В вашем мире у всех штампы?
– Да, – вздохнул он. Вздохнул, быть может, оттого, что я не попался в ловушку.
– И что означает ваш? – мне захотелось перехватить инициативу.
– Только то, что вы видите, – он снова вздохнул. – Что я – хороший человек. И не могу совершить ни одного дурного поступка. Даже попить пива – и то не могу! – вырвалось у него. – А я его так люблю! Потому и прихожу сюда, в этот бар. Это не считается нарушением. А здесь я могу хотя бы понюхать!
И его ноздри потянулись к моей кружке.
– Так отхлебните! – предложил я, пододвигая к нему бокал.
Он отшатнулся:
– Нет! Я не могу! Мне нельзя! Клеймо ставится раз и навсегда, и я обязан быть таким, каким меня счёл Он… – и мой собеседник поднял очи горе.
– А… – я не успел спросить: за наш столик плюхнулся здоровенный детина. Он так брякнул кружкой, что пивная пена плеснула мне на рукав. – Какого чёр… – язык мой сделал судорожное движение и прилип к гортани: на лбу детины синела чёткая надпись: "Бандит и убийца".
Мой первый собеседник, похоже, был хорошо знаком с детиной: они обменялись кивками.
– Не пугайтесь, – прохрипел детина, отхлебывая из кружки: – я уже выполнил причитающийся лимит убийств на сегодня. А тем более вы из другого мира.
Да что такое! Второй встречный "колет" меня на раз. Все директивы о секретности летели насмарку. Надо будет сказать, чтобы тому, кто пойдёт следом за мной, нарисовали какой-нибудь штампик.
– У меня есть жена и дети, – неожиданно нежно сказал детина, окружив кружку волосатыми лапами.
Она скрылась, словно гнездо клеста среди еловых ветвей.
– И я их люблю, – продолжал детина. По его полувыбритой щеке поползла слеза, то и дело застревая среди пеньков волос. – А я вынужден щёлкать по носу моих малюток, хотя мне хочется зацеловать их до смерти!
Он сжал лапищи, и осколки глиняной кружки фейерверком полетели вокруг.
– Гарсон! – гаркнул он. – Ещё кружку пива! Нет! Две!
Бледный парнишка принес три кружки, и, трясясь от страха, поставил перед громилой:
– Т… третья – за счет заведения, сэр!
– Угощайтесь! – громила пододвинул нам кружки.
– Спасибо, – я взял предложенное.
– Нет, нет, я не могу! – заотказывался "хороший человек", а ноздри его сладострастно расширились.
– Пей, а то убью! – провозгласил громила.
– Подчиняюсь насилию, – смиренно произнёс "хороший человек" и в три глотка выхлебал кружку.
На его лице разлилось блаженное выражение.
– Ради таких случаев я и прихожу сюда! – прошептал он.
– Как вам везёт! – проговорил громила, раскачиваясь из стороны в сторону. К пиву он так и не притронулся. – Вам, вам, – палец его уставился на меня.
– Чем же? – удивился я.
– На вас нет клейма. Вы можете вести себя, как хотите.
– Не совсем так, – возразил я. – Если кто-либо из нас совершает… недостойные поступки, он позже приходит… к духовному наставнику, и кается.
– Да я готов каяться каждый день! – возопил бандюга. – Если бы мне разрешили хотя бы разок поцеловать моих малюток!
– А мне, – утирая слёзы, произнёс "хороший человек", – хотя бы раз плюнуть на тротуар!
Он вынул кружевной платочек и высморкался.
– Скажите, – я решил взять быка за рога, благо оба собеседника находились в соответствующем настроении, – а кто ставил вам штамп на лоб?
– Как кто? – хором ответили оба. – Творец нашего мира!
– Вот оно как! – воскликнул я. – А как же…
В голове моей носилась масса мыслей, и ни одна не могла найти выхода.
– Он находится над нами, – печально произнес "хороший человек", – мы не можем никуда спрятаться от его взгляда. Он проверяет нас…
– Неужели? – кое-что становилось понятным. – А наш Создатель, раз сотворивши нас, куда-то удалился, разрешив развиваться самостоятельно.
– Счастливчики! – прохрипел громила. А "хороший человек" заметил:
– А нас он решил постоянно контролировать.
– Но… но Создатель должен быть один! – пролепетал я. – Вселенная-то одна. Или это значит, это значит…
Мне казалось, что я понял. Но сформулировать мысль не успел: я почувствовал, как к моему лбу что-то осторожно прикасается. То холодное, то тёплое – попеременно. Как будто кто-то, находящийся вне меня, не мог определить, какой штамп ставить на мой лоб.
Мои собеседники, будто что-то заметив – а может, мою реакцию, – отшатнулись от меня, и с округлившимися глазами и приоткрытыми ртами наблюдали: какой отпечаток появится у меня на лбу?
Панически взвизгнув, я нажал кнопку возврата.
И очнулся в объятиях родных майоров и полковников – из соображений секретности низших чинов не привлекали, а для случая провала не ставили в известность никого из старших.
Но еще минут пять я озирался с диким видом, разыскивая на их лбах синие штампики…
Я всё подробно изложил в отчёте. И шеф неоднократно вызывал меня на беседы, пытаясь выведать всё новые и новые подробности. Я наговорил сорок часов диктофонных записей, вспоминая четыре часа, проведённые в параллельном мире.
Шеф заинтересовался рассказом. Он был честный старый служака.
– Как это удобно, – бормотал он, – посмотришь на человека – и сразу скажешь, чего от него ожидать: кто хороший, кто плохой! Я считаю, нам следует присоединиться к этому миру. Надо доложить по начальству!
Докладывал он или нет – не знаю. Знаю, что его неожиданно сняли с работы и отправили на пенсию. Весьма приличную, кстати. Ну, шеф давно выработал необходимый для приличной пенсии стаж, так что по-другому и быть не могло.
Мне же пришлось ещё долго писать отчеты, вспоминая каждую минуту моего пребывания там. Но особенно неприятно было вспоминать то холодное, то горячее прикосновение клейма ко лбу…