- Владимир Юрковский, - прочитал он. - Пятое декабря, год Весов… Ага… декабря… Ну… Так это какой-нибудь еврей или поляк…
- А кто этот памятник поставил?
- Не знаю, - сказал человек. - Тут же не написано. А зачем вам?
- Это мой знакомый, - объяснил я.
- Тогда чего вы спрашиваете? Спросили бы у него самого.
- Он умер.
- А-а… Так, может, его здесь похоронили?
- Нет, - сказал я. - Он далеко похоронен.
- Где похоронен?
- Далеко!.. А что это за штука, на которую он опирается?
- Какая штука? Это эрула.
- Что?
- Эрула, говорю! Электронная рулетка.
Я вытаращил глаза.
- При чем здесь рулетка?
- Где?
- Здесь, на памятнике.
- Не знаю, - сказал человек, подумав. - Может, ваш приятель ее изобрел?
- Вряд ли, - сказал я. - Он работал в другой области.
- В какой?
- Он был планетолог и планетолетчик.
- А-а… Ну, если он ее изобрел, то молодец. Полезная вещь. Надо бы запомнить: Юрковский Владимир. Головастый был еврей…
- Вряд ли он ее изобрел, - сказал я. - Я же говорю, он был планетолетчик.
Человек воззрился на меня.
- А если не он изобрел, тогда почему он с нею тут стоит, а?
- Так в том-то и дело, - сказал я. - Сам удивляюсь.
- Врешь ты все, - сказал человек неожиданно. - Врешь и сам не знаешь, зачем врешь. С самого утра, а уже наелся… Алкоголик! - Он повернулся и побрел прочь, волоча тощие ноги и звучно шипя.
Я пожал плечами, последний раз глянул на Владимира Сергеевича и через просторную, как аэродром, площадь направился к отелю.
Гигантский швейцар откатил передо мною дверь и звучно произнес: "Милости просим". Я остановился.
- Будьте любезны, - сказал я. - Вы не знаете, что это за памятник?
Швейцар посмотрел поверх моей головы на площадь. На лице его изобразилось замешательство.
- А разве там… не написано?
- Написано, - сказал я. - Но кто поставил этот памятник? И за что?
Швейцар переступил с ноги на ногу.
- Прошу прощения, - виновато сказал он, - никак не могу ответить на этот вопрос. Он здесь давно стоит, а я совсем недавно… Боюсь вас дезинформировать. Может быть, портье…
Я вздохнул.
- Ну хорошо, не беспокойтесь. Где у вас здесь телефон?
- Направо, прошу вас, - сказал швейцар обрадованно.
Ко мне устремился было портье, но я помотал головой, взял трубку и набрал номер Римайера. На этот раз телефон оказался занят. Я направился к лифту и поднялся на девятый этаж.
Римайер, грузный, с непривычно обрюзгшим лицом, встретил меня в халате, из-под которого виднелись ноги в брюках и ботинках. В комнате воняло застоявшимся табачным дымом, пепельница на столе была полна окурков. Вообще в номере царил кавардак. Одно кресло было опрокинуто, на диване валялась скомканная сорочка, явно женская, под подоконником и под столом блестели батареи пустых бутылок.
- Чем могу служить? - неприветливо осведомился Римайер, глядя мне в подбородок. По-видимому, он только что вышел из ванны - редкие светлые волосы на его длинном черепе были мокры.
Я молча протянул ему свою карточку. Римайер внимательно прочитал ее, медленно сунул в карман халата и, по-прежнему глядя мне в подбородок, сказал: "Садитесь". Я сел.
- Очень неудачно получается, - сказал он. - Я чертовски занят, и нет ни минуты времени.
- Я несколько раз звонил вам сегодня, - сказал я.
- Я только что вернулся… Как вас зовут?
- Иван.
- А фамилия?
- Жилин.
- Видите ли, Жилин… Короче говоря, я должен сейчас одеться и уйти опять… - Он помолчал, растирая ладонью вялые щеки. - Да, собственно, и говорить-то… Впрочем, если хотите, посидите здесь и подождите меня. Если не вернусь через час, уходите и возвращайтесь завтра к двенадцати. Да, оставьте мне ваш адрес и телефон, запишите прямо на столе… - Он сбросил халат и, волоча его по полу, ушел в соседнюю комнату. - А пока осмотрите город. Скверный городишко… Но этим все равно надо заняться. Меня уже тошнит от него… - Он вернулся, затягивая галстук. Руки у него дрожали, кожа на лице была дряблой и серой. Я вдруг ощутил, что не доверяю ему, - смотреть на него было неприятно, как на запущенного больного.
- Вы плохо выглядите, - сказал я. - Вы сильно изменились.
Римайер впервые взглянул мне в глаза.
- А откуда вы знаете, какой я был раньше?
- Я видел вас у Марии… Много курите, Римайер, а табак теперь сплошь и рядом пропитывают дрянью.
- Ерунда это - табак, - сказал он с неожиданным раздражением. - Здесь все дрянью пропитывают… А в общем-то вы правы, наверное, надо бросать. - Он медленно натянул пиджак. - Надо бросать… - повторил он. - И вообще не надо было начинать.
- Как идет работа?
- Бывало и хуже. На редкость захватывающая работа. - Он как-то неприятно усмехнулся. - Ну, я пойду. Меня ждут, я опаздываю. Значит, либо через час, либо завтра в двенадцать.
Он кивнул и вышел.
Я записал на телефонном столике свой адрес и телефон и, въехав ногой в кучу бутылок, подумал, что работа была, по-видимому, действительно захватывающая. Я позвонил портье и потребовал в номер уборщицу. Вежливейший голос ответил, что хозяин номера категорически запретил обслуживающему персоналу появляться в номере в его отсутствие и повторил это запрещение только что, выходя из отеля. "Ага", - сказал я и повесил трубку. Мне это не слишком понравилось. Сам я таких приказаний никогда не отдаю и никогда ни от кого ничего не скрываю, даже записную книжку. Глупо создавать ненужные впечатления, лучше поменьше пить. Я поднял опрокинутое кресло, уселся и приготовился ждать, стараясь подавить чувство недовольства и разочарования.
Ждать пришлось недолго. Минут через пять дверь приоткрылась, и в комнату просунулась хорошенькая женская мордочка.
- Эй! - чуть сипло произнесла мордочка. - Римайер дома?
- Римайера нет, - сказал я. - Но вы все равно заходите.
Она поколебалась, рассматривая меня. По-видимому, она не собиралась заходить, просто заглянула мимоходом.
- Заходите, заходите, - сказал я. - А то мне одному скучно.
Она вошла легкой танцующей походкой и, подбоченясь, остановилась передо мной. У нее был короткий вздернутый нос и растрепанная мальчишеская прическа. Волосы были рыжие, шорты ярко-красные, а голошейка навыпуск - яично-желтая. Яркая женщина. И довольно приятная. Ей было лет двадцать пять.
- Ждете? - сказала она.
Глаза ее блестели, и от нее пахло вином, табаком и духами.
- Жду, - сказал я. - Садитесь, будем ждать вместе.
Она повалилась на тахту напротив меня и задрала ноги на телефонный столик.
- Киньте сигаретку рабочему человеку, - сказала она. - Пять часов не курила.
- Я некурящий… Позвонить, чтобы принесли?
- Господи, и здесь грустец… Оставьте телефон, а то опять припрется эта баба… Пошарьте в пепельнице и найдите бычок подлиннее!
В пепельнице было полно длинных бычков.
- Они все в помаде, - сказал я.
- Давайте, давайте, это моя помада. Как вас зовут?
- Иван.
Она щелкнула зажигалкой и закурила.
- А меня - Илина. Вы тоже иностранец? Вы все, иностранцы, какие-то широкие. Что вы здесь делаете?
- Жду Римайера.
- Да нет. Чего вас принесло к нам? От жены спасаетесь?
- Я не женат, - сказал я скромно. - Я приехал написать книгу.
- Книгу? Ну и знакомые же у этого Римайера… Книгу он приехал написать. Проблема пола у спортсменов-импотентов. Как у вас с проблемой пола?
- Это для меня не проблема, - сказал я скромно. - А для вас?
Она спустила ноги со столика.
- Но-но… Полегче. Здесь вам не Париж. Патлы сначала укороти, а то сидит как перш…
- Как кто? - Я был очень терпелив, ждать еще оставалось сорок пять минут.
- Как перш. Знаешь, ходят такие… - Она стала делать руками неопределенные движения возле ушей.
- Не знаю, - сказал я. - Я здесь недавно. Я еще ничего не знаю. Расскажите, это интересно.
- Ну уж нет, только не я. У нас не болтают. Наше дело маленькое - подай, прибери, скаль зубы и помалкивай. Профессиональная тайна. Слыхал про такого зверя?
- Слыхал, - сказал я. - А где это "у вас"? У врачей?
Почему-то ей это показалось очень смешным.
- У врачей!.. Надо же… - хохотала она. - А ты парень ничего, с язычком… У нас в Бюро тоже есть один такой. Как скажет - все лежат. Когда мы рыбарей обслуживаем, его всегда назначают, рыбари любят повеселиться.
- Да и кто не любит? - сказал я.
- Это ты зря. Интели, например, его прогнали. "Уберите, - говорят, - дурака…" Или вот нынче, у этих беременных мужиков…
- У кого?
- У грустецов. Слушай, а ты, я вижу, ничего не понимаешь. Откуда ты такой приехал?
- Из Вены, - сказал я.
- Ну и что? У вас в Вене нет грустецов?
- Вы представить себе не можете, чего только нет в Вене.
- Может быть, у вас там и нерегулярных собраний нет?
- У нас - нет, - сказал я. - У нас все собрания регулярные. Как автобусная линия.
Она развлекалась.
- Может, у вас и официанток нет?
- Официантки есть. Причем попадаются превосходные экземпляры. Значит, вы официантка?
Она вдруг вскочила.
- Не-ет, так у нас дело не пойдет! - закричала она. - Хватит с меня грустецов на сегодня. Сейчас ты у меня выпьешь со мной на брудершафт, как миленький… - Она принялась валить бутылки под окном. - Вот стервы, все пустые… Может, ты и непьющий? Ага, вот есть немного вермута… Будешь вермут? Или спросить виски?
- Начнем с вермута, - сказал я.
Она грохнула бутылку на столик и взяла с подоконника два стакана. - Надо вымыть, погоди минутку, накидали мусора… - Она ушла в ванную и продолжала говорить оттуда: - Если бы ты еще оказался непьющим, я бы не знаю что с тобой сделала… Ну и кабак у него здесь, в ванной, люблю! Ты где остановился, тоже здесь?
- Нет, в городе, - ответил я. - На Второй Пригородной.
Она вернулась со стаканами.
- С водой или чистого?
- Пожалуй, чистого.
- Все иностранцы пьют чистое. А у нас почему-то пьют с водой. - Она села ко мне на подлокотник и обняла меня за плечи. От нее здорово пахло спиртным. - Ну, на "ты"…
Мы выпили и поцеловались. Без всякого удовольствия. Губы у нее оказались сильно накрашены, а веки тяжелы от бессонницы и усталости. Она поставила стакан, отыскала в пепельнице еще один окурок и вернулась на тахту.
- Где же этот Римайер? - сказала она. - Сколько можно ждать? Ты давно его знаешь?
- Нет, не очень.
- По-моему, он сволочь, - сказала она с неожиданной злобой. - Все выпытал, а теперь скрывается. Не открывает, скотина, и не дозвонишься к нему. Слушай, а он не шпик?
- Какой шпик?
- А, много их, сволочей… Из Общества Трезвости, нравственники… Знатоки и Ценители тоже дрянь хорошая…
- Нет. Римайер - порядочный человек, - сказал я с некоторым усилием.
- Порядочный… Все вы порядочные. Поначалу. Римайер тоже был порядочным, таким прикидывался добреньким, веселеньким… А теперь смотрит, как крокодил!
- Бедняга, - сказал я. - Он, наверное, вспомнил о семье, и ему стало стыдно.
- Да нет у него никакой семьи. И вообще, ну его к черту! Налить тебе еще?
Мы выпили еще. Она легла и закинула руки за голову. Затем она сказала:
- Да ты не расстраивайся. Плюнь. Вина у нас полно, спляшем, сбегаем на дрожку… Завтра футбол, поставим на "Быков"…
- Да я и не расстраиваюсь. На "Быков" так на "Быков".
- Ах, "Быки"! Какие мальчики! Век бы смотрела… Руки как железо, прижмешься к нему - как к дереву, честное слово…
В дверь постучали.
- Заходи! - заорала Илина.
В комнату вошел и сразу остановился высокий костлявый человек средних лет со светлыми усами щеточкой и со светлыми выпуклыми глазами.
- Виноват, - сказал он. - Я хотел видеть Римайера.
- Здесь все хотят видеть Римайера, - сказала Илина. - Присаживайтесь, будем ждать вместе.
Незнакомец наклонил голову и присел к столу, положив ногу на ногу. Вероятно, он был здесь не впервые. Он не озирался по сторонам, а глядел в стену прямо перед собой. Впрочем, может быть, он был не любопытен. Во всяком случае, ни я, ни Илина его явно не интересовали. Мне это показалось неестественным: по-моему, такая пара, как я и Илина, должна была заинтересовать любого нормального человека. Илина приподнялась на локте и стала пристально рассматривать незнакомца.
- Я вас где-то уже видела, - объявила она.
- В самом деле? - холодно сказал незнакомец.
- Как вас зовут?
- Оскар. Я приятель Римайера.
- Вот славно, - сказала Илина. Ее явно раздражало безразличие незнакомца, но пока она сдерживалась. - Он тоже приятель Римайера. - Она показала на меня пальцем. - Вы знакомы?
- Нет, - сказал Оскар, по-прежнему глядя в стену.
- Меня зовут Иван, - сказал я. - А это приятельница Римайера. Ее зовут Илина, и мы с нею только что выпили на брудершафт.
Оскар довольно равнодушно взглянул на Илину и вежливо наклонил голову. Илина, не сводя с него глаз, взяла бутылку.
- Здесь еще немного осталось, - сказала она. - Хотите выпить, Оскар?
- Нет, благодарю вас, - холодно ответил Оскар.
- На брудершафт! - сказала Илина. - Не хотите? Зря.
Она плеснула вина в мой стакан, а остатки вылила в свой и сейчас же выпила.
- В жизни бы не подумала, - сказала она, - что у Римайера могут быть друзья, которые откажутся выпить. А ведь я вас все-таки где-то видела!
Оскар пожал плечами.
- Вряд ли, - сказал он.
Илина накалялась на глазах.
- Сволочь какая-нибудь, - сообщила она мне громко. - Алло, Оскар, может, вы интель?
- Нет.
- Как же нет? - сказала Илина. - Ясно, что интель. Вы еще поцапались в "Ласочке" с плешивым Лейзом, зеркало расколотили, а Моди надавала вам оплеух…
Каменное лицо Оскара слегка порозовело.
- Уверяю вас, - произнес он очень вежливо, - я не интель и никогда в жизни не был в "Ласочке".
- Что же, я вру, по-вашему? - сказала Илина.
Тут я на всякий случай снял со столика бутылку и поставил под кресло.
- Я приезжий, - сказал Оскар. - Турист.
- Давно прибыли? - спросил я, чтобы разрядить атмосферу.
- Нет, недавно, - ответил Оскар. Он по-прежнему глядел в стену. Железной выдержки человек.
- А-а! - сказала вдруг Илина. - Помню… Это я все напутала. - Она расхохоталась. - Никакой вы не интель, конечно… Вы же были позавчера у нас в Бюро. Вы коммивояжер, да? Вы предлагали управляющему партию какой-то дряни… "Дюгонь"… "Дюпон"…
- "Девон", - подсказал я. - Есть такой репеллент, "Девон".
Оскар впервые улыбнулся.
- Совершенно верно, - сказал он. - Но я не коммивояжер, конечно. Я просто выполнил поручение моего родственника.
- Это другое дело, - сказала Илина и вскочила. - Так бы и сказали. Иван, нам всем нужно выпить на брудершафт. Я позвоню… Нет, лучше я сбегаю. А вы пока поболтайте. Я сейчас…
Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
- Веселая женщина, - сказал я.
- Да, чрезвычайно. Вы местный?
- Нет, я тоже приезжий… Какая странная идея пришла в голову вашему родственнику!
- Что вы имеете в виду?
- Кому нужен "Девон" в курортном городе?
Оскар пожал плечами.
- Мне трудно судить об этом, я не химик. Но согласитесь, нам часто трудно понять даже поступки наших ближних, не то что их фантазии… Так "Девон", оказывается… как вы его назвали? Реце…
- Репеллент, - сказал я.
- Это, кажется, для комаров?
- Не столько для, сколько против.
- Вы, я вижу, хорошо в этом разбираетесь, - сказал Оскар.
- Мне приходилось им пользоваться.
- Ах, даже так…
Что за черт? - подумал я. Что он всем этим хочет сказать? Он больше не смотрел в стену. Он смотрел мне прямо в глаза и улыбался. Но если он хотел что-нибудь сказать, то он уже сказал. Он встал.
- Пожалуй, я не стану больше ждать, - произнес он. - Насколько я понимаю, меня здесь вынудят пить на брудершафт. А я приехал сюда не пить. Я приехал сюда лечиться. Передайте, пожалуйста, Римайеру, что я буду звонить ему сегодня вечером. Не забудете?
- Нет, - сказал я. - Не забуду. Если я скажу, что заходил Оскар, он поймет, о ком идет речь?
- Да, конечно. Это мое настоящее имя.
Он поклонился и вышел размеренным шагом, не оглянувшись, прямой и весь какой-то неестественный. Я запустил пальцы в пепельницу, выбрал окурок без помады и несколько раз затянулся. Табак мне не понравился. Я потушил окурок. Оскар мне тоже не понравился. И Илина. И Римайер мне тоже очень не понравился. Я перебрал бутылки, но все они были пустые.
Глава четвертая
Римайера я не дождался. Илина так и не вернулась. Мне надоело сидеть в прокуренной комнате, и я спустился вниз, в вестибюль. Я намеревался пообедать и остановился, озираясь, где здесь ресторан. Около меня мгновенно возник портье.
- К вашим услугам, - нежно прошелестел он. - Автомобиль? Ресторан? Бар? Салон?..
- Какой салон? - полюбопытствовал я.
- Парикмахерский салон. - Он деликатно взглянул на мою прическу. - Сегодня принимает мастер Гаоэй. Усиленно рекомендую.
Я вспомнил, что Илина назвала меня, кажется, патлатым першем, и сказал: "Ну что ж, пожалуй". - "Прошу за мной", - сказал портье. Мы пересекли вестибюль. Портье приоткрыл низкую широкую дверь и негромко сказал в пустоту обширного помещения:
- Простите, мастер, к вам клиент.
- Прошу, - произнес спокойный голос.
Я вошел. В салоне было светло и хорошо пахло, блестел никель, блестели зеркала, блестел старинный паркет. С потолка на блестящих штангах свисали блестящие полушария. В центре зала стояло огромное белое кресло. Мастер двигался мне навстречу. У него были пристальные неподвижные глаза, крючковатый нос и седая эспаньолка. Больше всего он напоминал пожилого, опытного хирурга. Я робко поздоровался. Он коротко кивнул и, озирая меня с головы до ног, стал обходить меня сбоку. Мне стало неуютно.
- Приведите меня в соответствие с модой, - сказал я, стараясь не выпускать его из поля зрения. Но он мягко придержал меня за рукав и несколько секунд дышал за моей спиной, бормоча: "Несомненно… Вне всякого сомнения…" Потом я почувствовал, как он прикоснулся к моему плечу.
- Несколько шагов вперед, прошу вас, - сказал он строго. - Пять-шесть шагов, а потом остановитесь и резко повернитесь кругом.
Я повиновался. Он задумчиво разглядывал меня, пощипывая бородку. Мне показалось, что он колеблется.
- Впрочем, - сказал он неожиданно, - садитесь.
- Куда? - спросил я.
- В кресло, в кресло, - сказал он нетерпеливо.
Я опустился в кресло и смотрел, как он снова медленно приближается ко мне. На его интеллигентнейшем лице вдруг появилось выражение огромной досады.
- Ну как же так можно? - произнес он. - Это же ужасно!..
Я не нашелся что ответить.
- Сырье… Дисгармония… - бормотал он. - Безобразно… Безобразно!
- Неужели до такой степени плохо? - спросил я.
- Я не понимаю, зачем вы пришли ко мне, - сказал он. - Ведь вы не придаете своей внешности никакого значения.