– Старый осторожный Хэй Син. Плотно держал под прицелом, шевелиться боялась. Но вот упустил – и выстрелила. Пфух – и нет профессора. Не о тебе плачу – о мечте юности. Разбила ее вот только что. Думала, Ян Хэк – свет и пламя! Думала, он – смелость и воля, и голос народа! Думала, он – как Руфес сам! Боготворила Яна Хэка, даже любила его. А оказался – выдумка. Так больно. Хэй Син, ты не Ян Хэк. Ян Хэк – он бы не сдался, он бы и в мире ином орден возродил! Кошка Мэй больше на Яна Хэка похожа! А ты – ты усталый профессор, ты жить хочешь мирно, факты складывать…не бывать тому! Ян Хэк – свет и пламя, им и останется! Песенки его останутся, ученики! А тебе лежать на прогулялке безвестным, мирно, как и мечтал. Никто не посмотрит, не подойдет. Скажут – валяется бомж, еще скажут – пьяный лежит, а больше ничего не скажут. И останутся тайны Нико лишь ее тайнами. Умный профессор, мудрый даже, а ошибся. Не всех принимают плавни. А если ошиблась Нико, и ты тот, про кого подумала с надеждой, то смерть тебе не страшна, полезна даже. Тот, про кого подумала – он смерти неподвластен. Как и Загадка Нико.
Она вздохнула, оглядела холодными узкими глазами улицу. И пошла легким шагом обратно. Если плавни в сердце, всегда понятно, куда идти. В единстве сила, так Руфес говорил! Значит, надо найти братьев. И восстановить орден. Так просто все. Мэй Мао – талантливый администратор, она справится. Когда не мешает старый трусливый профессор – справится точно. А бабушка Нико будет рядом, грозной тенью, зубами плавней, судьей и палачом, и тайной правительницей ордена. И если ослабнет Мэй Мао…
Простой абориген, непростые дела
… Толстяк Мень как упал, так и лежал неподъемной тушей. И надо было что-то делать. А он стоял. Не потому что тупил, а скорее наоборот – слишком много мыслей. Одна, острая и болезненная – с чего это по родной земле гуляют с автоматами бойцы китаянки Тан?! Или она тогда не китаянка, а… а кто? И откуда она берется, ночная девочка с побрякушками на груди? Она, и бойцы ее, и вот еще Толстяк Мень – куда он уходил и откуда вернулся? Боец сказал – пуля в сердце. Серьезно сказал и деловито, как ему не поверить. А поверить – возникает вопрос: вот Толстяк Мень с пулей в сердце – как? Говорил только что, ходил даже… как? Сказал – имплант. А разве такие бывают? Или в Китае бывает все?
Стукнула дверь.
– Разрешения спрашивать надо! – зло сказал он, не оборачиваясь. – Задолбали китайцы, приветил на свою голову!
Робкая Весна стремительно пробежала мимо и упала на колени перед здоровяком.
– Ты дурак! Не стоит любовь императорского пилота твоей жизни! Жизнь Меня – драгоценный цветок! А таких, как Робкая Весна, много, еще найдешь себе по сердцу! Вставай, дурак!
– Кстати о сердце, – разозлился он. – Боец госпожи Тан сказал, у Меня пуля в сердце. И что-то я ему верю. Так что твои крики…
Нюйка подскочила, словно ее пнули сзади.
– Что стоишь, лоботомник? – зашипела она. – Или не знаешь, что пуля в сердце – очень-очень больно? Лечить Меня надо, быстро-быстро лечить! Есть у вас где Меня лечить?
– А не хоронить? – прищурился он. – И я – не лоботомник. Поняла?
Робкая Весна вспыхнула дикой злостью, словно готовясь кинуться в драку – и вдруг погасла.
– Виновата вся, – пробормотала она. – За дурачка моего боюсь, от страха за словами не слежу. Прости Робкую Весну. Лоботомник – господарское ругательство, очень-очень плохое, очень несправедливое. Лоботомников две эпохи как не делают, в плавнях – не делают точно. Помоги Меня лечить, очень благодарна будет Робкая Весна, проси у Робкой Весны чего хочешь тогда.
– И любви у Робкой Весны просить можно будет? – ляпнул он, сбитый с толку сообщением, что лоботомников, оказывается, две эпохи как не делают. Уже. А он и не знал.
С другой стороны, когда стоит перед тобой крохотуля-красотка, изумрудные глаза горят от волнения, упругая грудь вздымается под облегающей тканью – вот как не ляпнуть необдуманно? И мысли о лоботомниках не очень-то помогают, глаза ведь не оторвать от…
Нюйка опустилась перед здоровяком, пальцами показала, чтоб помог перевернуть на спину. Тело оказалось ожидаемо тяжеленным, тягучим и непослушным, еле справились.
– Просить можно, и не откажет благодарная Робкая Весна, – сказала нюйка спокойно. – Только Мень тебя потом убьет. Даже выздоравливать не станет, на импланте убьет. Любовь нюйки вымогать – зло, нарушение законов Аркана самого. Но просить – можешь, почему нет?
И она осторожно отвела руку здоровяка от раны. Кровь не текла.
– Укупорка, – облегченно вздохнула она. – Хороший боец у госпожи Тан, отличный даже. На само сердце укупорку поставил, не побоялся!
Она легко поднялась. У него получилось гораздо медленнее, и колени чуть слышно хрустнули. Проклятая работа.
– Мень выживет, у него имплант. Я про воинов ордена динго много чего слышала-помню, воины ордена динго с боевым железом сильно-сильно дружат! Чтоб точно выжил, не ушел в свое посмертие или куда так дураки уходят, отдам ему байсина, пусть лечит дурака байсин. Сама без защиты останусь, и не пропадет Робкая Весна, если воевать не придется – не пропадет. Но есть проблема.
Нюйка смотрела жалобно и упрямо.
– Пуля в сердце?
Ему все еще было очень неуютно после слов Робкой Весны. Вымогать любовь нюйки – зло… Он – вымогатель. Противно.
– Пуля в сердце, – согласно сплела пальцы она. – Надо удалить, а как? Имплант не сможет, даже байсин не сможет. Есть у вас кто пули из сердца удаляет?
– Патологоанатомы… – начал он язвительно – и осекся.
Робкая Весна смотрела с надеждой, а он стоял и мучительно размышлял. Факты все никак не хотели укладываться в ясную картину, и это раздражало. Пуля в сердце, загадки госпожи Тан, байсин еще этот непонятный, законы Аркана, которые все знают, кроме него… потом он плюнул и убрал из головы лишнее. И сразу стало легче думать. Настолько легче, что, собственно, и думать-то не надо. Наверно, именно так и живут тупицы – в простом и понятном мире, состоящем из одной, максимум двух мыслей.
– У нас на улице вообще-то живет главврач, – сообщил он.
– Главврач? Это кто пули из сердца удаляет?
– Нет… Да. Он командует теми, кто что угодно удаляет. Наверно, и пулю из сердца достанут. Если просто достать, то это вроде не так уж сложно. Особенно если сердце не бьется. Оно ж не может работать с пулей внутри, так ведь? М-да… Вот если с главврачом договориться, заплатить там, еще как-то…
– Заплати! – решительно сказала Робкая Весна. – Вижу, у тебя дюньги много-много. А не согласится господарь, скажи, убьет его Робкая Весна, пусть лучше соглашается. И тогда не согласится – убью и пойду другого искать, кто из сердца пули удалять умеет, побегу даже!
– Как просто устроен мир! – криво усмехнулся он.
Помялся, пожал плечами, покосился на неподвижного Меня – и пошел уговаривать врача-господаря. Ситуация представлялась дикая и почему-то смешная. Вот подойдет он к главврачу… к которому, кстати, не так-то просто подойти. Два ротвейлера во дворе – не шутка. Ну, допустим, достучится он. Если бить ногами по забору – хозяин точно выйдет, забор пожалеет. С собаками, ага, и с травматикой в руке. А он к нему – этак приятельски хлопнет по плечу да и брякнет, мол, а не примешь ли ты в стационар жмурика с огнестрелом? Мол, у него пуля в сердце, но это ничего, гуляет он с пулей запросто, но лучше б пулю вытащить. А дальше он типа сам. Ага, и еще органам – ни-ни… М-да. То-то лицо будет у главврача. Только ради этого стоит поговорить. Правда, что будет потом… как бы не скорая из психушки.
В дверях он обернулся. Робкая Весна стояла рядом с Менем и деловито высвобождалась из своего бликующего комбинезона. У нюйки, как он и подозревал, оказалась совершенная фигурка – и очень, очень женственная. Но китаянки, как он понял, все женственные. Или ему на таких повезло. Не может же целая раса быть женственной настолько, что глаз не отвести…
– Иди-иди, – поторопила Робкая Весна, даже не пытаясь прикрыться. – Сначала – пуля. Потом смотреть.
– Обойдешься! – буркнул он шепотом и, кажется, покраснел. По крайней мере, по ушам словно огонь прошелся.
Главврач оказался у себя. Как и два его ротвейлера. Вот сволочная порода, какой идиот вывел ее… Хуже ротвейлеров, по его мнению, были только кавказцы и прочие среднеазиаты. У них по улице иногда прогуливались и те, и другие. Хозяева выпускали погулять, а то бедняжкам, видите ли, скучно сидеть взаперти. А вот прохожих на заборы загонять – нет, не скучно. И хозяевам собак ой как весело, судя по их довольным рожам…
– Кому-то пну сейчас, – посулил с крыльца главврач.
Он прикинул расстояние от забора до крыльца – где-то метров двадцать – хмыкнул, напряг голос и крикнул:
– Сосед! Как бы хорошего человека с огнестрелом в больничку определить, только быстро? Цена вопроса – любая, раз так получилось. Вот у меня в руке… щас пересчитаю…
– Не ко мне, – сразу отказался главврач.
– Ага, понял. Ну, его коллеги вообще-то предупредили, что за отказ убьют. Или что-то вроде того. Они, это… ждут.
Дальше было как в видениях, разве что скорая из психушки не приезжала. Но это лишь потому, что из темноты проявился боец госпожи Тан, и за ним еще двое таких же. Они не сказали ни слова, просто молча стояли и ждали, даже прицельных забрал не откинули, но главврач вдруг стал сговорчивым и понятливым. Позвонил куда-то, и скоро прибыл реанимобиль. Санитары, пыхтя и надрываясь, кое-как затащили Меня внутрь. Они, наверно, вообще не справились бы, но подошел боец Вуй, перекинул автомат в наспинное крепление и помог. Хорошо умел затаскивать мертвых боец Вуй, чувствовалась практика, ох как чувствовалась. Санитары тоже это заметили и не столько тащили, сколько пялились на бойцов. Профессиональных убийц раньше не видели, что ли?
Главврач тихо переговорил о чем-то с персоналом. Видимо, приказал, чтоб органам ни-ни. И Меня увезли. Главврач постоял рядом, помялся.
– Ну у тебя и знакомства, – уважительно и как-то как будто робко сообщил он.
И тихо спрятался за забором своего дворца, даже собаки не гавкнули. Ну-ну. Это он еще Робкую Весну не видел. Без байсина, что бы это ни обозначало. Нормальный оказался мужик этот главврач, хоть и господарь.
Робкая Весна сидела на кухне за столом, необычно тихая и грустная. Исчезла на время ее буйная злоба на весь мир, и преобразилась малышка. У него даже сердце защемило от ее беззащитности. А еще – потянуло к ней со страшной силой. Вот как это чувствуется, что не откажет девушка? А ведь чувствуется – и пьянит так, что соображение напрочь. Фьють – и нет его, только чистое вожделение внутри…
– Ты-то как здесь оказалась? – спросил он, злясь на самого себя. – Подглядывала, что ли?
Робкая Весна в затруднении повела пальцами.
– Сердце, – пробормотала она виновато. – У Меня сердце… бикает, да. А я слышу, хорошо слышу. Всегда слышала, а как признался в любви здоровяк, лучше слышать стала. Вот и примчалась, байсина не пожалела. Он же… Мень, вот. Дурачок он.
– Вы же расстались.
Нюйка согласно сплела пальцы. От движения полотенце, в которое она завернулась, сползло, но она даже не поправила его. Ну да, сначала пулю, потом смотреть. Зар-раза…
– Мень… – печально улыбнулась Робкая Весна. – Он зря полюбил, не надо любить пилотов. Пилоты… в небе. А Мень – он требовательный. Еще жадный. Ему всю Робкую Весну надо, и еще столько же, а нет у меня столько.
– Ты – красивая, разве мало? – сказал он и сел рядом.
– То красота, а то – внимание, – пробормотала нюйка. – Меню внимание нужно, каждый вдох внимание, а нет столько у меня. Устаю, когда надо много внимания, сильно-сильно устаю. Мое внимание – небу, бою. К бою всегда готова Робкая Весна, к Меню – нет.
Она опустила голову, и черные кудряшки упали на ее лицо. Понятно. Поплакать решила.
– Что-то я ничего не могу понять, – сказал он сердито. – Ваш Китай черт-те где. А Мень – он же куда-то недалеко уходил. Как так? И госпожа Тан тоже… приходит ночью, непонятно откуда, уходит туда же… а куда? Я все вокруг знаю, некуда тут уходить! А уж пуля в сердце – вообще! Да что пуля – а импланты?! Вы вообще кто? Инопланетяне, что ли?
Робкая Весна задумалась. Потом виновато качнула пальцами.
– Не знаю, – призналась она. – Инопланетяне? Иная планета, да? Сложный вопрос, очень-очень. Может, Худышка Уй знает? Да, спроси Уй Лицзинь, она Высокую школу закончила, должна знать. Еще профессор может знать. Профессор такое знает, чего никто знать не может, вот какой у нас профессор, настоящий!
– Как можно не знать, с какой ты планеты?!
Робкая Весна честно подумала еще.
– Планета одна, – наконец сообщила она. – Наверно, одна. Воздух как в предгорьях, класс грунта соответствует, светила – как в Арктуре светила, тяготение… вариативное тяготение, но ничего, летать можно… да, думаю, планета одна и та же. Мир – иное дело, мир непонятный…
– Да?! А как насчет пули в сердце? Импланты – как?
– У вас такого нет? – уточнила Робкая Весна.
Он открыл рот – и задумался. С китайцами следовало говорить предельно точно и ясно.
– Я не слышал об имплантах.
Робкая Весна облегченно качнула пальцами.
– Тогда понятно, – улыбнулась она. – Ты – хороший маскулин, лао Саша, иногда чуть ли не отличный. Но – никто. Тайны мира – не для тебя. Профессор посвящен в большее, и гвардеец Чень посвящен, а уж как посвящена Худышка Уй! Даже я посвящена. Но не ты. Извини за правду, виновата вся.
– Полотенце на плечи верни, – хмуро сказал он. – Не сверкай на всю кухню.
– Не холодно, – повела нюйка пальцами равнодушно. – Смотри. Тебе нравится, мне не жалко.
– А у нас говорят – "смотри, может, ослепнешь!" – хмыкнул он.
– Гниль мир.
– Спать иди! – мгновенно разозлился он.
Общение с китайцами заставило его постоянно сталкиваться именно с такой вот оценкой его родины, и почему-то это страшно бесило. Наверно, потому, что ответить было нечего. Разве что – "иди спать!" Вот пусть и идет.
Она пришла к нему ночью, как будто знала, что он не спит. А как уснуть, когда такая зеленоглазая малышка за стеной, и даже без полотенца? Ну, надо полагать, она и знала. По крайней мере, наверняка догадывалась, какое воздействие производит на мужчин. Он вздохнул и подложил ей руку под голову. Подумаешь, Мень убьет. Идет оно все лесом.
– Пришла сама, по взаимному согласию, – сообщила она четко.
– Чего?
– Так принято, – смущенно пробормотала она. – Сканеры, они… везде.
– И что – сканеры? – не понял он.
– Сканеры – они видят. И пишут. Проявил насилие – и вот ты уже на рыбозаводе, и надолго на рыбозаводе, не за обеспечительную карточку работать, а за еду. А так – нет на тебе вины. Можешь все.
– Значит, пишут… Вот мы с тобой лежим, а они пишут? Вот же…гниль у вас мир! – высказался он мстительно.
Нюйка согласно хыкнула и устроилась удобнее, то есть закинула на него ногу и руку. Дышать стало намного тяжелее, закололо сердце, и он осторожно переместил руку нюйки пониже. И что приятного находят в таком положении? Понятно, что нюйка практически вся твоя, но… дышать как?
– Когда мне плохо, – прошептала она. – Вот как сейчас… Когда очень-очень плохо… тогда кажется, что да, гниль мир – а раньше был лучше. Раньше жил сам Аркан! То была великая эпоха! И Руфес – эпоха не меньшая. И… да, Иаллованна тоже.
– Ики?
– Детское имя. И не узнал никто, не догадался. Еще веселых нюек так зовут-дразнят. Ики-Мики, как-то так…
– У нас их зовут Наташами, – хмыкнул он.
– Иаллованна. Принцесса сама. Защищать ее – была великая честь! Еще – сложная и опасная задача. Но не справились пилоты, и гвардейцы тоже, никто не справился. И вот сгорели крылья, угасло летучее пламя, и умерла мечта…
– И что это значит?
– Много чего значит… не хочу об этом, стыдно… Что у вас делают, когда тянет к нюйке?
– Ну… целуют.
– Целуй.
– Угу. А не понравится – убьешь?
– Не бойся. Байсина-то нет. Целуй. Я вот подумала: принцессы нет. Нет и мечты. Значит…
– Я поцеловал.
– Да? Так странно… вот и подумала я: не нужны пилоты-то. Без принцессы – защитники мечты не нужны никому! Будем мирно жить-поживать. Как все. Стану кому-нибудь подругой…
– А что ж ты…
– А пока что Робкая Весна – пилот! – сердито сказала она. – Пилот из небывалых! Не бывать небесной птице в клетке! Целуй.
– Какими причудливыми путями приходят девушки в постель к мужчинам, – хмыкнул он.
И потянулся к пухлым губам.
– Подругой Меню стану, – рассеянно решила она. – Не тебе, Меню. Ты хороший маскулин, добрый, местный еще. Но – никто. Слабый, как ваш мир. А Мень – он богатырь. Он и новый мир под себя согнет. Мень – он такой! Надежней защиты ищи-не найдешь…
– Иди спать, – непослушными губами пробормотал он.
– Обидела? Обидела. А как, не поняла. Не уйду.
Он неуступчиво закаменел – но оттолкнуть ее не решился, это было бы совсем по-свински. А она, как и сказала, не ушла. Пристроилась под боком, пригрелась… и заснула. Как ни странно, заснул и он. С зеленоглазой малышкой под боком – и заснул! Проклятый бетон, это он виноват, что заснул рядом с женщиной. Зато впервые за последние годы он спал умиротворенно – как будто вернул утраченную целостность. Или вернулся на свое место.
А Робкая Весна, оказывается, тоже могла уставать – потому что проспала. Он-то встал по новой привычке на рассвете, сделал краткую зарядку, отправился поливать огород, а малышка все посапывала. Вышла она, зевая и потирая кулачком глаза, когда он уже прошелся с лейкой по всем грядкам. Дружески треснула его по спине и пошла умываться. Он же смотрел ей вслед, улыбался и впервые видел в прелестной женщине – подругу. Настоящую подругу, с которой легко, с которой можно говорить обо всем не стесняясь. И всего-то надо было не переспать, когда подвернулась возможность. Всего-то надо было… да, остаться человеком, как бы странно это ни выглядело. А говорили, что женщина подругой мужчине быть не может, что так не бывает.
Следующая неожиданность произошла, когда он уже топал на работу, в своей уляпанной бетоном робе, с ведром инструментов в руке. Главврач лично вышел на улицу, чтоб поздороваться с ним за руку!
– Я думал, о западной медицине знаю все, – признался главврач шепотом. – Не так уж далеко они от нас ушли. Выходит, ошибался. Мне тут хирург позвонил, такого порассказал, что не верится. Этому, твоему… ему пулю из сердца достают, а он указывает, чего там трогать, чего нельзя… под общим наркозом указывает! Умеют на Западе хранить военные разработки, еще как умеют, оказывается! Или у нас… Я про киборгов даже не слышал никогда. М-да. А они есть. Рассказать кому – не поверят! Вот интересно, почему в гражданский сектор не выпускают, а? Есть же богатые люди, которые болеют? Хотя бы им могли бы ставить импланты? А не ставят…
– Побочные эффекты? – предположил он.
Главврач задумался. Потом кивнул понимающе:
– Типа военных не жалко, им за это платят? Вполне может быть. Ну а ты-то каким боком в этих делах? Это же… очень серьезная государственная структура! Что они у нас забыли?! А?
– Меньше знаешь, крепче спишь, – заметил он, удивляясь собственной наглости.
– Эт верно… ну, бывай.
Они еще раз обменялись рукопожатиями, и он оправился дальше. Отправился, да, но мысли-то как остановить? Главврач попал своим вопросом точно в цель и разбередил уснувшее недоумение. А действительно, кто они, эти китайцы? Кто?!