Он знал, что, по меркам большинства мужчин, Элла совсем не так красива. Она болезненно высока ростом и худа почти до истощения - чуть меньше сорока пяти килограммов плоти и бледной, почти прозрачной кожи, растянутых по двум с лишним метрам угловатых выпирающих костей. Длинное и узкое лицо было не из тех, что заставляют взлетать тысячи ракет; от обыкновенности его спасали только большие с белыми ресницами глаза необычного бутылочно-зеленого цвета.
Но почему-то при виде этих неимоверно длинных журавлиных ног, крошечных бугорков грудей, этого тела, где каждый мускул и каждая кость были видны, как в анатомическом атласе, этих огромных зеленых глаз, даже этой бледной худобы лица что-то поворачивалось в его сердце, как ключ в замке. Так всегда было, и, кажется, всегда так будет.
Однажды он ее утратил. Сейчас, глядя, как она ест, слушая ее слова, ловя дразнящий оттенок ее аромата, он думал, как же мог снова позволить себе игру, где можно потерять ее еще раз.
Эта нить рассуждений была для него не новой. Долгий извилистый путь к станции Иксион дал ему достаточно времени для сомнений и рефлексий.
До места, которое Элла выбрала для жизни, добраться было не очень легко. Большое кольцо обитаемых баз под названием Иксион висело в пустоте на полпути между Юпитером и Сатурном, дрейфуя к последнему. Только дважды в год туда ходили грузовые и пассажирские транспорты от заселенных лун Юпитера. Лабораториям и обсерваториям ККУ ООН, исследовательским и тренировочным базам и тому небольшому, но процветающему сообществу, что вокруг них сложилось, этого пока что хватало.
Здесь была точка старта для первых, ощупью, исследований загадки Сатурна, и сюда допускались лишь немногие избранные. Поселения лун этой окольцованной планеты были очень редки и малы, и лететь было просто некуда. Пока что.
Когда-нибудь это изменится, и тонкая струйка станет ровным потоком. До тех пор Иксион останется самым дальним из постоянных форпостов человечества.
Если дорога до Иксиона была трудной, то прибытие расстроило все планы. Для отрезанных от мира обитателей станции искровая дуга подлета редких транспортов, привозивших полные шаттлы товаров и новых сотрудников, была поводом для празднества. Почти все оставляли свои дела и кидались встречать вновь прибывших, затевая бесшабашный ряд вечеринок, которые здесь назывались Дни Корабля.
А потому первое, что увидел здесь Марши, было море поднятых к нему лиц, заполнивших ангар прилета. Люди смеялись от радости, хлопали в ладоши, топали ногами. Они свистели и вопили, махали руками, как будто к ним приехали знаменитости.
Стюард шаттла об этом предупредил заранее, так что Марши знал, что встречают не его - то есть не именно его. Это несколько помогло, но он, ожидая снова увидеть Эллу, вдруг почувствовал себя будто на сцене под обжигающим светом софитов. Будто напряженная внизу толпа вдруг потребует, чтобы он пел или танцевал. Развлекал их.
И он может, если захочет. Как это там:
Леди и джентльмены, смотрите внимательно. Видите, у меня в рукавах ничего нет…
Тут он увидел ее, и внезапный страх чуть не заставил его дернуться обратно в шаттл.
- Я так рада, что ты все-таки прилетел, - говорила Элла, и ее низкий хрипловатый голос лился в его мысли. Лицо у нее было очень серьезно. И он знал, что для нее это все значит больше, чем она говорит. Что ж, для него тоже.
Он заставил себя улыбнуться.
- И я рад, - согласился он, тонко сплетая правду и ложь в одних и тех же трех словах.
Ее приглашение застало его врасплох, как и его собственное решение сделать перерыв в раздражающих и бесполезных поисках постоянного места практики.
Действия человека, хватающегося за соломинку. Элла была последней тонкой ниточкой, связывающей с той жизнью, которая у него была, пока идеализм и преданность профессии не толкнули его в программу Бергмана.
Ее зеленые глаза смотрели в его, и в них был блеск отчаяния.
- Сидеть снова вот так, вдвоем с тобой… - Она прикусила губу. - Это то, о чем я мечтала так долго. То, чего я хотела для нас, Гори. Чтобы все стало так, как раньше.
- Кое-какие проблемы у нас тогда были, - осторожно заметил он.
Она отмела это напоминание взмахом тонкой руки. Он заметил, что ногти у нее обкусаны до мяса.
- Значит, все будет лучше.
- Быть может… но ты знаешь, что наша работа может снова встать на дороге, - напомнил он ей главный камень преткновения их прежних отношений и одновременно наполовину искренне пытаясь быть честным относительно камня преткновения сегодняшнего.
Всепоглощающая преданность призванию берет от тебя все лучшее, оставляя лишь бросовые секунды для того, кого ты любишь. Их призвания оторвали их друг от друга и разбросали в разные стороны. Элла начала свой путь прочь от Солнца и вверх по лестнице, бросив наконец якорь здесь, на краю пустой вселенной.
А он тоже определенно нашел свой край. Она тогда не могла смириться с тем, насколько он отдает себя медицине. Что же будет сейчас?
Этого никто принять не мог. Почему она должна быть другой?
Осушив еще бокал, он попытался подойти ближе к делу.
- Я изменился, Элла. - Серьезное преуменьшение, но надо же с чего-то начать.
Она кивнула:
- Я тоже. И потому я думаю, что теперь мы сможем построить нашу жизнь заново.
Лицо ее, голос - все показывало, как ей нужно, чтобы так и было. Он узнал в ней свое собственное одиночество, свою тягу заполнить пустоту, найти что-то, за что ухватиться.
- Ты действительно изменилась, - сказал он, улыбаясь при отступлении с нетвердой почвы. - Ты стала еще красивее.
Это было правдой, но в этих словах не было чистосердечия, которого она заслуживала.
Обман был рассчитан и начат еще раньше, чем Марши вышел из шаттла. Между вставанием с кресла и выходом в шлюз он нервно еще раз себя проверил. Перчатки серого бархата, которые он всегда носил, были чисты и сидели надежно. Такие же серые, но потемнее рукава куртки застегнуты на запястьях. И ширинка мешковатых штанов тоже застегнута.
Последним, не думая и по привычке, он тронул блестящий серебристый биометаллический значок, вколотый в красную шелковую рубашку напротив сердца, наполовину спрятанный лацканом куртки.
Эмблема бергманских хирургов: две скрещенные в запястьях руки, кончающиеся чуть не доходя до локтя, с широко расставленными пальцами.
Сообразив, что делает, Марши убрал руку и прихватил ее другой рукой, чтобы она не полезла обратно. Но осознание этого значка - и того, что он символизирует, - осталось в мыслях на переднем плане.
Направляясь сюда, он подумывал оставить значок дома или хотя бы не надеть, но не смог. Не столько из честности, сколько потому, что значок стал частью его самого, отметив его тавром эксперимента, обернувшегося неимоверным успехом и неимоверным провалом; медаль и клеймо одновременно.
Вот он и сидел тут с чуть высунутым серебристым значком, ощущая себя мошенником и лжецом. Перчатки и рукава какое-то время могут скрыть от Эллы путь, им избранный, но в конце концов она узнает.
Элла заказала большую бутылку настоящего французского вина, глазом не моргнув по поводу цены, но сама отпила из своего бокала не больше двух вежливых глотков.
Марши к подобной воздержанности не был расположен. Все годы после его входа в программу потребление алкоголя возрастало, и теперь может вскоре стать настоящей проблемой. Но это забота не сегодняшнего дня. Он уже опорожнил бутылку до половины и намеревался за десертом увидеть ее дно, укрепляясь в ожидании момента, когда придется открыть свою гордость и свой позор.
И с каждым бокалом все легче верилось, что она поймет и что их любовь воскреснет, как феникс, а не разобьется и сгорит еще раз.
Хотя все было еще и напряженно, и не определено, Элле с Гори было легче, чем с кем бы то ни было. Она помнила, как отдалилась когда-то от него, но тогда это казалось правильным. Теперь она не могла избавиться от удивления: как можно было быть такой эгоистичной? Такой глупой? Неужели действительно было так трудно дать место его работе?
Обед был в самой середине, когда вдруг официант - худощавый, с безукоризненными манерами и вислыми усами - подошел к их столу.
- Я глубоко сожалею, что прерываю вашу трапезу, - вежливо поклонился он, - но у меня срочный вызов для вас, миз Прайм.
Перед грудью он держал плоскую книжечку коммуникатора, как пачку меню. Элла хмуро на него взглянула:
- Кто там и какого дьявола ему нужно?
- Абонент - доктор Кэрол Чанг из медицинской службы Иксиона. Она категорически настаивает на разговоре с вами и велела мне сообщить, что это вопрос жизни и смерти.
Он отступил на шаг и стал бесстрастно ждать ответа.
При сообщении о звании и должности доктора Чанг глаза Марши прищурились. Уже догадываясь, что это может быть за вызов, Элла пристально на него глядела. Кажется, она задержала дыхание. Вызывали, быть может, и ее, но решать было ему.
Хочешь не хочешь, а на самом деле выбора у него не было. Он попытался улыбнуться:
- Знаешь, наверное, лучше ответить.
- Как скажешь.
Официант положил книжечку перед Эллой, включил и отступил с глаз долой.
На экране появилось изображение миниатюрной женщины восточного типа, средних лет. Когда она увидела, что ее соединили, вид угрюмого нетерпения сменился напряженной улыбкой.
- Миз Прайм?
- Это я.
- Я доктор Кэрол Чанг. Глубоко сожалею, что прерываю вашу беседу, и ни за что бы этого не сделала, если бы у меня был выбор. Я так понимаю, что доктор Георгори Марши - ваш здесь… гость. Возникла срочная ситуация, и мне категорически необходимо к нему обратиться.
- Ладно, - недовольно ответила Элла, в которой всколыхнулась старая неприязнь, сливаясь с новой. Всегда это было срочно, каждый проклятый раз. И сколько было таких разов?
- Прошу тебя, - шепнул Марши.
- Он рядом со мной, - произнесла Элла лишенным интонации голосом, повернула к нему аппарат, потом схватила бокал и осушила его залпом.
При виде Марши лицо доктора Чанг озарилось непритворной улыбкой.
- Доктор Марши, для нас это большая честь. Я снова должна извиниться за вторжение…
Марши глянул в сторону, увидел, как Элла, сердито стиснув зубы, наливает себе снова. Он на миг закрыл глаза и снова повернулся к экрану:
- Вы сказали, что у вас срочность?
- Да, - кивнула Чанг. - Девочка по имени Шей Синклер каким-то образом смогла построить игрушечную пушку и сделать для нее порох для празднования Дней Корабля. Пушка при первом же выстреле взорвалась ей в лицо.
Марши скривился; Элла застыла с бокалом на полпути ко рту.
- Мы удалили почти все осколки и остановили основное кровотечение, но состояние раненой остается крайне тяжелым. Два осколка проникли в череп через орбиту левого глаза; благодаря плоским профилям их траектории искривились. Нанесенные ими повреждения значительны. Оба осколка застряли в мозгу, один упирается в продолговатый мозг. Имеется постоянное внутричерепное кровотечение; автономные функции больной быстро разрушаются. В данный момент она находится на аппарате искусственного дыхания, и я опасаюсь, что скоро нарушится и работа сердца. Необходимо удалить осколки, но подход к ним крайне рискован. Я готова попытаться, если придется, но…
Восточная женщина остановилась, чтобы набрать воздуху.
- Когда это случилось, я смотрела списки прибывших, - быстро заговорила она. - Ваше появление было неожиданностью. Я читала о бергманских хирургах, но никогда не предполагала увидеть одного из них у нас. Сейчас я вынуждена считать ваше здесь появление даром Божиим. Если вы…
Речь Чанг внезапно прервалась резким жужжанием ее аппарата. Оно тут же сменилось мерным пиликаньем. Чанг нахмурилась и посмотрела куда-то в сторону. Когда она снова повернулась к Марши, мрачное выражение на ее лице вернулось с удвоенной силой.
- У больной остановка сердца. Вы можете помочь?
Будь Марши один, он уже был бы в пути. Но впервые за много лет он был не один. Он повернулся к Элле, и высокая волна deja vu нахлынула и поглотила его целиком, оставив ощущение нереальности. Это было все так похоже на прежнее, что все пролегшие между ними годы можно было бы счесть просто плохим сном.
Лицо Эллы было непроницаемо. Она смотрела мимо него невидящими зелеными глазами.
- Элла?
Она его вряд ли слышала, предавшись воспоминаниям о том, как много раз их жизнь прерывали такие вызовы. Долгие часы обиды, проведенные в ожидании его возвращения…
Но только потому, что она позволяла себе обижаться. Глаза ее снова обрели выражение.
- Иди, - сказала она, стискивая пальцами его плечо.
Облегчение Марши было очевидным. Запавшие серые глаза метнулись обратно к лицу Чанг на экране.
- Вы слышали?
Надежда на ее лице говорила яснее слов.
- Да. Спасибо вам - вам обоим!
Но пальцы Эллы стиснули его еще сильнее.
- Я знаю дорогу. Я пойду с тобой.
Выражение ее лица удержало его от спора. А он и не собирался спорить.
- Отлично.
Он знал теперь, как она узнает то, что он до сих пор от нее прятал. Конец этой неопределенности не дал ему душевного комфорта. Может быть, это и лучший способ, но в смысле конечного результата - какая разница?
Все эти мысли он отбросил в сторону. Возврата назад не было - ни в чем не было. Все, что он может сделать, - идти вперед, куда несет ход событий, и жить в этом потоке.
Он отодвинул стул и встал. Элла тоже поднялась на ноги, когда он глянул последний раз на экран.
- Мы уже идем.
- Я несколько раз встречала имя вашего доктора Марши в медицинских журналах, - сказала доктор Чанг, наливая две чашки чая. - И зовите меня Кэрол.
- Хорошо… Кэрол.
Элла думала, что эту женщину, испортившую вечер воссоединения, она возненавидит с первого взгляда. К ее большому удивлению, вышло совсем обратное.
Чанг встретила их у дверей кабинета и провела внутрь.
Элле только и оставалось ждать, что будет дальше, и жалеть, что не захватила с собой блокнот для набросков. Раз уж так вышло, она старалась запомнить каждый жест и движение Чанг.
Глава медицинской службы Иксиона была около полутора метров ростом. Безупречно пропорциональная, грациозная, носительница почти совершенного генотипа - струящиеся черные волосы, миндалевидные глаза, кожа цвета старого янтаря.
Лицо Чанг, несмотря на ее пятьдесят лет без омоложения, было из тех, чья красота не вянет. Профессиональные глаза Эллы убрали хрустящий белый комбинезон и серебряный крестик, выпущенный поверх блузки. Если одеть эту женщину в кимоно, она могла бы стать изысканной ожившей фарфоровой фигуркой Хирошито. Но только более теплой, не такой отчужденной и непроницаемой. Старая, молодая и лишенная возраста одновременно. Элла собралась попросить ее попозировать, когда это все закончится. Если возможно, обнаженной.
А что до Марши, он с тем же успехом мог быть и в другой комнате. Войдя, он сразу попросил историю болезни и сведения о состоянии девочки и тут же сгорбился над медикомпом Чанг, не замечая ничего вокруг.
Когда Чанг протянула чашечку, тонкую, как яичная скорлупа, ноздри Эллы вздрогнули от пряного аромата чая.
- Спасибо.
- Не за что. - Чанг осталась стоять, и теперь лица ее и Эллы были почти на одном уровне. - Это я должна вас благодарить. Бергманских хирургов во всем мире горсточка. Ваш, э-э, друг - один из самых первых и самых преуспевших. Я знаю, конечно, теперь, что к ним относятся, гм, противоречиво, но не сомневаюсь, что в конце концов предрассудки отступят. - Она повернулась посмотреть на Марши, и надежда заполнила все ее лицо. - Я лично могу только сказать, что его присутствие здесь и сейчас - это ответ на мою молитву. Его особое искусство даст Шей куда больший шанс, чем все, что я могла бы для нее сделать.
Элла с озабоченным лицом подняла глаза от чашки:
- Я не совсем понимаю ваши слова. Вы только что назвали его бергманским хирургом. Что это такое?
Марши услышал вопрос Эллы и рискнул бросить взгляд на свою бывшую возлюбленную. Все ее внимание сосредоточилось на Чанг - она ждала ответа.
Невозмутимость Чанг несколько покачнулась. Она отпила из чашки несвойственным ей резким и неуверенным движением. После неловкой паузы она сказала:
- Вы не знаете.
Это был одновременно и вопрос, и печальная констатация.
Элла нахмурилась, удивленная этой реакцией.
- Гори всегда был хирургом. Теперь что-то изменилось?
Марши наконец заговорил:
- Да. - Обе женщины обернулись к нему, Чанг - с видимым облегчением, Элла - явно обескураженная возникшим напряжением.
- Теперь мне необходимо видеть ребенка. - Он встретил взгляд Эллы. - Я хочу, чтобы и ты посмотрела. Это то, чего ты не знаешь. То, что я не мог бы тебе объяснить. Единственный способ это понять - увидеть самой.
Он говорил твердо, и лишь рука его случайно дернулась к серебристому значку на сердце, выдавая напряженность ожидания.
Чанг отодвинула чашку и направилась к двери.
- Сюда, прошу вас. - И она зашагала вперед, не оглядываясь.
Они оба пошли за ней, Марши - с деловитой быстротой, Элла - неуверенно замыкая шествие.
Чанг привела их в маленькую объединенную операционную-реанимацию через комнату от ее кабинета.
В ярко освещенной, пахнущей антисептиком комнате Элле стало еще более не по себе. Ей не хотелось думать о том, что делается в таких местах. Вторжение в тело и в достоинство. Напоминание, что плоть подвержена всем видам страшных и унизительных недугов.
Оставшийся без ответа вопрос лежал на ней давящей тяжестью, лишая душевного равновесия. С самого начала она уловила, что Гори зажат, что-то скрывает. Прячет. Кажется, сейчас занавес будет поднят. И было у нее щемящее чувство, будто ей никак не понравится то, что она там увидит.
Когда она заставила себя поглядеть на спеленутую фигурку на затянутом тканью столе в центре комнаты, окруженную трубками, датчиками и прочей медицинской чертовщиной, желание повернуться и бежать охватило ее еще сильнее. Она ничего не хотела обо всем этом знать. Это была та часть жизни Гори, которую она с самого начала не подпускала к себе ближе вытянутой руки.
И все же она осталась, нерешительно топчась около двери. Руки ее беспокойно и нервно теребили друг друга. И оставался тот же вопрос: что такое бергманский хирург?
Марши с собранным лицом подошел прямо к столу и в молчании начал первичный осмотр. Чанг отпустила сестру и направилась к столу. Он остановил ее взмахом руки, даже не обернувшись.
- Вспомогательные справятся, если я ее на секунду отключу? - спросил он через плечо, проверяя зрачковый рефлекс неповрежденного глаза Шей. Второй глаз был закрыт белой стерильной повязкой. Вся левая сторона лица была под слоем бинта - когда игрушечная пушка превратилась в гранату, девочка смотрела чуть в сторону.
То, что Марши увидел, заставило его качнуть головой. Зрачок расширен и едва реагирует.
Держись, кареглазая! Помощь уже здесь.
- Да, стол снаряжен полностью.
Марши с отсутствующим видом кивнул в ответ на слова Чанг. Он вздохнул, расправил плечи и обернулся к Элле.