* * *
Он шел мимо зданий с темными окнами по бесконечному, пустынному тротуару. Загорающиеся при его приближении светильники сейчас же гасли, как только он проходил мимо. Небольшое, ярко освещенное пространство впереди, и дальше – таинственный полумрак.
Он подошел к темной витрине магазина, вспыхнувшей ярким пятном, когда его фигура пересекла инфракрасный луч, падающий на фотоэлемент.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет… то есть… вообще нужно.
– Заходите!
Он поднялся во второй этаж. Изображение белокурой продавщицы приветливо ему улыбнулось.
– Вам нужен подарок?
– Да.
– Женщине?
– Да.
– Украшения? Цветы?
– Нет. Духи…
– Какие духи она любит?
– Не знаю… Забыл название.
– Не беда, найдем по каталогу. Садитесь, пожалуйста! Он никогда не подозревал, что на свете существует такое разнообразие запахов. И все не те, что нужно.
– Подобрали?
– Нет.
– Сейчас я сменю пленку.
Опять не то. От пряных ароматов слегка кружится голова.
– Вот эти.
– У вашей дамы отличный вкус. Это фрагменты вступления к двенадцатой симфонии запахов. Один флакон?
– Да.
Лента конвейера вынесла из мрака шкатулку и остановилась. Он открыл пробку и вылил на ладонь несколько капель янтарной жидкости.
– Спасибо! До свидания!
– Вы забыли взять флакон.
– Не нужно, я передумал.
Он стоял у решетки, отделявшей тротуар от автострады, прижав ладони к лицу, вдыхая горький, терпкий запах духов. Маленький, островок света опоясывал место, где он находился. По автостраде мчались автомобили, темные и стремительные. Он сделал несколько шагов вдоль решетки. Пятно света двигалось за ним. Он снова попытался уйти, и снова оно его настигло. Он побежал. Пятно двигалось вместе с ним. Ему казалось, что попади он туда, в темноту, и весь этот бред, не дающий спать по ночам, кончится сам собой.
Перебросив ноги через решетку, он спрыгнул на шоссе. Вой сирены. Скрежет тормозов. Огромный транспарант осветил ночное небо: "Внимание! Человек на дороге!" Исполинское изображение лица с гневно сжатыми губами стремительно надвигалось на одинокую фигурку в комбинезоне.
– Немедленно назад!
– Хорошо.
Теперь, кроме фонарей, загоравшихся при его приближении, каждые сто метров вспыхивали и гасли фиолетовые сигналы Службы наблюдения.
У перекрестка в решетке был проход. Он невольно отпрянул назад, когда перед его лицом захлопнулась дверца.
– Автомобиль заказан. Ждите здесь.
– Не нужно. Мне… некуда ехать.
– Заказ отменен. Выйдите из поля зрения фотоэлемента.
Только сейчас он вспомнил, что два дня ничего не ел. В кабине автомата его встретило знакомое изображение толстяка в белом поварском колпаке.
– Могу предложить только омлет, кофе и яблочный пирог. Завтраки отпускаются с семи часов.
Он протянул руку к пульту, и вдруг ему расхотелось есть. Сейчас он нажмет кнопку, и повторится то, что было уже тысячи раз. Сначала в автомате что-то щелкнет, затем закрутятся многочисленные колеса, и на лотке появится заказанная пища. После этого последует неизменное "приятного аппетита", изображение исчезнет, и он в одиночестве будет есть.
– Хорошо Я возьму кофе.
Вместо того чтобы нажать кнопку, он отогнул щиток лотка и взял дымящуюся чашку. Сигнал неисправности. Автомат отключился от сети.
Внезапно кабина осветилась фиолетовым светом Службы наблюдения. Теперь перед ним было строгое лицо человека в белом халате.
– Кто вы такой?
– Сальватор.
– Это мне ничего не говорит. Ваш индекс?
– Икс эм двадцать шесть сорок восемь дробь триста восемьдесят два.
– Сейчас проверю. Поэт?
– Да.
– Сто сорок вторая улица, дом двести пятьдесят два, квартира семьсот три?
– Да.
– Вы на приеме у психиатра. Постарайтесь отвечать на все вопросы. Почему вы не спите?
– Я не могу. У меня бессонница.
– Давно?
– Давно.
– Сколько ночей?
– Н-н-не помню.
– Вас что-нибудь мучит?
– Да.
– Что?
– Я… влюблен…
– Она не отвечает вам взаимностью?
– Она… не может… это… изображение.
– Какое изображение?
– То, что у меня дома, на пульте обслуживания.
– Сейчас, минутку! Так! Биоскульптор Ковальский, вторая премия Академии искусств, оригинал неизвестен. Вы понимаете, что нельзя любить изображение, у которого даже нет оригинала?
– Понимаю.
– И что же?
– Люблю.
– Вы женаты?
– Нет.
– Почему? Какие-нибудь отклонения от нормы?
– Нет… наверно… просто… я ее люблю.
– Я дам указание станции обслуживания сменить вам изображение.
– Пожалуйста, только не это!
– Почему вы пошли на шоссе?
– Мне хотелось темноты. Смотреть на звезды в небе.
– Зачем вы сломали автомат?
– Мне трудно об этом вам говорить. Вы ведь тоже… машина?
– Вы хотите говорить с живым врачом?
– Да… пожалуй, это было бы лучше.
– До тех пор пока не будет поставлен диагноз, это невозможно. Итак, почему вы сломали автомат?
– Я не люблю автоматы… мне кажется, что зависимость от них унижает мое достоинство.
– Понятно. Поедете в больницу.
– Не хочу.
– Почему?
– Там тоже автоматы и эти… призраки.
– Кого вы имеете в виду?
– Ну… изображения.
– Мы поместим вас в отделение скрытого обслуживания.
– Все равно… я не могу без нее.
– Без изображения?
– Да.
– Но ведь оно – тоже часть автомата.
– Я знаю.
– Хорошо. Отправляйтесь домой. Несколько дней за вами будут наблюдать, а потом определят лечение. Я вам вызываю автомобиль.
– Не нужно. Я пойду пешком, только…
– Договаривайте. У вас есть желание, которое вы боитесь высказать?
– Да.
– Говорите.
– Чтобы меня оставили в покое. Пусть лучше все продолжается, как есть. Ведь я… тоже… автомат, только более высокого класса, опытный образец, изготовленный фирмой Дженерал Бионик.
Биотоки, биотоки…
– Кто к врачу Гиппократовой? Заходите. Мария Авиценновна, это к вам. Садитесь, больной, в кресло.
– Что у вас?
– Передние зубы.
– Сейчас посмотрим. Так, не хватает четырех верхних зубов. Какие вы хотите зубы?
– Обыкновенные, белые. Мост на золотых коронках.
– Я не про то спрашиваю. Вы хотите молочные или постоянные зубы?
– Простите, не понимаю.
– Мы не ставим протезы, а выращиваем новые зубы. Это – новейший метод. К деснам подводятся записанные на магнитной ленте биотоки донора, у которого прорезаются зубы. Под их воздействием у пациента начинается рост зубов. Молочные зубы можно вырастить в один сеанс, постоянные, при ваших деснах, потребуют трех сеансов. Если вы не очень торопитесь, то советую все же постоянные. Сможете ими грызть все, что угодно.
– Ну хорошо, делайте постоянные.
– Отлично! Сейчас подберем ленту. Так, четыре передних верхних зуба. Есть! Донор Васильев, шести лет. Тамара, возьмите в магнитотеке ленту. Откройте пошире рот. Сейчас мы укрепим на деснах контакты. Поднимите немного голову. Вы нашли пленку, Тамара?
– Вот она.
– Зарядите ее в магнитофон. Подключите к нему провода. Готово?
– Готово.
– Теперь сидите спокойно. Включаю!
"Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж".
– Как вы себя чувствуете, больной?
– Оень коет от.
– Очень колет рот? Ничего, придется немного потерпеть. Дело того стоит. Чтобы быть красивым, нужно страдать, как говорит пословица. Несколько лет назад мы и мечтать не могли о выращивании новых зубов. Сейчас, усиливая биотоки, можно этот процесс ускорить в тысячи раз.
– А-а-а-а-а-а-а!
– Фу, какой беспокойный больной! Я ведь сказала, что придется немного потерпеть. Ничего страшного в этом нет, просто у вас режутся зубки.
– О-о-о-о-о-о-о!
– Вот беда с вами! Тамара, наложите на виски контакты! Сейчас мы для успокоения дадим вам биотоки донора, смотрящего кинокомедию. Нет, Тамара, "Ленфильм" тут не годится. Дайте полную анестезию с Чарли Чаплином.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– Придется остановить магнитофон! Давайте посмотрим, отчего вы так кричите… Тамара!!
– Что?
– Какую пленку я вам велела принести?
– Донора Васильева.
– А вы что взяли?
– То, что вы просили.
– Так почему же у больного вместо зубов растут во рту волосы?
– Я не виновата! Это опять в магнитотеке перепутали. У них целая куча Васильевых, и они, наверное, дали пленку с записью биотоков роста волос, которой пользуется косметика для лечения лысых.
– А вы что смотрели? Присылают тут на практику всяких первокурсниц! Ведите больного в косметическое отделение. Скажите, что срочное удаление волос со слизистой оболочки полости рта. Проследите сами, чтобы они взяли пленку с биотоками быстро лысеющего донора, а не какую-нибудь ерунду для выведения бородавок!
Ловушка
Он висел, прижатый чудовищной тяжестью к борту корабля. Слева он видел ногу Геолога и перевернутое вниз головой туловище Доктора.
"Мы как мухи на стене, – подумал он, стараясь набрать воздух в легкие, – раздавленные мухи на стене".
Сломанные ребра превращали каждый вдох в пытку, от которой мутилось сознание. Он очень осторожно, одной диафрагмой пытался создать хоть какое-то подобие дыхания. Нужно было дышать, чтобы не потерять сознание. Иначе он не мог бы думать, а от этого зависело все. Необходимо понять, что же случилось. Он уже давно чувствовал неладное, еще тогда, когда приборы впервые зарегистрировали неизвестно откуда взявшееся ускорение. Сначала он думал, что корабль отклоняется мощным гравитационным полем, но радиотелескоп не обнаруживал в этой части космоса никаких скоплений материи.
Потом началась чехарда с созвездиями. Они менялись местами, налезали друг на друга, становились то багрово-красными, то мертвенно-синими. И вдруг внезапный удар, выбросивший его из кресла пилота, и неизвестно откуда взявшаяся тяжесть.
Корабль шел по замкнутой траектории. Он это сразу понял, когда первый раз к нему вернулось сознание. Теперь он хорошо знал, что будет дальше.
Он внимательно смотрел на лужицу крови, вытекшую изо рта Доктора. Сейчас все пойдет, как в фильме, пущенном назад. Так было уже много раз. Сначала кровь потечет обратно в сжатые губы, а потом с умопомрачительной скоростью, кувыркаясь через голову, сам он полетит в пилотское кресло, затем немедленно вылетит обратно, ударится о доску аварийного пульта и со сломанными ребрами и раздробленной левой рукой прилипнет к борту корабля. Потом будет беспамятство, боль и снова возможность думать о том, что произошло, пока все не начнется сначала.
"…Время тоже движется по замкнутой кривой в этой ловушке, – подумал он. – Бесконечно циркулирующее Время, вроде выродившегося бледного света в иллюминаторе. Даже Время не может отсюда вырваться"…
Он вновь пришел в себя после очередного удара о пульт. Опять нужно было беречь дыхание, чтобы сохранить мысль.
"…Водоворот Времени и Пространства. Вот, значит, что такое ад: замкнутое пространство, где Время поймало себя за хвост, вечно повторяющаяся пытка и бледный свет, движущийся по замкнутому пути; мир, где все, кружится на месте, и только человеческая мысль пытается пробить стену, перед которой бессильно даже Время…".
Невозможно было понять, который раз это происходит. Он смотрел на струйку крови, вытекающую из губ Доктора.
"…Этот – жив. У мертвых не течет кровь. Глаза закрыты, значит он все время в беспамятстве. Для него это лучше. Неизвестно, что с Физиком. Они сидели на диване. Очевидно, их швыряет туда, когда все начинается сначала…"
Опять стремительный полет, хруст костей, беспамятство и мысль, беспомощно бьющаяся, как муха на стекле.
"…Интервалы времени непрерывно сокращаются. Мы входим в эту ловушку по спирали. Еще немного и корабль попадет в мешок, где нет ничего, кроме бледного света. Мешок, где Время и Пространство сплелись в плотный клубок, где вечность неотличима от мгновения. Двигатели выключены, и наша траектория определяется накопленным количеством движения. Может быть, если включить двигатели, спираль начнет раскручиваться. Нужно нажать пусковую кнопку на аварийном пульте, но это невозможно. Что может сделать раздавленная муха на стене?.."
С каждым витком спирали убыстрялось вращение Времени. Сейчас в его распоряжении были короткие перерывы, когда можно было думать. Больше всего он боялся, что измученный повторяющейся пыткой мозг отдаст команду сердцу остановиться.
"…Можно ли окончательно умереть в мире, где все бесконечное число раз приходит в начальное состояние? Это будет вечное чередование жизни и смерти, во все убыстряющемся темпе. Что происходит на дне этого мешка? Нужно нажать кнопку на аварийном пульте в то мгновение, когда меня выбрасывает из кресла. Нажать, пока кости не сломаны ударом о пульт".
Теперь он приходил в сознание уже тогда, когда струйка крови исчезала во рту Доктора.
"…Я ударяюсь левым боком о панель пульта. Расстояние от плеча до кнопки около двадцати сантиметров. Если "выставить локоть, то он ударит по кнопке.."".
Дальше все слилось в непрекращающийся кошмар из стремительных полетов, треска костей, боли, беспамятства и упрямых попыток найти нужное положение локтя.
Кресло, пульт, стена, кресло, пульт, стена, кресло, пульт, стена… Было похоже на то, что обезумевшее Время играет человеком в мяч. Казалось, прошла вечность, прежде чем он почувствовал невыносимую боль в локте левой руки.
Он пронес эту боль сквозь беспамятство, как мечту о жизни.
…Раньше, чем он открыл глаза, его поразило блаженное чувство невесомости. Потом он увидел лицо склонившегося над ним Доктора и знакомые очертания созвездий в иллюминаторе.
Тогда он заплакал, поняв, что победил Время и Пространство. Все остальное сделали автоматы. Они вывели корабль на заданный курс и выключили уже ненужные двигатели.
Неедяки
По установившейся традиции мы собрались в этот день у старого Космонавта. Сорок лет тому назад мы подписали ему первую путевку в космос, и, несмотря на то что мы оставались на Земле, а он каждый раз улетал все дальше и дальше, тысячи общих интересов по работе связали нас дружбой, крепнувшей с каждым годом.
В этот день мы праздновали сорокалетие нашей первой победы. Как всегда, мы предавались воспоминаниям и обсуждали наши планы. Пожалуй, не стоит скрывать, что с каждым прошедшим годом воспоминаний становилось все больше, а планов… Впрочем, я несколько отвлекся от темы. Мы только что закончили спор о парадоксах времени и находились еще в том возбужденном состоянии, в котором бывают спорщики, когда все аргументы уже исчерпаны и каждый остался при своем мнении.
– Я считаю, – сказал Конструктор, – что время, текущее в обратном направлении, так же выдумано математиками, как космонавтами миф о неедяках. Степень достоверности примерно одинакова.
В глазах Космонавта блеснули знакомые мне насмешливые огоньки.