- Проще простого управляться с богами. Они так велики, что не замечают ничего у себя под носом, - сказала тварь. - Однажды там, - зверь неопределенно мотнул огромной башкой, - взошла особенная луна. Зеленая и квадратная. И к нам вновь пришла охота. Не такая, как обычно, которую можно утолить кровью молодости или дряхлости, а настоящая, свинцовая. Тогда мы перешли реку и выгнали из норы одного из богов, который умел говорить с нами, - тварь внимательно осмотрела подушечки на передних лапах, вгрызлась в одну из них, выдирая плотный ком репьев, продолжая при этом бормотать нечто малоразборчивое. Затем вскинула башку, наклонила ее набок, на мгновение обретя жутко миленький вид забавной игрушки.
- Ему тоже понравилось, - сообщила тварь. - Мы гнали его по лесу, покусывая за ноги, когда он начинал уставать. Ведь боги любят простоту? Сила на силу, ловкость на ловкость, зубы на зубы, - кошмарное создание ощерила мощные клыки, изображая ухмылку. - Но, наверное, он принимал все это за игру. Поэтому так и не решился никого из нас убить. Даже когда мы рвали его на части. Еще живого.
Сворден Ферц поднялся. Бедный, бедный Б.! Их не так сложно понять, сколь сложно перевести, говаривал он, в какой-то мере прозревая собственную участь. А ведь он даже не был стражем, коротая дождливые дни в бетонном капонире у моста, что вел во владения огромноголовых тварей. Так, безвредный связной, забавно преображавшийся, когда переходил на родной язык столь любезных ему тварей. Теперь его кости зарыты где-то в чащобе. Что ж, не самая худшая участь. Разве не почетно принять смерть от того, чему посвятил жизнь свою?
Плотная стена деревьев раздвинулась, и Сворден Ферц вместе с тварью оказались на краю обширной полянки, залитой мягким желтоватым светом. Исходил он от модуля переброски, облицованного полупрозрачными панелями цвета жухлой листвы. Модуль походил на высокий узкий стакан, заполненный фосфоресцирующей жидкостью, что просачивалась сквозь узкую щель полуоткрытой двери. Медовые потеки образовали вокруг стакана лужу, испятнанную крупной клубникой.
Сочетание лесного лога и модуля переброски являлось настолько нелепым, что Свордену Ферцу показалось будто он спит и видит странный сон, учитывая то, что на поляне кроме них находился еще и мальчишка лет семи. Самый обыкновенный мальчишка в шортиках и курточке-распашонке. Даже лицо его показалось Свордену Ферцу знакомым. Наверняка они не раз встречались в поселке, вот только имени он его не знал, а может и забыл.
Мальчишка сидел на корточках в нескольких шагах от модуля переброски, зябко ухватив себя за предплечья. Курточка на спине задралась, и Сворден Ферц ясно увидел выступающие позвонки. Точно загипнотизированный ребенок смотрел на стакан, а из распущенного рта тянулась ниточка слюны. В странном сочащемся свете его глаза казались неприятно белыми - без радужки и зрачков.
В соответствии с жанром ночного кошмара у Свордена Ферца возникло какое-то липкое ощущение, что в модуле переброски находится НЕЧТО. Неприятное, отталкивающее, мерзостное, хотя опасным это назвать, пожалуй, нельзя. Как нельзя назвать опасной случайно выкопанную на огороде огромную личинку, что отвратно лопается, разбрасывая в стороны столь старательно собираемый материал для так и не случившегося метаморфоза.
- Привет, - сказал мальчишке Сворден Ферц. - Маму ждешь? - только мгновение спустя он осознал весь мрачный юмор своего вопроса, потому как ребенок тихонько взвизгнул, покачнулся, еще больше скорчился и вперил в пришельца жуткие глаза.
Вставшая рядом тварь довольно заухала, отчего по поляне прокатилось гулкое эхо. Сворден Ферц ухватил загривок твари и изо всех сил сжал пальцы. Зверь тут же заткнулся.
- Не бойся, - одними губами произнес Сворден Ферц.
- Базовые понятия некротических явлений, - непонятно сказал мальчишка. По штанишкам расплылось темное пятно. - Некробиоз и его роль в воспроизводстве саркомных биоценозов…
Тварь клацнула зубами, мальчишка замолчал. Так и впрямь оказалось лучше.
Странная, нереальная, гулкая тишина повисла над поляной. И чем больше в нее вслушиваешься, тем глубже погружаешься в непроницаемую, обволакивающую трясину.
- Там что-то есть, - сказал Сворден Ферц, чтобы хоть как-то наполнить глубокий звуковой вакуум этого гиблого места.
- Там ничего нет, - живо возразила тварь, и Сворден Ферц был готов поспорить - сказала не столько из собственного упрямства, сколько из того же самого желания - избавиться от липких объятий беззвучия.
- Оно забавное, - мальчик протянул руку и показал пальцем на модуль переброски. - И пахнет ягодами.
Если бы не состояние, в котором находился ребенок, то его замечание вполне можно было принять за подтверждение абсолютной безопасности происходящего.
Ну, поставили какие-то бедолаги модуль переброски не в поселок, как о том ходатайствовали жители, а посредине леса.
Ну, схалатничали. Ошиблись в расчетах, в конце концов. Не учли поправку на кривизну и силу Кариолиса. Не они первые, не они последние. В конце концов, и ножками можно дойти.
Ну, не выкачали из него консервационную дрянь, а может и вообще еще не подключили модуль к сети. Подумаешь! Здесь и не такое случалось. Совсем недавно посреди леса вообще мусорную свалку нашли - тоже кто-то по небрежности опорожнил там мусоровоз. Виноватых искать уже поздно - свалка даже леском покрылась.
Но самое забавное оказалось, что и звери приспособились оттуда всякую рухлядь тащить и для каких-то своих, звериных, целей использовать. Представляете зайца с еще заряженным апалайчиком? Или белку с фризером? Шуму тогда много поднялось, биологи понаехали, зоопсихологи, эволюционисты. В результате виноватых наказали, ученых наградили, свалку ликвидировали, животных вернули к первоначальному состоянию, за исключением тех экземпляров, конечно, которые подохли в результате неумелого обращения с нежданными дарами цивилизации.
Остается лишь покачать головой, поцокать языком, заведя очи горе, взять ребенка в охапку и потопать в поселок. Не будь все происходящее кошмарным наваждением, Сворден Ферц так бы и сделал - и покачал, и поцокал, и дурака повалял, развлекая мальчишку, и даже оплеуху отвесил огромноголовой твари, чтобы поменьше трепалась и усерднее изображала из себя пса.
Вот только ничего такого Сворден Ферц не предпринял, а сделал совсем иное - решительно направился в светящемуся стакану, прошлепал по ледяной луже растекающейся дряни, ухватился за ручку (она оказалось неимоверно холодной) и потянул на себя дверь.
Следуя логике кошмаров, по всем признакам Свордену Ферцу тут предстояло проснуться, пережив перед этим неприятное, но довольно мимолетное ощущение смерти или, во всяком случае, чего-то на нее похожего - непроницаемая темнота, падение в бездну, а затем - пробуждение в поту с неистово колотящимся сердцем.
Однако пробуждения, несмотря на увиденное, не наступило.
Не поворачиваясь спиной к стакану, Сворден Ферц сделал шаг назад и остановился. Он не сразу сообразил, что его не пускало. Волна жуткой паники захлестнула с головой, закрутила в непроглядной мути, сдавило горло и стиснула грудную клетку, стараясь уволочь глубже в бездну вод, где кипят самые темные человеческие страсти.
"Рука", шепнул ему кто-то в ухо, обдав неприятным, смрадным, звериным запахом, но, возможно, эта вонь и стала спасительной веревкой для Свордена Ферца, которая вырвала его из объятий ужаса на мгновение, достаточное для того, чтобы разжать заледеневшие, посиневшие пальцы и отпустить ручку двери, ведущей по ту сторону реальности.
- Ты чего испугался? - поинтересовалась огромноголовая тварь. - Там ничего нет.
Мальчишка прижался к Свордену Ферцу холодным, мокрым тельцем и оказался каким-то неприятно мягким, словно бы лишенным костей. Точно лягушку обнимаешь. Огромную, склизкую лягушку. И еще мокрые штанишки.
Повернуться к стакану спиной не получилось - Сворден Ферц не смог пересилить жуткое ощущение, что стоит только подставить беззащитную спину, и таящийся в модуле переброски ужас тут же выползет, выскочит, вылетит наружу… Поэтому он медленно отступал под сень деревьев, прочь от ядовитой желтизны, которая тихо и незаметно выворачивала полянку из привычного мира в какой-то иной.
- Там ничего нет, - настойчиво повторила тварь.
- Ты ошибаешься, - шевельнул пересохшими губами Сворден Ферц. - Там чудеса и страхи, передай по кругу…
- Вы никогда ничего не видите, - почти капризно сказала тварь. - Если бездонную дырку заклеить, то вы ее никогда не приметите. Я точно знаю. Вы не можете видеть то, что может видеть мой народ. Поэтому если я говорю, что там ничего нет, ты должен верить мне, а не своим глазам.
У Свордена Ферца возникло неодолимое желание пнуть четвероногого софиста, только бы он прекратил разглагольствовать, но самоуверенная тварь уже отвернулась и потрусила к стакану.
- Стой, - хотел крикнуть Сворден Ферц, но из горла не вырвалось ни звука. Ноги стали совсем ватными, а в голове крутилась по замкнутому кругу единая мыслишка: "Сейчас оно его, сейчас оно его, сейчас оно его".
Распаленное страхом воображение услужливо рисовало картинку, где дьявольски упрямая и высокомерная большеголовая тварь трусцой подбегает к стакану, неловко приподнимается на задние лапы, ухватывает когтями высокую дверь, приоткрывает ее, долго, очень долго смотрит внутрь, а затем по ее телу пробегает дрожь, задние лапы приседают, тварь начинает как-то распухать, словно ее надувают изнутри, но Сворден Ферц каким-то образом понимает - не надувают, а нечто огромное, извивающееся протискивается внутрь зверя, влезает в его шкуру, безнадежно стараясь уместиться в чересчур мелковатой одежке, отчего та начинает скрипеть, трещать, большеголовая тварь пытается оттолкнуться лапами от стакана, ее огромные глаза еще больше пучатся, слюна и кровь брызжут из разорванной пасти, тварь теперь уже неудержимо раздувается, становясь похожей на нелепый воздушный шар, а затем оглушительно лопается, исчезает в фонтане разлетающихся в стороны ошметок. И лишь огромная голова избегает подобной участи, целой и почти невредимой падая под ноги Свордена Ферца, косясь на него обиженным глазом и заявляя:
- Виноват, был неправ!
На самом деле ничего ужасного не происходит. Дьявольски упрямая и высокомерная большеголовая тварь трусцой подбегает к стакану, неловко приподнимается на задние лапы, ухватывает когтями высокую дверь, приоткрывает ее, долго, очень долго смотрит внутрь, затем закрывает и такой же трусцой проделывает весь путь обратно, виновато опустив голову и прижав уши.
Тварь посрамлена. Тварь уничтожена. Возможно, ей и впрямь лучше лопнуть, как мыльному пузырю, только бы избежать неминуемого унижения, когда Сворден Ферц с оттяжкой даст ей крепкого подзатыльника, со смаком и придыханием произнося:
- С-с-с-собака!
Но ничего подобного Сворден Ферц, конечно же, не сделал. Он лишь повернулся спиной к полянке и пошел в сторону поселка, крепче прижимая к себе мальчишку, который немножко отогрелся, обрел обычную человеческую упругость и твердость. Ребенок горячо дышал, уткнувшись в шею Свордену Ферцу, и по его дыханию тот догадался, что мальчишка спит.
Тварь плетется сзади и угрюмо сопит. Она даже аккуратно обходит ягодники, а не прет напролом, давя клубнику. Но Сворден Ферц прекрасно знает цену ее мнимому смирению. Его хватит максимум до поселка, куда тварь наверняка ступит с ушами торчком и хвостом пистолетом. Хочется даже ехидно переспросить: "Так от кого-кого заклеили ту бездонную дырку?", но мальчишка уютно посапывает, и не хочется его будить.
Сгустившаяся тьма вновь разбавляется светом, который пробивается из-за неохватных стволов деревьев. Гигантские даже по здешним меркам секвойи башнями вздымаются над соснами, словно над подлеском. Слабо фосфоресцирующее небо окрашивает верхушки секвой в пепельный цвет, будто их макнули в тягучую патоку, и та медленно стекает вниз бледными потоками.
Земля под ногами запружинила. Сухие иголки перестали колоть ступни, и Сворден Ферц понял, что они вышли на дорогу. Давным-давно обездвиженная, она все еще сохраняла запас тепла, не такого уютного, какой обогревает промерзшего странника у растопленного камина, а неопрятного, угловатого, словно и не тепло это вовсе, а крошечные разряды впиваются в тело, гальванизируя застывшие от холода мышцы.
Бредущая позади тварь шипит и ругается. Ругается она смачно - на всех известных человеческих языках, демонстрируя то ли свою эрудицию, то ли испорченность. Если бы мальчишка не спал, Сворден Ферц обязательно прервал столь захватывающий экскурс в инвективную лексику хорошим пинком, на который тварь напрашивается аж от самого берега. А так остается только слушать. Особенно часто тварь повторяет:
- Dummkopf! Rotznase!
Судя по тому, с какой выверенной артикуляцией она их произносит, тварь обожает эти словечки. Причем выговаривает их с явным привкусом пародирования кого-то очень знакомого Свордену Ферцу. Не то чтобы он слышал подобное непотребство из уст имярека (тем более, что и вспомнить - кто же это такой Сворден Ферц пока не мог), но манера выговаривать слова веско, мрачно, филологически точно вызывала ощущение ускользающего узнавания.
Мальчишка продолжал спать, безвольно опустив руки, отчего нести его стало еще более неудобно - приходилось поддерживать за спину, чтобы он не опрокинулся назад. Так иногда делают совсем малые дети, чем-то очень обиженные, даже во сне желая оттолкнуть от себя виноватых взрослых. Порой он и вовсе начинал возиться, словно пытаясь освободиться от крепких объятий, спуститься на землю и уже собственными ногами топать в поселок.
Сворден Ферц не возражал бы, но чувствовал - мальчишка спит, и все его движения лишь отражение снов. Странных и беспокойных снов, похожих на осколки разбитого зеркала, в которых мальчишка плутал, не находя выхода из абсурдных кошмаров и кошмарных абсурдов. Их тяжкие испарения просачивались сквозь поры кожи, осаживаясь капельками пота на висках и верхней губе ребенка.
- Зря ты его взял, - вдруг выдала тварь, прекратив ругаться. - До меня только сейчас дошло - зря ты его взял.
- Нужно было оставить ребенка в лесу? - риторически спросил Сворден Ферц.
- Да, - тварь протрусила немного вперед и, повернув голову назад, вперила тяжелый взгляд в ношу Свордена Ферца. - Его нужно оставить в лесу.
- Чем же он тебе не угодил? - поинтересовался Сворден Ферц.
Теперь, когда до поселка осталась пара шагов, и между деревьев уже видны выложенные камнями аккуратные тропинки с витыми скамейками и столбиками освещения, он не прочь поболтать со зверем на отвлеченные темы. И не беда, что тварь выбирает какие-то злые, звериные поводы для разговора. Тварь она и есть тварь.
- Это неправильный детеныш! - резко заявила тварь, остановившись и преградив дорогу.
- Вот те раз! - от изумления Сворден Ферц даже остановился.
Несмотря на зверский вид и отвратительный характер тварь раньше как-то не позволяла себе высказывать подобные суждения о ком-то или о чем-то. Конечно, ей многое не нравилось в окружающем мире, но в чем-чем, а в стремлении переделать его под себя тварь сложно было уличить. В том-то и заключалась сила огромноголовых - они обладали потрясающей приспособляемостью и пластичностью к тем условиям, в которых решили жить. Они неукоснительно придерживались не ими заведенного правила: "Пришел в Рим - будь римлянином", во всех его возможных коннотациях, включая брюзжание по любому поводу, высокомерие, язвительность, кои однако оставались лишь словами, легко прощаемые великодушными богами приблудившимся к ним зверушкам.
А если твари и обделывали свои делишки, самыми скверными из которых (с большой натяжкой) можно назвать потакание своим звериным страстям, то совершали их тихо, вдали от посторонних глаз. Собственно, не в последнюю очередь из-за этого многие подробности их общественной жизни в стае, брачные обряды, особенности воспитания молодняка до сих пор оставались тайной за семью печатями для охочих до подробностей звериной интимной жизни ксенобиологов и зоопсихологов.
- Брось его! - потребовала тварь, встопорщив шерсть на загривке. Глаза ее выпучились, обрели злой красноватый оттенок, губы растянулись, обнажив клыки.
- Это ребенок, просто ребенок, который заблудился в лесу, - терпеливо объяснил Сворден Ферц. - Я его знаю, видел в поселке.
- Как его зовут? - въедливо спросила тварь. - Где он живет?
- Я не могу знать всех по имени, - постепенно свирепея заявил Сворден Ферц. - И кто где живет. Но с этим мальчишкой мы точно встречались!
Почему он оправдывается? - вертелась на задах назойливая мыслишка. С какой стати он должен давать объяснения какой-то там говорящей собаке?! Конечно же, не должен и не обязан. И вполне в его праве не разводить тут дискуссии - кто настоящий, а кто только вчера вылез из грязной норы, а просто-напросто по-хозяйски отвесить разжиревшему огромноголовому псу хорошего пинка под толстый зад. В конце-то концов, тварь он дрожащая или имеет право поступиться законами гостеприимства?!
Но при всем этом вполне объяснимом, казалось бы, раздражении от попытки вмешательства какого-то там четвероногого - даже не друга, а так - попутчика, Сворден Ферц различал в себе какую-то тень неуверенности, сомнения в исключительной обусловленности столь милосердного поступка гуманизмом, любовью к детям и правилами человеческого общежития. И наличие подобной тени еще больше раздражало его, как раздражает крошечное пятнышко грязи на чистейших и белоснежных одеждах.
- Обычный ребенок, - подтвердил Доктор, сворачивая стетоскоп. - Немного утомленный, но сон и еда все исправят. Лучше его сейчас не будить.
Сложив инструменты в чемоданчик, Доктор скрылся в доме и вскоре вынес огромный плед, которым и накрыл свернувшегося калачиком на разложенном кресле мальчугана.
- Так вы говорите, что наш четвероногий друг категорически возражал, чтобы вы вернули дитя в поселок?
Четвероногий друг к этому моменту уже вылакал целое блюдо молока, оставив после себя неопрятную лужу, поскольку хлебал жадно, и брызги летели во все стороны, а затем, не сказав ни слова, тихо исчез во тьме, отправившись, судя по всему, на охоту. Миска с консервами осталась нетронутой, что свидетельствовало о высшей степени неудовольствия огромноголовой твари.
- Да, - неохотно подтвердил Сворден Ферц. - Можно сказать и так - возражал. А можно - искренне недоумевал. Или - высказал альтернативную точку зрения.
- Вы раздражены, друг мой. И чем-то обеспокоены, - Доктор удобно расположился в плетеном кресле, скинул тапочки и протянул голые ступни к лестнице, откуда дул теплый сквозняк. - Вам тоже не мешает покушать и выспаться.
- У вас, Доктор, один рецепт для всех и на все случаи жизни? - несколько ядовито заметил Сворден Ферц.