У крохотной двери под самой крышей здания стоял монах, скрестив на груди руки.
- Ну и ловко же вы придумали с вашей машиной! Даже это предусмотрели! Платите ему двести, нет, триста лир!
Я заплатил. Художник ворвался в крохотную часовню и упал к ногам священника. Я окаменел, потрясенный тем, что в этой клоаке изуродованных человеческих чувств приютилась религия. Она грабила истерзанных, потерянных людей, пытающихся найти утешение в боге! Теперь и я был готов поверить, что все это болезненный, затянувшийся сон!
- Слушаю тебя, сын мой! - тихо произнес священник, поднимая Ренато с пола. - Покайся в своих грехах, и тебе станет легче.
Ренато встал и, повернувшись в мою сторону, крикнул:
- Вас нет, падре! Это он вас придумал. У него есть машина, которая создает людей, много людей, целые города, Рим, Неаполь, Адриатическое море. Его имя Кардуччи, профессор Кардуччи!
- Кардуччи? - удивился священник.
- Да. Его имя Кардуччи, падре. - Ренато упал на колени. - Я зарезал человека. Я зарезал Джованни Сикко за убийство моей возлюбленной Анджелы. Этот человек, - он повернул голову в мою сторону, - сделал так, что Сикко ожил! Понимаете, Сикко опять жив! Я только что видел его собственными глазами!
Ренато обхватил колени священника руками, спрятал голову в его мантию и снова зарыдал.
- Святой отец, я объясню вам, в чем дело, - начал я…
- Продолжай, сын мой, продолжай, - мягко говорил священник. Его тонкие пальцы перебирали волосы на голове Ренато, а глаза впились в меня, как две иглы. - Это вы писали статьи о том, что душа человека состоит из одних электрических токов? - шепотом спросил меня священник.
- Вы очень примитивно излагаете мои…
Но он, не слушая мои объяснения, продолжал:
- И что можно познать устройство человеческой души?
- Да, но…
- Да, да! - снова закричал Ренато. - Он управляет душой, как сам дьявол. Он создает этот страшный дом, он создал вас. И он… Ведь мертвые никогда не встают из могил, падре? Они не выходят из вод Тибра на берег, как Джованни Сикко? Я сам вот этими руками убил его и бросил в воду… И теперь он там! Там! Внизу!
Ренато подбежал ко мне:
- Если вы могущественнее бога, почему вы воскресили Сикко, а не воскресили Анджелу? Почему, я вас спрашиваю? Если вы честный человек, то вы должны были бы прежде всего воскресить ее.
- Милый мой Ренато! Я никого не воскрешал. А ваша Анджела жива…
- Жива? Вы говорите правду?
- Конечно, она жива!
- Тогда идемте к ней, немедленно идемте! Падре, вы свидетель. Этот человек говорит, что Анджела жива…
Мы выбежали на площадь Тритоне, когда на улице забрезжил рассвет. За мной и Ренато зловеще следовали две черные тени - священник и монах, стороживший вход в часовню.
Было совсем светло, когда на такси мы въехали в переулок, круто спускавшийся к реке. Машина остановилась у серого двухэтажного дома, и мы побежали на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице. Ренато лихорадочно забарабанил в дверь. Она распахнулась, и в ней появилась фигура женщины в черном.
- Синьора Больди, где Анджела? - закричал Ренато.
- Там… - она отступила в сторону, вытянув руку в сторону покосившейся двери.
- Там? - переспросил неуверенно Ренато.
- Да, там. Но ее уже нет…
- Как нет? - закричал я. - Что вы говорите!
- Ее забросали камнями какие-то негодяи, когда она шла на баржу, чтобы перенести картины синьора Ренато. Она ведь слепая и не могла от них убежать. Она скончалась два часа назад.
Дальше я не слышал ничего. Ренато рванулся назад. Спотыкаясь и падая, он спускался по крутой лестнице вниз.
- Сон! Неправда! Проклятый Кардуччи! Проклятье Богу, создавшему ученых!
Из-за поворота улицы вылетела открытая военная машина, до отказа набитая пьяными офицерами и женщинами. Они горланили во всю глотку, совершая утреннюю прогулку после ночного пиршества. Ренато остановился посреди улицы, широко расставив руки:
- Проклятье вам!
Я не успел опомниться, как автомобиль на полном ходу сбил Ренато с ног и отбросил к стене. Шофер даже не попытался затормозить. Пьяная компания умчалась.
Несколько минут Ренато еще дышал.
- Ренато, Ренато, скажите хоть что-нибудь, - умолял я его.
Пульс на руке едва прощупывался. Сердце билось с долгими, грозными паузами.
На мгновение он открыл глаза.
- Кардуччи? Славный вы малый… Как хорошо, что кончаются эти две минуты одиночества…
Больше он не произнес ни слова.
Профессор умолк. Я сидел, боясь нарушить тишину, и силился проанализировать его трагический рассказ. Это было очень трудно, потому что все в нем было для меня необычно. Ясно только одно: Ренато, на чувствах которого так рискованно "сыграл" биофизик, пережил очень многое. Его погубила реальная жизнь с ее ужасными впечатлениями, запавшими глубоко в память. К трагической развязке художника привела его острая чувствительность.
- Синьор, можно к вам? - вдруг прервал наши раздумья высокий парень, один из тех, кого я видел, входя в хижину.
Кардуччи вздрогнул.
- Синьор, вам больше здесь оставаться нельзя.
- Почему?
- В деревне неспокойно. Священник сегодня в вечерню произнес проповедь против вас.
- О! Что же мне делать?
- Нужно уходить, синьор.
- Куда?
- В горы.
- К кому?
- К людям, которые любят и уважают вас.
Я облегченно вздохнул. Значит, все-таки я был прав, и здесь у профессора есть друзья!
- Разве такие есть? - спросил он.
- В Италии их много. Собирайтесь. Сейчас самое время.
- Но я не знаю дорогу. Где я буду искать этих людей?
- Вас проводит Антонио. Он здесь. Входи, Антонио.
В комнату вошел старик, тот самый, которого я встретил, приехав в деревню.
- Добрый вечер, синьоры, здравствуйте, синьор доктор. Идемте пока не поздно.
Кардуччи посмотрел на меня в нерешительности.
- Идите. Идите, профессор. Это настоящие люди, хорошие, добрые и смелые. Доверьтесь им.
Некоторое время Кардуччи стоял посреди комнаты совершенно растерянный. Затем он порывисто подошел ко мне, крепко пожал руку и решительно вышел из хижины в сопровождении Антонио и двух высоких хмурых парней, его бывших хозяев.