"Тогда пойдем! У нас мало времени".
Глистра обнял ее за плечи - девушка казалась вялой, оглушенной.
Наймастер держал завхоза за загривок. Глистра взглянул в испуганные, возмущенные глаза храмового чиновника: "Назад, в радиорубку!" Завхоз резко повернулся, высвободившись из хватки Наймастера, и засеменил по освещенному янтарным закатом коридору, что-то жалобно приговаривая на ходу.
Они спустились по лестнице и поспешили по коридорам, взаимное расположение которых Глистра помнил очень смутно. В одной руке Глистра держал лучемет, в другой - руку Нэнси.
Гудение! Электрическое гудение!
Глистра ворвался в помещение радиостанции. Тощий человек в синем комбинезоне поднял голову. Глистра сказал: "Встань и молчи, если не хочешь сгореть заживо".
Оператор неохотно поднялся на ноги - он не сводил глаз с лучемета Глистры. Ему было известно предназначение лучемета. Глистра произнес: "Ты - землянин".
"Да. И что с того?"
"Ты установил это оборудование?"
Оператор бросил презрительный взгляд на стол: "Какое нашлось... Опять же - что с того? Почему это вас интересует?"
"Вызови Земной Анклав".
"О нет. Никак не могу это сделать. Мне слишком дорога моя шкура, уважаемый. Если вы хотите вызвать Земной Анклав, вызывайте его сами. Под дулом разрядника я не смогу вас остановить".
Глистра сделал шаг вперед, но выражение лица оператора не изменилось, он даже не пошевелился. "Встань вплотную к стене, рядом с Жантилем! - приказал Глистра. - Нэнси?"
"Да, Клод?"
"Подойди сюда, встань у этой стены, в стороне. И не шевелись".
Девушка медленно прошла в указанное место. Глаза ее рыскали по сторонам, вверх и вниз. Она облизала губы, начала было говорить, но промолчала.
Глистра сел за стол и рассмотрел оборудование. Небольшой аккумулятор обеспечивал питание простого приемопередатчика - из тех, какие на Земле мог собрать из устаревших деталей любой школьник.
Глистра перевел рубильник во включенное положение: "На какой частоте принимает Анклав?"
"Понятия не имею".
Глистра выдвинул ящик, просмотрел несколько карточек в отделении, обозначенном закладкой "З", нашел карточку с надписью "Земной Анклав, официальный монитор: код 181933". На панели управления было шесть кодирующих верньеров. Первый был обозначен цифрой "0", второй - "10", третий - "100" и так далее, вплоть до десяти в шестой степени. По всей видимости, каждый верньер позволял задавать значение соответствующего десятичного знака шестизначного кода частоты. Глистра повернул шестой верньер так, чтобы его метка совпадала с цифрой "1", пятый - так, чтобы он указывал на цифру "8"... Глистра поднял голову и прислушался.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Нэнси всхлипнула, бессловесно выражая отчаяние.
"Тихо!" - прошипел Глистра и наклонился к панели управления: еще "1", затем "9"...
Дверь распахнулась. В рубку заглянуло грубое чернобровое лицо. Завхоз тут же опустился животом на пол: "Высокочтимый надзиратель! Не по своей воле... не мог ничего поделать..."
Меркодион обернулся к кому-то, оставшемуся в коридоре: "Задержать всех, кто внутри!"
Глистра нагнулся над верньерами: оставалось задать только одну цифру - "3". В рубку ввалились коренастые люди. Нэнси, беззвучно плачущая и побледневшая, шагнула им навстречу. Она очутилась на линии огня. "Нэнси! - закричал Глистра. - Назад!" Он прицелился. Девушка стояла между ним и надзирателем. "Прости меня, - прошептал Глистра, - но это важнее одной жизни..."
Он нажал на курок. Вспышка фиолетового света озарила бледные лица. Вздох. Свет мигнул и погас. Заряд кончился.
На Глистру набросились трое в черных хламидах. Он отбивался дико и яростно, как реббир. Стол накренился и опрокинулся - несмотря на лихорадочные попытки радиооператора поймать оборудование, оно свалилось на пол. В этот момент Наймастер успел выскочить в коридор и убежал со всех ног.
Глистра оборонялся в углу - локтями, кулаками, коленями. Люди в черных хламидах повалили его на пол, заломили ему руки за спину и стали мстительно пинать его по голове.
"Задайте ему хорошую взбучку, - посоветовал Меркодион. - А затем отведите в камеру".
Его повели, подхватив за предплечья, по коридорам, вниз по лестнице, по арочной галерее вокруг купола, откуда был виден оазис.
В небе появилась черная точка. Клод Глистра хрипло закричал: "Аэромобиль! Земляне!"
Он сопротивлялся, подтаскивая державших его тюремщиков ближе к арочному проему: "Земной аэромобиль!"
"Это земной летательный аппарат, - безразлично согласился чернобровый надзиратель. - Но земляне тебе не помогут. Эта машина вылетела из Гросгарта".
"Из Гросгарта? - Глистра никак не мог собраться с мыслями. - Только у одного человека в Гросгарте есть аэромобиль..."
"Совершенно верно".
"Баджарнум знает..."
"Баджарнум знает, что ты здесь. Неужели ты думаешь, что у него нет радиоприемника?"
Повернувшись к людям в черных хламидах, Меркодион приказал: "Отведите его в камеру. Мне нужно встретить Чарли Лисиддера... Следите за арестантом - он готов на любую отчаянную выходку".
Глистра стоял на каменном полу посреди сырой камеры с голыми стенами. Его обрили наголо и облили какой-то кислотной жидкостью с уксусным запахом.
Итак, его эпопея закончилась в каменном мешке под Миртопрестольным храмом. Воздух наполняла тяжелая тошнотворная вонь; Глистра старался дышать ртом, чтобы не замечать этот запах. Он нахмурился. Странно! Какой-то компонент этого запаха - жгучий, вязкий, сладковатый - напоминал о чем-то, что он должен был помнить.
Глистра неподвижно стоял, пытаясь думать. Незавидная ситуация. Под босыми ступнями на каменном полу конденсировалась влага. Четыре женщины сидели у стены, обняв колени, и непрерывно причитали. Из цеха переработки рабов через трещины и щели в стене струился пар; в клубах пара мелькали отблески желтого света. С этим паром и с этим светом в камеру проникали звуки: бульканье кипящих котлов, глухие удары, скрежет, обрывки громких разговоров.
Через отверстие в стене коридора на него смотрел чей-то глаз. Глаз моргнул, исчез... Опять наваждение. Почему он здесь оказался? Пьянце повезло: он лежал в могиле среди желтых тростников озера Пеллитанте. Роджеру Фэйну еще больше повезло: с каким-нибудь нелепым шапокляком из ажурного лилового шелка на голове, он играл в разноцветные мячи на травяном поле - хозяин и раб в одном лице.
Провал. Практически полный провал. Удивительно, насколько примитивное бритье головы наголо лишает человека достоинства... Из перерабатывающего цеха дохнуло сладковатым жгучим запахом - сильнее обычного. Запах этот, несомненно, был знаком. Лимонная вербена? Мускус? Масло для волос? Нет. Что-то соединилось у Глистры в голове. Зигаг! Глистра подошел к стене, заглянул в щель.
Неподалеку булькал кипящий котел; слева от него стоял большой ящик, заполненный похожими на желуди плодами. Действительно, зигаг. Глистра наблюдал за происходящим с напряженным любопытством. Бледный и потный мужчина в коротких черных кожаных штанах, липких от влаги, набрал полную лопату желудей зигага и стал понемногу добавлять их в котел.
Зигаг! Клод Глистра отступил от отверстия в стене, заставляя себя думать. Если зигаг был ингредиентом сыворотки, впрыснутой в шею оракула, зачем, в таком случае, нужны были вытяжки из мозговых желез? Может быть, для этого не было никаких причин; может быть, их добавляли исключительно ввиду их символического значения. Конечно, в этом не могло быть полной уверенности - но представлялось маловероятным, что суп из гипофиза и эпифиза мог вызывать судороги, подобные тем, какие он наблюдал в веридикарии. Гораздо вероятнее было то, что активным ингредиентом являлся зигаг - сходное действие оказывали бы земные наркотические растительные препараты, такие, как марихуана, кураре, опиум, мескалин и десятки других, не столько распространенных.
Глистра вспомнил свой собственный опыт опьянения зигагом: возбужденное обострение чувств с последующим похмельем. Реакция оракула была примерно такой же, но гораздо более сильной, преувеличенной. Глистра подверг тщательному анализу происходившее с оракулом. Несчастный раб, трепещущий от ужаса, испытал мучения и катарсис, а затем - кратковременное состояние величественного спокойствия и ясного рационального мышления.
По-видимому, это поразительное преображение обнажало оптимальное сочетание способностей и возможностей, скрывающееся в каждом человеке. Каков был механизм воздействия наркотика? Ум Глистры уклонился от попытки ответить на этот вопрос: такую задачу позволили бы решить только научные эксперименты. Возникало впечатление, что зигаг позволял воспроизводить результаты, достигнутые знаменитыми деаберрационными учреждениями Земли - возможно, в сущности, теми же методами: стимуляцией памяти обо всем жизненном опыте и переосмыслением этого опыта посредством отказа от навязчивых подсознательных побуждений и абсурдных предрассудков. "Как жаль, - думал Глистра, - что человек способен достигнуть такого возвышенного состояния только ценой скоропостижной смерти!" Смерть оракула была подобна похмелью после курения зигага... В уме Глистры наступила внезапная тишина - как если бы остановились непрерывно тикавшие часы. Стив Бишоп не ощущал никакого похмелья. Напротив, вдохнув дым зигага, Бишоп почувствовал необычайный прилив сил - по-видимому, его привычка часто принимать витамины предотвратила похмелье.
Витамины... Возможно, оракул погибал от острого авитаминоза. Об этом стоило подумать. Глистра медленно расхаживал по влажному каменному полу из одного угла камеры в другой.
Женщина с грязно-желтыми волосами тупо следила за его перемещениями; мужчина с покрасневшими глазами плюнул на пол.
"Пст!"
Глистра замер, услышав странный звук, повернулся лицом к стене. В прорехе мелькнул враждебный глаз. Глистра подошел к стене, выглянул в коридор.
В коридоре стоял Наймастер. На лице молодого человека застыло смешанное выражение гнева и страха. "Теперь тебя посадили! - тихо, но возбужденно сказал он. - Теперь ты умрешь. А что будет с моим отцом? Твой приятель заберет мечи - и, скорее всего, убьет моего отца, как ты ему приказал".
"Верно!" - подумал Глистра. Наймастер выполнил свои обязательства. "Дай мне что-нибудь, на чем можно писать, - сказал он юноше. - Я дам тебе записку для Элтона".
Наймастер нашел за пазухой обрывок маслянистого пергамента и графитовый стержень.
Глистра колебался: "Ты что-нибудь слышал о..."
"Коромутин говорит, что ты станешь оракулом. Для самого Чарли Лисиддера. Так сказал надзиратель, когда колотил Коромутина".
Глистра задумался: "Ты можешь освободить меня за взятку? У меня много металла, есть другие мечи - такие же, как твой".
Наймастер покачал головой: "Твое освобождение не купишь за тонну железа. Меркодион постановил, что сегодня вечером твой ум принесут в жертву Баджарнуму".
Глистра постепенно переваривал смысл этих слов, задумчиво почесывая щеку пальцем: "Ты можешь привести с собой Элтона? За еще один превосходный стальной меч?"
"Ладно, - ворчливо согласился сын торговца оружием. - Это я могу сделать... Придется опять рискнуть головой - но я могу это сделать".
"Тогда отнеси ему эту записку и приведи его сюда".
Теперь звуки и запахи подземелья ничего не значили. Глистра расшагивал по камере, тихо посвистывая сквозь зубы: вперед и назад, из угла в угол, подглядывая на стену после каждого поворота, ожидая появления Элтона.
Пугающая мысль заставила его остановиться. Он угадал, в чем состоял заговор против него - по меньшей мере часть этого заговора. После того, как солдатам Морватца не удалось захватить землян, после того, как им удалось отразить нападение кудесников и переправиться через Ауст с помощью оборванного троса, им позволили добраться своим ходом до Миртопрестола - но все это время, на протяжении всего опасного и трудного пути из Болотного Города Глистра подходил все ближе к давно приготовленной западне. Стратегия была очевидна. Ему предоставили возможность казнить самого себя. Что, если Элтон был участником заговора? В возникшей ситуации ничто не казалось немыслимым.
"Глистра".
Клод Глистра поднял голову, подбежал к стене, приложил глаз к отверстию. Перед ним был Эйза Элтон в балахонах мудреца.
"Как дела?" - спросил Элтон.
Глистра прижался лицом к прорехе: "Принес?"
Элтон протиснул через прореху небольшой пакет: "Теперь что?"
Глистра слабо улыбнулся: "Не знаю, Эйза. На твоем месте я вскочил бы в гондолу и пустился сломя голову обратно в Кирстендейл. Здесь ты больше ничего не можешь сделать".
"Ты не объяснил, зачем тебе витамины", - напомнил Элтон.
"Я собираюсь их съесть".
Элтон слегка наклонил голову набок: "Тебя так плохо кормят?"
"Дело не в этом. Мне в голову пришла одна мысль".
Элтон посмотрел по сторонам: "Кувалдой я мог бы пробить брешь в этой стене".
"Не выйдет. На шум сбежится сотня мудрецов. Вернись в лавку толстого купца. Подожди там до завтра. Если я не приду... значит, я не приду никогда".
"В моем лучемете остался заряд на пару выстрелов, - с прохладцей сообщил Элтон. - Я почти надеялся кое с кем здесь повстречаться". В глазах Элтона зажглась сумасшедшая искорка.
"Не могу в это поверить", - слова застревали в горле Глистры.
Элтон ничего не сказал.
"Она не могла убить Бишопа, я в этом уверен... - бормотал Глистра. - Это была какая-то случайность. Или он пытался ее остановить".
"Как бы то ни было, без нее не обошлось. Погибли четверо, прекрасные люди - Бишоп, Пьянца, Дарро, Кетч. Не считая Валюссера - этот подлец заслужил свое. Я давно следил за девушкой - с тех пор, как она за нами увязалась, несмотря на явно самоубийственный характер нашей загородной экскурсии".
Глистра отозвался невольным смешком: "А я все это время думал, что она... что это было..." Он не закончил.
Элтон кивнул: "Я знаю. Одно можно сказать в ее защиту. Она рисковала жизнью наравне с нами. И победила. Потому что она там, - Элтон указал большим пальцем вверх, - а ты здесь, в вонючем подвале. Что они тут варят?"
"Зачем ты спрашиваешь? Это очевидно, - равнодушно отозвался Глистра. - Они дистиллируют своего рода "нервные соки", смешивают их с зигагом и впрыскивают смесь оракулам. Инъекция действует на оракула так же, как дым на божолейских солдат, только в тысячу раз сильнее".
"И оракул умирает?"
"Не сразу. Через несколько минут".
"Сегодня вечером тебя сделают оракулом".
Глистра приподнял пакетик, просунутый в отверстие стены Элтоном: "У меня есть витамины. Не знаю, чтó из этого получится. Придется играть на слух. Кроме того, - прибавил он, - я могу ошибаться, но у меня такое чувство, что священнослужителей Миртопрестольного Родника ожидают выходящие из ряда вон события - так что я не особенно беспокоюсь".
Рядом с Элтоном появился Наймастер: "Пошли, спускается префект. Скорее!"
Глистра прижался лицом к прорехе в стене: "Прощай, Эйза".
Элтон двусмысленно махнул рукой.
Глава 19
Солнце скрылось за ажурно-зелеными рощами Миртопрестольного Родника. Шевронные гряды перистых облаков вспыхнули золотым огнем. Сумерки наползали из восточных пределов, где ночь уже покрыла мраком все еще невиданные народы и селения, племена и цитадели.
С восточной стороны купольного храма находилась пристройка - мраморный павильон, окруженный колоннадой с резными орнаментальными капителями и цоколями. За колоннадой тихий небольшой пруд тускло отражал вечернюю зарю и длинные листья древовидных папоротников: темные перевернутые стволы создавали обманчивое представление о глубине под зеркальной поверхностью. Из храма вышли две пары светловолосых грациозных молодых людей с пылающими факелами в руках. На них были комбинезоны в обтяжку - костюмы арлекинов из красных и зеленых ромбов - и черные атласные туфли с закрученными вверх носками. Юноши установили факелы в треножниках из темного дерева и вернулись в храм.
Через несколько секунд шесть человек в черных складчатых килтах вынесли квадратный стол и установили его точно в центре павильона. Юноши-арлекины принесли кресла, а мужчины в черных юбках ушли, построившись в затылок.
Юноши постелили на стол золотистую скатерть с коричневыми полосками. Посреди стола они соорудили из нескольких частей миниатюрную модель Миртопрестольного Родника и его ближайших окрестностей, искусно изображавшую мельчайшие подробности зданий и ландшафта, в том числе купольного храма и мраморного павильона как такового, внутри которого стоял игрушечный стол, а вокруг этого стола при свете микроскопических свеч сидели пять человеческих фигурок.
Арлекины аккуратно расставили бутыли вина, погруженные в чаши со льдом, подносы с фруктовыми цукатами, пластинки ароматического воска, выделенного насекомыми, цукаты из прессованных цветочных лепестков. Закончив работу, юноши неподвижно встали под факелами.
Прошло несколько минут. Сумерки сгустились - наступила мягкая воздушная ночь. Мерцали звезды. Нежный, ненавязчивый ветерок проникал между колоннами и заставлял слегка трепетать пламя факелов.
Из-под купола послышались голоса. В павильон вышли Меркодион, верховный надзиратель Миртопрестольного храма, и Чарли Лисиддер, Баджарнум Божолейский. Меркодион облачился в роскошную мантию поверх хламиды, с плетеной епитрахилью из жемчуга и металла. Баджарнум ограничился серой курткой из мягкой толстой ткани, красными бриджами и мягкими серыми сапогами.
За ними последовали настоятель и два знатных сановника Божолейской империи.
Лисиддер похвалил убранство стола, обвел оценивающим взглядом неподвижных, как статуи, юношей-арлекинов, уселся за стол.
В кубки налили вино, подали блюда. Чарли был в духе, и Меркодион позволял себе любезно смеяться, когда Баджарнум шутил. Когда наступала тишина, девушка, стоявшая под аркой выхода из храма, наигрывала арпеджио на флейте. Как только один из сидевших за столом начинал говорить, она тут же переставала играть.
"А теперь, - произнес Баджарнум, - займемся нашим оракулом, Клодом Глистрой. Я собирался допросить его под пыткой, но оракуляция - гораздо более простой и гуманный метод, с точки зрения всех заинтересованных лиц. Глистра - опытный и знающий человек; он способен о многом поведать".
"Жаль, что его диссертация не может быть достаточно продолжительной".
Баджарнум строго покачал пальцем: "Вам следует хорошенько изучить этот вопрос, Меркодион - вопрос о продлении жизни оракулов в стабилизированном состоянии".
Верховный надзиратель наклонил голову: "Ваша воля - закон... Теперь я прикажу приготовить оракула, и мы перейдем к прослушиванию в веридикарии".
Огромный зал заполнился мудрецами, шуршавшими черными хламидами. По традиции, ночью капюшоны откидывали на спину, но характерное стремление скрывать индивидуальность находило выражение в свободных белых платках, повязанных вокруг головы на уровне лба, а затем спускавшихся мимо висков от затылка под подбородок.
Настоятель предусмотрел особые церемониальные песнопения. Хоры, разместившиеся вдоль стен двенадцатиугольного зала, смешивались, создавая нечто вроде плотной двенадцатиголосной полифонии.