Приматы нашли место, достаточно удалённое от разного рода хищников, чтобы можно было беспрепятственно напиться. Они наклонились и погрузили морды в холодную воду, с наслаждением глотая её.
Самые крупные из всех животных валялись на грязных берегах озера.
Бок о бок стояла пара уинтатериев. Эти огромные животные напоминали гигантских носорогов, но у каждого из них на голове рос комплект из шести костяных рожек, а длинные верхние клыки напоминали клыки саблезубых кошек. Их толстые шкуры были покрыты грязью, которая помогала им остывать и оберегала от насекомых. Они спокойно щипали со дна озера мягкую растительность, и пили воду, на которой покачивались зелёные пятна водорослей, а в это время толстый молодой зверь, более проворный и резвый, играл около ног своих родителей, бодая их колени толщиной со ствол дерева своей головой, вооружённой короткими, не до конца отросшими клыками. Нот в ужасе смотрел на их огромные ноги. Ближе к берегу брела семья меритериев. Взрослые звери, ростом не выше метра, брели в воде с величественным спокойствием, подбадривая друг друга гулкими голосами, а в это время их пузатые детёныши плескались у их ног. Они ловко обрывали растительность со дна озера своими длинными носами. Это были одни из первых хоботных млекопитающих, предки слонов и мамонтов. Они всё ещё были больше похожи на свинью, чем на слона, но уже были умными и социальными животными.
По краям стада травоядных кружили хищники. Это были главным образом креодонты; они напоминали лисиц и росомах. И была одна стая копытных хищников - словно плотоядные лошади - причудливых, устрашающих существ, не имеющих аналогов в человеческие времена.
Многие из этих существ выглядели медлительными и громоздкими, странными и незавершёнными - это были результаты первых экспериментов природы по созданию крупных травоядных и хищников из исходного материала млекопитающих, переживших вымирание динозавров. Открытые травянистые равнины появятся лишь через миллионы лет в будущем, а вместе с ними - быстрые, длинноногие, изящные формы травоядных, которые приспособятся к их открытым, поросшим травой просторам, и более умные, более быстрые хищники, которые возникнут, чтобы охотиться на них. Когда это случится, большинство видов, окружающих Нота, будет обречено на исчезновение. Но отряды, которые были бы знакомы людям - настоящие приматы, копытные, грызуны и рукокрылые, олени и лошади - уже вышли на сцену.
И в данный момент нигде на Земле не было более сложной и разнородной экологии, чем здесь - на острове Элсмир. Это место было опорным пунктом крупных миграционных маршрутов по Америкам через крышу мира - в Европу, Азию и Африку. Здесь встречались друг с другом и конкурировали панголины из Азии, хищники из Северной Америки, копытные животные из Африки, европейские насекомоядные вроде предковых форм ежей, и даже муравьеды из Южной Америки.
Внезапно Нот отдёрнул голову.
Из-под воды на него смотрели два примата - крупный самец и более мелкая самка. Он не чувствовал запаха самца и не мог сказать, был ли он членом семьи или чужаком. Он взвизгнул, оскалив зубы. Самец-примат оскалился в ответ.
Разгневанный Нот встал на ноги и продемонстрировал свои мускусные железы незнакомцу в воде - который в ответ сделал то же самое, ещё сильнее возмутив его - а затем шлёпал по воде, пока отражённый нотарктус не пропал.
Нот мог распознать других представителей своего вида, мог распознать, самец это, или самка, родственник или нет. Но он не мог распознать самого себя, поскольку его мышление не включало способность глядеть внутрь себя. На протяжении всей своей жизни он ощущал бы угрозу от любого такого случайного отражения.
Тело обтекаемой формы показалось из воды и выбралось на скальную площадку, пошатываясь и шлёпая неуклюжими ластообразными конечностями. Нот и Правая отступили назад. Глазами, сидящими поверх морды, напоминающей крокодилью, пришелец пристально разглядывал двух недоумённых приматов.
Этот амбулоцетус был родственником похожих на гиен мезонихид. Как выдра, он было покрыт гладкой чёрной шерстью, и обладал большими и сильными задними лапами с пальцами длиной по десять сантиметров. Многие века тому назад предки этого животного вернулись в воду, ища лучшей жизни, и отбор начал свой неустанный процесс придания формы. Амбулоцетус уже выглядел скорее водным, чем наземным животным.
Вскоре его род переселится на постоянное место жительства в океаны. Его череп и шея станут короче, нос сдвинется назад, но уши закроются, и звук должен будет проходить сквозь слой жира. Его лапы в итоге превратятся в плавники с большим количеством дополнительных костей, пальцы постепенно потеряют своё значение и станут бесполезными, пока, наконец, не исчезнут. Добравшись до просторов Тихого и Атлантического океанов, он начнёт расти - и в конце концов станет настолько же крупнее живущей в данный момент формы, насколько человек больше мыши - но те могучие морские потомки будут по-прежнему сохранять в своих телах, словно ископаемые кости и молекулярные следы, наследие существ, которыми они некогда были.
Ходячий кит таращился непонимающим взглядом на двух робких приматов. Решив, что этот переполненный берег - не такое уж хорошее место, чтобы греться на солнце, он изогнул хребет и грациозно уплыл.
Когда свет потускнел, Нот и Правая отступили под защиту деревьев. Но теперь ветки были почти голыми, и найти укрытие было сложно. Они свернулись в клубок на изогнутой крючком ветке.
Травоядные с плеском выбирались из воды, семейные группы обменивались звуками. Послышались голоса хищников - резкий лай, похожий на собачий, и рычание вроде львиного, эхом отзывающееся в редком лесу.
Холод становился всё сильнее, и Нот чувствовал, что его охватывает вялость. Но он чувствовал холод, застряв здесь лишь вместе со своей младшей сестрёнкой, ему было холодно вдали от его стаи, сбившейся вместе.
А потом его неожиданно заставил проснуться мощный мускусный аромат.
Внезапно вокруг объявились нотарктусы. Они сидели на ветвях над и под ним, свернувшиеся в клубок с подогнутыми под себя задними лапами и свисающими вниз длинными жирными хвостами. Их запах говорил ему, что это был его вид, но не его семья. До этого он не находил их запаховых отметин; в действительности отметины были запечатаны морозом. Но странный нотарктус заметил его.
Две сильных самки подошли ближе, привлечённые запахом молодого животного. Одна, которую он мысленно назвал Огромной, отпихнула в сторону другую - которая была просто Большая - чтобы рассмотреть Правую поближе.
Мысли кружились в голове Нота. Он знал, что было жизненно важно, чтобы эта новая группа приняла их. Поэтому он подобрался к ближайшей к нему самке, к Большой, и начал неуверенно перебирать пальцами шерсть на задней стороне её ног. Большая откликнулась на его обыскивание, с удовольствием вытянув свои ноги.
Но когда Огромная увидела, что происходит, она закричала и шлёпнула их обоих. Дрожа, Нот сжался.
Нот был достаточно сообразителен, чтобы понять собственное место на социальной лестнице - в данном случае в самом низу, последним по рангу. Но его социальный менталитет имел свои пределы. Так же, как он не мог понять убеждений и желаний других особей, он не был достаточно умён, чтобы судить о рангах других особей в группе относительно друг друга. Он поступил неправильно: Огромная превосходила по рангу Большую, и потому ожидала, что этот новый самец вначале уделит внимание именно ей.
Нот ждал, пока Огромная поиграет с сонной Правой. Но, по крайней мере, она не гнала его прочь. И, наконец, Огромная позволила Ноту приблизиться к ней и обыскать её густую шерсть, которая пахла высоким положением в группе.
III
Каждый последующий день был короче, чем предыдущий, а ночи становились всё длиннее. Вскоре осталось всего лишь несколько часов яркого дневного света, а промежутки между периодами темноты озаряли лишь серо-розовые сумерки.
Сейчас лес был почти безмолвным. Многие птицы и стада крупных травоядных давно исчезли, мигрировав на юг, в более тёплые и лёгкие для жизни места, забрав с собой свои неумолчные крики. Гудящие рои насекомых разгара лета превратились в воспоминание, от них остались лишь личинки или глубоко зарытые яйца, спящие без снов. Большие листопадные деревья уже сбросили свои широкие листья, которые лежали в толстом слое мусора на земле, скованные воедино продолжительными морозами. Голые стволы и безлистные ветки не покажут ни единого признака жизни до тех пор, пока через несколько месяцев не вернётся солнце. Под ними растения вроде наземных папоротников отмерли до самых корней и корневищ; вскоре они окажутся запечатанными под землёй под крышкой, над которой потрудились мороз и снег.
Виды, обитающие здесь - возникшие из предковых групп, приспособленных к приятным условиям тропиков - должны были внести в свою жизнь суровые корректировки, чтобы выживать в экстремальных условиях на полюсе. Любое растение, где бы оно ни жило, нуждалось в солнечном свете ради энергии и роста, и в течение бесконечных дней лета благодаря широким угловатым листьям растительность упивалась светом. Но теперь приближался сезон, когда на протяжении целых месяцев не будет никакого света, кроме света Луны и звёзд, бесполезного для роста: если бы растения продолжили расти и дышать, они сожгли бы свой запас энергии. Поэтому флора впала в растительную спячку, каждый вид в соответствии со своей собственной стратегией.
Даже растения спали.
Стая нотарктусов насчитывала около тридцати особей, и они забились в ветви большого хвойного дерева. Они напоминали большой пушистый плод, во время сна их руки и ноги цеплялись за ветки, морды были спрятаны на груди, а на холод были выставлены спины. Мороз искрился на их новых зимних шубках, а там, где виднелись морды, поднимались облачка пара, отсвечивающие голубовато-белым.
Нот проспал все удлиняющие ночи; его шерсть поднялась дыбом, окружённая теплом тел остальных членов стаи. Иногда ему снились сны. Он видел падение матери в челюсти мезонихид. Или он был один на открытом месте, окружённый хищниками со свирепыми глазами. Или он снова ощущал себя детёнышем, изгнанным из стаи взрослыми зверями, более крупными и сильными, чем он сам - изгнанным в силу правил, о которых он не имел никакого врождённого представления. Но иногда сны заканчивались, и он впадал в своего рода оцепенение, пустоту, которая была прообразом долгих месяцев грядущей спячки.
Однажды ночью он проснулся, дрожа; его мускулы невольно сжигали энергию, чтобы поддержать его жизнь.
Спящий мир был полон света: полная Луна стояла высоко в небе, и лес был расцвечен голубовато-белым и чёрным. Длинные резкие тени ложились полосами на лесную подстилку, а вертикальные стволы лишённых листвы деревьев придавали сцене пугающую геометрическую точность. Но переплетённые ветви наверху представляли собой более замысловатое и мрачное зрелище - словно голые кости, мерцающие инеем, резко контрастирующие с тёплым зелёным светом листвы в разгар лета.
Это было по-своему красивое зрелище, и большие архаичные глаза Нота хорошо служили ему, позволяя увидеть подробности и тонкости цвета, которые были бы невидимы любому человеку. Но Нот всем телом чувствовал, что ему многого не хватало: света, тепла, пищи - и ещё в этой группе незнакомцев не хватало родственников, кроме сестры, тело которой, всё ещё продолжающее расти, было спрятано где-то в глубине сбившейся в кучу стаи. И на глубоком клеточном уровне он знал, что скоро должна была начаться настоящая зима - долгие, растянутые месяцы своего рода медленной агонии, когда его тело поедает само себя, чтобы поддерживать в себе жизнь.
Он начал извиваться, держась за ветку и пробуя протолкнуться поглубже внутрь группы. Все взрослые звери знали, что ради общих долгосрочных интересов они должны по очереди занимать место на краю группы, на короткое время оказываясь на холоде, чтобы защитить остальных; было бы крайне невыгодно иметь в группе отщепенцев, которые погибнут от обморожения. Но невысокий ранг Нота по-прежнему работал против него: когда другие самцы почуяли его запах, они объединились, будучи ещё сонными, и вытолкнули его из кучи тел обратно; всё закончилось тем, что он остался почти на том же самом месте, с которого хотел уйти.
Он поднял морду вверх и с силой выдохнул, издавая печальный крик.
Эти приматы не могли ощущать комфорта от присутствия сородичей вокруг. Нот испытывал удовольствие от обыскивания - но лишь от своих собственных физических ощущений, и от эффекта, который оно оказывало на поведение другой особи по отношению к нему, но не в том, что чувствовали другие. Другие нотарктусы были для него просто частью окружающего мира, как хвойные деревья и подокарпусы, искатели корма, хищники и добыча: они не имели к нему никакого отношения.
Каждый из этих сбившихся в тесную кучу нотарктусов, несмотря на их физическую близость, был более одиноким, чем когда-либо будет любой из людей. Нот был навечно заперт в тюрьме внутри собственной головы, вынужденный в одиночку терпеть свои беды и страхи.
Настало ясное утро, но в лесу висел ледяной туман. Хотя солнце светило ярко, его лучи давали совсем немного тепла.
Нотарктусы вытягивали лапы, застывшие от холода и долгих часов неподвижности. Осмотрительно и осторожно они стали спускаться на землю. В подлеске они постепенно разбрелись по сторонам. Старшие самки двигались по краям просторной поляны, используя запястья, подмышки и гениталии, чтобы подновлять запаховые метки.
Нот ворошил мёрзлый лесной мусор. Мёртвые листья были ему ни к чему, но он научился рыть землю под теми местами, где лежал особенно толстый слой листовой подстилки. Слой листьев мог сохранять влагу и защищать от мороза; там можно было найти росу, чтобы напиться, и незамёрзшую землю, которую можно было раскопать в поисках клубней, корней или даже корневищ выносливых папоротников.
Тишину нарушила серия неожиданно громких ухающих криков, и лес отозвался эхом. Нот огляделся, его вибриссы дрожали.
Возле зарослей подокарпа было какое-то волнение. Нот видел, что из леса вышла группа нотарктусов, странные самки с несколькими детёнышами. Они приближались к подокарпусу.
Огромная и некоторые другие самки выбежали вперёд. Крупный доминирующий самец стаи - которого Нот мысленно называл чем-то вроде Императора - присоединился к волнению, возникшему среди самок. Вскоре они все начали яростные демонстрации, крича и размазывая мускус по своим длинным хвостам. Странные самки отпрянули, но ответили в том же духе. Лес ненадолго наполнился какофонией ссоры.
Кланы самок, основа общества у нотарктусов, были строго территориальными. Но эти странные самки игнорировали пахучие метки, оставленные Большой и другими - явственные предупреждающие знаки для совокупности органов чувств нотарктусов. В это время года еда становилась редкостью; в решающей схватке за пополнение внутренних запасов тела в ожидании суровой зимы густые заросли подокарпа стоили того, чтобы бороться за них.
Самки с детёнышами, цепляющимися за их шерсть, заходили в своих войнах намного дальше, чем были готовы самцы. Они быстро усугубляли конфликт - дело дошло до выпадов и ложных атак, и даже до шрамов, нанесённых клыками. Самки сражались, словно бойцы на ножах.
Но до этого дело уже не доходило. Хотя ни один нотарктус пальцем не тронул другого, демонстрации Огромной и остальных обескуражили незнакомцев. Они отступили назад, в длинные серо-коричневые тени лесной чащи - хотя не раньше, чем один старший детёныш бросился вперёд, нагло вонзил зубы в высохший на холоде плод и сбежал со своей наградой ещё до того, как его смогли остановить.
Внезапно осознав уязвимость своего сокровища, самки тесно обступили подокарп, жадно пережёвывая плоды. Некоторые из старших, более сильные самцы, в том числе Император, вскоре начали кормиться рядом с Огромной и остальными. Нот и другие молодые самцы окружили кормящуюся группу, ожидая своей очереди съесть то, что останется.
Он не осмеливался бросить вызов Императору.
Самцы нотарктусов устанавливали собственную сложную и иную социальную структуру, перекрывающуюся с таковой у самок. И всё это было ради спаривания, которое было самым важным делом - единственным делом. Император обладал большой территорией, которая включала владения многих групп самок. Он ставил своей целью спариться со всеми самками на своей территории, и тем самым максимально увеличить вероятность распространения своих генов. Он помечал своим запахом метки самок, чтобы отвадить других поклонников. И он стал бы яростно сражаться за то, чтобы другие сильные самцы держались подальше от его обширной империи - так же, как отец Нота боролся, чтобы отогнать Соло.
Император добился успеха - он сумел владеть своим обширным наделом на протяжении более чем двух лет. Но, как и все недолго живущие представители его вида, он быстро старел. Даже Нот, самый невзрачный из новичков, делал бесконечные неосознанные оценки сил и физической формы Императора; стремление спариваться, оставлять потомство, видеть, как продолжается твой род, у Нота было таким же сильным, как у любого самца в группе. И уже скоро Императору бросили бы вызов, которого бы он не выдержал.
Но пока положение Нота было не таким, чтобы бросать вызов Императору или любому из более сильных самцов, стоящих выше него на иерархической лестнице. И он ясно видел, что запасы плодов подокарпа быстро истощалась.
С недовольным криком он поскакал по подлеску и шустро забрался на дерево. Ветки, скользкие после заморозков, росы и лишайников, были почти лишены листвы и плодов. Но всё ещё можно было найти запасы орехов или семян, весьма кстати припрятанные лесными жителями.
Он обнаружил дупло в стволе стареющего дерева. В его сырой гнилой полости он заметил отблеск ореховых скорлупок. Он сунул внутрь маленькую проворную руку и вытащил наружу один из орехов. Скорлупа был округлая, без шва, целая. Потрясши орех, он сумел услышать внутри стук ядрышка, и слюна заполнила его рот. Но когда он укусил скорлупу, зубы лишь скользнули по гладкой крепкой поверхности. Рассердившись, он сделал ещё попытку.
Послышалось жуткое шипение. Он закричал, уронил орех и удрал на более высокую ветку.
Приближалось существо размером с крупную домашнюю кошку: оно неуклюже карабкалось к тайнику с орехами. Оно подняло голову в сторону Нота и снова зашипело, показывая розовый рот с могучими верхними и нижними резцами. Удовлетворённое тем, что удалось прогнать грабителя, оно вытащило один из запасённых орехов и, сжав его мощными челюстями, раскололо скорлупу. Вскоре оно грызло уже целеустремлённо, расширяя сделанное отверстие. Наконец, оно добралось до ядрышка ореха - Нот, глядевший из-за ствола дерева, почти пропал, внезапно ощутив сладкий аромат - и с шумом съело его.
Этот алиуравус выглядел как нечто вроде примитивной белки с мордой, похожей на мышиную. У него был длинный густой хвост, назначение которого состояло в том, чтобы замедлять его падение, словно парашют, каждый раз, когда он срывался с дерева, как он часто делал. Хотя он был более неуклюжим, чем нотарктус, когда лазил по деревьям, из-за того, что у него не было хватательных рук и ног примата, он был гораздо крупнее, чем было нужно, чтобы отогнать Нота.