Смешение фаун привело к катастрофе в обеих Америках. Эти два континента, северный и южный, были отделены друг от друга со времён раскола Пангеи около ста пятидесяти миллионов лет назад. Фауна Южной Америки эволюционировала в изоляции и находилась во власти сумчатых млекопитающих и копытных. Там жили сумчатые "волки" и саблезубые "кошки"; среди копытных были "верблюды" и "слоны" с хоботом, а ещё гигантские наземные ленивцы, которые могли весить три тонны и достигали роста в шесть метров, когда вставали на задние лапы, чтобы поедать листья пальм. Там ещё жили глиптодонты, не слишком сильно отличающиеся от огромного бронированного животного, которое напугало Странницу, а верховными хищниками были гигантские нелетающие птицы - так же, как в древние времена. Этот экзотический зверинец был оставлен развиваться в покое, хотя к нему время от времени добавлялись бродяги, попадающие туда на естественных плотах или по временным мостам, вроде Странницы и её несчастных спутников, чьи дети наполнили южноамериканские джунгли обезьянами.
Но, когда установился сухопутный Панамский мост, последовала массовая миграция с севера на юг насекомоядных, кроликов, белок, мышей, а позже ещё псовых, медведей, куньих и кошачьих. Уроженцы Южной Америки не сумели конкурировать с этими новыми переселенцами. Вымирание растянулось на миллионы лет, но с империей сумчатых было покончено.
С другой стороны, при всех своих трудностях и смертях это время быстрых и резких перемен было временем больших возможностей. За всю историю Земли продолжительностью в четыре миллиарда лет было не так уж и много периодов, благоприятных для роста биологического разнообразия и появления эволюционных новшеств. На фоне крупномасштабного вымирания наблюдалось быстрое видообразование.
И прямо в центре этого экологического котла находились дети Капо.
Следующим утром был яркий рассвет на ясном голубом небе. Но воздух был очень сухим, обладал странным острым запахом, и вскоре всё окутал палящий зной. Животные саванны выглядели подавленными. Даже птицы сидели тихо; пожиратели падали торчали на своих насестах на деревьях, словно уродливые чёрные плоды.
Благодаря своей голой потеющей коже люди были приспособлены к условиям этой жаркой открытой и сухой местности не хуже, чем любой другой вид, живущий здесь. Но они тоже начали свой день вяло. Они кругами бродили по своему скалистому островку, подбирая то, что осталось от вчерашней еды.
Эта местность была не особенно богатой. Люди не обсуждали своих планов - они никогда этого не делали, и в любом случае у них не было никаких реальных планов - но было вполне очевидно, что они не должны здесь оставаться. Вскоре некоторые мужчины начали собираться у русла реки, чтобы продолжить свой путь на юг.
Но состояние Негодника за ночь ухудшилось. Подошвы его ног треснули и сочились водянистым гноем, а когда он попробовал встать на них, то вскрикнул от боли. Сегодня он вряд ли смог бы куда-нибудь пойти.
Тихая, бабушка Дальней и многие другие женщины остались рядом с Негодником. Что касается мужчин, женщины просто не обращали внимания на их выходки, когда те нетерпеливо бродили туда-сюда по тропе, уводившей на юг.
Этот конфликт, почти бессловесный, растянувшийся на целый день, был пагубен для них для всех. Это была настоящая дилемма. Саванна не была похожа на изобильный, надёжный лес более ранних эпох; нельзя было уйти просто в каком-то случайном направлении. На этой скудной и изменчивой земле люди каждый день сталкивались с необходимостью решать вопросы: куда идти, чтобы искать пищу или воду, каких опасностей нужно избегать. Если они давали на них неправильный ответ, даже единожды, последствия были очень серьёзными. Но у ходоков было немного детей, на каждого из них тратились значительные усилия, поэтому бросить его было нелегко.
Наконец, мужчины сдались. Некоторые из них вернулись на скалу, чтобы полежать в свете высокого жаркого солнца. Группа других под предводительством Бровастого отправилась по следу стада слонов - похоже, один из детёнышей в нём хромал. Остальные мужчины, а также женщины и старшие дети, разбрелись по своим участкам для сбора пищи, которые они уже осматривали вчера.
Образ жизни этих людей - наличие места сбора группы, сбор пищи и распределение пищи и труда - был необходимостью. На открытой равнине люди должны были упорно трудиться, чтобы добыть пищу, а их медленно растущее потомство требовало большой заботы. Так или иначе, им приходилось сотрудничать и делиться. Но никто ничего не планировал. Во многих отношениях это больше напоминало волчью стаю, чем какое-либо человеческое сообщество.
Дальняя провела большую часть утра в той же самой растоптанной чаще, где вчера работала её мать. Земля была уже сильно обыскана, поэтому для того, чтобы отыскать новые корни и плоды, нужно было изрядно покопаться. Вскоре она перегрелась, испачкалась и ощущала неловкость. Она чувствовала тревожность и отсутствие свободы, а длинные ноги, на которые она присела среди утоптанной грязи и мусора, заметно болели.
Ближе к полудню бесцельная неподвижность этого странного, тяжёлого дня усилилась. Саванна, открытая и свободная, манила к себе Дальнюю, так же, как и вчера. Чувство пустоты в её животе притупилось, и её стремление покинуть это место преодолело бремя необходимости выживания и семейных обязанностей.
Одна стройная пальма пережила прилив внимания дейнотериев, и на её вершине висела гроздь орехов. Молодой мужчина забрался на дерево с ловкостью, которая проистекала из глубоко похороненной памяти его тела о прежних временах, когда мир был зеленее. Дальняя следила за движениями его гибкого туловища и ощущала специфическую боль внизу своего живота.
Она приняла своего рода решение. Уронив остатки еды, она выкарабкалась из зарослей и просто побежала на запад.
Когда её конечности заработали, лёгкие стали качать воздух, и она ощутила под ногами затвердевшую и не пачкающую грязь, она почувствовала огромное облегчение. На какое-то время, пока она бежала, не думая, даже дневная жара стала чувствоваться легче, потому что дуновение воздуха при её движении охлаждало кожу.
Вдруг послышался глубокий, угрожающий грохот, который отозвался в небе эхом. Она остановилась, присела и огляделась в страхе.
Яркий солнечный свет потускнел. Густые чёрные тучи наползали на небо с востока. Её испугала вспышка сиреневатого света, который осветил тучи изнутри. Почти немедленно послышался раскатистый треск и более глубокий и продолжительный грохот, который, казалось, перекатывался по всему небу.
Оглянувшись на скалистое обнажение, которое внезапно оказалось очень далеко, она увидела, что люди бегут, собирая своих детей. Её сердце тяжело застучало; Дальняя вскочила и побежала обратно.
Но теперь с потемневшего неба хлынул дождь. Капли были достаточно тяжёлыми: они хлестали по её голой коже и незащищённым волосам, и выбивали маленькие кратеры в грязи. Земля быстро превращалась в вязкую грязь, которая липла к её ногам, замедляя бег.
Свет сверкнул вновь - на сей раз большая река света, которая на миг соединила небо и землю. Ослеплённая, она споткнулась и упала в грязь. Вокруг неё стоял ужасный грохот, словно мир разваливался на куски.
Она видела, что высокая пальма в центре вытоптанной поляны разлетелась надвое и горела; языки пламени лизали перистые листья, беспомощно поникшие на её вершине. Огонь быстро распространился по остальной части разгромленных зарослей - а затем занялась сухая трава на равнине вокруг.
Пелена серо-чёрного дыма начала подниматься над нею. Она встала на ноги и попробовала продолжить бег. Но, несмотря на продолжающийся дождь, пожар распространялся быстро. Сезон был исключительно сухим, и саванна была покрыта пожелтевшей травой, высохшими кустами и упавшими деревьями, готовыми сгореть. Где-то затрубил слон. Дальняя мельком увидела стройные фигуры, убегающие сквозь тьму: наверное, жирафы.
Однако гоминиды были в безопасности. Огонь просто обогнул бы их скалистый выступ без вреда для них. Хотя они все пострадали бы от дыма и жара, из-за этого никто бы не умер. И если бы Дальняя смогла добраться до выступа, она также была бы в безопасности. Но она всё ещё была на расстоянии сотен метров от него, и стена дыма и пламени преградила ей путь. Огонь с жадностью прыгал по высокой сухой траве, и каждый лист сгорал моментально. Воздух стал дымным, заставляя её кашлять. Частицы горящей растительности кружились в воздухе - обугленные, но всё ещё рдеющие. Попадая ей на кожу, они жалили её.
Она сделала единственную вещь, которую могла. Она развернулась и побежала: побежала на запад, прочь от пожара, прочь от своей семьи.
Она не переставала бежать, пока не добежала до густого леса. Увидев перед собой сплошную зелёную стену, она колебалась лишь мгновение. Здесь скрывались другие опасности, но пожару это место было явно не по зубам. Она углубилась в чащу.
Присев поближе к корню древовидного папоротника, окружённая его влажными цепкими листьями, она смотрела на саванну. Пожар всё ещё жадно полз по высокой траве, а дым поднимался и просачивался в густой лес. Но этот участок леса явно был слишком густым и влажным, чтобы быть под угрозой. А огонь быстро пожрал собственное топливо; дождь начал тушить языки пламени.
Скоро она сможет выйти отсюда. Она присела на корточки, выжидая этот момент.
Её внимание привлекло быстрое движение вблизи её ноги. У основания текстурированного корня древовидного папоротника в её ноге с механической чёткостью движений полз скорпион. Без колебаний, но заботясь о том, чтобы избежать жала, она прихлопнула скорпиона нижней частью ладони. Осторожно зажав скорпиона двумя пальцами, она подняла его и поднесла к своему рту.
Что-то врезалось ей в спину. Она опрокинулась вперёд и упала на живот, а на её спине сидела масса - горячая, тяжёлая и мускулистая. Вокруг неё слышались визг и вопли, а кулаки барабанили её по спине и голове.
Глубоко вздохнув и собравшись с силами, она перевернулась.
По ней скакало тонкотелое существо. Оно было чуть выше, чем в половину её роста, с тощим телом, покрытым буровато-чёрной шерстью, с длинными руками, головой, похожей на обезьянью, которая высилась над узкой конической грудной клеткой, и с тонким розовым половым членом, торчащим ниже его живота. Его шерсть была мокрой от дождя, и он вонял; запах был затхлый и сильный. И все же оно - нет, всё же "он" - стоял на ней вертикально, как кто-то из её собственного вида, как не может ни одна обезьяна.
Это был питек - обезьяночеловек, человек-шимпанзе, представитель самых первых гоминид, очень дальний родственник Дальней. А среди путаницы ветвей над ней их было ещё больше, и они спускались вниз, словно тени.
Она захотела встать. Но что-то ударило её по голове, и она провалилась во тьму.
Когда она пришла в себя, она лежала на спине. Её грудь, ноги и ягодицы болели.
Повсюду вокруг неё были питеки.
Некоторые из них карабкались на деревья афцелии в поисках плодов. Другие копались в земле, добывая корни мусанги. Это были активные двуногие существа, которые работали без слов. Но, в отличие от неё, они были невысокого роста, волосатые, с дряблой, как у шимпанзе, кожей.
Кто-то кричал. Дальняя обернулась, чтобы посмотреть.
В грязи присела самка питека. Она тужилась, её лицо было искажено, а дряблые груди налились молоком. Дальняя смутно видела, как что-то небольшое и плотное появилось из задней части её тела: это была волосатая голова детёныша, покрытая слизью. Эта самка питека рожала.
Её окружили другие самки: сёстры, кузины и её мать. Лопоча и тихонько ухая, они просунули руки между ногами этой новой матери. Они осторожно возились с детёнышем, пока он плавно появлялся из родовых путей.
Новая мать столкнулась с такими проблемами, каких не выдержал бы никто из более ранних приматов, поскольку детёныш рождался в сторону, противоположную направлению её взгляда. Листик, самка времён Капо, смогла бы увидеть лицо своего детёныша, когда оно покажется наружу, и сумела бы дотянуться себе между ног, чтобы направить голову и тело своего детёныша на выход из родовых путей. Если бы эта самка питека попробовала сделать то же самое, она выгнула бы шею детёныша назад, и подвергла бы его риску повреждения спинного мозга, нервов и мускулатуры. Она не смогла бы справиться с этим в одиночку, как это сделала бы Листик - но она и не должна была так делать.
Когда освободились руки детёныша, он уцепился за шерсть своей матери и начал тянуть. Даже сейчас он уже был достаточно сильным, чтобы помочь собственному рождению.
Всё это было последствиями двуногого прямохождения. Четвероногое животное поддерживает органы в брюшной полости при помощи соединительной ткани, которая свисает с позвоночника. Таз был просто соединительным элементом, который передавал давление, оказываемое на позвоночник, вниз и наружу - к бёдрам и ногам. Но если ты захочешь ходить вертикально, то твоему тазу придётся поддерживать вес органов брюшной полости, и ещё веса растущего внутри тебя эмбриона. Таз у прямоходящих питеков быстро приспособился к этому, превратившись в чашевидное опорное образование, как у человека. Центральное отверстие для родового канала также изменилось - оно стало больше в поперечном направлении, чем в продольном, и приобрело овальную форму, чтобы соответствовать форме черепа детёныша.
Родовые пути у этой матери-питека были уже, чем голова её детёныша, в противоположность всем предшествовавшим видам приматов. Её детёныш входил в канал, повернувшись лицом к боку матери, что позволяло пройти его голове. Но затем он должен был перевернуться, чтобы положение его плеч совпало с самым большим из измерений родового канала. Иногда детёныш выходил в самом простом положении, лицом к матери, но чаще он отворачивался от неё.
В будущем, по мере того, как черепа гоминид увеличатся в размерах, чтобы вместить более крупный мозг, потребуется ещё более сложная перестройка родовых путей, поэтому ребёнку Джоан Юзеб, когда он будет появляться на свет, придётся совершать такие сложные изгибы и повороты. Но даже в эти древние времена первые двуногие матери уже нуждались в акушерках - и среди питеков появился новый вид социальных обязательств.
Наконец, детёныш появился целиком и шлёпнулся на усыпанную листьями землю, сжав маленькие кулачки. Мать опустилась на землю со вздохом облегчения. Одна из старших питеков подняла детёныша, счистила слизистые пробки с его рта и носа и подула ему в ноздри. После первого вопля маленького мохнатого комочка акушерка безапелляционно сунула детёныша в руки его матери и оставила их.
Внезапно Дальняя почувствовала сильные руки, сжавшиеся на её лодыжках. Её трясло по земле, листья и грязь зашуршали под её спиной, и она потеряла из виду мать и дитя.
Её волокли по подлеску. Каждый раз, когда её голова ударялась об камень или корень дерева, отдавался вспышкой боли. Её окружали вопящие и визжащие существа. Теперь она видела, что все они были самцами с узловатыми розовыми гениталиями, наполовину скрытыми среди шерсти, и с удивительно крупными яичками, которые они рассеянно почёсывали. Когда они ходили, их поступь была странно неуклюжей, а коленные суставы выглядели своеобразно.
Она смутно поняла, что её волокли дальше в лес. Но у неё просто не было ни сил, ни желания бороться.
Внезапно, сердито завывая, из зелёных глубин чащи выскочила другая группа питеков. Самцы, которые схватили Дальнюю, бросились на защиту от этих пришлых.
Какое-то время вокруг развернулся целый фестиваль воплей, криков и демонстраций. Питеки топорщили шерсть, что заставляло некоторых из них выглядеть вдвое больше их обычного размера. Более крупные особи продирались сквозь ветви, сдирали с деревьев листья, прыгали и хлопали ладонями по земле. Один из членов группы, схватившей Дальнюю, выставил огромный розовый эрегированный член и тряс им перед нарушителями. Другой выгнул спину и помочился перед своими соперниками. И всё в таком же духе. Это была шумная, суматошная, вонючая стычка между двумя группами существ, которые на взгляд Дальней выглядели совершенно одинаково.
Наконец особи, схватившие Дальнюю, отогнали нарушителей границ. Вздыбив шерсть, давая выход остаточной агрессии, они носились вокруг деревьев, визжа и огрызаясь друг на друга.
Потом, успокоившись, питеки начали что-то искать на земле; их длинные пальцы разгребали лесной мусор - листья и веточки. Один из них нашёл кусок чёрного камня, базальтовый булыжник. Он быстро нашёл другой камень и начал раз за разом поворачивать первый камень в руках, смешно высунув изо рта свой розовый язык.
Наконец показалось, что он был удовлетворён. Не сводя взгляда с куска базальта, он уложил его на землю, придерживая в нужном положении большим и указательным пальцами. Затем он нанёс удар камнем-молотком. От камня, в который он метил, в разные стороны полетели осколки, и многие из них были такими мелкими, что их было едва видно. Питек порылся в грязи, урча от разочарования, а потом вернулся к своему камню и снова начал вертеть его в руках. Когда он ударил по нему во второй раз, аккуратно отломился тонкий чёрный отщеп размером с его ладонь. Питек взял свой отщеп в руку, зажав между большим и указательным пальцами, и попробовал его край.
Этот каменный нож был просто отломанным осколком камня. Но его изготовление, включающее понимание материала, с которым предстояло работать, и использование одного инструмента для изготовления другого, было подвигом в познании, который лежал далеко за пределами возможностей Капо.
Питек посмотрел на Дальнюю. Он знал, что Дальняя находится в сознании, но в любом случае собирался начать разделку своей добычи.
Его рука мелькнула в воздухе. Каменный отщеп воткнулся в плечо Дальней.
Внезапная резкая боль и тёплый поток её собственной крови вывели Дальнюю из состояния пассивного шока. Она завизжала. Питек заревел в ответ и снова занёс свой отщеп. Но так же, как она раздавила скорпиона, Дальняя врезала нижней частью ладони ему в лицо. Она почувствовала приятный её слуху хруст кости, а рука покрылась кровью и соплями. Он отшатнулся, залитый кровью.
Испуганные питеки отступили, вопя в знак тревоги и хлопая своими большими ладонями по земле, словно заново оценивая силу и опасность этого большого злого животного, которое они притащили к себе в лес.
Но вот один из них оскалил зубы и начал надвигаться на неё.
Усилием воли она поднялась на ноги и побежала, глубже во мрак леса.
Она ударялась об стволы деревьев и пролезала сквозь густые сплетения ветвей; лианы и корни цеплялись за её ноги. Её длинные ноги и сильные лёгкие, предназначенные для часов бега по ровной открытой местности, были почти бесполезны в этих густых зарослях, где она не могла шагу супить, не споткнувшись обо что-нибудь.
А тем временем питеки, словно тени, двигались вокруг неё, лопоча и вопя, легко лазая по стволам и по веткам, прыгая с дерева на дерево. Это было их место обитания, но не её. Когда они решили переселиться в саванну, вид Дальней выгнал их обратно в лес - ставший, словно в отместку, не убежищем, а царством опасности и клаустрофобии, населённым этими питеками, которые, словно сказочные лесные человечки, каких они сильно напоминали, ещё долго будут населять кошмары грядущих времён.
Вскоре питеки настигли её с обеих сторон и начали сближаться друг с другом.
Внезапно она наткнулась на сумрачную полянку - где перед ней с рёвом возникло новое чудовище. Она завизжала и с размаху шлёпнулась в грязь.