- Поплыли со мной, - ровным голосом сказал Эйан. - Привяжи своё каноэ к моему. Мы победим океан вместе.
Торр сильно покачал головой, избегая смотреть Эйану в глаза.
Эйан печально готовился к отплытию.
- Постой, - мягко сказал Торр. - Я не пойду с тобой. Но ты возьмёшь моё каноэ. Оно поплывёт рядом с твоим. Моё тело будет здесь, копая корешки, - он усмехнулся, но уже задумчиво. - Но моя душа будет с тобой, в каноэ.
- Брат…
- Просто возвращайся.
Использование каноэ Торра подсказало Эйану новую идею.
Во втором каноэ, хотя оно и будет нагружено запасом еды и другими припасами, не будет гребцов. Это означало, что оно не будет таким же тяжёлым, как каноэ Эйана, и связать каноэ бок о бок было бы не лучшим решением для достижения устойчивости.
Немного подумав и много поэкспериментировав, Эйан прикрепил крепкое каноэ Торра, сделанное из коры, к своему собственному двумя длинными деревянными поперечинами. Устроенные таким образом, два каноэ, связанные открытой деревянной рамой, представляли собой нечто вроде плота, уложенного на каноэ.
По мере того, как развивалась его задумка, эта идея захватила его. Возможно, выбрав этот новый путь, он мог объединить всё лучшее, что есть в двух типах устройства плавательных средств. Гребцы и их имущество могли бы удобнее расположиться внутри корпуса выдолбленного из дерева каноэ, чем сидеть в открытую на поверхности плота, а второе каноэ придаст им устойчивость широкой плоскости плота.
Он договорился с Рочей насчёт новых испытаний на реке и вблизи берега океана. Оказалось, что судну с двойным корпусом труднее маневрировать, чем отдельному каноэ, но оно было гораздо устойчивее. Хотя они вышли в океан дальше, чем в первый раз, когда испытывали одну долблёнку, они ни разу не опрокинулись. А из-за того, что им не приходилось постоянно поддерживать своё сооружение в вертикальном положении, как было нужно для простой долблёнки, путешествие казалось гораздо менее утомительным.
Наконец, Эйан почувствовал, что он был готов.
Он попробовал один последний раз отговорить Рочу от поездки с ним. Но в глазах Рочи он увидел своего рода неистребимую неугомонность, твёрдое намерение принять этот великий вызов. Как и у Эйана, её имя пришло из прошлого; возможно где-то среди предков Рочи был ещё одним великим путешественником.
Они загрузили в каноэ провизию - сушёное мясо и корни, вода, раковины и кожи для вычерпывания воды, оружие и инструменты, и даже связку сухой древесины, чтобы разводить костёр. Они пробовали подготовиться к чему угодно. Они понятия не имели, что найдут на том зелёном берегу на юге - ни единой мысли об этом.
Когда они отправлялись в этот раз, не было смысла это праздновать. Люди отворачивались, уделяя внимание своей работе по хозяйству. Даже Торр не пришёл, чтобы посмотреть, как двойное каноэ плавно выходит из эстуария. Эйан не мог не чувствовать себя угнетённым из-за их неодобрения, даже когда чувствовал плавное покачивание своего детища, плывущего навстречу глубокой воде.
Но эта скромная экспедиция была началом величайшего приключения.
На всем пространстве полуострова независимо возникала конструкция каноэ с аутригером, как у Эйана. В некоторых местах этот проект эволюционировал от двойных каноэ, какое было у Эйана, с последующим появлением поплавка, происходящего от уменьшенного второго каноэ. В некоторых случаях прародителем проекта был скорее открытый плот. В другом месте люди экспериментировали с простыми жердями, привязанными поперёк планширя каноэ, чтобы упростить обращение с ним. Несмотря на различное и независимое происхождение, аутригер стал решением проблемы неустойчивости, которая до того момента ограничивала применение каноэ реками.
А в последующие поколения потомки этого народа со своими аутригерами расселятся по всей Австралазии, по Индийскому океану и по Океании. На запад они доплывут до самого Мадагаскара близ побережья Африки, на восток - через весь Тихий океан до острова Пасхи, на север - до Тайваня у китайского побережья, а на юг - до самой Новой Зеландии, взяв с собой язык и культуру. Это была эпическая миграция: она растянется на десятки тысяч лет.
Но в итоге дети этого речного народа охватят своими путешествиями более двухсот шестидесяти градусов окружности Земли.
Они преодолели пролив, отделяющий от новой земли, настолько плавно и легко, что это едва не разочаровало их.
Эйан и Роча плыли вдоль неизвестного побережья. Наконец, они добрались до такого места, где смогли различить поток того, что можно было определить как пресную воду, вытекающий из густой растительности на суше. Они направили своё судно на сближение с берегом и с усилием гребли, пока не почувствовали, как носы каноэ врезались в дно прибрежной отмели. Они высадились на полосе пляжа, окаймлённого густым, непроходимым лесом.
Роча закричала: "Я первая, я первая!" Она выпрыгнула из долблёнки - во всяком случае, попробовала сделать это: после пары дней в море её ноги подкосились, она поскользнулась и со смехом шлёпнулась задом в воду.
Это была не слишком торжественная высадка. Никто не произносил речей и не поднимал флагов. И здесь не поставили никакого памятника; фактически, ещё через тридцать тысяч лет это первое место высадки будет затоплено поднимающимся морем. Но это был исключительный момент. Ведь Роча стала первым гоминидом, который когда-либо касался земли Австралии, первым, кто ступил ногой на этот континент.
Эйан выбирался осторожнее. Потом, стоя по колено в тёплой прибрежной воде, они тянули каноэ, пока не вытащили их на твёрдую землю.
Роча побежала прямо к потоку пресной воды. Она бросилась в него и валялась в воде, пила её большими глотками и очищая свою кожу.
- Тьфу, соль! Я уже вся покрыта её коркой.
Кипя задором юности, она перебралась через ручей и пошла к краю леса в поисках свежих плодов.
Эйан сделал большой глоток прохладной пресной воды и окунул в неё голову на несколько мгновений. Потом, ощущая дрожь в ногах, он пошёл по пляжу, осматривая джунгли. Он узнал мангровые деревья, пальмы - их было много, как дома. Он спрашивал себя: насколько далеко тянется этот новый остров? И он спрашивал себя, были ли здесь, в конце концов, люди?
Роча слегка взвизгнула. Он поспешил в её сторону.
Сквозь густую растительность что-то двигалось. Оно было тяжёлым, однако двигалось совершенно бесшумно. Была в этом существе пугающая рептильная неподвижность, которая вызвала к жизни глубокий первобытный страх в их сердцах. И вот оно появилось перед ними, выскользнув из подлеска. Это была змея - Эйан сразу увидел это, но змея такого размера, какого он никогда раньше не видел. Она была, по меньшей мере, один шаг в поперечнике и семь или восемь шагов в длину. Брат и сестра схватились за руки и поспешили из леса обратно на пляж.
- Чудовища, - прошептала Роча. - Мы приплыли на землю могучих чудовищ.
Они смотрели друг другу в глаза, с трудом дыша, мокрые от пота. А потом они рассмеялись - их страхи сменились возбуждением.
Они с трудом дошли до каноэ, чтобы забрать оттуда древесину и разжечь огонь - первый рукотворный огонь, который когда-либо видела эта огромная земля.
Но не последний.
II
Северо-западная Австралия. Примерно 51 000 лет до нашего времени
На косе каменистого пляжа Йана собирал мидии. Он был голый, на нём был лишь пояс, с которого свисали сетчатые мешки, в которых находились его трофеи. Его кожа была тёмно-коричневого цвета, а курчавые волосы шапкой покрывали голову. В возрасте двадцати одного года он был худощавым, сильным, высоким и очень здоровым - за исключением слегка высохшей ноги - последствий перенесённого в детстве полиомиелита.
Весь покрытый потом, он оторвался от своей работы. На западе солнце садилось за океан, как всегда. Прищурившись, он различил каноэ с аутригерами, и силуэты, выглядевшие очень худыми из-за блеска на поверхности моря: люди, скользящие по воде. День заканчивался, мешки у пояса Йаны были тяжёлыми.
Хватит. Он повернулся и медленно побрёл назад по косе. Во время ходьбы он слегка прихрамывал.
По всему побережью люди возвращались домой - словно ночные бабочки на свет, они двигались к струйкам дыма, которые уже поднимались в небо. Здесь жило множество людей - небольшие тесные общины, кормящиеся за счёт ресурсов моря и рек.
С того момента, когда нога человека впервые ступила по Австралии, сменилось уже примерно пятьдесят поколений. Эйан и Роча вернулись домой, принося новости о том, что они нашли, и за ними последовало ещё больше людей. А их потомки, по-прежнему сохраняя свой уклад жизни, основанный преимущественно на морском и речном промысле, расселились вдоль побережья тогдашней ещё большей территории Австралии, и по рекам проникли на красные равнины внутренней части материка. Но Эйан и Роча были первыми. Их духи по-прежнему переходили из поколения в поколение - сам Йана носил имя и был вместилищем души самого Эйана - а историю о том, как они одолели море, перелетев его на лодке, окаймлённой перьями чайки, и как сражались против гигантских змей и других чудовищ, высадившись здесь, по-прежнему рассказывали шаманы, когда темноту разгонял лишь свет костров.
Йана добрался до своего дома. Его люди жили в поселении, состоящем из нескольких навесов под защитой сильно разрушенного песчаникового утёса. Земля была усыпана мусором, оставленным народом моря: каноэ, аутригеры и плоты на ночь вытаскивали на берег, дюжина гарпунов была приставлена друг к другу пирамидой, и повсюду кучами лежали сети - наполовину сделанные или наполовину починенные.
На открытой площадке в центре поселения из брёвен эвкалипта был сложен большой общий костёр. Костры меньшего размера горели в выложенных булыжниками очагах хижин. Камни, служащие плитами, помещали на большие костры, и мужчины, женщины и старшие дети занимались чисткой и потрошением рыбы. Дети помладше бегали повсюду, создавая проблемы и шум, как всегда делают дети, но они же поднимали всем настроение, и это помогало всем держаться общества друг друга.
Но Йана нигде не видела Агему.
Сжимая свои сумки, он добрался до самого большого из навесов. Агема жила здесь вместе с родителями - троюродными родственниками родителей самого Йаны - и с большим выводком братьев и сестёр. Йана глубоко вздохнул у темнеющего входа в хижину, собрал в кулак всю смелость и ступил под навес. Внутри бурлила жизнь и витала смесь запахов дыма от дров, копчёного мяса, младенцев, молока и пота.
И там он увидел её. Она вытирала младенца, маленькую девочку со спутанными волосами, лицо которой было вымазано соплями.
Йана поднял сетчатый мешок. Мидии внутри него поблёскивали. "Я принёс их тебе", - сказал он. Агема посмотрела, её рот дёрнулся в улыбке, но она отвела взгляд. Ребёнок уставился на него, широко раскрыв глаза. Йана произнёс:
- Думаю, это самые лучшие. Может, мы смогли бы…
Но вдруг из темноты высунулась нога, зацепив его поражённую болезнью ногу. Она сразу же подогнулась и он упал на плотно утрамбованную землю, рассыпая мидии. Вокруг раздался смех. Сильная рука зацепила его за подмышку и снова поставила на ноги.
- Если хочешь произвести на неё впечатление, даже не пробуй ходить с такой ногой, как эта. Ты должен скакать, как кенгуру.
Йана с горящим лицом взглянул в глубокие, красивые глаза Осу, брата Агемы. Его окружили другие братья и сестры. Йана попробовал не давать волю гневу.
- Ты сделал мне подножку.
Когда Осу заметил настоящий гнев в глазах Йаны, его лицо помрачнело.
- Я не хотел проявлять непочтительность, - мягко сказал он.
Его вежливость сделала только хуже. Йана нагнулся, чтобы подобрать мидий.
Осу сказал:
- Постой, позволь мне помочь.
Йана оборвал его:
- Мне твоя помощь не нужна. Они - для…
- А, для моей сестры? - Осу посмотрел на девушку, и Йана видела, что он подмигнул.
Ещё один из братьев - Сало, невероятно высокий, невероятно хороший собой - выступил вперёд.
- Смотри, парень, если ты хочешь произвести на неё впечатление, вот, что ты должен принести в дом, - и он показал Йане раковину мидии - огромного размера, такую большую, что ему пришлось держать её сразу обеими руками.
Йана никогда не видел мидию такого размера, хотя всю жизнь занимался сбором моллюсков - в действительности же, никто из ныне живущих людей не видел такого великана.
- Где ты её нашёл?
Сало неопределённо кивнул:
- На пляже, в старой кухонной куче. Я хочу использовать её как чашу.
Осу кивнул.
- Гигантские мидии, видал? Эйан и Роча, наверное, хорошо кушали в своё время. Конечно, сейчас все пропали. Принеси снова одну такую, малыш-кенгуру, и Агема раздвинет свои ноги быстрее, чем мидия раскрывает ракушку на костре.
Раздался взрыв смеха. Йана видела, что Агема прятала своё лицо, но её плечи тряслись. Снова начался приступ неконтролируемого гнева, и Йана знал, что он должен был уйти оттуда прежде, чем повёл бы себя как ребёнок, показывая свой гнев - или, что ещё хуже, ударил бы одного из этих бесивших его братьев.
Он собрал свои мидии и вышел, стараясь сделать это с как можно большим достоинством. Но, даже когда он вышел, он мог расслышать тихий насмешливый голос Осу:
- Я слышал, у него даже член такой же кривой, как нога.
В ту ночь Йана спал очень мало. Но, лёжа с открытыми глазами, он уже знал, что должен был сделать.
Он поднялся на рассвете. Собрав свои верёвки, закалённые на огне копья, лук, стрелы и инструменты для добывания огня, он выбрался из лагеря.
Следуя вдоль берега реки, он направился вглубь суши.
Тихо ступая по мёртвой лесной подстилке, Йана побеспокоил группу проворных, напоминающих грызунов существ. Это был один из видов кенгуру. Прежде, чем удрать, они посмотрели на него большими обиженными глазами. Он едва заметил их, поскольку спешил.
Многие из деревьев в редкостойном лесу по берегам реки были эвкалиптами, обвитыми полосами наполовину слезшей коры. Эти необычные деревья, подобно многим представителям флоры, были отдалёнными потомками растительности Гондваны, оказавшимися здесь, когда этот островной континент оторвался от других южных земель. А в речной воде, в тени деревьев, плавали другие реликты древних времён. Это были крокодилы, дрейфовавшие на этом материке, как и эвкалипты - но, в отличие от деревьев и подобно своим родственникам в других местах, они едва изменились с течением времени.
Он вышел на поляну.
Семья четвероногих существ размером с носорога прокладывала себе дорогу через поляну. У них были маленькие уши и короткие хвосты, и они ходили, опираясь на всю ступню, как медведи. Они создавали беспорядок в подлеске: своими бивнеподобными нижними зубами они непрерывно обдирали землю в поисках лебеды, которая была для них лакомством. Это были травоядные сумчатые - дипротодоны, нечто вроде гигантского вомбата.
Здесь было много видов кенгуру. Некоторые из мелких видов искали на земле траву и низкорослую растительность. Но более крупные виды были намного выше, чем Йана; эти гиганты вырастали настолько высокими, что могли щипать листву деревьев. Когда кенгуру кормились, они двигались вперёд, используя передние лапы, хвосты и мощные задние лапы - этот способ передвижения был уникален. Они двигались медленно, но до странности изящно, несмотря на свой размер.
Но вот из леса, с дальней стороны поляны раздался рёв. Большие и маленькие кенгуру развернулись и обратились в бегство, двигаясь необыкновенными упругими прыжками. Виновник рёва небрежным шагом выступил на поляну. Он напоминал льва, но не состоял в близком родстве ни с одной кошкой. Это был сумчатый лев - ещё один вид сумчатых, подобно дипротодонам и кенгуру, но это было плотоядное животное, которое приобрело львиный облик благодаря сходным возможностям и ролям. Кошкообразное существо двигалось по поляне плавно и вкрадчиво, а его холодные глаза выслеживали добычу.
Йана осторожно обошёл поляну по краю, не сводя глаз с сумчатого льва.
Хотя в остальном мире стали доминировать плацентарные млекопитающие, Австралия стала лабораторией размером с целый континент, в которой обкатывались адаптивные возможности сумчатых. Там существовали хищные кенгуру, которые охотились свирепыми стаями и двигались высокими скачками. Там же жили странные существа, не похожие ни на одно из животных где-либо в остальном мире: огромные родственники утконосов, гигантские черепахи размером с семейный автомобиль, наземные крокодилы. А по лесам бродили огромные вараны - родственники комодских варанов из Азии, но гораздо крупнее - жуткое воспоминание о меловом периоде, хищные ящерицы в тонну весом, достаточно большие, чтобы проглотить кенгуру или человека.
Йана шёл вперёд, но его мысли летели далеко впереди него.
Йана знал Агему всю её жизнь, и она знала его столько же; здесь, в этой тесной общине, все знали друг друга. Но только в прошлом году, когда ей исполнилось семнадцать, она стала так сильно привлекать его. Даже сейчас он не мог сказать, что в ней было такого особенного, что приводило его в такой восторг. Она была невысокой, не очень красивой, с грудями, которые навсегда останутся маленькими, со слишком широкими бёдрами и ягодицами, а её лицо было полнолунием плоти с маленьким носом и опущенными вниз уголками рта. Но в ней была какая-то тишина, подобная тишине моря, когда твоё каноэ находится вдали от земли - спокойствие, скрывающее глубину и изобилие.
Он едва говорил с ней об этом. Он вообще едва разговаривал с ней - фактически, на протяжении целого года, с тех пор, как начал чувствовать это по отношению к ней.
Но что действительно причиняло ему боль, так это то, что Осу и те другие горластые идиоты были правы, когда доводили его до бешенства, указывая на его хромоту, на его непригодность для Агемы в качестве мужа. Они пробовали защитить свою сестру от того, кто был ей не парой. Он знал, что его повреждённая нога не была непреодолимым препятствием для того, чтобы он мог добывать всё нужное для жизни, чтобы мог помогать Агеме растить детей, которых так сильно хотел иметь от неё, но первое, что он должен был сделать - убедить в этом её саму и её семью.
И он никогда не собирался делать это, соскребая мидий с камней, как ребёнок. Он собирался отправиться на охоту, только и всего. Он собирался уйти и принести домой какую-то крупную дичь - и он должен был сделать это в одиночку, и тем самым доказать Агеме и остальным, что он был таким же сильным, находчивым и искусным, как любой другой мужчина.
Большую часть пищи люди получали, охотясь на небольших существ или просто занимаясь собирательством на море, в реке и в прибрежной полосе леса: это была легкодоступная, не требующая риска и незатейливая пища. Охота на крупную дичь была в значительной степени привилегией мужчин - опасная игра, которая давала мужчинам и мальчикам возможность похвастаться своей физической формой, как это всегда было. И теперь Йана оказался перед необходимостью поиграть в эту древнюю игру.
Конечно же, он не был настолько глуп, чтобы в одиночку нападать на кого-то слишком крупного. Самых больших животных можно было убить только при совместной охоте. Но была одна добыча, которую мог принести домой одиночный охотник.
Он продолжал идти, углубляясь всё дальше в лес.