- Возможно, он уже сел.
- Возможно. Или, возможно, с ним что-то случилось.
- Тогда дерьмово, верно, Бокоход?
Бокоход не ответил.
- Как-то я видел некоторые древнеримские руины, - зашептал Снежок. - Адрианов вал. Он был похож на всё это. Весь зарос, даже известковый раствор весь выкрошился.
- Это явление иного масштаба, - пробормотал Бокоход. - Даже для Древнего Рима. У нас была глобальная цивилизация, перенаселённый мир. Всё было взаимосвязано.
- И что, ты думаешь, случилось?
- Не знаю. Возможно, это тот долбаный вулкан. Голод. Болезни. Всюду беженцы. И в итоге, предполагаю, война. Я рад, что не окунулся в это.
- Эй, вы, двое, заткнитесь, - прошептал Ахмед.
Снежок сел. Он посмотрел сквозь лишённый стёкол оконный проём в стене церкви. Ему не было видно ничего. Земля была лишь тёмным покрывалом, нигде не мерцали огни, не было зарева уличных фонарей на горизонте. Возможно, так же темно, как здесь, было повсюду. Возможно, их костёр был единственным светом в Англии - да и на всей проклятой планете. Это была чудовищная, невероятная, недопустимая мысль. Возможно, Бокоход мог принять её должным образом, но Снежок точно не мог.
Какое-то животное выло в ночи.
Он подбросил побольше дерева в костёр и зарылся поглубже в свою кучу растений.
Бокоход был прав. Марса не было.
Репликаторы, исследовательские роботы Яна Моугана, выжили. Программа была разработана как предшествующая колонизации планеты людьми. Самокопирующиеся роботы были снабжены инструкциями - строить дома для астронавтов-людей, делать для них автомобили и компьютеры, накапливать воздух и воду, и даже выращивать для них пищу.
Но люди так никогда и не прилетели. От них даже перестали поступать команды.
Это не беспокоило самокопирующихся роботов. Да и к чему? Пока им не сказали что-то другое, их единственная цель состояла в том, чтобы самокопироваться. Ничто иное не имело значения - даже странная тишина, исходящая от голубого мира в небе.
И они самокопировались.
Множество модификаций было испытано, взято в работу или оставлено без внимания. Прошло не так уж и много времени, чтобы появился принципиально лучший проект устройства.
Репликаторы начали включать элементы фабрики в собственные тела. Новый вид конструкции напоминал беспилотные тракторы, катающиеся по безмятежной красной пыли. Каждый из них весил около тонны. Чтобы сделать собственную копию, каждому из них требовался год - это было гораздо более короткое время воспроизводства, чем раньше, потому что они могли двигаться туда, где были ресурсы.
Через год из одного репликатора нового типа получалось два. Которые ещё через год делали ещё две копии, и всего получалось четыре. А ещё через год их было восемь. И так далее.
Рост был экспоненциальным. Результат был предсказуемым.
За один век роботы-фабрики были на Марсе повсюду: от полюсов до экватора, от вершины горы Олимп до глубин впадины Эллада. Некоторые из них вступили в конфликт за ресурсы: начались медленные, логические, механические войны. Другие начали рыть глубже, осваивая глубинные материалы Марса. Если рыть шахты, всё ещё было много ресурсов, чтобы развернуться - во всяком случае, на какое-то время.
Шахты тянулись всё глубже и глубже. В некоторых местах кора разрушилась. Но они всё равно продолжали рыть. Марс был холодным и твёрдым миром, его внутренняя часть в значительной степени состояла из камня. Это помогло рыть шахты. Но по мере того, как репликаторы рыли всё глубже и сталкивались с новыми условиями, они должны были быстро учиться и приспосабливаться. Конечно же, они умели это делать.
Но всё равно проникновение сквозь мантию бросило им определённый технический вызов. Демонтаж ядра также был сложной задачей.
Марс весил в сто миллиардов миллиардов раз больше, чем любой из тракторов-репликаторов. Но это число казалось небольшим в свете правила удвоения в каждом поколении. Из-за продолжающихся конфликтов темп роста несколько замедлился по сравнению с оптимальным. Но даже в этом случае всего лишь за несколько сотен поколений Марс пропал - весь, за исключением остатков его вещества, преобразованных в блестящие массы репликаторов.
Преобразовав целую планету в копии самих себя, воспользовавшись солнечными парусами, двигателями ядерного синтеза, и даже примитивными двигателями, работающими на антиматерии, рой репликаторов покинул Солнечную систему в поисках сырья.
На следующий день, бродя в окрестностях города, Снежок видел птиц, белок, мышей, кроликов и крыс. Однажды он подумал, что видел козу; это существо бросилось бежать при его приближении.
И не более того. Даже казалось, что вокруг было не так уж и много птиц. Место было тихим, словно все живые существа собрались и ушли.
Тем не менее, некоторые из крыс были огромными. И ещё были крысоволки, которых, как он думал, он сумел заметить ранее. Но, кто бы это ни был, они сбежали, когда он подходил.
Грызуны всегда были конкурентами приматов, говорил Бокоход. Даже на пике своей технической цивилизации люди должны были быть довольными, если удавалось просто удерживать грызунов подальше от себя и от продовольствия. Теперь, когда люди сошли со сцены, крысы явно процветали.
Тем не менее, охотиться было легко. Снежок, движимый желанием поэкспериментировать, установил несколько ловушек. Они сработали. Зайцы и полёвки выглядели на удивление ручными. Если подумать, то это ещё один плохой знак, потому что он означал, что до этого они не видели людей.
В конце второго дня Ахмед собрал их в руинах церкви, усадив неровным кругом на изъеденных каменных блоках.
Снежок заметил небольшие изменения в группе. Луна потупила взгляд, избегая смотреть в глаза остальным. Боннер, Ахмед и Бокоход с подозрением смотрели друг на друга и на Снежка.
Ахмед поднял пустую упаковку от сухого пайка:
- Мы не можем оставаться здесь. Мы должны выработать план действий.
Боннер покачал головой.
- Важнее всего будет найти других людей.
- Нам нужно посмотреть правде в глаза, - сказал Бокоход. - Никаких других людей нет - никого из тех, кто смог бы помочь нам, во всяком случае. Мы не видели ни одного. Мы не видели никаких признаков того, что хоть один из них недавно был в этой местности.
- Никаких инверсионных следов, - сказал Ахмед, указав на небо. - Никакого радиосигнала ни на одной частоте. Ни одного спутника. Что-то пошло не так…
Луна притворно рассмеялась:
- Скажи это ещё разок.
- Нам неизвестно, как разворачивались события. Перед самым концом они, наверное, стали хаотическими. Нам так и не дали сигнала к подъёму. В конечном счёте, я полагаю, про нас забыли. Пока мы не вернулись к жизни случайно.
Снежок заставил себя задать вопрос.
- Сколько же прошло времени, Бок?
Бокоход почесал свой нос.
- Сложно сказать. Если бы у нас был астрономический альманах, то, я предполагаю, мы смогли бы вывести эти данные по изменившемуся положению звёзд. Если же этого нельзя сделать, то наше лучшее предположение основывается на зрелости дубравы.
Боннер рявкнул:
- В тебе до хрена дерьмища, ты, тощий ублюдок. Сколько, твою мать, времени прошло? Пятьдесят лет, шестьдесят…
- Не меньше тысячи лет, - ответил Бокоход, и его голос был твёрдым. - Возможно, больше. Вероятно, больше, если говорить откровенно.
Они переваривали эту информацию молча. А Снежок закрыл глаза, представляя, как ныряет в темноту с палубы авианосца.
Тысяча лет. И всё же это значило не больше, чем пятидесятилетний разрыв, который, как он считал, отделял его от жены. Возможно, даже меньше, потому что это просто невозможно было представить.
- Какое-то странное это будущее, - резко сказал Боннер. - Ни реактивных автомобилей, ни звездолётов, ни городов на Луне. Просто кучи дерьма.
Ахмед сказал:
- Нам придётся принять как должное то, что мы не рассчитываем найти кого-то ещё. То, что мы одни. Мы должны строить планы, основываясь на этой посылке.
Бокоход фыркнул.
- Цивилизация рухнула, все мертвы, а мы застряли на тысячу лет в будущем. И как мы думаем строить планы?
- Эта река, вероятно, чистая, - сказал Снежок. - Все фабрики, должно быть, закрылись целые столетия тому назад.
Ахмед с благодарностью кивнул ему.
- Хорошо. В конце концов, мы сумеем что-нибудь построить. Мы можем ловить рыбу, можем охотиться; мы можем начать это с завтрашнего дня. Бокоход, почему бы тебе не воспользоваться своим мозгом для чего-нибудь полезного, и не подумать о рыбной ловле? Придумай, как мы сможем сварганить снасти, сети, ещё какую-нибудь фигню. Снежок, займись тем же самым, но уже насчёт охоты. Если идти дальше, то мы оказываемся перед необходимостью найти где-нибудь место для жизни. Возможно, мы сможем разыскать ферму. Начните думать о том, как расчистить землю, сеять пшеницу, - он посмотрел на небо. - Как вы думаете, какое сейчас время года? Раннее лето? В этом году мы слишком запоздали с урожаем. Но следующей весной…
Бокоход оборвал его:
- И где ты думаешь, что сможешь найти пшеницу? Ты знаешь, что случается, если ты оставишь зерно или несжатую пшеницу? Колосья падают на землю и гниют. Культурной пшенице для выживания нужны мы. А если ты оставишь коров не доёными в течение нескольких дней, они просто сдохнут - у них лопнет вымя.
- Полегче, - сказал Снежок.
- Всё, что я тебе говорю - то, что, если хочешь устроить ферму, тебе придётся начинать всё на пустом месте. Всё, мать твою, сельское хозяйство и земледелие, всё опять и опять из взятых в природе растений и животных.
Ахмед натянуто кивнул.
- Нам, Бок. Не "тебе". Нам. Мы все огребли здесь проблем. Ладно. Так что это мы и будем делать. И в то же самое время мы занимаемся собирательством, мы охотимся. Мы живём за счёт земли. Так бывало и раньше.
Луна потянула пальцами свою одежду.
- Этот материал не будет существовать вечно. Нам нужно будет выяснить, как делать ткань. И наше оружие будет вообще бесполезно, как только закончатся боеприпасы.
- Возможно, мы сумеем сделать ещё боеприпасов, - сказал Боннер.
Бокоход лишь рассмеялся.
- Думай о каменных топорах, приятель.
Боннер проворчал:
- Я не знаю, как сделать долбаный каменный топор.
- Да и я тоже не задумывался об этом, - глубокомысленно сказал Бокоход. - И знаете, что? Держу пари, нет даже ни одной книги, в которой говорится, как это делать. Вся та мудрость, приобретённая в страданиях с тех пор, как мы скакали в виде голых Homo erectus по всей Африке. Всё пропало.
- Тогда опять же мы просто должны будем начать это снова, - твёрдо сказал Ахмед.
Боннер взглянул на него.
- Почему?
Ахмед посмотрел на небо.
- Мы должны это сделать ради наших детей.
Бокоход сказал просто:
- Четыре Адама и одна Ева.
Повисла долгая, напряжённая тишина. Луна была похожа на статую, её глаза были неподвижными. Снежок заметил, как близко она держала свою руку к PPK.
Ахмед поднялся на ноги.
- Не думайте о будущем. Думайте о том, как набить себе живот, - он хлопнул в ладоши. - Давайте двигаться.
Они разошлись. Серп луны уже восходил, похожий на костяную стружку в синем небе.
- Ну, - спросил Бокоход Снежка, когда они расходились, - и как ты находишь жизнь в будущем?
- Как в тюрьме, дружище, - с горечью сказал Снежок. - Словно мотаю охрененный срок.
III
Примерно в пяти километрах от базового лагеря Снежок попробовал разжечь костёр.
Он находился на том месте, которое когда-то, наверное, было полем. Ещё оставались следы сухой каменной кладки, которая отмечала собой широкий прямоугольник. Но через тысячу лет, поросшее многолетними травами и злаками, кустами и сеянцами лиственных деревьев, оно очень сильно напоминало любой другой кусок земли по соседству.
Он сделал огневую доску длиной со своё предплечье, с углублением, вырезанным на её плоской стороне. У него были стержень - палочка с заострённым концом, грузик - небольшой камень, который аккуратно ложился ему в руку, и лук - скорее просто молодое деревце с куском пластикового шнурка от обуви, натянутым на нём. Кусочек коры под углублением служил лотком, чтобы ловить тлеющие угольки, которые могли бы получиться. Рядом он собрал небольшую кучку сухой коры, листьев и сухой травы, готовой поддержать огонь. Он встал на правое колено и поставил подушку левой ступни на огневую доску. Он сделал из тетивы лука петлю и просунул в неё стержень. Смазав углубление небольшим количеством собственной ушной серы, он поместил закруглённый конец стержня в углубление на огневой доске, а заострённый - в углубление на грузике. Затем, слегка нажимая на углубление, он начал двигать луком взад-вперёд, вращая стержень с всё большими давлением и скоростью, ожидая, когда пойдёт дым и затлеют угольки.
Снежок знал, что выглядел старым. Теперь он носил длинные волосы, связывая их в "конский хвост" кусочком шнура. Также у него росла борода, хотя он резал её ножом каждые пару дней. Его кожа напоминала дублёную шкуру, вокруг глаз и рта появились морщины. Хорошо, я старый, думал он. И мне уже тысяча лет. Я должен хоть отчасти выглядеть на этот возраст.
Было трудно поверить, что прошло всего лишь чуть больше месяца с тех пор, как они вышли из Ямы.
Пока у них не было реальной потребности заниматься этим - разводить огонь самостоятельно. У них всё ещё оставалось множество коробок влагоустойчивых спичек, и достаточный запас упаковок триоксана - химического источника высокой температуры, весящего немного и широко используемого военными. Но Снежок смотрел в будущее, в тот день, когда им уже не удастся воспользоваться тем, что вынесли из Ямы. Конечно, в какой-то степени он "хитрил". Он пользовался своим прекрасно изготовленным тысячу лет назад швейцарским армейским ножом, чтобы сделать лук и огневую доску; позже ему пришлось бы пользоваться каменным ножом. Но - не всё сразу.
Это древнее поле лежало недалеко от части обширного массива дубрав, которые, насколько они смогли разведать, преобладали на ландшафтах Англии после эпохи человека. Оно раскинулось на небольшой возвышенности. На западе, дальше вниз по склону холма, раскинулось озеро. Снежок мог разглядеть следы каменных стен, исчезающих в глубине спокойных вод. Но озеро заросло тростником, кувшинками и прочей травой, а на его поверхности он мог различить нездоровый серо-зелёный блеск водорослевого цветения. Эутрофикация - так говорил Бокоход: даже сейчас искусственные питательные вещества - особенно фосфор - выщелачивались из земли в озеро и подстёгивали развитие миниатюрной экосистемы. Снежку казалось невероятным, что всё то дерьмо, которое закачивали в свою землю давным-давно умершие фермеры, по-прежнему могло отравлять окружающую среду вокруг него, но это, похоже, было правдой.
Этот пейзаж был до странности пуст. Его окружала тишина. Даже птичьего пения не было слышно.
Некоторые существа, вероятно, быстро восстановили прежние позиции, как только прекратились охота, контроль численности вредителей и использование человеком земель - это зайцы, кролики, куропатки. Крупные млекопитающие размножались настолько медленно, что восстановление должно было занять значительно большее время. Но явно существовало несколько видов оленей, и Снежок мельком заметил в лесах свиней. Им не попадалось никаких крупных хищников. Даже лисицы встречались редко. Совершенно не было никаких хищных птиц, кроме нескольких скворцов, выглядящих довольно агрессивно. Бокоход сказал, что специализированные хищники, стоящие на вершине пищевой пирамиды, должны были вымереть, поскольку поддерживающие их пищевые цепочки разрушились. В Африке, вероятно, тоже не осталось никаких львов или гепардов, сказал он, даже если они избежали съедения последними голодающими беженцами-людьми.
Возможно, подумал Снежок. Однако его больше интересовали крысы.
Конечно, равновесие в итоге восстановилось бы. Изменчивость, адаптация и естественный отбор позаботились бы об этом; так или иначе старые роли оказались бы заполненными. Но это сообщество могло бы ничем не напоминать то, которое исчезло до этого. И ещё, как сказал Бокоход, поскольку среднестатистический вид млекопитающих существовал на протяжении нескольких миллионов лет, пройдут, соответственно, миллионы лет - десять, возможно, двадцать, двадцать миллионов лет - прежде чем вновь сложится мир, блистающий своим богатством. Поэтому, даже если бы люди восстановили численность и продолжили существовать, скажем, ещё пять миллионов лет, они не увидели бы ничего похожего на тот мир, который Снежок знал, будучи ребёнком.
Снежок определённо не был фанатиком в охране лесов. Но в этих мыслях было что-то глубоко тревожное. Насколько странным было дожить до этого времени и увидеть, как это происходит.
Всё ещё никакого дыма, и он не получил ни одного проклятого тлеющего уголька. Он продолжил работать луком.
Главной проблемой в добывании огня было то, что это давало ему слишком много времени на размышления. Он тосковал без своих друзей, без братства морской жизни. Он скучал по своей работе, даже по рутинным делам - возможно, как раз по рутине больше всего, потому что она придавала его жизни определённость, которая отсутствовала сейчас.
Он понял, что скучал по шуму, хотя это было сложнее понять: телевидение, компьютерные сети, музыка, кино и реклама, логотипы, рекламные мелодии и новости. Он подозревал, что единственной вещью в новом мире, которая в итоге свела бы его с ума, была бы тишина - всеохватная, жестокая, растительная тишина. Его бросало в дрожь, когда он представлял себе, как всё было в последние дни, когда все машины перестали работать, а мигающие логотипы, неоновые трубки и экраны мерцали и гасли - один за другим.
И он тосковал без Клары. Конечно же, тосковал. Он никогда не знал своего ребёнка, даже никогда не видел его или её.
Вначале его мучали приступы чувства вины: вины за то, что он всё ещё был жив, когда так много людей скрылись во тьме, вины за то, что он ничего не мог сделать для Клары, вины за то, что он ел и дышал, мочился и испражнялся, а ещё тайком поглядывал на попку Луны, тогда как все, кого он когда-либо знал, были мертвы. Но это чувство, милостью судьбы, постепенно притуплялось. Он был навечно благословлён тем, что Бокоход один раз назвал отсутствием воображения.
Или, возможно, это было больше, чем вина.
В ясном свете этого нового времени его прежняя жизнь в перенаселённой туманной Англии двадцать первого века казалась всего лишь сном. Он словно растворялся в зелени.
Среди листвы, достигавшей высоты его пояса, в дюжине шагов от него, послышался шелест. Он повернулся в ту сторону, молча и сохраняя неподвижность. Один стебель травы, отягощённый семенами, изящно вздрагивал. В том месте он установил западню. Что там было среди листвы - изгиб плеча, взгляд ясных глаз?
Отложив лук и стержень, он встал, потянулся и небрежно зашагал к месту, где послышался шелест. Он вытянул лук из-за спины, взял стрелу из колчана, сделанного из кроличьей кожи, осторожно вложил её в лук.