Идущие к вершине".
Дочитал и подумал: напрасно Саша снова ввел в рассказ этот текст. Передачи ведь прекращены, Помощники покинули Мудреца - сообщество не хочет тратить свои коллективные мозги на затеи философа… Надо будет указать юному автору на этот прокол.
Однако дальнейшие записи тотчас запутали меня, сбили с толку:
"Ночью был ужасный ветер.
Падающий Свод так скрипел и стонал, что жители Города срочно переселились на нижние подземные этажи, но и там обмирали от страха. Даже Стражники бросили свои посты и поспешили в укрытия…
Когда Свод все-таки рухнет, уцелевшие конечно же вспомнят мои предостережения и расчеты. Я вновь стану героем, и все вновь почтут за честь продолжать любую мою мысль. Не хочу! Это будет начало нового Круга - не более того. Как хорошо, что гордость моя, помноженная на отчаяние, подсказала мне выход: надо разорвать порочный Круг! Надо наконец попробовать начать Спираль, и тогда мы сможем не только взойти на вершину, но и удержаться на ней. Более того! Удержавшись, мы сможем подняться на другие вершины духа… Вот почему, когда упадет Свод и здесь начнется новый Круг, я и Си будем уже далеко.
Всю ночь я просидел на самой верхней галерее, не обращая внимания на скрипы и вопли Падающего Свода. Тучи сегодня не застят небо, и я могу наблюдать звезды и говорить с ними - то своими словами, то повторяя про себя Передачу.
Иногда мне кажется, что я могу сам начать и закончить любую мысль, что этому, если очень захотеть, можно научиться, и только привычка жить коллективно, одной семьей, привычка ни за что не отвечать лично загоняет нас в порочный Круг. Я знаю, насколько сильна и пагубна эта проклятая привычка. Были случаи, когда мои соплеменники уходили чересчур далеко от Города, теряли с ним связь. Они все погибли! Все до одного. От собственной тупости и беспомощности. От неспособности родить простейшую мысль: "Как мне спастись?" Я знаю также, что во время Обряда Крылатые стремятся забраться как можно выше, улетают даже в другие Города. Уверен: так проявляется в нас неосознанное желание разорвать Круг бытия, обрести истинную свободу.
Антенны сообщают мне о приближении зари.
Я поднимаюсь и иду будить Си. Коридоры еще пустынны, но я знаю, что вскоре их заполнят Крылатые. Утро занимается погожее: ветер стих, тепло, вчера прошел дождь - идеальные условия для Обряда. Да, я, кажется, забыл сообщить (снова ловлю себя на мысли, что думаю обо всем отстраненно, как бы рассказывая, передавая), что маразм разделения обязанностей выделил Крылатых из нашего сообщества специально для продолжения рода. Си уже носит в себе потомство, но ей обязательно надо попить неба, испытать свои тугие радужные крылья - ей надо подняться на вершину!
Си спит в своей маленькой комнатке, которая пахнет травами и медом. Я осторожно щекочу ее антеннами, и она неохотно открывает фасетки своих прекрасных глаз.
В коридорах Города уже полно народа. Мы идем молча, потому что все уже сотни раз переговорено и определено.
На верхних террасах толчея еще больше.
Крылатые чистят антенны, расправляют крылья. Одни из них еще нерешительно топчутся у ворот Города, другие уже готовятся к штурму неба. Ненадолго взлетают, возвращаются. Но интереснее всего наблюдать за бескрылыми провожающими. Сюда собрались все касты, все обитатели Города. Здесь Матери и Кормильцы, Воины и Стражники, Мудрецы и Няньки, Строители и Пастухи… Все они до предела возбуждены. Суетятся, мечутся, взбираются на камни и деревья, будто им тоже хочется взлететь. В том-то и дело, что - хочется!
- Подожди меня здесь. Я ненадолго, - говорит Си.
Я понимаю ее деликатность и безмерно благодарен Си. Этими словами она вновь подтверждает, что ей не нужны глупые Самцы, которые поодаль тоже пробуют крылья и с вожделением поглядывают на Самок.
- Лети, милая, - говорю я и глажу ее прекрасное лицо антеннами. - Постарайся подняться как можно выше. И не торопись… Ты же знаешь: если Мать не поднимется в высоту, не испытает восторг полета, потомство ее будет тупым и хилым. Она не родит ни одного Мудреца… Лети, Си! Лети, моя хорошая.
Крылья Си распахиваются во всю ширь, приходят в движение.
Я прислоняюсь к огромному валуну, который притащили для постройки дополнительной системы водоотводных каналов, устраиваюсь поудобней. Мне есть о чем подумать, а без Помощников даже для Мудреца это занятие не из легких.
…Осторожное прикосновение антенн возвращает меня из закоулков хитроумного логического построения к действительности.
Это Си. Она усталая и такая счастливая. Все три пары глаз сияют. В них и сейчас отражаются переливы красок, которыми так богато наше небо, все изменения его быстротекущих узоров.
Си решительно упирается крылом в камень - крыло с сухим треском отламывается.
- Помоги мне, - просит она. - Нам пора в дорогу.
И я начинаю обламывать сверкающие в лучах заходящего светила крылья своей возлюбленной. Восхитительные прозрачные крылья, которые больше не нужны молодой Матери и которые мне все равно безмерно жаль. Нам в самом деле пора в дорогу".
- Очень даже неплохо, - сказал я, возвращая Саше тетрадь. И тут же вспомнил признание мальчика: "Будто кто нашептывает…"
"А что если мальчик в самом деле принимал передачи из космоса? - мелькнула сумасшедшая мысль, которую я тут же отбросил. - Почему не я, не пятый-десятый, а именно Саша? И почему именно на этой поляне, а не дома? Абсурд".
После вчерашней ночной грозы - мимолетной, шквалистой, попугавшей не так дождем, как сильным ветром и далеким проблеском молний - в лесу стояла влажная тишь. Голубое утром небо к полудню несколько выгорело. Из-за кустов, будто столб дыма над костром, поднималась прерывистым облачком мошкара.
- Попробуй послать в какой-нибудь журнал, - посоветовал я Саше и отдал ему первые два конверта. - Могут напечатать. Тем более что…
Тут я осекся. Столб "живого дыма" натолкнул меня на невероятную догадку.
- А ну, пошли… Быстро за мной! - почему-то шепотом скомандовал я и двинулся в направлении, откуда поднимался "дым".
Пробравшись сквозь заросли орешника, мы вышли на незнакомую поляну.
С краю ее, среди цветущего зверобоя и неизвестной мне травы с белыми зонтиками соцветий, лежала большая сосна. Кто-то спилил ее зимой, но до конца свое черное дело не довел - так и осталась лесная красавица прикованной изломом к высокому пню. Излом был тонкий, считай, одна кора. В полуметре от пня, прямо под комелем, возвышалась буро-рыжая муравьиная куча. От нее и тянулся в небо "живой дым".
- Помоги мне, - попросил я Сашу, ничего ему пока не объясняя. - Нужна крепкая большая палка. Найди какую-нибудь ветку.
Он метнулся в кусты и через несколько минут притащил суковатый ствол лещины. Ствол был сухой, зимней или даже осенней порубки - кто-то вовсю промышлял в этом лесу.
Один конец его, более или менее ровный, я осторожно подсунул под комель сосны, уперся им в землю - получился рычаг. Затем резко приподнял свободный конец. Что-то затрещало, посыпалась кора, и сосна, скользнув по стволу-рычагу, рухнула в нескольких шагах от муравейника.
- Вот твой Город! - тихо сказал я, отступая. - А это, - я кивнул на поверженную сосну, - Падающий Свод. Согласен?
Саша оторопело молчал.
Потом, ступая как сомнамбула, подошел к рыжему куполу. На нем суетились тысячи муравьев - крылатых и бескрылых. Казалось, что муравейник кипит.
- Все сходится! Смотрите! - воскликнул мальчишка, наклоняясь над муравьиным городом. - Вот и Звездный Корабль!
Он поднял из травы разноцветный аэрозольный баллон, которыми пользуются автолюбители.
На глаза Саши навернулись слезы. О чем он думал в эту минуту, пораженный, как и я, бесконечным многообразием и величием жизни и одновременно подавленный жалкой участью чуть ли не бессмертного "народа", населяющего нашу планету?
"О вы, пьющие нектар мысли в других мирах! - вспомнил я начало обращения-передачи. - Спешим сообщить о себе в год 387 341 после 46 миллионов от первого Медосбора мысли, пока время процветания не сменилось временем упадка и сна разума.
Знайте, что мы есть!"
Не сговариваясь, мы с Сашей повернулись и пошли к поляне, на которой лежали наши велосипеды и где внук сельского почтальона приладил синий ящик № 14 для галактической почты.
Мы вглядывались в траву и ступали предельно осторожно, чтобы ненароком не раздавить Мудреца и его верную Си. Они где-то здесь, рядом. Спешат создать новую семью, заложить новый Город.
Кто знает, быть может, им удастся разорвать порочный Круг своего бытия. Ведь лето только начинается, а до вершины так близко.
Плач в комнате смеха
Магма - пурпурно-сизая, дымящаяся - вдруг охватывает щиколотки ног, обступает со всех сторон, колышется и наползает, корка громоздится поверх расплава, разламывается, сияя вишневым накалом, а со стороны невидимого кратера легко, будто вода, вновь устремляется поток, на который больно смотреть. Магма уже по пояс, поднимается выше, выше… Ждать больше нет сил, невмочь… Он делает глубокий вдох и, чуть изогнувшись, ныряет в огненные глубины… (Это зрительный ряд). Блаженство, ощущение сытости и покоя, умиротворение. Освеженный и счастливый, он выныривает из расплава, делает несколько глотков свежего огня и опять погружается в добела раскаленную магму. Как хорошо!.. Душу переполняет благодарность - бесформенная, безадресная. Спасибо случаю, событию, источнику, всему миру… За то, что мне хорошо… (Это чувственный фон). Мы смотрим, но не видим, слушаем, но не слышим… (Спорадические ассоциативные понятия).
Антон открыл глаза, и его первый экстрасенсуальный сеанс на планете Скупой прервался.
Это было похоже на издевательство. Ибо чувственный фон зеркальников (а ему Антон из всех трех компонентов экстрасенсуальных исследований отдавал предпочтение) все еще клубился в памяти - эдакое розовое облако доброты, благодушия и вселенской эйфории, а сами существа по-прежнему плотным кольцом окружали базу геологов, и в их зловещем посверкивании чудился безмолвный заговор убийц.
Еще более зловещим и непонятным было то обстоятельство, что зеркальники каждый раз проецировали на своих телах изображение жертвы. Теперь на всех огромных дисках светилось лицо Николая Балькарселя - обезображенное смертью, с застывшими в глазах ужасом и непониманием происходящего. Тела зеркальников иногда колебались, и изображение лица как бы оживало - поворачивались глаза, приходили в движение губы…
"Буду улетать - обязательно заберу с собой Фей, - подумал Антон, вспомнив убитую горем жену Балькарселя. Точнее - вдову. - Каждый день видеть в окнах… такое. Любой может спятить".
Антон мысленно вернулся во вчерашний вечер.
Распоряжение срочно отправить его на Скупую поступило некстати, уже в полете, и кораблю-матке пришлось менять вектор нуль-пространственного прыжка. Через два часа Антон вышел из посадочного модуля и подивился, насколько точно первопроходцы назвали планету. Если не считать бурых скал, голо и мертво было здесь. Кое-где поблескивал ледок, вечные сумерки прятали горизонт, а в темно-фиолетовом небе стояла остывающая звезда - холодная и мутная, будто глаз дохлой рыбы.
О трагедии, разыгравшейся здесь, Антон знал немного: несколько месяцев назад в горах погиб при загадочных обстоятельствах молодой геолог Янош Форрест; три дня назад в схватке с зеркальниками погибла кристаллограф Эмилия Нэмуро; Николай Балькарсель, который поспешил ей на помощь, тоже был сожжен зеркальниками - уже на подходе к базе, на глазах у всех и своей жены Фей.
В глубине сумерек Антон заметил движение и включил фонарь скафандра - на Скупой его обещали встретить. И тотчас услышал в шлемофоне хрипловатый чужой голос:
- Выключите свет! Эти твари слетаются на свет, как мотыльки.
К нему приблизились два человека в скафандрах высшей защиты.
"Если с зеркальниками не удастся совладать, - подумал Антон, - геологические изыскания на Скупой придется свернуть - в этих неуклюжих коконах много не наработаешь".
Он запер модуль и шагнул навстречу геологам.
- Иван Заречный, начальник партии, - представился обладатель хриплого голоса. Второй встречающий промолчал.
- Честно говоря, мы ждали экзобиолога, - сказал Заречный, когда они тронулись в путь. - Чтобы подсказал, как бороться с этими чудовищами. Мы практически парализованы. Я запретил своим людям даже нос с базы высовывать.
- Отмерзнет, - буркнул его напарник. - За бортом стабильно минус сто шестнадцать.
- Экзобиологи здесь уже были, - ответил Антон. - Изучили и классифицировали зеркальников… Существа-гелиофиты, то есть питающиеся светом животные. Уровень сознания соответствует нашим человекообразным обезьянам. Постоянно находятся в угнетенном состоянии, потому что живут впроголодь… Экзобиологи, кстати, тотчас бы прогнали вас отсюда. Вы же знаете закон о конфликтах…
- Знаем, - вздохнул начальник партии. - А что в данном случае собираетесь делать вы?
Они как раз выплыли на взгорок - не вышли или взобрались, а именно выплыли, поддерживаемые антигравами, - и чуть не уткнулись в один из четырех куполов базы. Ни единого огонька не проблескивало внутри куполов. Антон понял, что и здесь соблюдают светомаскировку.
- Мне поставлена задача разобраться в происходящем на Скупой и найти всему объяснение, - холодно пояснил Антон, которому за многие годы работы надоело постоянно как бы оправдываться за вынужденное вторжение в чужие дела и судьбы. - Так что считайте, что я одновременно и следователь, и экзобиолог, и психолог, и даже сенсуал.
- Это нечто новое, - удивился спутник Заречного. Только теперь Антон разглядел, какие у него добрые и усталые глаза. - Вы читаете мысли? Животных и людей?
- Ни то, ни другое, - улыбнулся Антон. - Мне доступны только ощущения, да и то в зашифрованном, образном виде. Мозг во время Контакта дает зрительный ряд, чувственный фон и отдельные ассоциации. Например, любовь может представляться в виде полета или падения с башни, чувства опьянения или, скажем, многоголосых воплей о пожаре…
- Мудрено, - сказал Заречный и остановился перед входом в шлюз.
Антон глянул влево - и вздрогнул. Там, за неглубоким оврагом, сплошь заросшим полупрозрачным кустарником, похожим на саксаул, вздымались громады зеркальников. Пять или шесть дисков медленно то ли катились, то ли плыли вдоль косогора, бесшумно и грозно, будто исполинские медузы, поставленные на ребро.
Но что поразило Антона больше всего, так это изображение рыжебородого человека с разинутым в крике ртом и безумными глазами, которым был украшен каждый белесый диск.
Тишина за обеденным столом была такой зловещей и непрочной, что когда Антон случайно звякнул ложкой, к нему будто по команде обратились все взгляды.
- Я ничего пока не понял, - сказал он, принимая эти вопрошающие взгляды. - Мне нечего вам сказать, друзья.
- А вы хороший сенсуал? - без всякого подтекста спросил спелеолог Лео. - Я не хочу вас обидеть. Я хочу понять как специалист специалиста. Вот мы, там - они, - спелеолог махнул в сторону зашторенного окна. - Вы умеете слушать души… За чем же остановка?
- Я хороший сенсуал, - подтвердил Антон. - И уже выяснил одно чрезвычайно важное обстоятельство. Зеркальники абсолютно неагрессивны. У них, образно говоря, души ангелов. Значит, виной всему либо люди, либо недоразумение.
- Какой-то бред! - воскликнул пораженный спелеолог. - Хищники и убийцы вдруг объявляются ангелами, а мы, получается, варвары, которые не позволяют, чтобы аборигены ими закусывали.
- Вы утрируете. - Антон поморщился и отыскал взглядом Фей. Вдова Балькарселя недвижно сидела у края стола и, не поднимая глаз, слушала их перепалку. Золотистый суп в ее тарелке оставался нетронутым. - Вы прекрасно знаете, что зеркальники - гелиофиты, почти что растения, только движущиеся. Они не обращали на исследователей ровным счетом никакого внимания, жили в горах и пребывали как бы в анабиозе. Почему они проснулись и спустились с гор - я пока не знаю. Но они очень заинтересовались людьми. Их примитивное рефлекторное сознание полностью поглощено образом Человека. Они фетишизируют нас и наши постройки. Больше того, они любят нас более преданно, чем самый преданный пес… Во время одного из сеансов я видел аллегорический сюжет: в горах идет исполинский человек - без скафандра, босой, - а зеркальники стелются ему под ноги, будто листья. И все на камни, на острия, чтобы человек не поранился… Зеркальники вообще почему-то связывают с людьми выживание своей породы, даже процесс размножения.
- Непостижимо, - пробормотал Заречный, который до сих пор в разговоре не участвовал. - Ваши утверждения и наши… факты. Наши боль и утраты…
- Да, гибель ваших товарищей и результаты моих сенсуальных исследований пока не согласуются. - Антон развел руками. - Они противоречат, противостоят друг другу. Но дайте мне несколько дней - и я найду разгадку.
Фей молча встала из-за стола.
Лишь на долю секунды, на миг встретились их взгляды, но Антон понял, что вдова Балькарселя не поверила ни единому его слову и что Фей если не ненавидит его, то, во всяком случае, презирает.
В комнате для гостей было неуютно, как и в каждом временном жилище.
В который уже раз за два дня работы на Скупой Антон включил видеозапись трагедии - ее сделали автоматы базы. Вот она - первая загадка, выстрел Эмилии Нэмуро, о котором столько говорили на базе.
…Темно-фиолетовое небо, темные скалы. На их фоне четко выделяется женская фигурка в легком серебристом скафандре. Зеркальников пока еще не видно, они за скалой, но Эмилия, по-видимому, поняла, что ее преследуют, и спешит к базе. Она так и передала по радио. Вот бросила мешок с образцами, чтобы не мешал. Слева из полутьмы выплывает несколько дисков. Эмилия сворачивает вправо. Она знает о загадочной гибели Яноша Форреста и, понятное дело, побаивается зеркальников. Но диски опередили девушку - они один за другим выкатываются ей навстречу из расщелины. Эмилия вскидывает бластер (здесь медленнее, покадрово). Даже на полукилометровом расстоянии видно, что ствол излучателя направлен в сторону от зеркальников. Ясно: решила отпугнуть преследователей. Вспышка выстрела, уходящая в ночь, в никуда. И тут же (вот она - Тайна!) ближайший из зеркальников делает невообразимо быстрый рывок навстречу выстрелу, ответная вспышка - и Эмилия падает замертво…
Антон остановил изображение. В случае с Балькарселем все ясно: он объявил им войну, сознательно шел на уничтожение зеркальников, те парировали лучевые удары… Что любопытно, никто из них от бластера Николая не пострадал. Зеркальники парировали… Последнее слово чем-то заинтересовало Антона. Он пропустил часть записи и включил ее страшный финал.
… Вот, мигнув малиновым огнем, раскрылся вход шлюза. Балькарсель бежит к телу Эмилии, на ходу срывая с себя бластер. Зеркальники как бы "ожили" - на всех их плоскостях испуганное лицо Эмилии, но к девушке не приближаются, окружили полукругом, замерли в каком-то трансе. Николай вскидывает раструб излучателя. Семь вспышек атомного огня - он стреляет очередью, семь (вот оно!) ответных вспышек, и на живых экранах вместо лица Эмилии начинает вырисовываться рыжебородое лицо Балькарселя…