- Таких мест не существует, - с усмешкой отозвался промир. - Я видел сотни миров, и везде одно и то же. Декорации разные, а суть одна. Там, где появляется человек, следом сразу же приходят раздоры и грязь. И если любовь - норма, то норма и ненависть, и предательство и убийство.
- Я тебе не верю. А ей верю! Сестра говорила, что там летают драконы с крыльями, как у бабочек, лазоревыми и синими. Она звала меня с собой, но тогда я была маленькая и трусливая. И не решилась покинуть дом. Сейчас бы я ушла не задумываясь! Сестра ушла одна и больше не вернулась… А ты можешь попасть в любой мир, какой захочешь?
- Я никогда не загадываю место, в которое попаду. И я никогда не был в одном и том же мире дважды, - Дийк отвечал осторожно: ему не нравилось русло, в которое повернул разговор.
Он мог бы многое ей рассказать. Хотя он странствовал из мира в мир без определенных задач и целей, но на его глазах зарождались цивилизации, переживали расцвет и приходили в упадок - и все со стороны, мимо. Дийк редко задерживался где-нибудь дольше месяца-двух - по местным меркам, опасаясь привязанностей, опутывающих рано или поздно липкой паутиной любое живое и разумное существо. Но все же из каждого нового места ему хотелось взять по максимуму того, что оно могло дать. Именно поэтому и здешний холодный мирок он не покинул сразу, а долго брел наугад под недовольное сопение Гоа, увязая в снегу.
Дийк мог бы поведать о странном и радостном обстоятельстве: попадая в очередной мир, каким-то необъяснимым образом он начинал понимать местный язык и мог говорить на нем. Правда, акцент оставался - слабый, едва уловимый, и наблюдательный человек мог опознать чужака.
Но он прикусил готовящиеся вырваться слова, предчувствуя просьбу девочки.
Наки озвучила ее, забормотав быстро и умоляюще:
- Пожалуйста, возьми меня с собой! Это ничего, что ты не знаешь, куда идешь. Мы обязательно найдем с тобой мир, открытый моей сестрой! Я - потому что знаю, каков он, и верю, ты - потому что умеешь открывать двери между мирами.
Дийк запоздало подумал, что, видимо, следовало оставить ее в селении: судя по упрямству и выдержке, она прекрасно добралась бы до города одна. А еще лучше было бы удрать отсюда сразу же по прибытии. Тем более что он терпеть не мог зиму.
Он заговорил, стараясь, чтобы голос звучал твердо и убедительно и в то же время спокойно:
- Я не могу этого сделать, Наки. Я не знаю, каков будет мой следующий шаг, куда я попаду завтра или через неделю. Быть может, это окажется мир с гигантскими кровожадными чудовищами или эпидемией смертельной болезни. Я не хочу брать на себя ответственность за чужую жизнь. Тем более, столь юную. Не хочу привязываться к тому, кого могу в любой момент потерять.
Выслушав его и болезненно дернув щекой, девочка заговорила еще торопливей и горячее:
- Я дам тебе цель, мечту, и твой путь не будет больше похож на метание белки в колесе! Он станет прямым и ровным. И потом, я могу оказаться полезной в пути! Я могу молчать - столько, сколько потребуется, и быть практически незаметной. Я умею готовить, стирать и перевязывать раны, и я никогда не устану. Обещаю тебе!
- Мне не нужна мечта, а с готовкой и стиркой я и сам в состоянии справиться.
- Послушай! - не сдавалась она. - Я знаю, я некрасивая. Очень некрасивая - и поэтому ты не хочешь брать меня с собой. Но… - Наки замялась. Пересилив себя, выпалила отчаянно-безоглядно: - Но это пройдет! Меня специально растили некрасивой. Отец и мать были уверены, что сестру рано или поздно у них отберут для лорда, и хотели, чтобы хоть кто-то остался, чтобы помогать им в старости. Меня всегда одевали в обноски, плохо кормили и не разрешали растить волосы - стригли коротко и неровно. Но я изменюсь со временем! Через три года мне будет пятнадцать, и тогда…
- Прекрати! Эти глупости я даже выслушивать не хочу.
- Так значит… нет?
- Нет. Как мы и договаривались, я отведу тебя в город, сдам на руки брату, и мы распрощаемся навсегда.
- Ты трус, - она отвернулась от костра и от сидящего напротив человека. - А еще - ты живешь не по-настоящему, а понарошку. Вечно идешь, но никуда не приходишь, внимательно слушаешь, но никого не слышишь. Мне стыдно и противно за тебя!
- И тебе спокойной ночи, Наки.
Дийк был рад, что отделался малой кровью и не пришлось успокаивать истерику. Подобные просьбы случались у него и прежде, поэтому он положил за правило не упоминать, кто он и что умеет. Если б не загадочная сестра, он и сейчас бы смолчал.
Решение было стойким и бесповоротным. Но отчего-то, закрыв глаза и провалившись в сон, промир увидел ультрамариновых драконов и растерянную от счастья девочку, шепчующуюся о чем-то с придорожным цветком.
На следующий день к полудню они добрались до города. Он оказался грязным, тесным и шумным. Дийк не любил больших городов, никогда их специально не разглядывал и не смог бы сказать, чем отличается нынешний от множества каменных близнецов, встреченных им прежде.
- Где нам искать твоего родственника?
Наки, угрюмо молчавшая со вчерашнего вечера, скупо выдавила:
- Он служит в охране короля.
- А имя брата тебе известно?
- Танис.
- Не густо, но и на том спасибо.
Промир подошел к кучке служивых, гоготавших у входа в кабак. Слегка приглушив жизнерадостные звуки, они взглянули на незнакомца с подозрением, а на рыша, словно прилипшего к ноге хозяина, с опаской.
- Эй, ребята, не подскажете, где я могу найти королевского охранника по имени Танис?
- Ступай на главную площадь - через две улицы и налево, - ответил, ухмыляясь, самый рослый из них. - Его как раз вчера вздернули. Думаю, еще болтается.
"Ну, ты и вляпался…" Стараясь говорить бесстрастно и деловито, Дийк осведомился:
- А за что его?
- За измену королю, вестимо. А ты ему кем приходишься? Друг, сват, брат?.. - Глаза здоровяка загорелись охотничьим азартом.
- Да денег он мне должен был. Теперь, уж видно, не отдаст.
- Точно, не отдаст! - компания расхохоталась, словно услышав славную шутку. - А много должен был? - В голосе солдата прозвучало вялое сочувствие.
- Прилично. Еще вопрос: а детей тут у вас куда сдают? Сироты которые?..
Здоровяк с полминуты соображал, затем облегченно осклабился:
- Ты, наверно, про "скудный дом", говоришь? Это ж надо - "детей сдают", ну ты и шутник! - Вся группа хором порадовалась новой шутке. - Это на самой окраине. Дойдешь до северных ворот, там спроси. Только просто так твоих детей вряд ли примут. У тебя кто - мальчик, девочка?
- Девочка.
- Хорошенькая?
- Пожалуй, что нет, - честно ответил промир. - А какая разница?
- Разница в том, что больше платить придется.
- Что ж, спасибо за помощь, служивые.
- Не за что, парень. Собака у тебя занятная - никогда таких не встречал. Что за порода такая?
- Горный людоед.
Дийк ответил, отходя и уже не глядя. Зато оглянулся Гоа и ласково оскалился.
Когда промир подошел к девочке, застыло ждавшей его на другой стороне улицы, солдат от входа в кабак словно сдуло.
- Твой брат мертв.
Наки равнодушно пожала плечами. Ему захотелось затрясти ее, сильно-сильно, и хотя бы таким способом выдавить рыдания, увидеть боль потери: у нее умерла вся семья, черт возьми, а она так спокойна, так отстраненно безжизненна!
Естественно, он этого не сделал. Чего иного можно ждать от обитателей мира, где за любовь сурово наказывают?
- Пойдем! Я узнал, где находится сиротский приют местного разлива. Там тебе самое место.
Она не ответила и лишь покорно затопала за ним, низко опустив голову.
"Скудный дом" (название приюта навевало неприятные ассоциации, но Дийк гнал их от себя) отыскался не сразу. Они долго плутали между одинаково неприглядных зданий, а потом долго стучали в ворота с облезлой краской, пока им не открыла необъятных размеров бабища, закутанная в три теплых рваных платка. Лицо ее было медно-красным, а маленькие заплывшие глазки глядели бессмысленно и сердито. К удивлению Дийка, она оказалась хозяйкой этого заведения.
Наки после беглого взгляда, брошенного в ее сторону, осталась в неуютном полуподвале почти без мебели, Гоа не пустили дальше ворот, промир же поднялся с начальницей приюта на второй этаж. К судьбе бедной сиротки бабища осталась безучастной, но массивное золотое кольцо с сапфиром оказалось убедительнее его речей. (Дийк всегда таскал с собой несколько ювелирных украшений, подаренных или полученных в награду.) Тетка растаяла и согласилась принять еще одно несчастное дитя под свое теплое крылышко.
Спустившись вниз, промир застал девочку в той же позе, в какой ее оставили.
Он присел перед ней на корточки и заглянул в глаза.
- С тобой будет все в порядке, малышка. Здесь о тебе позаботятся.
- В порядке… позаботятся, - бесцветно откликнулась та.
- Ты не хочешь даже сказать мне "до свидания"?
- До свидания, - она подняла лицо. Оно ровным счетом ничего не выражало. - Спасибо тебе, Чужой - за то, что возился со мной.
Гоа долго упирался всеми лапами, не желая уходить от ворот "скудного дома". Он скулил и умоляюще заглядывал хозяину в глаза. Дийк подумал с раздражением, что зверь становится слишком сентиментальным и любвеобильным. И оттого неуправляемым. С этим надо кончать…
О том, чтобы двигаться в путь прямо сейчас, не могло быть и речи: он слишком вымотался. Пришлось искать постоялый двор, где его приютили, взяв в оплату какую-то безделушку из другого мира, каких было немало в его рюкзаке.
Войдя в отведенную ему комнатуху, Дийк остановился перед отполированным медным диском, висевшим у двери. Кто-то находил его лицо привлекательным и даже красивым, кто-то - наоборот. Светло-серые (стальные, как назвала их Наки), глубоко посаженные глаза. В уголках их заметны морщинки, но не густо - значит, он еще молод. А может, не молод, а посто вечен - наверняка он не знал, не помнил. Он никогда не брился, поскольку борода отчего-то не росла. Пепельные волосы, напротив, росли слишком быстро, и он обрезал их после каждого перехода, оставляя вровень с плечами. Горбинка у самого переносья в форме ограненного камушка. Непривычные к улыбке губы, которым явно не хватает красок…
Путь без цели. Блуждания от мира к миру. А зачем, собственно, нужна эта цель, мечта? Дийк щелкнул свое отражение по носу, и медь зазвенела. Ему и так неплохо живется. Память не тяготит его - никаких ран на сердце. Он и Наки забудет скоро, через два или три мира - как забывал всех своих недолгих друзей и врагов, всех временных подружек. Трудно только уходить, делать первый шаг. А потом нужно лишь не оборачиваться, и все станет легко. Легко, как всегда…
"Серый - это значит никакой. Не выделяющийся, не живой, не мертвый, вечно гонимый самим собой, непонятно зачем и куда". Дийк бросил тело в постель, не раздеваясь. В голове отчего-то звучали, не желали стираться обидные и злые слова: "Ты трус. Мне стыдно и противно за тебя".
"Ну и пусть. Это ж надо выдумать: наказывать за любовь изнурительным монотонным трудом! Должно быть, таким путем хитрые лорды воспитывают в народе покорность. Покорность и пофигизм… Да, он чересчур задержался здесь!"
Наки уснула прямо в полуподвале - бабища, видимо, забыла про нее, занявшись другими делами. Сдвинула вместе два стула и свернулась клубочком, накрывшись все тем же неизменным тулупом. Было тихо - остальные томящиеся здесь дети то ли уже спали, то ли были так запуганы, что вели себя неслышней и деликатней мышей.
На рассвете ее разбудило горячее и влажное прикосновение к щеке. Подняв веки, она встретилась с сияющими золотыми глазищами. От радости и нетерпения Гоа пританцовывал всеми четырьмя лапами. Дийк стоял посередине мелового круга, начерченного на грязных плитах пола. Увидев, что она проснулась, он приложил к губам палец.
Не дожидаясь приглашения, Наки спрыгнула с неудобного ложа и устремилась к нему.
- Тулуп не забудь! Там, куда мы попадем, может оказаться холодно.
Она вернулась за тулупом и снова прошествовала в меловой круг, на этот раз степенно и чинно.
- А как ты пробрался сюда?
- Сказал сторожу, что забыл в кармане тулупа кошелек с пятью золотыми, и два обещал дать ему.
- Ну и удивится же он - когда ни ты, ни Гоа не выйдете отсюда!
- Вряд ли он способен удивляться. Весь в свою хозяйку.
- А ты не хочешь забрать то, что заплатил за меня? - деловито поинтересовалась девочка.
Промир усмехнулся и покачал головой.
- На поиски рая нужно отправляться с чистым сердцем и легким кошельком. Так что пусть оно останется этой достойной женщине на память о нас с тобой.
- Я не знаю, что такое рай. Но мир, про который мне рассказывала сестра, мы обязательно найдем.
- Конечно, найдем. А теперь возьми меня за руку и крепко-крепко зажмурься.
Он свистнул, но Гоа и сам давно уже прижался к правой ноге хозяина…
…………………………
Эти сны приходили к нему с регулярной настойчивостью. Они были неприятны, но с ними ничего нельзя было поделать. И он смирился с их появлением, с их присутствием в своем сознании в ночную пору. В этих странных сновидениях не было света и цвета, но были звуки и запахи. И еще - полная неподвижность и гнетущее ощущение абсолютной беспомощности.
- Анечка, закрой, будь добра, форточку. Думаю, палата достаточно проветрилась.
- Конечно, Анатолий Семенович.
- Если что, я буду во второй операционной.
- Хорошо.
Запахи… Неживые, резкие, щекочущие ноздри, раздражающие мозг.
Как же долго тянутся эти сны, как они тягостны и статичны. Они не ранят, но выматывают и гнетут. И еще отчего-то пугают…
Изумрудный мир
- Мне здесь не нравится!
Наки презрительно дернула верхней губой - обычная ее гримаска недовольства или раздражения.
Вот уже месяц они шли вместе, и Дийк успел привыкнуть и достаточно хорошо изучить свою спутницу. Что не мешало ему, впрочем, с завидной периодичностью (раза два-три в день) проклинать собственное мягкосердечие, побудившее взять девочку с собой.
- Кажется, ты начинаешь наглеть, малышка. Прежде ты смотрела на все большими восторженными глазами, а теперь - пресыщенными. Раньше радовалась куску хлеба и худой крыше над головой, теперь же злишься, хотя мы попали в вполне приличное место, где можно поесть, поспать и развлечься.
- Не знаю, о чем ты. Мне просто здесь неуютно, и всё!
Наки поежилась. Она успела за время их совместных странствий окрепнуть и даже приодеться. По крайней мере, ощущения нищенки больше не производила и любимый тулуп канул в небытие, замененный легкой беличьей шубкой. Но хотя худоба, заострявшая черты лица, сгладилась, оно оставалось по-прежнему угловатым и непривлекательным.
Промир огляделся по сторонам. Говоря по правде, он был удивлен реакцией девочки. Она никогда не была капризной, бурно радовалась каждому свеженькому миру, который им открывался. В особый восторг ее приводило открывшееся умение без труда понимать язык аборигенов и изъясняться на нем. (Наки даже заподозрила, что "заразилась" от Дийка его уникальной способностью, и пару раз пробовала начертить меловой круг - не забывая включить в него обоих спутников, и перемахнуть, крепко зажмурившись… но тщетно.)
Мир, куда они перепрыгнули, наскучив блуждать по фиолетовым джунглям, населенным огромными, незнакомыми и до-разумными существами, не производил отталкивающего впечатления. Напротив. Они очутились в городе, но не задымленном и громоздком, а зеленом, двух-трехэтажном, тенистом. Был вечер. Они брели по извилистой улочке, мощеной булыжником, расцвеченной мириадами огоньков. Кажется, они угодили на праздник - судя по нарядно одетым прохожим, по всполохам музыки, раздававшейся тут и там.
Дийку здесь нравилось. Не слышно было ни пьяных выкриков, ни ругани, ни шума драк. Не бросались в глаза нищие и калеки.
- Может, погуляем? Посмотрим, что у них тут за радостное событие? Все такие красивые вокруг и вполне довольные жизнью.
- Не хочу.
- По крайней мере, этот мир повеселее твоего собственного. И за любовь тут не наказывают, - он кивнул на парочку, самозабвенно целующуюся на скамейке.
- Пожалуйста, не уговаривай! Предлагаю найти какой-нибудь трактир и поесть, если ты так этого хочешь, а затем убраться отсюда. Вот и Гоа, по-моему, всеми лапами за мое предложение.
Рыш и впрямь вел себя неадекватно: пригибаясь к камням мостовой, прижимал круглые уши вплотную к голове и тихонько уныло посвистывал. Или поскуливал? Нюансы его настроений порой трудно было определить с отчетливостью, но радостью тут явно не пахло.
Уступив их совместному напору и скрепя сердце, Дийк согласился не задерживаться здесь. Ему непонятен был их испуг, но если уж даже зверь реагировал подобным образом, основания, видимо, имелись.
Трактир под вывеской "Золотая кастрюлька" отыскался без труда. Хозяином оказался улыбчивый и уютно округлый дядька лет пятидесяти, как дитя обрадовавшийся гостям - видно, большого наплыва постояльцев у него не предвиделось.
- Послушай, у вас сегодня, как я вижу, большой праздник? - утолив первый голод, поинтересовался промир.
- Откуда ты прибыл, приятель, что задаешь такой вопрос? Разве ты не знаешь, что сегодня день Завершения, сегодня мы отдаем Дань?
- Ты угадал: я живу далеко отсюда, в такой глуши, что новости до меня не доносятся - иссякают и глохнут на полпути. А тут, видишь, сестренка попросилась в люди вылезти, вот и попали мы с ней с корабля на бал. Так что, не расскажешь ли все по порядку?