- Фи, отшлепаю, - шутливо скривилась девчонка. - Инкубаторских шлепай, а мне - слышал? - уже год, как пару заводить можно.
И, обернувшись, показала Ерёмину язык. Он только махнул рукой: иди, мол, вперёд, балаболка.
8
Свалку миновали часа через два. Дальше пошла древняя дорога - то прячущаяся под землей, то вылезающая бесстыдно выкрошенными кусками на поверхность. Впрочем, на Ерёмина она особого впечатления не произвела. Подумаешь, дорога. Их и в городе хватает. Представить, что когда-то по ней текли в обе стороны бесконечные потоки автомобилей, Сергей так и не смог. Человеку современному не свойственна страсть к бездумным перемещениям в пространстве: от добра добра не ищут. За время, прошедшее с эпохи хаоса, природа взяла своё. Заросли прежние поселения, рухнули постройки, огромные котлованы, образовавшиеся после взрывов автомобильного горючего, наполнились водой и превратились в мелкие водоёмы. Лишь отмечая границы дороги, часто невидимой на глаз, всё ещё торчали из земли покореженные столбы с обрывками электрических проводов. Масштабы той, исчезнувшей цивилизации, поражали. Словно она вся была городом, только без купола и под открытым небом. Но ещё больше поражали Ерёмина запахи и голоса окружающего пространства. Здесь постоянно кто-то летал, ползал, бегал, прыгал… Пару раз они видели диких собак, но те обходили путников стороной, следуя своим курсом. Потом встретили больших серых котов, гонявшихся друг за другом в зарослях невысоких цветущих деревьев с толстыми ветками. Коты играли в свои весенние кошачьи игры, и им не было дела до людей. Ещё были птицы. Огромные стаи птиц, неожиданно взлетающие с полей и поднимающие безумный гвалт, так что приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Каждые два часа они делали небольшой пятиминутный привал, Ерёмин скидывал на землю порядком поднадоевший рюкзак, падал в густую траву на обочине дороги и смотрел в небо. Пронзительно голубое чистое небо Загородья.
- Через час в Жаворонках будем, - сообщила Соня, завершая очередной привал. - Обед у колодца устроим, целый час своё небо можешь разглядывать. Хотя, нет! - тут же поправилась она. - Буду тебя учить костёр разжигать, вот. А то и так целый день валяешься!
- Что за Жаворонки? - заинтересовался Ерёмин, пропуская ехидную реплику мимо ушей.
- Место так называется, почему - не знаю, - пожала плечами девчонка. - Наверное, в древности посёлок был с таким названием. Там такие заросли дикой вишни! Мы с мальчишками, что на ферме живут, в прошлый год туда ездили. Запрягли лошадь - и айда в путь, запасы на зиму делать. Ты ел когда-нибудь вишневое варенье?
- Варенье? - пропыхтел из-за её спины Ерёмин. - Это что-то варёное?
- Бедняга, - только и сказала в ответ Соня.
Издалека Жаворонки казались огромным белым облаком, лежащим на земле. Цвела вишня, и яблоня, и сирень - все эти незнакомые названия, озвученные Соней, ложились сладкими звуками на язык, и Сергей с удовольствием повторял их вслух. А потом ветер принёс запахи, и голова Ерёмина пошла кругом, и он утонул в ароматном белом облаке, а когда вынырнул - Соня трясла его за рукав, показывая на колодец: оказывается, они уже пришли.
- Не понимаю, - задумчиво произнёс Ерёмин. - Почему мы заперлись в городах, когда вокруг такое чудо?
- Ветки сухие для костра собирать давай, философ, - проворчала Соня, но тут же смягчилась, вздохнула совсем по-взрослому:
- Поживёшь на ферме - поймёшь.
И после новой паузы, совсем тихо:
- А не поймёшь, значит, не зря тебя Мастер в ученики взял.
Глядя, как Соня ловко орудует большим ножом, расщепляя ветки на тонкие щепы, Сергей невольно залюбовался. Всякое дело у этой девчонки спорилось быстро, словно она с малолетства только этим и занималась. А ведь действительно - с малолетства. Это он сам прожил тридцать лет, запершись между стен, а она - вольная птаха. Здесь, за городом, всё было удивительно для Сергея. Старый колодец, сложенный из толстых брёвен, с кривой ручкой, которая крутила ворот, наматывая на него толстую железную цепь с полным ведром воды. Ворот громко скрипел, рассказывая о чём-то своём, колодезном, а вода оказалась ледяной, так что от холода сводило зубы, и её можно было пить лишь маленькими глотками, не торопливо и с паузами. Ерёмин долго вглядывался в колодец, перегнувшись через край, пытаясь разглядеть дно, но так и не увидел. Зато раз десять сбросил ведро, слушая, как оно летит вниз, ударяется о воду, а затем зачерпывает её краем и стихает, мгновенно тяжелея.
- Совсем малой, - прокомментировала Соня. - Вёдрами играет.
Но Сергей нисколько не обиделся. С любопытством разглядывал кресало и кремень: полоску закалённой стали с мелкой насечкой и камень, о который этой полоской выбивались искры. Сунул нос в мешочек с высушенным трутовником, и долго чихал, слушая объяснения Сони о том, что гриб этот растёт прямо на деревьях, и иззвены собирают его не только, чтобы огонь разводить, но и для лечения. Она показала, как разжигается костёр, а потом весело посмеивалась, наблюдая за неуклюжими попытками Ерёмина. В конце концов, он разозлился, и раздражённо бросил древнюю зажигалку на землю, но девчонка заставила подобрать и не отстала, пока у него не получилось. В котелке она вскипятила воду, засыпала туда чайную заварку, сверху бросила сорванные с вишни листья и прикрыла крышкой. После полудневного перехода еда показалась Ерёмину не просто вкусной - волшебной. Ничего вкуснее он никогда не ел и не сомневался, что никто в его прежней конторе - тоже. А особенно Сергея поразили странные съедобные овалы, покрытые тонкой белой скорлупой. Под ней скрывалась такая же белая мякоть, а в самой серёдке - ярко-жёлтая сытная масса.
- Как это называется? - с набитым ртом спросил он свою спутницу.
- Яйца это называется, - сообщила она. - Ты ещё скажи, что никогда о них не слышал.
- Никогда о них не слышал!
- А-а-а… Ну, так я тебе расскажу сейчас, - с невинным видом заявила девчонка. - У нас на ферме несколько яичных деревьев посажено, вот на них и растут.
- На деревьях? - не поверил Ерёмин.
- Ну не птицы же их несут! Конечно, на деревьях. Придём на ферму, поручим тебе за яичными деревьями ухаживать. Ты только напомни мне, а то запамятую.
В час они не уложились, провели в Жаворонках вдвое больше. Уходить было неохота, ноги налились от усталости, и после сытного обеда клонило в сон, но, пересилив себя, Ерёмин впрягся в рюкзак и беспрекословно двинулся вслед за Соней. На самом краю белого облака он остановился и, обернувшись, вдохнул воздух полной грудью.
А потом снова была дорога, и столбы вдоль неё, и пара разрушенных старинных зданий в Вяземах, и тропа через лес, и долгий дорожный разговор - ни о чём, и обо всём сразу. О том, что было и о том, что будет, о прежнем и настоящем, и даже немножко о будущем: так, чуть-чуть, про самый краешек его - о завтрашнем дне.
- Мастер читал, что в давние времена пару себе выбирали не на год, а на всю жизнь, - рассказывала Соня. - Многие из иззвенов так и поступают, хотя мы тоже разные… И существовал тогда обычай: женщина забывала свою фамилию, а называлась фамилией своего мужчины. Красиво, да? Только не понятно, как им удавалось-то? Тут захочешь забыть, так, как назло, помнится. А Вовка говорил - он ведь и старые могилы раскапывал, и не однажды - Вовка говорил, копатели долго не понимали, почему у многих золотое кольцо на правой руке, на безымянном пальце. Сначала думали, покойникам его надевали. А потом Мастер в книгах отыскал, что нет: кольца мужчина и женщина друг другу дарили, когда становились парой на всю жизнь. Через год после этого женщина рожала…
- Брр… - поморщился Сергей. - Я слышал, у них инкубаторов не было: дети росли внутри своих матерей.
- Как у чечухов прямо.
- Я как представлю себе женщину с ребенком внутри…
- Ага, кошмар просто, - согласилась Соня. - Гляди-ка, уже к Ямщине подходим. Видишь, дуб кривой, засохший? Он тут один такой, словно сторож у овражины. За Ямщиной - та самая овражина, через которую в масках идти надо. Когда на лошади, мы в обход ездим, а пешком далёко в обход. Часа три потеряешь.
Она хотела сказать что-то ещё, но неожиданно схватила Ерёмина за руку и остановилась: на лесной тропе стояло крупное коренастое существо в длинном, ниже колен, тёмно-коричневом балахоне. Существо было совсем лысым: ни волос, ни щетины, отсутствовали даже ресницы и брови. Ото лба до затылка тянулись три грубые тяжелые складки, средняя из которых убегала за ворот серо-коричневого балахона вниз по шее, а боковые спускались к ушным раковинам, огибая их и прикрывая двумя короткими болтающимися кончиками. Существо часто моргало: толстое верхнее веко стремительно падало, защищая глаза, и также быстро возвращалось на место. Заметив людей, оно замерло, и, два круглых коричневых зрачка уставились на Ерёмина и Соню.
- Чечух, - одними губами прошептала Соня.
9
Чечух, не шевелясь, настороженно следил за людьми. Не двигались и они. Прошло, наверное, секунд тридцать, прежде чем толстые губы существа вытянулись, и оно издало резкий короткий свист. Почти сразу же прозвучал ответ, и не один, а несколько. Озираясь по сторонам, Ерёмин и Соня стали медленно отступать по дороге, с испугом наблюдая, как один за другим появляются новые чечухи. Невысокие, но тяжелые, массивные, они были похожи друг на друга - тёмно-коричневыми балахонами и одинаково угрюмым выражением лица. Обуви чечухи не носили. Ступни у них были крупными, гораздо крупнее человеческих, пальцы торчали в разные стороны, а подошва казалась загрубевшей и твёрдой. Их одежда, сшитая из цельного куска грубой и толстой ткани, была подпоясана широким куском кожи, к которому крепился небольшой кожаный карман. Из него виднелась рукоятка ножа и с десяток тонких коротких прутьев - скорее всего, нечто вроде охотничьего метательного оружия.
- Они понимают по-нашему? - тихо спросил Ерёмин.
- Редко, - голос у Сони дрогнул, она по-прежнему не отпускала руки Сергея.
В несколько мгновений дикари окружили путников и тот, первый чечух, отодвинув своих товарищей, подошёл к Ерёмину. Главный, догадался Сергей. Ноздри дикаря широко раздувались, он неторопливо оглядел-обнюхал путников и что-то коротко приказал. Тут же чьи-то крепкие жилистые руки сорвали с Ерёмина рюкзак и передали вожаку.
- Послушайте, - попытался заговорить с ним Сергей. - Мы…
Острый металлический прут уткнулся ему в горло, и Сергей смолк. Чечухи подтолкнули пленников в спину, и повели вперёд по тропе. Хмурый вид дикарей не предвещал ничего хорошего, от них омерзительно пахло, казалось, просто физически невозможно человеку находиться рядом. Пересилив отвращение, Ерёмин прислушался к разговору: речь их оказалась почти человеческой, только грубой и хриплой. Отдельные слова были не то, чтобы знакомы - скорее созвучны знакомым. "Человек" звучало как "чвек", "солнце" как "санца", "смерть" как "мертвь". Он выхватывал их из медленной речи, но даже приблизительно не мог угадать, о чём говорят дикари. Хотел было сказать о том Соне, но неожиданно почувствовал, что девчонка дрожит.
- Ты чего? - прошептал он.
- Они едят людей, - отозвалась та. - У нас знакомый торговец пропал, говорят, его чечухи поймали и съели.
Услышав шёпот пленников, главарь бросил на них грозный взгляд, и Сергей с Соней примолкли. Шли не быстро. Ноздри чечухов постоянно шевелились, принюхиваясь, зрение у них оказалось слабее человеческого, и нос помогал выживать в лесу. Неожиданно позади послышался громкий лай, Соня испуганно вскрикнула, и не успел Ерёмин повернуть голову, как возле них оказался большой чёрный пёс. Абсолютно бесшёрстный, с длинным хвостом и широкой мордой, он угрожающе скалил зубы и рычал. Никогда ещё Сергей не видел так близко собаки. Сердце отчаянно забилось, словно кто-то грыз его изнутри, упорно пробиваясь к сердцевине - месту, где покоится укрытый до поры до времени животный страх. Вслед за первой собакой появилась вторая - такая же голая, но поменьше - самка. Вожак коротко окликнул их, и собаки послушно догнали его, неспешно затрусив рядом. Время от времени они оборачивались, проверяя, не подевалась ли куда добыча. Внезапно подумалось: если чечухи едят людей, то и своих собак они кормят человечиной, и от этой мысли стало ещё более жутко.
Минут через тридцать их группу кто-то окликнул, вожак отозвался, и из леса появилось несколько чечухов. Они переговорили - коротко и хрипло - и "отряд" двинулся дальше. Тропа пошла вверх, забираясь на высокий холм, деревья постепенно редели, вырождаясь в колючие полуголые кустарники и тёмную высокую траву. Трое идущих впереди чечухов почти одновременно обернулись вправо, стремительно выхватили острые прутья и метнули в траву. Через мгновение оттуда раздался громкий визг смертельно раненого животного. Вытаскивали его шумно, споря о том, чьё оружие поразило зверя. Длинное туловище, покрытое рыжей шерстью, куцый хвост и совсем короткие лапы… Явно хищник. Явно за кем-то охотился, только вот сам стал добычей случайных прохожих. Насмешка судьбы. Ерёмин отвернулся: от вида крови и мёртвой оскаленной морды добитого зверя его затошнило.
У самой вершины тропа завиляла, засуетилась, завертелась между глубокими круглыми ямами, поросшими мхом и оранжевыми грибами на длинных тонких ножках. Трава пошла на убыль, появились проплешины, но вскоре дорога успокоилась и вывела на голую плоскую "шапку" холма. Там они увидели настоящее стойбище чечухов: старики, женщины, дети и подростки, собаки разных мастей и размеров и разбросанные по вершине вещи. Женщины чечухов - широкобёдрые, полногрудые - имели на два рубца больше, чем мужчины. Длинные и тонкие, рубцы эти спускались по затылку к шее, обвивали её и исчезали под балахоном у груди.
Внимание Ерёмина привлекла одна из женщин: неимоверно толстая, она восседала на плетённой подстилке и, обнажив грудь, кормила младенца, обёрнутого в тряпку. Тот теребил губами сосок, а вокруг суетилось ещё несколько детишек, один другого меньше. Тошнота снова подступила к горлу, но Ерёмин справился, сглотнул несколько раз, успокаивая желудок, и всё же не удержался от возгласа:
- Он же её ест!
Но тут Сергея снова подтолкнули в спину, и вместе с Соней повели на дальний край вершины - туда, где на два вкопанных в землю столба был натянут сплетённый из травы навес. Под навесом на стопке плетёнок сидел старый чечух. Рубцы на его голове потрескались, спина сгорбилась, на правой щеке "цвело" бурое пятно болезни, но глаза были живыми и внимательными. Одет старик был иначе, чем остальные: в широкую кожаную юбку и накидку из звериной шкуры с прорезями для шеи и рук. На дряблом плече был выжжен необычный знак: голова крысозмея. Вожак склонил голову перед стариком и о чём-то спросил. Тот кивнул, и перед ним положили на землю ерёминский рюкзак и Сонину сумку. Сергей хотел было опять заговорить, но, встретив предупреждающий взгляд вожака, промолчал. А старик принялся медленно и неторопливо перебирать вещи. Вынимал из рюкзака, разворачивал свертки, пристально рассматривал… Шкатулка с семенами его не заинтересовала, и он равнодушно отложил её в сторону. Зато проверил на крепость верёвку, одобрительно поцокал языком, достав ножи: один оставил себе, другой, подумав, передал вожаку. Долго вертел в руках маски, пока вожак после неудачных объяснений не устроил целое представление: веки его опустились, прикрывая глаза, кончики складок, свисающие с головы, плотно прикрыли уши, а нижняя губа поползла вверх и скрыла не только рот, но и ноздри. Даже Ерёмин и тот понял без слов: люди, мол, так не умеют, вот им и нужны маски.
- Средний рубец на голове видишь? - не удержавшись, зашептала Соня. - Уроды через него дышать могут, идя через Овражину. Рубец воспалится, но отраву не пропустит.
Вожак тем временем рассказывал что-то старику, указывая пальцем на Соню и Сергея.
Старик внимательно слушал, изредка переспрашивая рассказчика. Затем надолго задумался, уставившись на пленников и покачиваясь из стороны в сторону, словно крысозмей, гипнотизирующий жертву перед атакой.
- Можешь ли ты привести лекаря? - неожиданно спросил он Ерёмина глухим слабым голосом.
- Лекаря? - растерялся Сергей. - Зачем?
- Меня зовут Аргго, путник, и я храню Истину. Храню и передаю Следующему, чтобы чечухи не потеряли её, как потеряли люди, - старик немного помолчал, собирая подзабытые слова и продолжил дальше. - С моим Следующим случилась беда. И тогда я ловил крысозмея, ибо он - нов, а значит, чист перед Матерью-Землёй. Я приносил крысозмея в жертву, и спрашивал: что мне делать? И Отец-Небо послал навстречу тебя. Но человек испорчен, он не будет помогать чечухам, а, пообещав - обманет. Его можно только заставить, и Отец-Небо послал вместе с тобой женщину.
Аргго снова передохнул и, уставившись на Ерёмина мигающими часто глазами, добавил:
- Женщина будет у нас, пока ты не приведешь лекаря.
- Ясно, - коротко кивнул Сергей. Чечухи нуждались во враче, и решили взять Соню в заложницы, сволочи. Но где он его найдёт?! И какой врач согласится идти к страшным дикарям?
Ерёмин оглянулся на Соню, но та молчала, поджав губы. Она тоже понимала, что Сергей не сможет уговорить врача отправиться с ним. Лицо её было совсем бледным, но девчонка крепилась, предоставляя Ерёмину сделать выбор: спасаться одному или… или погибать вместе. Он оглянулся по сторонам: нет, не сбежать, даже не попытаться, вокруг столько чечухов, что пленники не доберутся и до края вершины. Бегают дикари хуже, видят плохо, но их так много! А ещё собаки… Порывистый ветер поднял с земли маску и потащил, поволок её по тёмной каменистой почве от старика к Сергею. "Уходи-и-и-и!" - выкрикнул ветер прямо в ухо. А затем взъерошил волосы Соне, бросил длинные пряди на лицо, скрывая от посторонних: "Не смотри-и-и-и на неё-ё-ё-ё!" Но что-то держало изнутри, что-то сильное, гораздо сильнее ветра.
- Разве Истина не запрещает вам убивать людей? - с горечью спросил он у старика.
- Истина жестока, - откликнулся тот.
За спиной Аргго, у самого края навеса, кто-то зашевелился, вставая с земли. Простонал громко, поднялся. Совсем молодой чечух, худой и высокий. Одна рука у него висела как плеть, но, придерживая её, он подошёл к старику и встал рядом. Так вот он какой, Следующий.
- Вывих… - выдохнул Ерёмин.
На лице старике отразилось непонимание.
- У него вывих предплечья, я сам могу это вылечить! - торопливо заявил Сергей. - Не надо доктора, понимаете?