ГЛАВА 23
По дороге домой она замучила его вопросами, и он наконец взмолился, чтобы она не задавала новых, перебивая его, пока он не успел ответить на прежние. Она только смеялась, обещала, что будет молчать и слушать, но должен же он понять, что она просто умирает от любопытства!
- Отлично понимаю, только ты все же смотри, куда едешь. Знаешь, как-то ужасно не хочется, выйдя из этого кошмара живым, погибнуть в заурядной автокатастрофе.
- Я слишком возбуждена, - согласилась она. - Может, ты сядешь за руль?
- Нет. Просто не спеши так: у нас будет достаточно времени, чтобы просмаковать эту историю во всех подробностях.
Через пять минут они подъехали к дому. Карфакс вытащил из багажника чемодан и подождал, пока Патриция возилась с ключами.
- Я настолько возбуждена, что у меня сейчас обе руки левые! - расхохоталась она. - Ну вот наконец попала!
Войдя в дом, он бросил чемодан у лестницы и, не поднимаясь наверх, направился прямиком к бару. Открыв его, он увидел выстроившиеся в ряд ведерко со льдом, два бокала и пять бутылок: бурбон, скотч, водка, джин и темное "Левенбрау".
- Ты в самом деле решила устроить праздник, - присвистнул он, налив себе шесть унций "Спешл Вэллер Резерв" и бросив в бокал кубик льда. Обернувшись, он заметил, что Патриция застыла в центре комнаты и разглядывает его с каким-то непонятным возбуждением.
- Иди ко мне, - позвал он. - Надеюсь, ты не собиралась приглашать на сегодняшнюю вечеринку гостей?
- Нет, конечно, - ответила она, усаживаясь рядом. - Я всего лишь пополнила наши запасы спиртного. Сегодня вечером я не хочу видеть никого, кроме тебя. Но, честно говоря, я думала, что первое, за что ты схватишься, войдя в дом, это буду я, а не бутылка виски!
- Сначала реши для себя, - рассмеялся он, - что важнее сейчас: мой рассказ или постель?
- Конечно же, рассказ! - Она глубоко затянулась, выдохнула облачко дыма и улыбнулась ему: - А мне ты не собираешься налить, милый?
- Ни за что на свете! - ответил он, плеснув ей три унции бурбона, нагнулся и, подавая ей бокал, нежно поцеловал ее в губы. Она ответила с такой страстностью, что он даже на минуту заколебался, не отложить ли рассказ на потом. Но как ни изголодалась она по сексу, нетерпение узнать подробности о Вестерне все же было сильнее. Да и к тому же ему не хотелось, чтобы в постели она терзалась вопросами.
Он сел рядом с ней, вдохнул в себя аромат, струящийся из бокала, попробовал напиток кончиком языка, издал восторженное "Ах!" и отпил с пол-унции.
- А вот теперь, - сказал он, - я готов начать все с самого начала.
Когда он закончил свой рассказ, она сочувственно погладила его по плечу:
- Это, наверное, было отвратительно. Я говорю о том, что тебе пришлось смотреть на полуразложившееся тело. Мне даже стало его жалко, несмотря на то что он самый жуткий ублюдок в мире.
- Нюхать его было похуже, чем смотреть на него, - задумчиво отозвался Гордон, - Впрочем, он вонял и при жизни.
- Слава Богу, он ушел навсегда и уже не сможет вернуться. Что ж, выпьем за Вестерна, где бы он сейчас ни был!
- Выпьем с благим пожеланием оставаться ему навсегда там, где он сейчас! - поддержал ее тост Гордон и, подняв бокал, опрокинул в себя все его содержимое, закашлялся, утер слезу и поднялся. - Пойдем наверх. Я не хочу больше терпеть ни минуты.
- Я не могла бы придумать лучшего способа отпраздновать это, - сказала она и тоже встала. Он взял ее за руку и повел через комнату к лестнице.
После он сказал:
- Я вижу, ты действительно истосковалась: первый раз в жизни ты расцарапала мне спину. Когда ты это сделала, я как-то ничего не почувствовал, но уже сейчас чертовски саднит.
Он поднялся с кровати и, встав к зеркалу вполоборота, стал разглядывать царапины.
- Раз это твоя работа, так и займись починкой, - наконец проворчал он и пошел в ванную, где достал из аптечки бутылочку спирта и коробку с перевязочным материалом.
В дверях уже стояла Патриция с сигаретой в зубах. Судя по ее довольному виду, она ни капельки не раскаивалась в содеянном. Смазав царапины спиртом и наложив пластыри, она прильнула к нему всем обнаженным телом и прошептала:
- Я еще не до конца удовлетворена…
- Исцарапанный мальчик боится снова попасться тебе в коготки. Царапаться было вовсе не обязательно.
- Что?
- Ничего Ты просто хочешь, чтобы я боялся заниматься любовью.
Через несколько минут он, уже одетый, спускался по лестнице в холл. Патриция, в халате на голое тело, тащилась следом. Заметив, что она снова мостится на диване, он проворчал:
- Может, приготовишь мне чашечку кофе? Мне нужен стимулятор, а не депрессант.
- Конечно, милый. - Она вскочила с дивана. - Тебе растворимый или натуральный?
- Натуральный. И как насчет сандвича в довесок? Тогда я смогу продержаться, пока ты не приготовишь обед.
Она остановилась в дверях:
- А я-то надеялась, что мы пообедаем в городе. Сегодня мне ужасно не хочется возиться со стряпней!
- Ты же сама говорила, что ждешь не дождешься, когда сможешь заняться домашними хлопотами в качестве добропорядочной жены, - возразил он. - К тому же мне не хочется никуда выходить.
- Ну можно, только один-единственный разочек? Ради праздника?
- Нет. Мне осточертело питаться в ресторанах.
- А мне осточертело возиться у плиты!
- Хорошо, дорогая, я капитулирую. Но только сегодня. Но завтра ты приготовишь все мои любимые блюда.
"Ну вот мы и приплыли… - подумал Гордон. - И двух часов не провели вместе, а уже на ножах". Даже если принять во внимание, что Пат можно понять. Но ведь и его тоже можно понять!
Он услышал, что она наливает воду в кофейник. Затем раздался звон упавшей на пол крышки, сопровождаемый приглушенным чертыханием. Он улыбнулся всем этим таким домашним звукам и блаженно откинулся в кресле… Но тут же скривился от боли и сел прямо. Конечно, больше она ему спину так не распашет. Но им обоим немало придется потрудиться, чтобы устранить из совместной жизни все способы причинять друг другу боль, все разногласия и взаимораздражающие факторы. Они же любят друг друга и в разлуке всегда тоскуют! Он не видел причин, почему бы им не пожениться, причем в самом ближайшем будущем. Они уже прожили вместе достаточно долго, чтобы хорошо изучить характеры друг друга и знать, чего ждать друг от друга и в радости, и в горе. Вот сейчас она выйдет из кухни, и он в лоб огорошит ее предложением! Хотя нет - а то она сразу бросится его обнимать, а ведь спина у него горит даже от простого прикосновения одежды. Вот чертова баба! Изумительная женщина!
Появилась Пат, неся на подносе чашку с кофе, поставила его на стол и замерла, словно ожидая от Карфакса какой-то реакции.
- Ну, в чем дело? - спросил он.
- Ты о чем?
- У тебя такой вид, словно ты чего-то ждешь.
- Нет, это я так. Просто не могу перестать думать о Вестерне. Слишком трудно привыкнуть к мысли, что нам больше не нужно его бояться.
Она снова ушла на кухню. Гордон открыл было рот, чтобы попросить ее вернуться и сесть рядом. Но потом подумал, что лучше прежде спокойно выпить кофе: пороть горячку с предложением совершенно ни к чему. И сразу понял, что оттягивает этот момент, потому что подсознательно боится того, на что решился. Так, может, он просто ее не любит и боится сделать ошибку? Или его страх свидетельствует о том, что он боится, как бы она не погибла, как две его другие жены? Нет, не нужно быть суеверным! В супружестве нет ничего фатального, и Бог не всегда любит троицу!
Он услышал, как открылась дверца холодильника, и поднес чашку к губам. И в тот момент когда он отхлебнул первый глоток, до его слуха донесся странный хруст. Несколько секунд он слушал, пытаясь определить, что это такое. Чашка в его руке задрожала так сильно, что кофе выплеснулся на брюки. Он поставил ее на стол и крикнул:
- Пат, что ты там делаешь?
Хруст прекратился. Затем, после паузы, Патриция отозвалась:
- Я вдруг почувствовала дьявольский аппетит! А в чем дело?
Его сердце заколотилось так, что он испугался, что сейчас упадет в обморок, а в голове словно выбивали дробь барабанными палочками. Он медленно поднялся с кресла, пересек комнату, свернул за угол и, встав в дверях, заглянул в кухню. Патриция стояла за стойкой, перед ней дымилась чашка кофе, в руке она держала пучок сельдерея и с аппетитом жевала его.
Он еще медленнее стал приближаться к ней.
- Чего это с тобой? Ты весь белый!
Кофе в ее чашке был светло-коричневым, а рядом с чашкой стояли сахарница и сливочник.
- Ты… ты… - Он сделал шаг вперед.
- Да что случилось? - Она попятилась, глаза ее нервно забегали.
Он взревел и бросился на нее. Она заверещала и, схватив чашку, выплеснула кофе ему в лицо. Вопль боли слился с ее визгом, и Гордон на секунду ослеп. А потом он потерял сознание.
ГЛАВА 24
Очнулся Гордон привязанным к стулу в холле. Лицо у него горело, голова болела. Руки его были намертво примотаны веревкой к телу, еще одна веревка охватывала лодыжки. Две веревки через грудь и талию привязывали его к стулу, принесенному из гостиной. Шторы были опущены, три лампочки включены. Больше в холле никого не было.
Даже единственным здоровым ухом он мог различить шаги наверху. Там кто-то тяжко трудился, волок что-то по полу. Этот кто-то наверняка Патриция. И Гордон не мог ничего, ну совсем ничего поделать - только претерпеть то, что она ему предназначила.
Через минуту-другую по лестнице что-то простучало. Она появилась из-за угла спиной к Карфаксу. Одетая теперь уже в брючный костюм, она что-то волокла, согнувшись. Секундой позже он увидел, что это упаковочный ящик, куб шириной метра в два. Не обращая на пленника никакого внимания, она протащила куб у него за спиной через всю комнату к розетке возле французского окна и выпрямилась.
- Вот почему трудно быть женщиной, - тяжело дыша, произнесла она. - Мускулов маловато. Но и в этом есть свои преимущества.
Хоть Гордон и ожидал чего угодно, но ее произношение его поразило. Оно было по-новоанглийски гнусавым, и слова "в этом есть" прозвучали как "в э-эт‘м-е-эсть".
Должно быть, она намеренно произнесла эти слова на подобный манер, ибо в дальнейшем речь ее была стандартной для Среднего Запада. Но ритм ее был не совсем тот, что у Патриции, какой ее знал Гордон. Он должен был уловить это, сказал он себе, должен был расслышать. Но разве он мог ожидать такое?
Она удалилась на кухню и вернулась с большим разделочным ножом. Внутренности Гордона сжались при виде ножа, но Патриция собиралась использовать нож - по крайней мере пока, - чтобы вскрыть ящик. Она взрезала крышку, отогнула вниз боковины, потом уперлась ногой в металлический ящик, оказавшийся под упаковкой, и вытащила из-под него картон. Когда она вновь ушла на кухню, Гордон рассмотрел на ящике пульт управления.
Она вновь появилась в поле зрения, толкая перед собой сервировочную тележку. Пихая, вздыхая и чертыхаясь время от времени, она взгромоздила металлический куб на тележку и размотала идущий из-под него длинный кабель. Все же длина кабеля показалась ей недостаточной. Она снова удалилась на кухню и вернулась с большим удлинителем. Подключив кабель, она воткнула удлинитель в стенную розетку.
Потом обошла машину сзади и что-то проверила. Подняв взгляд, она увидела, что Карфакс смотрит на нее.
- Старина Рафтон, - с улыбкой сказала она, - подсоединил к этой штуке устройство автоматического контроля, но нужно убедиться, что оба провода подключены. Модель склепана наспех, прототип - зато работает.
Она обошла машину спереди, поправила пульт и нажала на какие-то кнопки. Экран на мгновение засветился. Потом она выключила аппарат, и экран погас.
- Ну вот. Замечательно работает. Все замечательно - для всех, кроме тебя. А это не проблема.
Карфакс ничего не сказал. Он смотрел, как она садится на диван в другом конце холла напротив него и зажигает сигарету.
- Ладно, - сказала она. - Как ты дознался?
- Пат… Пат… - произнес он, задыхаясь. Слезы внезапно заструились по его щекам, и он разрыдался от горя.
"Она" - Карфакс не мог думать о ней как о мужчине - холодно смотрела на него и ждала, когда же он вновь будет способен заговорить.
- Хорошо поплакать никогда не вредно, - ухмыльнулась "она". - Хотя в конечном итоге тебе это мало что дает. Ну так как же ты узнал?
- Пат ненавидит… ненавидела сельдерей, - ответил Гордон. - А когда я вошел в кухню и увидел, как ты пьешь кофе со сливками и сахаром, я знал, что ты не Пат.
- Вот почему я вроде как ожидал чего-то, подавая тебе кофе, - пожала плечами "она". - Я не знал, пьешь ли ты черный кофе. У меня и извинение за внезапную забывчивость было наготове на случай, если ты что скажешь. Я не знал, какой кофе она любит, вот и ушел пить его на кухню. И все равно прокололся. Я люблю сельдерей. Мне и в голову не приходило, что кто-то может его не любить. Вот так кончаются все замечательно продуманные планы всех мышек и людишек. Но все будет нормально. Мне придется пересмотреть свое расписание, только и всего.
- Чем ты меня ударил? - спросил Гордон.
- Молотком, который припрятал на всякий случай. Я уж испугался, что убил тебя. Это было бы скверно: мне бы пришлось чертовски трудно, объясняя твою внезапную насильственную кончину. По счастью, у меня силенок маловато, а у тебя крепкий череп. И мозги тоже.
- Не уверен, - возразил Карфакс. - Я еще могу ноги протянуть.
- Я тебя осмотрел. Могу сказать, что ты отделался легким сотрясением. Выживешь. Во всяком разе, тело твое выживет.
Карфакс знал, что у него нет никаких, ну просто никаких шансов спастись. Но он отчаянно хотел оттянуть неизбежное, а лучшим способом сделать это было разговорить "ее".
- Как ты узнал, что Патриция живет здесь?
- Без проблем. У меня, знаешь ли, все еще есть организация. Я все время знал, где вы находитесь - ты, сестрица твоя двоюродная, Лангер. Вот и отправился в дом возле Понтиака. Одно из почти двух дюжин подготовленных мной укрытий. Я знал, что, если закажу детали для МЕДИУМа, ты меня тут же выследишь. Вот я все и устроил так, будто меня случайно убило током, когда я чинил аппарат. Но сначала я построил этот мини-МЕДИУМ, чертежи которого сделал твой дядюшка, дурачина Рафтон. Гениальный ученый, но дурак. Он и впрямь полагал, что я собираюсь дать ему жить.
- Сомневаюсь, - заметил Карфакс. - Я уверен: он сотрудничал с тобой, потому что надеялся удрать.
- Ну и посмотри - где он теперь? Снова в своей колонии.
- В своей первоначальной колонии?
- О да. Если рэмс выдернут с помощью МЕДИУМа, другой рэмс его места не занимает. Похоже, оно остается открытым для первоначального обитателя, а нового отвергает. Почем мне знать? Схожу-ка я лучше за кофе.
"Будь я проклят, - подумал Карфакс, чувствуя, что в горле у него пересохло, - если попрошу у "нее" хоть что-нибудь".
Подходящее слово - проклят. Он направляется навстречу вечному проклятию.
"Она" возвратилась с чашкой кофе и стаканом воды.
- Нужно, знаешь ли, заботиться о твоем здоровье, - объяснила "она" при виде удивления Карфакса. - Ну-ка выпей, да не вытворяй ничего героического вроде плевка мне в лицо.
"Она" придерживала стакан у его губ, то и дело наклоняя. Вода была восхитительна на вкус, и в Карфаксе проснулась надежда. Смешно надеяться в подобной ситуации, но ведь никогда не знаешь, что случится на этом свете. Хотя знать-то как раз можно. Ты будешь кружиться в строго выверенном танце вокруг прочих лишенных надежды созданий. Каково это - лишиться тела, стать существом из чистой энергии? Очень скоро он это узнает. Если только…
Даже если он сумеет освободиться от веревок, сможет ли потом хоть что-то сделать? Он ощущал слабость, и любое резкое движение головой вызывало приступ острой боли; лицо словно муравьями покусано…
- Как тебе удалось добраться до Патриции? - спросил он, глядя, как "она" усаживается на диван.
- Я приехал поздно ночью, - засмеялась "она". - Обошел дом сзади, алмазным стеклорезом вырезал из двери стекло, просунул руку, открыл замок, вырезал еще кусок из французского окна, дотянулся, открыл, отомкнул цепочку - раз-два, и я внутри. Потом поднялся наверх и нашел там твою кузину. Она дрыхла без задних ног - судя по запаху виски, крепко налакалась. Я вколол ей умеренную дозу морфина, чтоб не проснулась, обмотал ее клейкой лентой и установил свой новехонький свежесклепанный - по большей части на транзисторах - портативный мини-МЕДИУМ, последнее создание твоего дядюшки. Когда она проснулась, я ее изнасиловал. Не мог видеть, как вся эта красота зазря пропадает. Кроме того, я хотел отплатить ей за то, что она отказала мне в Лос-Анджелесе. Признаю, я беспокоился, как бы мне от себя не забеременеть, но потом решил, что таблетку она приняла.
- Ах ты вшивый сукин сын!
- Ты и покруче способен загнуть, я уверен, - заметила "она". - Потом я установил МЕДИУМ и сделал переключение. Это был тот еще номер - не само переключение, а все меры, необходимые, чтоб я, оказавшись в ее теле, справился с ней в теле Денниса. Когда я еще был в теле Денниса, я обмотал себе лодыжки клейкой лентой и привязал их крепкой веревкой к постели. Потом привязал свою левую руку к левой ноге. Это было нелегко, но, как теперь говорят, у меня была сильнейшая мотивация.
Твоя кузина сидела на стуле напротив. Она была под дозой, чтоб не особенно сопротивлялась. Может, она даже не понимала, что происходит. Я не мог вкатить ей слишком большую дозу: не хотел после перехода оказаться в отключке. Я хотел прийти в себя, чтобы помешать ей - уже в теле Денниса - освободиться. Мне надо было учитывать и другой фактор: первоначальные неполадки с координацией. У рэмса по первому времени всегда затруднения, знаешь ли. Или не знаешь?
- Вычислил, - ответил Карфакс. - Когда мне сообщили о поведении Миффлона в первую неделю в "Мегистусе". А кстати, кто был в теле Миффлона?