Из Белого Дома появились Девы, неся на плечах кресло, в котором поникло тело Джона Ячменное Зерно. Девы были одеты в форму своего сестричества: длинные зеленые одежды, долженствующие выглядеть подобно кукурузным листьям, и высокие золотые короны в виде початков. Они принадлежали к сестричеству Кукурузы и несли единственного своего брата. Он был мертв, но толпа, очевидно, этого не поняла, поскольку смеялась при виде тела. Он не впервые появлялся на публике в таком виде, и лишь Девы Кукурузы знали разницу. Они заняли положенное им место за Стражей и сразу впереди Солнце-героя.
Снова ударили барабаны, взвыли горны, завизжали свирели, заорали мужчины, завопили женщины.
Лось подался вперед вместе со всадником.
Всадника приходилось удерживать, чтобы он не кинулся к девчонкам, стоявшим вдоль улицы. Они выкрикивали предложения, от которых покраснел бы матрос, и он им кричал то же самое. Пустое в момент выхода лицо приобрело дьявольское выражение. Он рвался спешиться. Когда Лоси не дали ему это сделать, он стал бить их кулаками. Пострадавшие отшатывались с переломанными и окровавленными носами, падая под ноги тем, кто шел сзади, не замедляя шага. На их место подбегали другие, и многие руки схватили Солнце-героя.
- Подожди, Великий Лось! - кричали они. - Подожди, пока доберемся до купола! Там мы тебя отпустим, и ты сделаешь, что хочешь! Там Великая Жрица Виргиния ждет тебя в ипостаси Великой Белой Матери в образе девы! И самые красивые маскотки Вашингтона, нежные девы, исполненные божественного присутствия Колумбии и Америки, дочери ее! Ждут счастья наполниться божественным семенем Сына!
Но человек с рогами, казалось, не слышал или не понимал, что частично можно было объяснить языком, на котором он говорил, - хотя и американским, но не таким, как у них. Вторая часть объяснения заключалась в том, что он был одержим. Он был глух ко всему, кроме рева крови в собственных жилах.
Участники процессии старались подойти к месту назначения медленно, но не могли удержаться и не увеличить скорость. Может быть, свою роль сыграли слышимые отовсюду от молодых девушек оскорбления и угрозы разорвать их на части, если они не поторопятся. Бичи и стрелы пускали все больше крови. И все же девушки напирали, и одна вдруг фантастически высоко подпрыгнула и сбила с ног жрицу. Сама она тут же вскочила и прыгнула на плечи Лосю из процессии, но не удержала равновесие и упала головой вниз внутрь группы. Обошлись там с ней неласково: содрали одежду, пощипали и прижали как следует, пока не пошла кровь. Кто-то попытался предвосхитить Солнце-героя, но этому кощунству помешали другие. Ему дали по голове, а девчонку выкинули обратно в толпу.
- Подожди своей очереди, лапонька! - крикнули ей со смехом, а один завопил:
- Если Великого Лося будет мало, есть лоси и поменьше, детка!
Инцидент был исчерпан, и процессия остановилась у ступеней Капитолия. Наступило минутное замешательство, пока Стража и жрицы расталкивали девчонок. Лоси стащили Солнце-героя со спины животного и потащили к ступеням:
- Еще минута, Великий Лось! Подожди до верхних ступеней! Там мы отпустим тебя!
В полубреду Солнце-герой посмотрел на них, но позволил им висеть на себе. Он посмотрел вверх на статую Великой Белой Матери у входа в здание. Резного мрамора фигура высотой пятьдесят футов, с огромными грудями. Она кормила младенца-Сына. Под ногой у нее издыхал бородатый дракон.
- Виргиния! Виргиния! - взорвалась криком толпа.
Великая жрица Вашингтона вышла из теней колонн, окружавших Капитолий.
Сполохи факелов играли на голых плечах и груди жрицы и гасли в длинном платье. Медового цвета волосы, спадающие до пят, казались темными в свете огней. Темным стал и рот, в свете дня красный, как рана. Темными стали глаза, в свете дня голубые и глубокие.
Солнце-герой заревел, как лось, учуявший лосиху в период гона.
- Виргиния! - крикнул он. - Хватит ждать! Ничто меня теперь не остановит!
Открылся темный рот, и белой полосой сверкнули в свете факелов зубы. К рогатому протянулась тонкая белая рука. Он вырвался из держащих рук и взметнулся вверх по ступеням. Лишь краем сознания воспринимал он крещендо барабанов, горнов и свирелей и визжащий крик изнемогающей от похоти толпы молодых девушек. И это, и то, что его телохранители бешено сражаются за его жизнь, чтобы он не был затоптан или разорван на части длинными острыми ногтями девственниц. Не видел он, что случалось там, где смешивались с упавшими телами мужчин отброшенные блузы и юбки девушек.
Только одно заставило его на секунду остановиться. Неожиданно он увидел девушку в железной клетке, поставленной рядом со статуей Великой Матери. Это тоже была молодая женщина, но одетая не так, как другие. Она была в шапочке с длинным козырьком, похожей на бейсболку, свободной рубашке с какой-то неразличимой надписью, в штанах до колен, грубых чулках и туфлях на толстой подошве.
Над клеткой висел большой плакат с надписью по-дисийски:
МАЕССТ ГАКАЭТИ РЕА КЕСИЛАЕ.
Перевод:
МАСКОТКА, ЗАХВАЧЕННАЯ В НАБЕГЕ НА КЕЙСИЛЕНД.
Девушка бросила на него полный ужаса взгляд, закрыла глаза рукой и повернулась к нему спиной.
Он опомнился и устремился к великой жрице. Она встречала его, протянув вперед руки, будто благословляя. Но спина ее выгнулась, и разверстые бедра говорили, что долгое ожидание кончилось. Она не воспротивится.
Он издал рычание, идущее из самой глубины тела, схватился за ее платье и дернул.
За его спиной тысячи голосов слились в истошный визг, и он, облепленный плотью, исчез из виду отцов и матерей, стоявших у подножия лестницы.
I
Звездолет все кружил и кружил вокруг Земли.
На границе атмосферы и космоса он скользил и скользил от Северного полюса к Южному.
И наконец капитан Питер Стэгг отвернулся от экрана:
- Земля здорово поменялась за те восемьсот лет, что нас тут не было. Кто что думает насчет того, что мы видим?
Доктор Калторп поскреб длинную белую бороду и повернул рычажок под обзорным экраном. Поля, реки и леса расступились, приближаясь, и открыли город, расположенный по двум берегам реки - Потомака, по всей видимости. Город был приблизительно квадратной формы, и увеличитель показывал его не хуже, чем с расстояния пятисот футов.
- Что я по этому поводу думаю? - переспросил Калторп. - Ваши догадки ничем не хуже моих. Я, как старейший антрополог планеты, должен был бы провести анализ представленных данных - и даже объяснить, откуда взялось то, что мы видим. Но я не в состоянии этого сделать. Я даже не могу с уверенностью сказать, что это Вашингтон. Если это он, то его перестроили без видимого плана. Я этого не знаю, и вы тоже не знаете. Так почему бы нам не сесть и не посмотреть?
- У нас нет особого выбора, - ответил Питер Стэгг. - Горючего почти не осталось.
Вдруг он с силой двинул кулаком по ладони:
- Ладно, мы сели, а дальше что? Я на всей Земле не заметил ни одного здания, хоть чуть похожего на корпус реактора. И ничего похожего на знакомые нам машины. Где вся техника? Она на уровне телеги с лошадью - только лошадей у них нет. Лошади, похоже, вымерли, но они нашли замену. Что-то вроде безрогих оленей.
- Если быть точным, то у оленей не рога, а панты, - поправил Калторп. - Я бы сказал, что современные американцы разводят оленей или лосей, или тех и других, не только вместо лошадей, но и как крупный рогатый скот. Если вы заметили, то эти олени сильно различаются. Большие - тягловые, вьючные и мясные животные, а каких-то вывели явно вместо скаковых лошадей. Миллионы голов.
Он помедлил, потом продолжил:
- Вы знаете, я обеспокоен. Даже видимое отсутствие радиоактивного топлива не так меня беспокоит, как…
- Как что?
- Как то, как нас там примут. Большая часть Земли стала пустыней, и ее лицо изрезано эрозией - бритвой Господа Бога. Посмотрите на то место, где были добрые старые Соединенные Штаты Америки. На побережье Тихого океана - цепь вулканов, рыгающих огнем и пылью. Да и вообще все Тихоокеанское побережье - обе Америки, Азия, Австралия, острова - очаги вулканической деятельности. Выделяющаяся двуокись углерода и пыль радикально изменили земной климат. Тают шапки Арктики и Антарктики. Океан поднялся на шесть футов и поднимается дальше. В Пенсильвании растут пальмы. Когда-то окультуренные пустыни юго-запада Америки как будто солнцем сожжены. Средний Запад - пыльная котловина…
- Какое это имеет отношение к тому, как нас примут? - перебил Питер Стэгг.
- Самое прямое. Среднее Атлантическое побережье, кажется, на пути возрождения. И потому я рекомендовал бы приземлиться там. Однако там технология и социальные институты, судя по всему, сельскохозяйственного государства. Вы сами видели, как они там трудятся, подобно пчелам в улье. Сажают деревья, копают оросительные каналы, строят дамбы и дороги. Почти все работы, о смысле которых мы могли догадаться, направлены на рекультивацию почвы. А церемонии, которые мы отсюда видели, - несомненно, обряды плодородия. Отсутствие развитой техники может иметь двоякий смысл. Первый: вся известная нам наука забыта. Второй: есть предубеждение против науки и ее адептов - поскольку наука, справедливо или нет, обвиняется в холокосте, спалившем Землю.
- И что?
- Значит, эти люди могли забыть, что Земля посылала звездолет на исследование межзвездного пространства и поиск неосвоенных планет. Они нас могут посчитать за дьяволов или чудовищ - тем более что мы представляем науку, которую их, быть может, учили ненавидеть как дух зла. Как вы понимаете, я строю гипотезы не на чистом воображении. По изображениям и статуям на храмах и карнавальным маскам можно с уверенностью судить о ненависти к прошлому. Если мы к ним придем из прошлого, они нас могут отвергнуть. И притом сурово.
Стэгг заходил взад и вперед по рубке:
- Восемьсот лет как оставили мы Землю. А был ли смысл? Наше поколение, друзья и враги, жены и возлюбленные, дети, внуки и правнуки легли в землю и стали травой. А трава стала пылью. И пыль десяти миллиардов наших современников носит вокруг Земли ветер. И Бог один лишь знает, скольких еще миллиардов. У меня была девушка, с которой мы не поженились, потому что я предпочел эту великую авантюру…
- Зато ты жив, - перебил Калторп. - И тебе восемьсот тридцать два года по земному счету.
- И всего тридцать два биологических года. Как объяснить этим простым людям, что мы спали, как замороженная рыба, пока корабль летел к звездам? Они что-нибудь знают об анабиозе? Вряд ли. Так как же им понять, что мы выходили из анабиоза только для исследования новых планет земного типа? Что мы их открыли десять и одна вполне пригодна для колонизации?
- Пока ты произносишь речи, мы могли бы уже дважды облететь вокруг Земли, - сказал Калторп. - Вылез бы ты из своей мыльницы и посадил нас на Землю, и посмотрим, наконец, что нас там ждет. А ты, быть может, найдешь женщину, которая заменит тебе оставленную.
- Женщины! - завопил Стэгг, выходя из апатии.
- Что? - спросил Калторп, удивленный неожиданным напором в голосе капитана.
- Бабы! Мы восемь сотен лет не видели ни одной самой завалящей, захудалой и занюханной бабы! За это время я съел тысячу девяносто пять успокоительных пилюль - это призового быка может сделать волом! Но их действие кончилось! И сколько бы пилюль я ни сожрал, теперь подавай мне бабу! Я бы сейчас трахнул собственную слепую и беззубую прабабушку! Понимаю Уолта Уитмена, который хвастался, что извергает будущую республику. Во мне сейчас десять республик!
- Рад видеть, что ты бросил лирически ностальгировать и стал самим собой, - заметил Калторп. - Но подожди рыть землю копытом. Тебе скоро придется иметь дело с целой толпой женщин. Как я понял из наблюдений, сейчас они на Земле главенствуют, а ты себя знаешь - с главенством женщины ты не сможешь примириться.
Стэгг стукнул себя в грудь, как горилла:
- Не завидую бабе, которая против меня попрет!
Тут он рассмеялся и сказал:
- Честно говоря, я побаиваюсь. Я так давно не общался с женщиной, что мог и забыть, как с ними поступать.
- Ты просто помни, что женщины не меняются. Что в древнем каменном веке, что в атомном веке - "знатная леди и Джуди О’Грэди во всем остальном равны".
Стэгг снова заржал и хлопнул Калторпа по тощей спине. Потом отдал приказ готовиться к посадке. Во время спуска он спросил:
- Так как ты думаешь, есть у нас шанс на достойный прием?
Калторп пожал плечами:
- Может быть, нас повесят. Может быть, сделают королями.
Через две недели после своего триумфального въезда в Вашингтон Стэгг был коронован.
II
- Питер, ты король с головы до пят, - сказал Калторп. - Да здравствует Петр Шестой!
Несмотря на прозвучавшую в голосе иронию, он имел в виду то, что сказал.
Стэгг был ростом в шесть футов шесть дюймов и вес имел двести тридцать пять фунтов, обхват груди сорок восемь дюймов, тридцать два дюйма в талии и тридцать шесть дюймов в бедрах. На голове длинные и волнистые волосы золотистого цвета. Лицо его было красиво, как красива голова орла.
И сейчас он больше всего напоминал орла в клетке - он ходил по комнате взад-вперед, сложив за спиной руки, как орел крылья, склонив набок голову и глядя сосредоточенным взглядом жестких голубых глаз. Время от времени он глядел, прищурившись, на Калторпа.
Антрополог свернулся в большом кресле с золотыми накладками, прикладываясь время от времени к длинному разукрашенному камнями сигарному чубуку. Он, как и Стэгг, навеки лишился волос на лице. На следующий после приземления день их отвели в баню и сделали массаж. Слуги их побрили: просто наложили на лицо какой-то крем и потом стерли его полотенцем. Они оба решили, что этот способ бритья будет легок и приятен, но потом узнали, что у них пропала возможность отрастить бакенбарды, если бы им того захотелось.
Калторп холил свою бороду, но не возражал, чтобы его побрили, поскольку туземцы ясно дали понять, что борода есть мерзость и вонь в ноздрях Великой Белой Матери. Теперь же ему было жаль. Он не только лишился своего патриаршего обличил, но и выставил на обозрение всего мира безвольный подбородок.
Стэгг вдруг остановился перед зеркалом, покрывающим целую стену огромной комнаты, пристально всматриваясь в свой новый облик и в корону на голове. Она была золотая, с четырнадцатью остриями, каждое увенчано крупным бриллиантом. Он посмотрел на пышный воротник вокруг шеи, на обнаженную грудь, на которой было нарисовано пылающее солнце. С неудовольствием он осмотрел широкий пояс ягуаровой шкуры, алый килт, огромный фаллический символ, пришитый к нему спереди, блестящие ботинки до колен из белой кожи. Он увидел Царя Дисийского во всем величии его и заворчал. Сорвав с себя корону, он запустил ее через всю комнату. Ударившись о дальнюю стену, она подкатилась почти к его ногам.
- Итак, я коронован правителем Дисии! - выкрикнул он. - Царем Дочерей Колумбии. Как это на их дегенеративном американском - Кен-а дот ах К’лумпаха. Только что же это за царствование? У меня нет никакой власти или привилегий, положенных царю Я уже две недели правлю этой землей, где верховодят бабы, и в мою честь устроили кучу празднеств. Мне поют хвалу - в буквальном смысле, - куда бы я ни пошел с этой моей одногрудой Почетной Стражей. Меня посвятили в тотемное братство Лося, и позволь мне повторить - это самые странные обряды, о которых мне доводилось хотя бы слышать. Меня выбрали Великим Лосем Года…
- Естественно, что с именем Стэгг ты попал к Лосям, - перебил Калторп. - Еще хорошо, что они не узнали твоего второго имени - Лео. Им бы пришлось ломать голову, куда тебя отнести - к Лосям или к Львам. Вот только…
Стэгг продолжал злиться:
- Мне сказали, что я - Отец Моей Страны. Если так, почему они мне не дадут шанса стать отцом взаправду? Ни одной женщине не разрешается остаться со мной наедине! Когда я стал возражать, эта милая сучка, Главная Жрица, мне говорит, что я не должен допускать дискриминацию в пользу одной женщины. Я есмь отец, любовник и сын каждой жены дисийской!
Калторп все мрачнел и мрачнел. Поднявшись из кресла, он подошел к большому створчатому окну Белого Дома. Туземцы считали, что королевские апартаменты названы так в честь Великой Белой Матери. У Калторпа были более точные сведения, но хватало ума не спорить. Он жестом подозвал Стэгга и предложил ему выглянуть наружу.
Стэгг так и сделал, но громко фыркнул и состроил гримасу.
Калторп показывал через окно на улицу. Там несколько человек грузили большую бочку в фургон через задний борт.
- Их в древности называли золотарями, - сказал Калторп. - Приезжают каждый день и собирают удобрения для полей. В этом мире каждый чих - для величия нации и утучнения почвы.
- И ты думаешь, что мы к этому привыкнем, - ответил Стэгг. - Но запах с каждым днем все сильнее.
- Что ж, этот запах для Вашингтона не нов. Хотя в старые времена было меньше человечьего и больше коровьего.
Стэгг усмехнулся:
- Можно ли было подумать, что Америка, страна домов с двумя ванными, вернется к строениям, источающим подобный аромат? Только строения без дверей. И притом не потому, что они не знают водопровода. Вода у нас в квартирах есть.
- Все, что исходит из земли, должно вернуться в землю. Они не грешат против Природы, спуская в океан по трубам миллионы тонн фосфатов и других химикалий, когда они так нужны земле. Они не похожи на нас - слепых и глупых идиотов, убивавших землю во имя санитарии.
- Ты меня для этой лекции и позвал к окну?
- Именно для нее. Я хотел объяснить корни этой культуры. Или хотя бы попытаться. У меня есть фора, поскольку я большую часть времени посвятил изучению языка.
Язык у них английский. Только он гораздо дальше от нашей ветви, чем она была от англосаксонского. Он выродился в лингвистическом смысле, но быстрее, чем ожидалось. Может быть, из-за изоляции малых групп после Опустошения. И еще потому, что народные массы неграмотны. Грамотность - почти исключительная привилегия служителей культа и дирадахов.
- Дирадахов?
- Аристократов. Я думаю, это слово восходит к "диир-рай-дер" - олений всадник. Ездить на оленях - привилегия избранных. Аналог испанского "кабальеро" или французского "шевалье". И то и другое означает "конник". Я тебе хотел показать еще несколько вещей, но давай опять посмотрим на эту фреску.
Они подошли к дальнему концу длинной комнаты и посмотрели на огромную яркую фреску.
- На этой картине, - стал объяснять Калторп, - изображен величайший из мифов Дисии. Как видишь, - он показал на фигуру Великой Белой Матери, наклонившейся, как башня, над миниатюрными горами и долинами и еще более миниатюрными людьми, - она весьма разгневана и помогает Солнцу, ее сыну, сжечь создания земные. Она сворачивает голубой плащ, обернутый ею когда-то вокруг Земли для защиты от ярости сына.