В некотором смысле Стэгг не хотел есть. Голодная диета уменьшала действие пантов. Он по-прежнему страдал от возбуждения, которое было очевидным и служило источником многочисленных удивленных и восхищенных замечаний тюремщиков, но это был мизер по сравнению с тем сатириазом, который одолевал его в Дисии.
Сейчас он боялся, что, если его покормить, он набросится на Мэри Кейси, пояс там целомудрия или что. Но он боялся и того, что если не поест, то до утра не доживет.
"Может быть, - подумал он, - я мог бы съесть сколько-нибудь, чтобы поддержать тело и панты, но не столько, чтобы порыв стал непреодолимым".
- Если ты так уверен, что я на нее нападу, почему тебе не поместить меня в другую комнату? - спросил он.
Раф сделал изумленный вид, но перестарался, и Стэгг понял, что Раф сам подвел его к такому предложению.
- Ну конечно! До чего ж я устал, до чего ж поглупел! Мы тебя запрем в другой комнате.
Другая комната находилась в том же здании через внутренний двор. Из окна своей комнаты Стэгг видел окно комнаты Мэри. Света у нее там не было, но луна освещала двор и играла бликами у нее на лице, прижатом к железным прутьям.
Стэгг подождал минут двадцать, потом услышал ожидаемый звук: в замке железной двери поворачивался ключ.
Визжа несмазанными петлями, распахнулась дверь. Вошел Абнер с большим подносом. Поставив поднос на стол, он сказал охраннику, что позовет его, когда будет нужно. Охранник открыл было рот, но, встретив свирепый взгляд Абнера, передумал. Он был местный и к воинам из самой Филадельфии испытывал почтение.
- Смотри, Рогатик, - сказал Абнер. - Правда, вкусно тебе принесли покушать? Ты будешь мне благодарен?
- Буду, конечно, - ответил Стэгг. Сейчас он был готов почти на все за еду. - Тут больше чем достаточно. А если мне еще захочется, ты сможешь принести?
- Спрашиваешь! Кухня как раз под залом. Женщина ушла домой, но мне приятно делать женскую работу для тебя. А поцеловать в благодарность?
- Не могу, пока не поем, - ответил Стэгг, заставляя себя улыбнуться Абнеру. - А потом посмотрим.
- Не будь таким робким, Рогатик, - попросил Абнер. - И будь лапонькой, ешь побыстрее. У нас мало времени. Я думаю, эта сука Раф сегодня припрется. И мой приятель Люк меня беспокоит. Если он узнает, что я тут с тобой вдвоем…
- Я же не могу есть со связанными за спиной руками!
- Не знаю, не знаю, - с сомнением произнес Абнер. - Ты такой большой, такой сильный. Ты меня мог бы разорвать пополам голыми руками - ах, такими большими, сильными руками!
- Глупо было бы, - ответил Стэгг. - Мне бы никто не стал носить еды, я бы с голоду умер.
- Да, правда. И ты не будешь делать больно такому маленькому и хорошему? Я ведь такой слабенький. И я тебе немножко нравлюсь, правда? Ты ведь не всерьез говорил тогда, на тропе?
- Нет, конечно, - ответил Стэгг, прожевывая холодную ветчину, хлеб с маслом и маринованные огурчики. - Это я на тот случай, если бы твой приятель услышал.
- Ты не просто ошеломляюще красив, ты еще и умен, - сказал Абнер, начиная учащенно дышать. - Ты уже набрал силу?
Стэгг собирался ответить, что для этого ему придется съесть все, что он видит, но успел передумать. Однако ему ничего не пришлось говорить, потому что за дверью послышалась какая-то суматоха. Он приник ухом к железной двери:
- Это Люк, твой приятель. Он говорит охраннику, что ты здесь, и требует, чтобы его впустили.
Абнер побледнел:
- Великая Мать! Он и меня, и тебя убьет! Это такая ревнивая сука!
- А позови его сюда. Я его встречу. Убить не убью, так, слегка помну. Объясню ему, что теперь у нас с тобой.
Абнер пискнул от восторга:
- Это будет божественно!
Он потрогал бицепсы Стэгга:
- Великая Мать, что за бицепс! Такой большой и твердый!
Стэгг стукнул кулаком в дверь и крикнул сторожу:
- Абнер говорит, что можно его впустить!
- Да-да, - подтвердил Абнер. - Все в порядке, пусть Люк войдет. - Он поцеловал Стэгга сзади в шею. - Посмотрю, какую рожу он состроит, когда ты ему расскажешь. Он меня уже извел своей ревностью.
Взвизгнула, распахиваясь, дверь. С мечом в руке влетел Люк. Охранник захлопнул дверь, заперев их втроем.
Стэгг не терял времени. Ребром ладони он врезал Люку по шее. Тот упал, и выпавший меч зазвенел на каменном полу.
Абнер слегка пискнул. Увидев, как Стэгг шагнул к нему, он открыл было рот, но не успел издать ни звука и тоже упал на пол.
Голова у него склонилась под странным углом. Удар кулака Стэгга был так силен, что сломал ему шею.
Оттащив их в угол так, чтобы от дверей не было видно, Стэгг поднял меч Люка и отсек тому голову.
Потом он стал стучать в дверь и кричать, имитируя (надеясь, что удачно) голос Абнера:
- Сторож! Быстрее сюда, и пусть Люк отпустит пленника!
Повернулся ключ, и в камеру вошел охранник. Он держал меч наготове, но Стэгг ударил из-за двери. Голова сторожа отлетела на шаг от тела, из жил шеи брызнул фонтан крови.
Сунув нож охранника себе за пояс, Стэгг вышел в узкий коридор, тускло освещаемый факелом в дальнем конце. Он решил наудачу, что там, в дальнем конце, кухня, и направился туда. Дверь открылась в большую комнату, уставленную горшками и блюдами. Найдя брезентовый мешок, Стэгг набил его едой и добавил несколько бутылок вина. Потом вернулся в холл.
В этот момент открылась дверь, и в коридор вошел Раф.
Он шел нервно, крадучись. Может быть, поэтому он не заметил, что охранника нет. Оружия у него не было, кроме ножа в ножнах на поясе.
Стэгг рванулся к нему через коридор. Раф взглянул и увидел, что на него летит человек с рогами, держа в одной руке окровавленный меч, а другой придерживая закинутый на плечо мешок.
Раф повернулся и попытался выскочить в дверь, но клинок перерубил ему шею.
Переступив через окровавленный труп, Стэгг вышел во двор. Там прямо на камнях спали двое. Как большинство населения Хай-Квина в этот день, они были пьяны. Стэгг не хотел давать им шанс потом встать у него на дороге, и к тому же он хотел убить каждого пант-эльфа, который только ему попадется. Два быстрых удара, и он пошел дальше.
Пройдя через двор, он попал в коридор, точно такой же, как по ту сторону. У дверей комнаты Мэри стоял охранник с бутылкой в руке.
Стэгга он не видел почти до последней минуты. Заметив, остолбенел от удивления, а этого времени Стэггу хватило. Он ударил стражника мечом.
Острие попало охраннику в грудь между буквами М и А в слове "МАТЬ". От удара он покачнулся назад и ухватился рукой за лезвие. Удивительно, но другая рука бутылку не выпустила.
Лезвие вошло не глубоко, но Стэгг бросил мешок, прыгнул вперед и навалился на рукоять. Меч с хрустом пробил грудину и глубоко вонзился в тело.
Мэри Кейси чуть не потеряла сознание, когда открылась дверь и вошел рогатый и окровавленный человек. Она задохнулась:
- Питер Стэгг! Как ты…
- Потом! - оборвал он. - Нет времени!
Они перебегали из тени в тень, пока не добрались до стены и высоких ворот, через которые вошли в город. У ворот оказалось двое часовых, и еще двое находились в невысоких башенках над ними.
К счастью, все четверо спали пьяным сном. Стэгг без труда перерезал глотки лежащим на земле. Потом он тихо поднялся на башни и поступил так же и с остальными. Тяжелый дубовый засов, скреплявший половинки ворот, он вытащил без усилий.
Они направились по тропе, по которой пришли. Сто шагов бегом, сто шагов шагом. Сто шагов бегом, сто шагов шагом.
Реку Делавэр они пересекли на том же броде. Мэри просила об отдыхе, но Стэгг настоял, что надо двигаться:
- Когда в городе проснутся и увидят эти обезглавленные тела, за нами отправится погоня. И она не прекратится, если мы не доберемся до дисийской территории раньше их. А в Дисии нам тоже придется идти осторожно. Попробуем пробраться в Кейсиленд.
Но вскоре им пришлось замедлить шаг - Мэри не могла выдержать темп. К девяти утра она села на землю и сказала:
- Все. Шагу не могу ступить, пока не посплю.
Они нашли расщелину в ста метрах от тропы, и Мэри сразу заснула. Стэгг сначала поел и попил, а потом тоже лег спать. Он предпочел бы остаться на часах, но понимал, что несколько часов ему тоже нужно отдохнуть. Ему нужна была вся его сила - может быть, Мэри придется нести.
Он проснулся раньше Мэри и снова поел.
Когда через несколько минут она открыла глаза, над ней склонился Стэгг.
- Что ты делаешь?
- Помолчи, - ответил он. - Я хочу снять твой пояс целомудрия.
XII
Лицо Нефи Сарванта точно отражало его характер. В профиль оно было похоже на щелкунчик для орехов или изогнутые губки клещей. И это соответствовало действительности: раз во что-нибудь вцепившись, Нефи Сарвант хватку не разжимал.
Оставив дом Витроу, он поклялся, что никогда ноги его не будет там, где творится такое беззаконие. И еще он поклялся отдать, если потребуется, жизнь, но принести Истину языческим идолопоклонникам.
Он прошел пешком пять километров до Дома Потерянных Душ и провел там ночь в тревожном сне. Вскоре после рассвета он покинул дом. Было рано, но на улицах уже было полно фургонов с грузом, моряков, купцов, детей, торговок. Он заглянул в несколько ресторанов - они показались ему слишком грязными - и решил позавтракать фруктами с уличного лотка. Поговорив с торговцем фруктами насчет работы, он узнал, что есть вакансия уборщика в храме богини Готии. Купец об этом знал, потому что брата его жены накануне оттуда уволили.
- Они немного платят, но дают стол и квартиру. И есть еще другие преимущества, если ты отец многих детей, - сказал купец. Он подмигнул Сарванту: - Брата моей жены выгнали за то, что он за этими преимуществами забыл о метле и тряпке.
Что это значит, Сарвант не спросил. Узнав, как найти храм, он ушел.
Такая работа, если он ее получит, даст прекрасную возможность ознакомиться с дисийской религией. И будет первоклассным полем боя за души новообращенных. Да, будет опасно, но какой миссионер, достойный своего призвания, не хотел для себя этого?
Дорога была запутанной, и Сарвант заблудился. Он оказался в богатых кварталах, и спросить дорогу было не у кого, кроме людей в экипажах и верхом на оленях. По их виду было непохоже, чтобы они остановились для разговора с пешеходом - человеком низшего класса.
Он решил вернуться в портовый район и зашагал в ту сторону. Не пройдя и квартала, он увидел женщину, вышедшую из большого дома. Она была странно одета - в скрывающее ее с головы до ног платье с капюшоном. Сначала он принял ее за служанку: он уже знал, что аристократы не ходят пешком там, где можно ехать. Приблизившись, он заметил, что ткань платья слишком дорога, чтобы принадлежать служанке.
Несколько кварталов он шел за ней, пока наконец не решился оскорбить ее, заговорив:
- Леди, могу я покорнейше задать вам вопрос?
Она обернулась и высокомерно на него взглянула. Это была высокая женщина лет двадцати двух, с лицом, которое было бы красивым, если бы ему убавить резкости. Большие глаза были ярко-синими, а волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, темно-русыми.
Сарвант повторил вопрос, и женщина утвердительно наклонила голову. Тогда он спросил у нее дорогу к храму Готии.
С гневным видом она спросила:
- Ты насмехаешься надо мной?
- Нет-нет, - ответил Сарвант. - Как можно. Я просто не понимаю…
- Возможно, не понимаешь. Ты говоришь как иностранец. Конечно, у тебя не было намерения меня оскорбить. Люди моего народа убили бы тебя - даже если я не стою оскорбления.
- Поверьте мне, у меня не было такого намерения. Если я обидел вас, приношу свои извинения.
Она улыбнулась:
- Извинения приняты, незнакомец. А теперь скажи, что ведет тебя в храм Готии? У тебя есть жена, столь же презренная и проклятая, как я?
- Она давно умерла, - ответил Сарвант. - И я не понимаю, почему вы называете себя презренной и проклятой. Нет, я просто ищу работу уборщика в храме. Видите ли, я один из тех, кто вернулся на Землю…
И он рассказал свою историю, хотя и очень кратко.
- Благодарю вас, что вы говорите со мной как с равной, - сказала она, - хотя трудно себе представить дирадаха в роли уборщика. Истинный дирадах предпочел бы умереть с голоду. И я не вижу у вас изображения тотема. Не принадлежа к одному из великих тотемов, вам достойной работы не получить. У вас нет спонсора, кто поддержал бы вас при вступлении?
- Тотемы - суеверие и идолопоклонство! - сверкнул глазами Сарвант. - Я никогда не вступлю ни в одно братство!
- Ну, ты и в самом деле странный! - подняла она брови. - Я даже не знаю, как тебя определить. Как брат Солнце-героя, ты дирадах. Но ты и выглядишь не так и поступаешь не так. Мой тебе совет - веди себя как дирадах, чтобы люди знали, как с тобой обращаться.
- Благодарю вас, - ответил он. - Но я тот, кто я есть. Не могли бы вы мне теперь подсказать, как попасть к храму?
- Иди за мной, - сказала она и пошла вперед.
Сарвант озадаченно последовал за ней. Он хотел выяснить смысл нескольких замечаний женщины, но что-то в ее повадке остерегало от вопросов.
Храм Готии стоял на границе богатых кварталов и припортового района. Это было солидное здание из напряженного железобетона, построенное в виде огромной полуоткрытой раковины и расписанное красными и белыми полосами. К нижней створке раковины вели широкие ступени из гранитных блоков, а внутри было прохладно и разливался неясный свет. Верхняя створка раковины опиралась на каменные фигуры - изображения богини Готии - величавой женщины с грустным и задумчивым лицом и зияющей щелью там, где должен был бы быть живот.
Внутри щели находилась большая каменная наседка, сидящая на яйцах.
У основания каждой кариатиды сидели женщины. Каждая была одета в такое же платье, как на проводнице Сарванта. Были платья-лохмотья, были и дорогие платья. Богатые и бедные сидели рядом.
Женщина без раздумий подошла к группе, сидевшей на цементном полу в полумраке. Вокруг кариатиды их собралось двенадцать, и они ожидали высокую блондинку, поскольку оставили для нее место.
Сарвант подошел к бледнолицему жрецу, стоявшему позади за большими каменными башмаками. Он попросил работы подметальщика. К его удивлению, оказалось, что он говорит с главным официальным лицом храма - он ожидал, что главной будет жрица.
Епископ Анди заинтересовался акцентом Сарванта и задал ему вопросы, на которые он уже привык отвечать. Сарвант говорил правду, но вздохнул с облегчением, когда жрец не спросил его, почитает ли он Колумбию. Епископ отправил Сарванта к жрецу рангом пониже, который объяснил ему, в чем будут состоять его обязанности, сколько ему будут платить, где и когда он будет есть и спать. В заключение он спросил:
- Много ли ты зачал детей?
- Семерых, - ответил Сарвант, не потрудившись добавить, что все они уже столетия мертвы. Может быть, сам жрец был одним из потомков Сарванта. Может быть, каждый под этой крышей мог бы назвать его как своего пращура в тридцать каком-то поколении.
- Семерых? Превосходно! - воскликнул жрец. - Тогда у тебя будут те же привилегии, что у любого мужчины с проверенной фертильностью. Ты пройдешь тот же тест, что и другие, потому что в деле такой важности мы не можем полагаться лишь на слово человека. Предупреждаю: не злоупотребляй своими привилегиями. Твой предшественник был уволен за невнимание к швабре.
Сарвант начал подметать изнутри храма с дальней от входа стороны. Он уже дошел до колонны, где сидела блондинка, когда заметил мужчину, говорившего с ее соседкой. Он не слышал беседы, но женщина поднялась и распахнула платье. Под ним не было ничего.
Мужчине явно понравилось увиденное, потому что он кивнул. Женщина взяла его за руку и повела к одной из кабинок в задней половине храма. Они вошли, и женщина задернула занавеску над входом.
Сарвант лишился дара речи. Лишь через пару минут он смог снова взяться за веник. Теперь он заметил, что повсюду в храме делается одно и то же.
Первым побуждением было бросить веник, бежать из храма и больше никогда здесь не показываться. Но он сказал себе, что, куда бы он ни пошел в Дисии, он встретит зло. С тем же успехом можно остаться здесь и посмотреть, можно ли сделать тут что-нибудь для служения Истине.
И тут он стал свидетелем такому, от чего его чуть не стошнило. К изящной блондинке подошел здоровенный моряк и заговорил с ней. Она поднялась и распахнула платье, и через минуту они оба были в кабинке.
Сарвант трясся от ярости. Он уже был достаточно шокирован, когда это делали другие, но она, она!
Он заставил себя остановиться и подумать.
Почему ее поведение возмутило его больше, чем такое же поведение других? Потому что - следовало признать - она его привлекла. Очень сильно Она вызвала в нем чувства, которые не вызывала ни одна женщина с того дня, как он встретился со своей женой.
Он поднял щетку, пошел в контору низшего жреца и потребовал ответа, что здесь происходит.
Жрец был очень удивлен:
- Ты настолько новичок в нашей религии, что не знаешь, что Готия - покровительница бесплодных женщин?
- Нет, я не знал, - ответил Сарвант дрожащим от ярости голосом. - А какое это имеет отношение к… ко всей этой… - Он умолк, поскольку в дисийском языке не было известных ему слов для обозначения проституции или продажной любви Потом он сказал: - Зачем эти женщины предлагают себя незнакомцам? Неужто это и есть поклонение Готии?
- А что же еще? - спросил жрец. - Это несчастные женщины, проклятые бесплодным чревом. Сюда они приходят после годичных стараний забеременеть от собственного мужа, и мы устраиваем им обследование. У некоторых мы находим болезни, которые можно вылечить, но не у этих. Для этих мы не можем сделать ничего.
И там, где отступает наука, должна быть призвана вера. Эти несчастные приходят сюда каждый день - кроме святых праздников, когда посещают церемонии в других местах - и молят Готию послать им мужчину, чье семя оживит их мертвое чрево. Если за год они не будут благословлены ребенком, они обычно вступают в орден, где могут служить своей богине и своему народу.
- А вот Арва Линкон? - спросил Сарвант, назвав блондинку. - Немыслимо, что женщина такой красоты и аристократической фамилии должна ложиться с каждым встречным.
- Та, та, та, мой дорогой! Не с каждым. Ты, может быть, не заметил, что все входящие сюда мужчины сначала идут к боковому входу. Там мои добрые братья проверяют, что эти люди могут дать здоровое семя. Человек больной или по другой причине не подходящий для отцовства отвергается. А красавец он или урод, мы не обращаем внимания: важны только семя и чрево. Личные вкусы также не учитываются. Кстати, почему бы тебе не пройти осмотр? Нехорошо быть эгоистом и отдавать все свое семя одной женщине. Твои обязанности перед Готией не меньше, чем перед любой ипостасью Великой Белой Матери.
- Я должен идти подметать, - буркнул Сарвант и быстро ушел.
Он закончил с полом в главном притворе, но усилия воли на это ушли колоссальные. Он не мог заставить себя не смотреть время от времени на Арву Линкон. В полдень она ушла и больше в этот день не возвращалась.