Я поглядела на нее. О, Господи! Она сидела совершенно зеленая, красивого нежно-зеленого цвета. Она была, конечно, жутко тощая - в чем душа держится, но такие хрупкие с виду женщины на самом деле очень выносливы. Что на нее нашло?
- Герка, - говорю. - Останови машину. Кристине плохо.
Герка, чертыхаясь, съехал к обочине.
Мы выбрались наружу и разместились у машины. Кристина сделала несколько неверных шагов и села прямо на землю. Все тактично смотрели в сторону, кроме Герки, который сразу надулся и начал орать на нее.
- Если ты знаешь, что тебя в машине укачивает, какого черта ты едешь? Ты что, так и собираешься травить всю дорогу?
- Герасим, заткнись, - говорю. - Ты же обратно ее все равно не можешь отправить. Что уж теперь начинать… А она привыкнет со временем.
- Привыкнет она, как же…
Томас поглядел на полупрозрачную Кристину, вздохнул и полез обратно в джип. Какое-то время он копался в вещах, сваленных на заднем сиденье, потом вынырнул, держа в руках термос и какой-то флакон с таблетками.
- На вот, запей, - сказал он, протягивая ей крышку от термоса, над которой поднимался пар. - Говорят, это помогает.
- От чего помогает? - спрашиваю.
- От морской болезни. Тебе тоже дать?
- Нет, - говорю. - В этом смысле я все еще в порядке. Вы мне лучше кофе налейте.
- Сама нальешь, - отвечает, - раз в порядке. - И отошел к джипу.
Я присела рядом с Кристиной и стала ждать, когда она освободит кружку. К Кристине постепенно возвращался ее естественный цвет.
- Ты как фрекен Снорк, - говорю. - Она тоже меняла цвета в момент душевного напряжения.
- Смеешься, - слабо ответила она. - А как я дальше поеду?
- Отсидишься и поедешь. Это все от того, что мы выехали на пустой желудок. А сейчас найдем какое-нибудь уютное место, позавтракаем…
- Не хочу слышать про завтрак.
- Ну, не хочешь, и не надо. Просто так посиди.
После теплого нутра машины на обочине, казалось, было невыносимо холодно. Я увела руки в рукава и стала глядеть на небо - просто потому, что больше глядеть было некуда - по обе стороны шоссе расстилались пожухлые бурые поля.
Как раз когда я бессмысленно озирала горизонт, за краем земли что-то бухнуло, и на горизонте возникли темные точки, которые стремительно увеличивались, приближаясь к нам. Роскошные военные самолеты прочертили небо у нас над головами, они шли в треугольном строю и были красивы той жестокой красотой, которая отличает лишь очень функциональные вещи. Они исчезли за противоположным краем неба так же быстро, как и появились, и только потом ударила звуковая волна, такая мощная, что в джипе задрожали стекла. На какое-то время я оглохла - вокруг стояла красноватая, пульсирующая тишина.
- Интересно, куда это они? - сказал наконец Герка. Голос его показался непривычно тихим - цыплячий писк, а не голос.
- Не думал, что они еще летают, - пробормотал Томас. - Во всяком случае, хорошо, наверное, что нам не туда.
- Поехали, - говорит Кристина. - Мне уже лучше. Не надо тут больше сидеть.
Находиться в джипе, да еще когда он опять тронулся в путь, почему-то казалось безопаснее, хотя, на самом деле, движущаяся мишень - такая же мишень. Игорь, кажется, заснул, а Кристина сидела такая напряженная, уставившись взглядом в пространство, что я решила как-то ее отвлечь.
- А правда, - говорю. - Как же ты решилась ехать, бедняга, если тебе в машине так погано?
Она нахмурилась.
- Я и не хотела никуда ехать. Я думала, они мне какую-нибудь другую работу дадут, в городе. Но другой они не давали. Я просила-просила, просто - нет и все. А таких лекарств, которые у них на складе лежат, я уже год как раздобыть не могу. А у меня мама только на них и держится.
- Кристи, ты хоть представляешь себе, что все это немножко опасно?
- Ну, представляю. Можно подумать, ты сама не боишься. А зачем тогда поехала?
Я задумалась. То, что попервоначалу меня подбил на эту глупость Вадька Заславский, на самом деле ничего не значило - я могла бы запросто отказаться, и все равно он бы мне ничего не сделал. Наверное, поехала я потому, что терять мне было нечего. У меня не осталось ничего, что помогало бы цепляться за жизнь, я могла протянуть еще какое-то время, как-то извернуться, но сил на то, чтобы изворачиваться, оставалось с каждым разом все меньше и меньше. В результате, меня ожидал тот же конец, который настигал все больше жителей города, в особенности, одиночек - смерть от голода и слабости в нетопленой квартире, когда человек ложится и не встает больше потому, что нету сил одеться и выйти из дому, да и незачем это делать… У меня не оставалось никакой надежды на лучшую участь, но почему-то от этого я себя чувствовала только легче. Спокойнее, во всяком случае.
Томас развернул карту.
- В часе езды отсюда, - сказал он, - есть заправочная станция. Кафе там, все такое. Наверное, все там заброшено, но остановиться можно. Передохнем там с полчаса, потом я поведу.
- Да я еще не устал, - ответил Герка.
- Не устал, потому что пока мы едем по хорошей дороге. Потом будет тяжелее. Может, и с шоссе придется съехать.
- Почему?
- Ближе к ночи тут становится неспокойно. Здесь часто ходят автоколонны - ну, и все остальные тоже.
Я поняла, что он имел в виду. Патруль, что обычно сопровождает автоколонны, и сам по себе достаточно опасен, потому что они сначала стреляют, а уж потом смотрят - в кого. И есть еще вооруженные банды, которые вьются вокруг этих автоколонн, как стервятники вокруг слоновьей туши. Все они вооружены, у всех достаточно смутное представление о ценности человеческой жизни - тем более что никто пока не убедил их в обратном.
До заправочной станции на самом деле ехать пришлось больше часа. Дорога была разбита, машину трясло, и эта качка, тепло и сладковатый бензиновый запах просто выталкивали в сон. Кристина сидела, забившись в угол и закатив глаза, Игорь, наоборот, вышел из своего транса и попытался развлечь себя разговором.
- Хоть кто-нибудь знает, что мы везем? - обратился он в никуда.
- Я видел, - отозвался Томас. - Небольшой такой пакет, запечатанный. Я сам его укладывал.
- Тяжелый хоть пакет?
- Нет. Легкий.
- Тогда, - говорит Игорь, - это наркотики. Эта фирма занимается перевозкой наркотиков. Самое выгодное дело.
- Да нет, - говорю, - не похоже. Драйверы перевозят наркотики - они что угодно перевозят. Проще было с ними договориться, заплатить им как следует. Они черта в клетке готовы перевезти, если им это будет выгодно. Автоколонны все-таки охраняются хоть как-то, и потом мелкий груз им легче спрятать.
- Да хоть и черта, - сказал Герка. - Какая разница? Мы же взяли деньги. И все остальное - тоже.
- А мне просто интересно, - уперся Игорь.
Я говорю:
- Мне тоже интересно. Но в наркотики я не верю.
- Они могут быть не в этом пакете, - задумчиво сказал Игорь. - Они могут быть спрятаны где-то в машине. А пакет так, для отвода глаз.
- Это ты кино насмотрелся, - говорю. - А в жизни так не бывает, по-моему.
- Тогда почему они нам ничего не сказали о том, что мы на самом деле везем?
- Не знаю. Может, просто потому, что они курьеров за людей не считают.
- Может, вскрыть его? - задумчиво спросил Игорь.
- Что ж, - говорю. - Попробуй… Сказку про синюю бороду читал? Уезжает он, оставляет девицу на хозяйстве и говорит, делай все, что хочешь, только не открывай вот этим маленьким ключом вот эту маленькую дверь. Ну, героиня, естественно, открывает.
- А там семь женщин на крюках висит, - подсказал Игорь.
- Вот именно, - говорю. - Представляешь, зрелище?
- Последствия, - подхватил Томас, - могут быть самые неожиданные.
- Значит, вы все против, - обиженно говорит Игорь. - Значит, вам не интересно, что там такое?
- Против, - говорю. - Я лично почему-то против. Хочешь, проголосуем?
- Боже упаси, - пробормотал Томас.
- Может, когда до места доедем, - заключил Герка, - тут мы их и спросим.
Что-то я сомневаюсь, что та же организация в конце нашего пути окажется разговорчивей, чем в отправной точке. Но этого я говорить им не стала. Что-то мне и так было не по себе.
- Это ты, кажется, что-то говорила про уютное место? - слабо пробормотала Кристина.
Заправочная станция, действительно, оказалась очень заброшенной. На грязной бетонной стене - выщербленные автоматной очередью дыры, крыша навеса перекосилась, стекла маленького придорожного кафетерия выбиты, от вывески над дверью остались только буквы "ИКА". Так и не понятно, как оно там раньше называлось… Тем не менее, Герка загнал джип под навес и заглушил мотор. Мы вылезли наружу.
Похолодало. Ветер нагнал тяжелые обложные тучи, пошел дождь - мелкий, точно водяная пыль; разбитое шоссе отсвечивало под тусклым мерцающим небом.
- Ехать будет трудновато, - заметил Герка.
- Ладно, - сказал Томас, - передохнем, а там поглядим.
Разбирать продукты и налаживать какое-то подобие обеда пришлось нам с Игорем - Томас и Герка возились с машиной, уж не знаю, что они там делали не разбираюсь я в этом, а Кристине было совсем нехорошо. В результате все пришлось есть холодным, потому что Игорь не знал, как разжечь переносную печку. Что и раздражало меня безумно, - сама-то я тоже не могла с ней справиться, но это почему-то в счет не шло.
Мы поели в пустом грязном кафе, где в углу были свалены разбитые, перевернутые столы и стулья, а когда собрались, Томас сказал, что теперь поведет он. Но дальше ехали мы не очень долго, дождь лил все сильнее, по разбитому покрытию пузырилась вода, а сумерки из-за паршивой погоды наступили раньше обычного. Наконец Томас решил, что дальше он не поедет, а лучше нам заночевать - но и это решение тоже оказалось не так-то легко выполнить, потому что он вел машину в этой сплошной пелене дождя еще с час, разыскивая безопасное место, где можно остановиться. Наконец, он съехал с дороги на какую-то не очень раскисшую колею, отвел джип подальше и выключил фары. Дорогу, по которой мы ехали, отсюда было почти не разглядеть, но зато и мы, наверное, оттуда были не видны. В проклятом джипе впятером сидеть было просторно, а вот спать - не очень, в результате мышцы у меня свело, и они ныли точно после тяжелой физической работы. Проснулась я от того, что Томас толкнул меня в бок. Я вскинулась, в джипе слабо светилась какая-то лампочка на панели, а снаружи было совсем темно.
- Автоколонна идет, - сказал он. - Хочешь посмотреть?
Я вылезла из машины. Господи, до чего же приятно пройтись по земле, даже если под ногами и не совсем земля, а какое-то вязкое месиво. Дождь, правда, прекратился, и вокруг стоял странный, острый, живой запах - запах земли, в которой что-то происходит, постоянно, исподволь, незаметно для глаза.
Дорога больше не была черной - по ней медленно проплывали огни фар, они отражались в лужах, дробились, до нас донесся глухой надсадный гул. Это была здоровущая автоколонна - вереница груженых бронированных машин, она тянулась и тянулась - всего я насчитала восемь грузовиков.
- Они редко бывают такими большими, - сказал Томас, незаметно возникший из тьмы. - Обычно машины три-четыре, не больше. Они стараются проскочить за счет скорости.
- Откуда ты знаешь?
Дело в том, что такие автоколонны редко заходили в город. Они разгружались где-то на своих складах, то ли за городской чертой у старой тюрьмы, то ли около военного аэродрома. А может, таких точек было несколько.
- Да я сам ходил с такой. Недолго, правда.
- Страшно было?
- Как когда, - честно ответил Томас. - А один раз нас подстрелили. Поэтому я и съехал с дороги - лучше задержаться или сделать лишний крюк, но никому не попадаться на глаза.
Я неуверенно кивнула. И раньше знала, что дорога опасна, но как-то не задумывалась над этим. Томас не производил впечатления паникера - но он вел себя более чем осторожно именно потому, что хорошо представлял себе, что тут делается.
- Томас, - сказала я, - я тут говорила с одним драйвером. Знаешь, он рассказывал какую-то странную историю. Про то, что их не пустили проехать через какой-то город, и что там было какое-то зарево и вообще было странно… глупо звучит, но, знаешь, он не из тех, у кого воображение богатое. А мы ведь последнее время ничего не знаем о том, что вокруг творится. Просто никаких известий не получаем.
Он помолчал. Автоколонна проехала, последние уходящие огни метнулись по мокрой, разбитой дороге; по черной земле, которая поглощала любой свет втягивала в себя, не отпускала; по его лицу - на секунду четкие черты дрогнули, поплыли, словно вода под ветром…
- В том, что их куда-то там не пропустили, - сказал он наконец, - нет ничего странного. Их терпят, но не любят, драйверов. Они, знаешь, ребята отчаянные - там только такие и держатся. Мало ли, что они там натворили. А что касается того, что там все выглядело странно… понимаешь, вообще-то ходят слухи, что с какими-то местами просто пропадает связь. Но, по-моему, это не относится к крупным городам, а до мелочи ни у кого руки не доходят. А может, ему просто померещилось… Не знаю.
Я вздохнула.
- Где мы вообще живем? - говорю. - Раньше было точно известно, что может быть, а чего - нет. А теперь все готовы поверить во что угодно.
Томас пожал плечами. Может, он относился к тем рационального склада людям, которые вообще предпочитают не забивать себе голову всякими глупостями.
- Пошли, - говорит, - теперь до утра ничего интересного не будет.
Мы вернулись к джипу, и я увидела, что от машины отделился темный силуэт. Кому-то еще не спится.
- Эй! - негромко окликнул Томас.
- Это я, - откликнулась Кристина.
- Как твои дела? - спросил он. - Отошла немного?
Она устало сказала:
- Ага. Пока машина не едет, все в порядке. А может, завтра легче будет. Я думаю, это дело привычки.
- Ну-ну, - неуверенно отозвался Томас. Кажется, он не верил в приспособляемость.
- Нам еще долго ехать? - по-моему, и сама Кристина в эту приспособляемость не очень-то верила.
- Если бы не было всяких посторонних факторов, - ответил он, - я бы сказал - дня четыре. При условии, что мы не будем очень гнать, а будем щадить себя и машину. Но, учитывая, что на дорогах творится… надо будет, кстати, радио послушать.
Он нырнул на переднее сиденье и вылез, держа в охапке какую-то темную массу, которая распалась на портативный приемник и пластиковый коврик. Развернул коврик, устроился возле машины и врубил радио, правда, негромко. Оттуда доносился треск, шипение, странные плывущие звуки, потом какой-то горячечный голос, который кричал:
- А мне наплевать! Кто остался? Никого там не осталось! Дай мне два самолета, по крайней мере! Ну, хоть один! Я эту заразу выжгу… - Голос замутился, побледнел и ушел в сторону; опять раздался сухой треск атмосферных разрядов, потом вдруг выплыл еще один голос, женский, бодрый до идиотизма:
- А сейчас для наших мужественных парней, которые рискуют жизнью на дорогах, певица Ника Зарудная споет песню "Сегодня я с тобой, орел мой горный".
- С ума посходили, - пробормотал Томас, вырубил радио, которое уже начало самозабвенно выводить:
Сегодня я с тобой, орел мой горный,
Сегодня я уже не буду гордой.
и полез обратно в машину.
Кристина задумчиво поглядела ему вслед.
- Я его боюсь, - сказала она. - Как тебе удается с ним ладить?
Я честно сказала:
- Сама его боюсь. Но он, по-моему, ничего плохого не хочет. Просто себя так держит.
- Мне тут неуютно, - говорит она. - Остальных я тоже не знаю.
- С остальными все понятно. Они-то как раз на виду. Игоря я давно уже знаю - года два-три. Он хороший мальчик. Разумный, спокойный. Он с виду выглядит слабым, но мне кажется, что это не так. Просто домашний мальчик, вот и все. А Герка… я его самого не очень хорошо знаю, так, общие знакомые. Но, в общем, таких людей тоже хватает. Он привык быть сильным… ему это очень важно, думаю. А кто сейчас сильный? Вот он и мучается.
- Тяжело с ними… Ты-то как держишься?
- Да никак, - говорю. - Так, стараюсь не скандалить. И то, знаешь… Мы все время друг у друга на виду. Уйти некуда. Отдохнуть от посторонних глаз негде. Как тут убережешься?
- Вот все вы меня обвиняете, - сказала она с неожиданной горечью, что я негибкая. Что требую от людей слишком много. Вот они меня и не любят.
Ну чего от меня она хочет, бедняга?
- Кристинка, а кто кого сейчас любит? Кто сейчас согласится взять на себя ответственность за другого человека? Сознательно, во всяком случае. Ты же посмотри, во что мы все превратились!
А ведь и правда, думаю. Уж не знаю, каким нужно обладать героизмом, чтобы решиться в наше время на какие-то прочные человеческие отношения… и что из этого получится.
- Все мы, - говорю, - получаем то, что заслуживаем. Поспать не хочешь?
Я пошла внутрь. Там хоть тепло.
Может, ей хотелось еще поговорить - просто потому, что на самом деле мы почти друг с другом не разговаривали - так, по необходимости. А о чем говорить - жаловаться противно, хвастаться нечем…