* * *
- Роми!
Стремительным рывком я села - кожаный диван, Ник за компьютером и яркое солнце из бокового окна. Уже утро, я отключилась, заснула здесь, я забыла о Роми!.. Лорейн, наверное, ищет меня по всему городу, хоть бы она не напугала мою девочку, хоть бы… Позвонить, срочно позвонить!
- Ник!
Он повернул голову и улыбнулся - морщинки вокруг сощуренных глаз и белые зубы в темной бороде.
- Доброе утро. Ну и как вам тут спалось?
- Ник, мне нужно немедленно позвонить. Где здесь телефон?
Смеющиеся синие глаза сузились до щелочек, Ник беспечно махнул рукой.
- Не волнуйтесь, я еще вчера вечером позвонил. Ваша дочка передавала вам привет и обещала быть послушной девочкой. А сейчас у нас шесть утра, вы ее разбудите.
Я спустила ноги с дивана, машинально нащупывая туфли и одновременно не отрывая взгляда от лица Ника. Я ничего не понимала.
- Но как же?..
Он пожал своими широкими угловатыми плечами.
- В городе двести восемнадцать Адамсов, но Лорейн Адамс только шесть. С четвертой попытки я попал на вашу подругу - проще простого.
На прозрачном защитном экране компьютера я поймала под каким-то углом свое отражение и попыталась пригладить рукой растрепанные волосы. Так странно, а я и не помню, когда успела назвать Нику фамилию Лорейн наверное, она проскользнула случайно, между зубами, а он запомнил, и даже не в этом дело, удивительно то, что он догадался позвонить, он не забыл о моей дочери, в то время, как я…
- Ник, я даже не знаю… Спасибо огромное!
- Да что там, - он встал и уже стоя пробежался одной рукой по клавиатуре на экране возникла красивая узорчатая заставка, а потом он стал спокойно-серым. - Скоро начнет собираться народ, так что давайте спасать вашу репутацию. Тут есть боковой выход, он вообще-то на элементах, но мой компьютер связан со всей системой, он эту защиту запросто снимает. Идемте, я ввел пятнадцать минут.
Мы прошли через помещение, смежное с той самой студией - огромное зеркало резануло глаза отраженным солнечным светом, а в студии за прозрачной стеной было темно, наверное, она освещалась только искусственно. Я повернула голову, словно всматриваясь в темное пространство - на самом деле я просто отворачивалась от зеркала, ни за что на свете я не взгляну больше в это зеркало…
В узком коридоре тоже было темно, я споткнулась и схватилась за руку Ника. Внезапно снова всплыло, возникло из непроглядной тьмы жуткое, наползающее, неотвратимое - фантасмагория… Ведь она родилась где-то здесь, еще немного - и я перестану верить, что она закончилась. Твердые пальцы Ника, эта единственная опора в бесконечной темноте… Удалось ли ему узнать хоть что-нибудь? Он ничего не сказал, но ведь я сама все время говорила о телефонном звонке. А спросить его сейчас - нельзя, как нельзя говорить в полночь о привидениях и в доме приговоренного - о смерти… Фантасмагория затаилась где-то здесь, она только и ждет… Перестать, немедленно взять себя в руки!
Когда мы вышли на свет позади огромного здания телекомпании, на руке Ника темнели круглые отметины моих пальцев. И глаза у него были в мелкую красную сеточку, с припухшими утомленными веками, сощуренными от солнца. Снова стало нестерпимо-стыдно: человек работал всю ночь, он делает все, чтобы помочь мне, мне - боящейся обыкновенной темноты… Наверное, мне всегда будет стыдно и неловко перед этими спокойными, все время улыбающимися глазами. Жаль.
- Запись кончается раньше, чем у вас разбился бокал, - заговорил Ник так, словно мы уже полчаса развивали эту тему, и я не вздрогнула, не напряглась - просто слушала, заглядывая на ходу в его лицо. - Или он вообще не разбивался. Понимаете, по вашему рассказу выходило, что вы потеряли сознание перед камерой или что-то вроде того. Но если бы произошло что-нибудь подобное, мой компьютер бы это зафиксировал, он фиксирует все, что хоть как-то выходит за рамки. Получается, что вы отснялись и просто ушли, без всяких происшествий.
Просто ушла - в фантасмагорию. Просто сошла с ума. Удивительно, насколько отстраненно я могу это воспринимать сейчас. Просто шагая по узкой пыльной улочке, каких много на задворках широких центральных кварталов, рядом с нескладным компьютерщиком. Того, о чем он говорит, не может быть… а почему? Потому что все случившееся произошло реально, я уже доказала это себе… А теперь вот: не разбивался бокал.
- Бокал - что-то вроде спецэффекта, - продолжал Ник. - Что в нем было, не знает даже мой компьютер, но я так думаю - обыкновенная вода. И вот, как только я это допустил и начал прокручивать другие варианты, почти сразу же попал в точку. Вы слушаете?
- Да? - я вздрогнула, сбрасывая эту ненормальную отстраненность, такую же безумную, как страх в темном коридоре. Фантасмагория… нет, есть что-то реальное, зафиксированное в памяти компьютера, я должна вдуматься в то, что скажет Ник, переспросить, если чего-то не пойму, это мой единственный шанс разобраться…
- Все довольно просто. Я разложил освещение по спектру, и оказалось так, как я и думал: в двух крайних прожекторах был "восьмой луч". Вы, конечно, никогда о нем не слышали, это вещь совершенно запрещенная, даже в военной промышленности. Но на телевидении его используют довольно часто.
- Восьмой луч?
- Или восьмая составляющая спектра, это, конечно, условное название, по физике оно гораздо сложнее, не в этом дело. Понимаете, на экране можно сотворить все, что угодно, сделать неотразимым красавцем и умником любого ничем не примечательного парня. Но если снимается программа с аудиторией, режиссура и компьютерная графика посредственному ведущему не помогут. Живых зрителей надо обрабатывать, и "восьмой луч" - самая удобная штука.
- Это воздействует на психику?
- Да, что-то вроде расщепления сознания. Каждый присутствующий какой-то частью своей личности ощущает себя единым целым с шоуменом. А результат полное взаимопонимание, самое что ни на есть раскованное общение ведущего с публикой. Чтобы это выглядело на экране, надо еще работать и работать, но живая аудитория совершенно счастлива. Страшная вещь этот "восьмой луч". Если бы его использовали, скажем, в предвыборной компании… но политики этого друг другу не позволяют. Иначе никакой политики не было бы вообще. А телевидение - это же так безобидно, на телевидении можно все…
- Но ведь я была в студии одна…
- Тем более. Это излучение, если не реализовано сразу, может сохранять воздействие на довольно длительный срок. В студии вас только облучили, а потом…
А потом ярко светило солнце, и на качелях качалась кукла, а я… нет, это была не я! Что-то вроде расщепления сознания, сказал Ник. Моего сознания но зачем?!
- Ник, может быть… это было случайно?
Я смотрела на него в упор, и он кивнул головой - нетвердо, несмело, он отвел утомленные покрасневшие глаза, слишком честные, чтобы не быть открытой книгой. Как было бы хорошо - если бы случайно, если бы просто забыли убрать прожекторы после очередного жульнического шоу, а я по неприятному, но не настолько уж роковому совпадению попала под воздействие этого безусловно запрещенного "восьмого луча". Если бы можно было на этом поставить точку, ведь все кончилось хорошо, моя девочка жива и здорова, и летом мы с ней поедем в гости к хорошему бородатому парню-компьютерщику, веселому и честному… Слишком.
- Нет, - медленно сказал Ник. - В предыдущей записи, где девушка-блондинка, те два прожектора светили нормально. Фильтры на объектив накрутили перед вашей пробой.
Я напряглась - самая верхняя, тонкая, готовая лопнуть струна. Расщепить мое сознание. Непостижимым образом слить его с сознанием убийцы Роми одного из двух, о которых писали в газете. Не случайно, целенаправленно… Кому-то зачем-то это было нужно, мне не важно, зачем, важно - кому. Сейчас я возьму себя в руки, я буду спокойна-спокойна, и я узнаю.
- Ник, - мой голос звучит извне, звучит твердо и почти равнодушно. Теперь нам надо выяснить, кто был тогда на студии, кто мог это сделать. Кто имел доступ к этому "восьмому лучу", уже пользовался им, наконец… Ваш компьютер должен это знать.
И тут Ник остановился, и это получилось так резко, неожиданно, страшно. Он повернулся вполоборота, лицом ко мне, наши глаза встретились.
- Мой компьютер знает все, - сказал Ник, - но я не буду его об этом спрашивать.
- Почему?!
Медленно, раздражающе медленно Ник вынул из кармана джинсов пачку сигарет, зажигалку, закурил - а я и не знала, что он курит, да что там - я его совсем не знала… Мы стояли так близко, друг против друга, и ветерок нес клубы дыма прямо мне в лицо - и это выводило меня из себя, меня вдруг стало выводить из себя каждое его движение. Я повторила - тихо, сквозь зубы:
- Вы мне можете объяснить, почему?
- Могу, - Ник затянулся и отбросил сигарету. - Кто бы это ни был: это слишком могущественные люди, чтобы вы вступали с ними в борьбу. Вы погубите и себя, и свою дочь. Я же вижу, вы не сумеете вовремя остановиться.
- И делаете это за меня?!
Нет, я не могла спокойно смотреть на это заросшее, помятое, красноглазое лицо. Вовремя остановиться… вовремя струсить! Ну что ж, я узнала от него достаточно, больше, чем если бы докапывалась сама. И куда это мы шли по этой пыльной задворочной улочке, ведь мне совсем в другую сторону…
- Спасибо вам за помощь. До свидания.
…Стремительными, широкими, уверенными шагами я вышла к телекомпании, обогнула ее и направилась к автобусной остановке. Прежде всего - поехать к Лорейн и забрать Роми. А потом… потом я что-нибудь придумаю.
Я завернула за угол, подняла голову - и вдруг поняла, что напрасно думала последние дни, будто избавилась от фантасмагории, будто в моей жизни что-то изменилось, будто это вообще жизнь… Нет, фантасмагория продолжалась, потому что там, на нашем месте, под ажурной вывеской с часами, стоял Дэн, и он сказал:
- Здравствуй.
Фантасмагория-8
Его глаза… Я совсем забыла его глаза - а они небольшие, карие, глубоко посаженные, такие мягко-бархатные… А впрочем, у него глаза грустной собаки. У него уже совсем обрюзгшее лицо, мягкие белые щеки, даже почти двойной подбородок. И белый воротничок из-под ворсисто-серого дорогого пиджака. И тяжелая, неспортивная фигура, и чересчур ухоженные руки с ногтями, покрытыми бесцветным лаком… И брюки, легким изломом ложащиеся на поблескивающие модельные туфли.
Я оглядываю тебя с ног до головы, и я вижу тебя насквозь, Дэн д'Аржантайль. Я вижу тебя такого, какой ты есть - ни на грамм не стройнее, ни на секунду не моложе, ни на взгляд не обаятельнее. Я - отдельна от тебя, и я свободна. Я могу долго, неподвижно, целую вечность смотреть в твои бархатные собачьи глаза, чужие, не имеющие надо мной власти…
Его пальцы сплетаются, расплетаются, скручиваются жгутом - они всегда были такими подвижными и такими нежными, его белые ухоженные пальцы. Ему трудно, мучительно трудно заговорить со мной - и, наверное, поэтому я не ухожу, я жду, пока он соберется с силами, мне его просто по-человечески жаль. Я имею право на жалость, я - сильная, я - свободная.
И он говорит:
- Я знаю, ты можешь просто отказаться меня слушать, ты можешь уйти, и это будет уже навсегда. То, что произошло между нами - страшно. Мне понадобилось три года, чтобы понять, насколько это страшно - но лучше три года, чем целая жизнь. Я не знаю, как ты прожила эти три года. Наверное, я заставил тебя страдать, наверное, я разрушил какую-то часть твоего светлого, прекрасного мира, и ты перестроила его заново, ты возненавидела или даже забыла меня. Я не пытаюсь оправдаться. Я хочу, чтобы ты поняла: даже если я пытаюсь вернуть невозможное, я делаю это не ради себя самого и, может быть, не ради тебя. Ты знаешь, я общаюсь с очень многими людьми и по работе, и по своей натуре - и нигде, никогда, ни у кого я не встречал такого союза, как тот, что соединял когда-то нас. Мы убили его… хорошо, я убил, но и ты дала ему погибнуть. Это страшно, понимаешь? Не только для нас, страшно вообще.
И я, конечно, отвечаю ему:
- Ты всегда умел красиво говорить, Дэн. У твоих слов только один недостаток - я им не верю. Может быть, я поверила бы тебе, если бы ты банально сказал, что любишь меня - и мне было бы только хуже, если бы я этому поверила. А оказывать нашим союзом услугу человечеству - заманчиво, конечно, но я уже не играю в эти игры. Наверное, то, что я говорю слишком, извини меня, Дэн, но ты опоздал.
Он смотрит на меня, он покусывает губы, он ждет - ведь я же молчу, я не могу заставить себя сказать ему все это. Я знаю, что должна произнести именно эти слова - единственно правильные, единственно достойные. Этот человек, он же ничего не значит для меня…
Я делаю шаг вперед, и еще один, я кладу руки ему на плечи, я долго, целую секунду смотрю в его глаза, а потом прячу лицо на его груди.
Фантасмагория-9
Скрипач играет только для нас двоих, он перебирает быстрыми пальцами нити мерцающего света, и темно-бордовое вино вспыхивает алыми искрами на дне двух бокалов. Мой почти полон, а Дэн уже допил до половины. Он кладет свою белую, узкую, теплую руку поверх моей, холодной и напряженной до побелевших косточек. В его глазах - те же пурпурные отблески, и от этого они еще более теплые, его глаза… А мне холодно, моя выпрямленная спина не касается мягкой спинки стула - потому что все это неправда. И вино, и скрипка, и касание пальцев Дэна, и его улыбка… И вместе с тем это реальность, единственно возможная реальность - слишком сложно, слишком много для меня, нервный озноб пробегает сверху вниз по напряженной спине.
- Ты счастлива? - мягко спрашивает Дэн.
Да! Я счастлива. Сейчас я поверю в это… моей руке уже становится тепло. Я подношу к губам бокал - терпкое красное вино, немного света и скрипки… Я счастлива…
- Теперь все будет хорошо, - говорит Дэн. - Страшно разбить рукой стекло, но зато потом осколки сверкают, как бриллианты.
Осколки… Бокал в моей руке… В бокале ничего не было, зачем я вообще думаю про какой-то бокал? Разве существует что-то за размытыми границами мерцающего света, что-то, кроме карманного мира круглого столика на двоих, кроме человека, который всю жизнь будет вот так смотреть на меня и касаться моей руки?..
Существует. Роми.
- Роми никогда тебя не видела, - медленно, словно преодолевая напряжение, говорю я. - Она у Лорейн, поедем туда, сейчас?
Стоп-кадр. Это когда лицо живого человека внезапно превращается в маску. Останавливаются глаза, губы, даже мельчайшие, неуловимые движения мышц лица, которые делают его живым. И только по зрачкам бродят красные блики, отдельные на мертвом лице.
Я успеваю удивиться, испугаться, полуоткрыть губы не то для вопроса, не то для крика - но через мгновение лицо Дэна снова обретает подвижность, словно опять пустили пленку, и он говорит:
- Нет, я не могу… это слишком сразу, - и вдруг, резко и неожиданно для меня:
- Помнишь водопад?
Я вздрагиваю, потому что помню. Потому что это слово растворяет прошедшие годы, поднимает со дна разочарование и боль обманутого доверчивого ребенка. Дэн обещал отвезти меня на водопад - и не сделал этого, только и всего. Но вечность назад это было важно для меня, настолько важно, что потом мне было больнее вспоминать этот водопад, чем все остальное, чего Дэн не сделал, а он не сделал слишком многого… Вечность назад…
- Хочешь, поедем туда завтра? - спрашивает он так просто, но в голосе замерла внутренняя дрожь. - Завтра воскресенье, я свободен. Ты, я и Роми…
Длинную секунду он смотрит на меня, он уже знает, что я согласна, что не в моих силах отказаться от себя - прошлой, юной, верившей, что когда-нибудь так и будет… Потом он встает.
- Извини, я должен идти. У меня еще дела на студии…
Он залпом допивает вино, а мой бокал еще полон, и лучи тусклого света, и блики, и скрипка…
Фантасмагория-10
Мое отражение в длинном узком зеркале - это зеркало на одного, и я одна. Швейцар приоткрывает дверь, он смотрит на меня недоуменно: почему я не ухожу? Я медленно провожу рукой по волосам… действительно, почему?
Что-то держит меня, что-то привлекает и никак не может полностью завладеть моим вниманием. Узкое высокое зеркало, оно отражает только меня… и светящийся прямоугольник над моей головой. Экран телевизора.
Я оборачиваюсь, и, угадав мое движение, портье нажимает на кнопку пульта, прибавляя звук. И я отступаю на шаг назад, и еще на один, я касаюсь локтем холодной поверхности зеркала, потому что…
- Субботний вечер, и с вами снова "Шоу с Дэнни"!
Несколько минут я стою неподвижно, я слежу за его уверенными движениями и гибкой, сильной фигурой, за обаятельной улыбкой и большими сверкающими глазами. Просто слежу, наблюдаю отрешенно и даже без удивления. Безупречная работа компьютера, примерно такого же, как стоит на столе у Ника. Странные они, эти люди в студии, они-то должны видеть того реального человека, который только что ушел отсюда… Камера скользит по аудитории влюбленные глаза женщин, мужчины с готовностью подхватывают реплики, брошенные в зал экранным, ненастоящим Дэном. Так забавно: я, только что простившаяся с ним - холодна, критична, а они, совсем чужие ему люди…
…Портье отшатывается назад, потому что я - вихрь, страшный, неуправляемый, способный сбить с ног, уничтожить:
- Можно позвонить?!!
Гудок в трубке, и еще один, гудок за гудком, непереносимо-медленные… Я знала - гудок - знала это уже давно. Как только увидела его под часами гудок - нет, раньше, когда Ник говорил о шоу-программах и "восьмом луче"… Нет, я знала - гудок - с самого начала, знала, что это он, что некому кроме него… гудок, и еще…
- Алло?
- Лорейн?!
- А, это ты… я была в ванной, я вообще не хотела…
- Где Роми?!!
Голос - далекий и безмятежный:
- Твой только что приходил и забрал ее. Сказал, что свозит на водопад…
Падает трубка, и с отчаянным звоном соскальзывает со стойки телефон, и надрывно стонет, задрожав, огромное зеркало…