- Вот как? - сказала Напхи. Она прикрыла глаза и опустила свою искусственную руку, которая прожужжала моторчиком и оставила в воздухе полоску выхлопа. Шэм не отрывал глаз от сложного механизма, изучал линии черного дерева.
- Ничего, мадам капитан, совсем ничего. - "Ты что, спятил? - подумал Шэм. - Почему ты лжешь?" - Но, не успел он подумать, что тот крохотный фрагмент утиля, который он обнаружил, принадлежит ему по праву нашедшего, как его язык сболтнул: - Да, еще вот это. - И он, вынув из кармана пластиковый квадратик, протянул его капитану.
- Можно вас на минутку, капитан? - Фремло знаком попросил ее следовать за ним - кто еще во всем поезде позволил бы себе такое? Напхи бросила на Шэма задумчивый взгляд.
- Спасибо, что вспомнил, - сказала она. Взяла квадратик и пошла за Фремло. Шэм смотрел им вслед. Он стоял неподвижно, скрежеща зубами. Внутри у него все кипело, требуя возвращения его крохотной находки.
Надвигался шторм. Шэм смотрел в иллюминатор на облака, которые спускались с верхнего неба, изливая потоки воды, накрывая сетью дождя горизонт, обращая весь мир в грязь, наливая меж колеями лужи, ускоряя ручьи, бежавшие с островов. Рельсы влажно блестели. Раненая мышка высунула головку из-под рубашки Шэма, точно тоже хотела взглянуть на небо. Шэм погладил ее.
- Суурап, - сказал ему доктор Фремло, когда они начинали работать над Ункусом. - Мы оба знаем, что медицина - не твое любимое занятие. Поэтому я прошу тебя только об одном: не мешай, не путайся под ногами, а когда я велю тебе что-нибудь сделать, делай именно то, что я прикажу. Пусть это дело тебе не нравится, пусть ты в нем не особо преуспел, - точнее, пусть ты в нем совсем не преуспел, а это истинная правда, раз я так говорю, - так вот, при всем том лучше уж ты, чем совсем никого. В общем, когда я скажу "бинтуй", ты знаешь, что делать. И так далее. Он может потерять ногу. Мы должны сделать все, что в наших силах.
Теперь, пошептавшись с Напхи, Фремло нашел его снова.
- Ты ведь знаешь, - начал он, - что не обязан подчиняться приказам?
- Я думал, приказы существуют для того, чтобы им подчиняться!
- И да, и нет, - продолжал Фремло, понизив голос. - В смысле формально ты, конечно, должен, но на деле зачастую все совсем не так. Ты ведь хотел оставить ту карту себе, или нет?
Шэм, покраснев, как флаг, недоумевал, что это - выволочка, совет или еще что-то.
- Вот хорошо, - сказал кто-то рядом с ними, глядя на грозу. - Потопит этих тварей. - Последовало замысловатое проклятье, обличавшее праведный гнев, но напрасно. Как все теллурические жители рельсоморья, кротовые крысы давно выработали свои стратегии спасения от потопа. Воздушные замки, водяные ловушки, сложные системы разноуровневых тоннелей.
Шэм увидел Бранка. И вздрогнул, но Бранк на него даже не поглядел. У него на уме уже давно были вещи поважнее, чем украденный и мгновенно возвращенный бойцовый петушок. Даже Яшкан был так расстроен, что взглянул на Шэма лишь с минутным недоброжелательством. Тот уже было подумал, что избежал расправы, как вдруг она обрушилась на него, откуда он не ждал.
- Каменноликие тебя разрази! - Вуринам вышел из операционной. - Чего тебе приспичило копаться там, в том вагоне, а? - Шэм даже не сразу сообразил, что гнев боцмана направлен именно на него.
- Погоди, - сказал он. - Я же не…
- Я ведь кричал тебе "выходи", так нет, тебе надо было поставить всех крыс на уши! Полюбуйся теперь, что ты наделал! - бушевал Вуринам. Судя по его бурной жестикуляции, речь шла об Ункусе.
Шэм не знал, что сказать в ответ.
- Погоди, парень, - вмешался кто-то сзади. - Шэм ведь не хотел…
- Не хотел, значит? - вопил Вуринам. - "Не хотел" на хлеб не намажешь!
- Внимание, - раздался из громкоговорителя голос капитана. - Ункуса Стоуна, - продолжала она, - необходимо доставить в госпиталь. Доктор Фремло утверждает, что у нас на борту недостаточно ресурсов для его спасения. Итак. - Все услышали глубокий вздох. - Отклонение от курса. - Новая пауза. - Переводники, тормозные, машинисты, приготовиться к смене курса. На Боллон.
Последовала минутная пауза.
- На Боллон? - повторил Вуринам.
- По местам, - хрипло крякнул громкоговоритель, и все задвигались.
- Значит, с Ункусом плохо дело, - буркнул кто-то.
- Почему? - крикнул Шэм в удаляющуюся спину боцмана. - Как? Насколько плохо?
- Настолько, - крикнул, не оборачиваясь, Вуринам, - что мы идем туда, куда нам сказали. Настолько плохо, что мы идем к первой попавшейся суше, хотя это Боллон.
И он потопал прочь, оставив Шэма одного в холодном немом коридоре. Шэм дрожал. Он не знал, куда ему деваться. Вытащил из-за пазухи мышь и заглянул в ее испуганные звериные глазки. "Не бойся, - подумал он. - Тебе нужна моя помощь".
ЧАСТЬ II
Голая кротовая крыса
Heterocephalus smilodon glaber
Глава 11
Кротобойный поезд в поисках добычи выбивает один ритм. Он настойчивый, но не быстрый; прерывистый, так как поезд то и дело переводит стрелки, меняет пути, выслеживая жертву, а команда смотрит во все глаза, не появится ли где заветный бугор.
Ритм один, но не единственный. Колеса по-разному дышат во время охоты, но любой ритм внушает охотнику уверенность, сообщает ему спокойную энергию, когда он контролирует каждое свое движение, сколь бы стремительным оно ни было. Ритмы поезда-убийцы по определению будоражат кровь. Когда старый кротобой, отслужив свое, выходит на пенсию и покупает себе коттедж на высоком утесе, где живет, по привычке вставая с рассветом, именно в такт охотничьим ритмам сами собой, без всякой его воли, продолжают двигаться его ноги. А еще говорят, что, когда умирает капитан, его пятки даже в гробу не перестают выбивать этот ритм.
Совсем не то поезд, идущий куда-то по тревоге. Его колеса выстукивают другое. "Мидас" спешил.
Глава 12
На большой скорости колеса выговаривают в основном радагадан. Один, два, три дня после ранения Ункуса поезд грохотал на север со всей быстротой, доступной составу на диких рельсах. Шэм приносил раненому еду. Держал таз с горячей водой, пока доктор менял повязки. И каждый раз замечал, как ухудшается состояние ран, расползается пятно некроза. Ноги Ункуса гнили.
Пустые, пыльные степи, в которых не было ничего, кроме рельсов, лежали на самом краю света, и карты часто ошибались в своих показаниях. Капитан Напхи и старшие офицеры вносили в них свои пометки. Вели поездной журнал. Капитан не отрывалась от книги слухов. Шэм дорого дал бы, чтобы заглянуть в нее хоть одним глазком.
"Мидас" держал путь на север, но причуды развязок и путей иногда заставляли его отклоняться на запад. Причем так далеко, что однажды, на склоне дня, на горизонте перед ними встали дымной стеной склоны Камбеллии. Дикий, овеянный легендами и страшными тайнами континент поднимался из моря рельсов.
Уже одного этого было достаточно, чтобы вся команда высыпала на палубы и уставилась на горизонт; но оказалось еще, что некая выдающаяся черта пейзажа, издали похожая на полосу кустарника, была на самом деле трупом летуна, упавшего с верхних небес на землю. Тут уж точно все сбежались. Кричали, размахивали руками, делали флатографии.
Случалось, что ни на что не похожие создания верхних небес, где они проводили время в загадочных сражениях друг с другом, наносили один другому смертельные увечья, и тогда их трупы падали вниз, в рельсоморье. Бывало, что поездам проходилось проезжать мимо них или даже таранить эти груды непривычно гниющего мяса решетками своих локомотивов, пачкая носовые фигуры.
- Смотри-ка, его даже мухи не жрут, - сказал Вуринам.
Небесные создания обычно разлагались сами, а ускорить или замедлить этот процесс могло лишь содержимое их желудков. Земные черви ими брезговали.
Этот первый увиденный Шэмом поднебесный труп был ему не совсем понятен. Длинный, жилистый, с торчащими из полужидкой массы обломками клювов, когтей и измочаленными веревками сухожилий - хотя, может, то были внутренности, кто знает. Никаких глаз - по крайней мере, он их не заметил, - зато целых два рта: один с присоской, как у пиявки, а другой зубастый, вроде циркулярной пилы. Возможно, он считался прекрасным и изящным в том мире, для которого был рожден, где его предки обитали в балластном отсеке некоего иномирного судна, откуда эоны лет назад были слиты в верхний слой земного неба во время короткой стоянки.
Вуринам и Шэм стояли на мостике локомотивной надстройки, сразу за ревущими двигателями. Забыв об удаляющемся чудовищном трупе, они во все глаза разглядывали маячащую впереди неведомую страну Камбеллию. Затем посмотрели друг на друга. По очереди. Причем лишь на секунду, улучив момент, когда другой отвернется. Фигура на носу поезда - традиционный человек в очках - летел над рельсами, деревянно уставившись вперед, чтобы не быть свидетелем неловкой сцены.
До Боллона оставалось уже немного. По шепоткам команды Шэм заключил, что это малолюдное место, расположенное слишком близко от ядовитых нагорий, и что тамошние редкие обитатели готовы продать хоть родину, хоть мать родную первому встречному, лишь бы цена была подходящей.
Шэм давно понял, что кротобои, если они уроженцы Стреггеев, будут говорить плохо о ком угодно, кроме своих. На них ничем было не угодить: один народ слишком мал, другой велик, эти распущенные, а те слишком чопорные, или скупые, или моты, или простаки, или безрассудные. Не было такой страны или такого правительства, которые заслужили бы их одобрение. Наукократы Роквейна были для них спесивыми интеллектуалами. Кабиго, драчливая федерация слабых монархий, была слишком драчлива и слишком монархична. Военные вожди, правившие в Камми Хамми, были слишком жестоки. Кларионом управляли жрецы, чья набожность была непереносима, а вот далекому Морнингтону не повредила бы прививка религиозной веры. Манихики, самый большой и сильный город-государство рельсоморья, слишком злоупотреблял своей силой, рассылая свои военные поезда повсюду, считали ворчуны. А их хваленая демократия, о которой они громко каркают на весь свет, есть не что иное, как обман, на самом деле у них всем заправляют деньги.
И так далее и тому подобное. И ничего, что их собственный дом мало чем отличался от прочих. На Стреггее, как на многих других остовах архипелага Салайго Месс, что в восточном рельсоморье, правил тот же совет старейшин, опираясь на выдающихся капитанов и философов, но уроженцы острова фыркали, задирая нос, что, мол, только у них правление осуществляется как следует.
Шэм потыкался носом в свою мышь. Та все еще делала попытки укусить его время от времени, но чем здоровее она становилась, тем реже и слабее они делались. Иногда, когда он поглаживал ее, как сейчас, зверушка начинала подрагивать, издавая звук, похожий на мурлыканье. Мышиное счастье.
- Ты там был? - спросил Шэм.
- В Камбеллии? - Вуринам поджал губы. - Да что там делать-то?
- Исследовать, - сказал Шэм. Он понятия не имел, кто правил в Камбеллии и чем ее правительство могло погрешить против законов Стреггея. Неизведанная земля манила его сама по себе.
- Вот поездишь с мое… - начал Вуринам. Шэм округлил глаза. Боцман был ненамного старше его самого. - Наверняка ты слышал. Дурной народ, дикари, - продолжал он. - Чего там только не творится!
- Иногда мне кажется, что в рельсоморье только и есть, что плохие страны, дурные народы и дикие звери, - отвечал Шэм. - Только о них все твердят.
- Ну, - подтвердил Вуринам. - А чего ж, коли так? Взять вот хотя бы Камбеллию - она же такая здоровая, земли мили и мили. А у меня, стоит мне на день пути от рельсов отъехать, чешется во всех местах. Мне всегда надо знать, что в любую минуту, как только на земле станет не все ладно, я прибегу в гавань, покажу свои бумаги, и тут же на любом поезде отвалю куда подальше, только меня и видели. Жизнь на колесах. - Он сделал глубокий вдох. Шэм снова вытаращил глаза.
- А если пойти через Камбеллию на северо-запад, ты знаешь, куда, в конце концов, придешь?
Отрывки географических знаний, сведения со школьных уроков географии замелькали в памяти Шэма.
- В Нузландию, - сказал он.
- В Нузландию. - Брови Вуринама поползли наверх. - Вот ведь черт, а?
Рельеф Камбеллии постепенно поднимался, уходя далеко за границу атмосферы, выше, чем обитали резные Каменноликие боги Стреггея, вглубь верхнего неба. Там и начиналась Нузландия, ровная, как стол. Во много раз превосходящая размерами Манихики или Стреггей. Да, Шэм слышал рассказы о том, что где-то в верхнем небе существовали целые плато мертвых. Города мертвецов. Высокогорный ад, от которого стыла кровь. Как в Нузландии, которая лежала где-то там. Шэм видел ее край.
Вуринам что-то буркнул себе под нос.
- Что? - переспросил Шэм.
- Я говорю, извини меня, - сказал он, по-прежнему глядя в море. - Извини за то, что я тебе тогда наговорил. Ты не виноват в том, что случилось со Стоуном. Может, это я виноват, я же толкнул его тогда, когда прыгнул в дрезину. - "Такая мысль, - сказал про себя Шэм, - мне тоже приходила в голову". - Или сам Ункус виноват, нечего было стоять у меня на дороге. Да и держаться надо было как следует. Или виноват тот капитан, который разбил свой поезд и подбросил его нам, чтобы мы его обследовали. В общем, тут кто угодно может быть виноват. Я не должен был орать на тебя.
Шэм моргнул.
- Да ладно, - сказал он.
- Ничего не ладно, - настаивал Вуринам. - Я всегда бешусь, когда расстраиваюсь. И мечусь, как загарпуненный крот. - Наконец он посмотрел прямо на Шэма. - Я надеюсь, что ты примешь мои извинения. - И он подчеркнуто любезно протянул Шэму руку.
Шэм вспыхнул. Не знал, куда девать мышь, которую держал в ладонях. Наконец, освободив свою правую, неловко протянул ее для пожатия.
- Ты настоящий джентльмен, Шэм ап Суурап, - сказал Вуринам. - Так как ее зовут?
- А?
- Твою летучую мышь.
- О. - Шэм посмотрел на нее. Расправил ей крылья. Мышь возмущенно зачирикала, но вырываться не стала. Шэм долго ломал голову над ее крылом, вспоминая уроки Фремло, с нехарактерным для себя рвением роясь в справочниках по медицине. Наконец, нежно обследовав разноцветный костисто-кожистый лоскуток самыми кончиками пальцев, он нашел то место, где один осколок кости терся о другой, вправил дефект и наложил самодельную шину из щепочек.
- Ее зовут… Дэй… би, - сказал он, наконец. - Дэйби. - Имя пришло к нему из ниоткуда, родилось из паники, вызванной неожиданным вопросом, и он едва не застонал, услышав его впервые. Но поздно. Вылетел воробышек, не поймаешь.
- Дэйби. - Вуринам моргнул. - Дневная летучая мышь Дэйби. - Он почесал затылок. - Ладно, не мне судить. Дэйби так Дэйби. Как она, поправляется?
- Да, ей лучше.
- А Ункус?
- Как сказать, - ответил Шэм. - Доктор Фремло говорит, все зависит от того, как скоро мы доберемся до Боллона.
- Значит, нам надо спешить.
У них кончался дизель. Двойная причина стремиться в порт - и ради того, чтобы пополнить запас горючего на припортовых заводах, и ради бедного Ункуса, который попеременно то горел в огне лихорадки, то дрожал, то снова пел, но совсем не приятно. Скорее, завывал в наркотическом забытьи.
Глава 13
В один дождливый день команда увидела поезда на фоне затянутого мелкой моросью горизонта. Два, три, шесть, они были разбросаны среди отдельно торчащих скал, островков и каких-то холмиков всего в несколько ярдов в поперечнике, иногда с кривыми деревцами наверху, иногда усеянных птичьими гнездами. Еще они увидели в небе белые строчки паровозного пара. Надо всем этим возвышался потухший вулкан, его плоская вершина и изрытые каньонами склоны, на которых расположился такой же пересеченный город-порт Боллон.
Западная часть острова, обращенная к Камбеллии, была в основном пуста, на ней рядами стояли телескопы. Восточную занимали внушающие некоторое опасение бетонно-деревянные джунгли самого Боллона. Казалось, что город отвернулся от края света, не желая даже видеть его. Дома и складские помещения сбегали вниз, к гавани, где встречались с железом, камнем и деревом путей, по которым кое-как ползли паровозы и дизельные локомотивы. Шэм различал старые замки, где, как уверяли члены команды, заседали гильдии шпионов и других бедокуров, обмениваясь слухами и сплетнями.
- За несколько медяков здесь можно приобрести сомнительную помощь какого-нибудь пропойцы. - Это сказал Фремло.
- За пригоршню долларов, - возразил, не моргнув глазом, другой, чья информация в прошлом не раз оказывалась верной. - Больше того, здесь человек вступает в царство соблазнительных секретов.
- Но просто так доступа к ним не получишь. Их продают распространители слухов. - Разумеется, за качество информации никакой ответственности они не несут. Хотя и говорят обычно покупателям, что на их месте больше доверяли бы той истории, а не этой, так как у нее выше ценник. Да, вот еще что: тому, кто покупает одну историю, вторую отдают даром, но уж это наверняка будут бредни какого-нибудь завравшегося фантазера.
На "Мидасе" подняли флаги, оповещающие всех интересующихся о том, кто они и откуда, а также специальный символ - скрещенные кости с красным восклицательным знаком, - сообщение о том, что на борту раненый.
- Тихий ход. - Голос капитана Напхи в интеркоме звучал даже строже обычного. "Сердится, наверное, что пришлось оторваться от своей философии", - подумал Шэм. "Мидас" огибал скалы у входа в бухту, на них громко спорили дорожные чайки.
Веерные пути гавани занимали многочисленные составы в окружении тележек, на которые с поездов сгружали товары, чтобы отвезти их на берег; с каждого борта на них внимательно смотрели чужие моряки. Один паровоз со здоровой трубой выпустил при их приближении облако сажи, как будто фыркнул презрительно. "Мидас", переползая с пути на путь, продвигался вглубь гавани. Вот он подошел к еще одному составу так близко, что фигуры на их локомотивах сблизились, точно собираясь поцеловаться - близорукие возлюбленные. Это был такой же дизельный кротобой, как "Мидас". В гавани в основном были кротобои.
Но были и другие поезда. Для чего они, Шэм понятия не имел. Они были короче охотников и казались какими-то кургузыми. Рабочие на них смазывали оборудование, которому он и названия не находил. Однако он был уверен, что это не сальважиры. На одном дизеле странной конструкции двое людей энергично крутили заводную ручку какого-то механизма: длинный, на коротких выступах ножек, он походил на гусеницу; механизм постреливал, из него торчала длинная спиральная труба; соединенный с ней человек в шлеме со стеклянным забралом и в коричневом костюме, полностью покрывающем тело, задумчиво выполнял физические упражнения.