И такая экспедиция состоялась после очередного возврата комплекса (хотя возвращение, принимая во внимание Вектор Хоана, вовсе не был столь очевидным). Среди спонсоров предприятия были: правительство Лизонне, R-L, и CFG NASA. Это отразилось на подборе членов экипажа "Лаоса": сказать, что подбор был рациональным - означало бы врать в глаза. В состав экипажа, среди прочих, вошел племянник вице-президента R-L, Стефана Угерцо; этот племянник был астрофизиком-любителем, но как раз умирал от меркулоза, и дядя перед смертью хотел сделать ему приятное. Тот же самый Коттер Угерцо является непосредственным источником всей аферы со святостью Измира. На третью неделю после прибытия на Измираиды он объявил всем, будто бы Измир Преду выслушал его молитвы и выпросил, чтобы болезнь отступила. Коттер, якобы, каждую ночь по корабельному времени отправлялся к могиле Измира (компьютер "Лаоса" подтвердил его выходы). И, якобы, он выздоровел в течение трех суток (диагностический автомат "Лаоса" подтвердил значительную поправку его здоровья). Еще до того, как "Лаос" возвратился на Лизонне, с осчастливленным и переполненным чувством миссии Коттером на борту, и еще до того, как специалисты подтвердили вести о чудесной ремиссии болезни (а они, в конце концов, подтвердили; Коттер же выздоровел полностью) - еще до того, как прошло пару месяцев, в орбитальных портах Лизонне уже развернулась мощная промышленность космических паломничеств. Святой Измир с Астероидов! Помню, что епископа чуть кондрашка не хватила. Естественно, в Ватикан был направлен запрос, но, тем временем, мы остались здесь сами, замкнутые в пузыре нашего горизонта событий. Я присутствовал при этом и знаю, с какой осторожностью принимались решения. Первой - практически инстинктивной - реакцией всегда была одна и та же: "Мы удерживаемся от комментариев, проблема требует подробных и свободных от нажима ожиданий исследований". Решение принять легко, труднее от него потом отказаться; в случае Церкви - это практически невозможно. В результате, мы принципиально исходим из позиции адвоката дьявола, и это верно. Мы ждем, но вот мир нас не ждет - и не успели мы оглянуться, как на Роге вырос оплаченный Стефаном Угерцо Собор.
* * *
Нам всем уже известны координаты точки, после которой возврата нет.
Если это и не был прощальный банкет, то, во всяком случае, нечто близкое ему по настроению.
Прием организовали совместно: филиал NASA на Измираидах и Матабозза. Столы с напитками поставили под аркадами административного здания NASA, которое в настоящий момент было практически пустым.
Многие здесь крутят носом в отношении вась-вась Матабоззы с контролерами. Вазойфемгус схватил меня у входа и тут же просветил.
- Они уже знают, что потеряли ее, - заурчал он над краем стакана, жестом головы указывая на стоящих неподалеку спорщиков. - Минимизируют потери.
Вазойфемгус работает на Space Investments Ltd., парадное подразделение Ротшильда-Ляруса.
- Рубах как-то никто на себе не рвет, - заметил я.
- Это было бы проявлением весьма плохого вкуса, - усмехнулся Вазойфемгус. - Но если бы вы знали… Просто, отец не вращается в этих кругах…
- Черт, даже здесь имеются "круги". Сколько нас здесь осталось? Человек двести?
- Что-то около того.
- И нужно еще вращаться. Ну, и что говорят? Во всяком случае, надеюсь, они перестали ожидать чудесного вмешательства со стороны Церкви…?
Вазойфемгус послал мне изумленный взгляд.
- Не знаю, с чего это вам пришло в голову, ведь серьезно ничего подобного никто и не ожидал.
- По-видимому, я и вправду вращаюсь не в тех кругах.
По сути своей, в течение двух недель моего пребывания на Роге эти "круги" включали только паломников и людей, которые сталкивались с ними в течение всех этих лет.
Количество проведенных интервью уже превысило четыре десятка.
Тогда, глянув за левое плечо Вазойфемгуса, среди участников этих поминок я увидел одного паломника, с которым до нынешнего дня мне не дано было переговорить, но о котором я слышал так много от своих собеседников. Он подпирал белую стену и прихлебывал густую жидкость из высокого стакана. Весь он был серый - обвисший свитер, грязные штаны, даже его кожа в неярком свете тоже была нездорово серой. Звали его Газма, и на Роге он пребывал уже более трех лет. Он утверждал, что ему явился Сатана, еще он заявлял, будто бы Бог излечил его возле гробницы Измира от тяжелой шизофрении; еще он твердил, будто бы ему предназначено умереть на Измираидах.
Когда я подошел и спросил (меня он узнал, я видел это в его глазах) - он стал отпираться.
- Нет, нет, нет. Отец не спрашивать, отец давать покой.
Я склонился к нему. Он был ниже меня, а казался еще ниже, когда стоял сгорбившись под стенкой; я наклонялся, глядел ему в глаза, психически насиловал, не знаю, что на меня нашло, оскорбительная беззащитность некоторых людей способна спровоцировать и святого, а Газма как раз представлял собой именно такой феномен виктимологии.
- Он живой, - шепнул он, бросая взгляды по сторонам. Отец был в Соборе…? Отец видел…?
- Почему ты не улетел? - спросил я. (Понятно, что всю историю я знал превосходно.)
- Не мог, - простонал тот. - Не могу, не могу, не могу, он держит меня в кулаке. Как только я пытаюсь…
Я же знал, что он пытался, по крайней мере, дважды. Тогда отзывалась его шизофрения, или чем там он на самом деле страдал, и органически он просто не мог покинуть Рог (начиналась какая-то эпилептическая трясучка), тогда он, как можно скорее возвращался на поверхность Измираиды, в Собор, к могиле Измира. Миртон рассказывал, что заставал его там, спящего у подножия живокристного катафалка. Очень часто Газма заставал Миртона врасплох, когда неожиданно возникал откуда-то из внутренностей Собора, на последних глотках воздуха добираясь до внутреннего биостаза; но тут же, пополнив запасы скафандра, он снова исчезал - безумный пилигрим в царстве теней - Миртон даже страдал легким неврозом на этом фоне. - Сейчас, всякий раз, когда служу мессу, всякий раз, как подхожу к алтарю, - признался он мне, - я невольно заглядываю в темноту и пялюсь на этот бессмысленный хаос живокриста в уверенности, что он, Газма, уставился в ответ на меня, этими своими хамелеоньими глазами, откуда-то оттуда, с высоты, из диких каменных зарослей, такой же, как они: неподвижный, скрюченный.
- Ну а на самом деле…? - допытывался я у Газмы. - Что же это было?
- Что?
- Мы должны договориться о том, чтобы поговорить серьезно. Ты же не имеешь ничего против? - Мне не хотелось пропустить столь существенного свидетеля.
- Конечно, конечно…
К этому моменту мне было уже совершенно не интересно, что способен мне сказать Газда. Отвращение к нему, отвращение к себе, противоположные векторы отпихнули нас, я вернулся к внешним столам.
Здесь меня поймал Телесфер. Магдалина Кляйнерт лениво жевала какие-то экзотические плоды, она лишь подмигнула, обозначив, что заметила меня. Весьма часто меня поражает искусственность всех этих унаследованных за сотни лет проявлений этикета, ведь мозговик видит и слышит глазами и ушами носительницы.
- Когда улетаете, отец?
- У меня еще нет подтверждения.
- Как там ваш отчет?
- А какое это имеет значение? Потенциальные расходы растут уже чуть ли не экспоненциально. Признайся, ведь на самом деле ты никогда не верил во вмешательство Церкви. Тогда зачем была вся эта комедия?
- А как считаете вы? Я с вами шутил?
- Все, что ты мне рассказал и показал - это правда; я проверил. Черная Вата, гамма-излучение. Вот только эта готовность корпораций к участию в расходах предприятия, как оказывается… Что-то здесь не сходится, господин Телесфер.
- Вы же знаете, отец, корпорации бывают разные.
Я бы глянул ему прямо в глаза, но никак не мог. Магдалина все-так же вгрызалась в сочный плод; я поднял глаза к небу, то есть, к разбавленному внутренним свечением стазиса ужасному космосу. Мне показалось, будто бы я понял - и теперь переваривал это новое знание.
- Вы искали прикрытия, - буркнул я. - Очевидной имитации. Но кто гарантировал средства?
- Снова "мы", какие еще "мы"?
- Воскресные заговорщики. Не до конца уверенные, но, тем не менее, с сильной мотивацией. В игру должны входить какие-то некоммерческие ценности, иначе… Мммм, что вы на это, господин Телесфер?
Тот рассмеялся через динамик.
- Разве Церковь опирается на коммерческих ценностях?
- Потому вам и казалось, что здесь найдете союзника?
- Ошибочно.
- Ошибочно.
- Для Церкви важна только святость Измира.
- Именно.
- Церковь не интересуют Божьи Дети из-под чужих солнц.
- Ухх! Пожалейте, господин Телесфер!
- Ну?
- Эта сенсация уже устарела, были изданы две энциклики, мы давно уже ассимилировали такую возможность.
- А уверенность? Справитесь ли вы еще и с ней?
- Быть может, спустимся на землю?
- Вот я топаю. Это земля. И отец знает, что в ней.
- Факты, господин Телесфер. Еще ничего не было доказано.
- Именно потому…
- Кто? Вы? Ну, кто же конкретно? Несколько ученых?
- Потому что мы уверовали, Лавон.
- Во что, в Вату?
Мозговик ничего не ответил, зато отозвалась Кляйнерт.
- Он сильно принял все это к сердцу. - Она меланхолично улыбнулась. - Жаль мне его. Бедняжка уже видел свое имя в энциклопедиях.
Я передаю эту беседу столь подробно, поскольку предполагаю, что Телесфер был здесь совершенно откровенен, во всяком случае, настолько, насколько это вообще возможно. Если бы я мог тогда видеть его лицо, то понял бы все. Мне так кажется.
* * *
Видна Мадлен. И даже из внутренности Собора, изнутри его биостаза - в средину проникают лучи сочного пурпура. Я уже полчаса ждал Газму. Снял скафандр и положил его на первой скамье, рядом со шлемом. Помолился, Газмы все еще не было. Я непроизвольно поднял голову и стал присматриваться к спутавшимся внутренностям Собора. Чувство не было столь сильным, как рассказывал об этом Миртон, но и я чуть ли не каждую десятую мысль направлял к лабиринтам высоких теней с уверенностью в том, будто бы кто-то, Газма, присматривается ко мне оттуда. Я подошел к самой границе биосферы, чтобы приглядеться к живокристному камню поближе. Резьба была чрезвычайно сложной, один узор переходил в другой, геометрия сопряженных фигур уводила жадный взгляд куда-то за круг света. Конечно, это не была резьба, как таковая, никто ведь не отесывал и не обрабатывал камни Рога. Зачатая из первых зерен форма разгрызла холодный грунт астероида и начала развиваться далее волной нано-преобразований, пока, частица за частицей, тут не был возведен памятник благодарности Угерцы. Но сколько может быть заключено в первоначальных алгоритмах зерен, в архитектурных кодах живокриста? Это лицо - а это было лицо, никаких сомнений - это лицо, и этот вот силуэт, и вон тот каменный мениск, и навес пустоглазых черепов, и вон тот хоровод на кишке выше, на протянутой наискось через внутренности собора струне мрака, хоровод худых фигур, dansemacabre нечеловеческих скелетов, ведь все это никак не могло очутиться в коде инициирующих зерен; в точной мере их емкость мне не известна, только кажется неправдоподобным, чтобы проектировщики вписали в них будущее положение каждой пылинки измираидских минералов; эргодическая живопластика заключается вовсе не в этом, широкое поле деятельности необходимо оставить и хаосу. Выходит, если это не рука проектировщиков, не их артистизм - чей тогда? Кто выполнял резьбу? Кто придал изящество хрупким ангелам, кровожадность - башкам сталагмитовых демонов, иллюзию текучести волнообразным заломам внутренней кожи Собора. Кто осуществил произведение искусства? Нужно будет побольше почитать о нанородящих технологиях.
Я вскарабкался на спинку скамьи, с нее - на костяной выступ одного из кривых ребер Собора. Здесь, посреди главного нефа, из-под поверхности камня, словно через толстую, искажающую черты пленку, выглядывают, пробиваются - натуральных размеров головы. Тени мягко стекают по лбам и щекам; я провел ладонью, кончиками пальцев; холодные, очень холодные, кожа трескается. Я отдернул руку, опасаясь, что еще примерзнет - вот скандал был бы. Слишком резко, слишком! - это же Измираиды, притяжение минимальное, легенький толчок выбрасывает вверх на несколько метров. Я полетел по плоской дуге, грохнулся спиной в защитный барьер биосферы, чуточку амортизировало; теперь меня снова отбросило к могиле Измира. Я еще успел схватиться за одну из скамей, меня развернуло в воздухе, теперь я врезался в пол левым плечом, голова стукнула о камень; сейчас об этом говорится легко, но тогда я был уверен, самое малое, в сотрясении мозга. Не то, чтобы отняло зрение, но боль доминировала над всеми чувствами, заслонила весь свет. Мигая, я ощупал голову. Липко. Только через какое-то время увидел, что пальцы покрыты красным. Волосы клеились кровью. Пошатываясь, я потащился в сторону скафандра. Натянул его, надел шлем, уселся и включил диагностический блок. Микро зонды вошли в меня. Кость не треснула, но кожа рассечена. Крупные кровеносные сосуды не повреждены, так что потеря крови небольшая. Я ждал, пока не пройдет головокружение. От Газмы, до сих пор, ни слуха, ни духа. И черт с ним, ведь это же явный безумец, как я мог предполагать, что он придет вовремя, что вообще придет. Уух, запекло, когда скафандр склеивал рану. Успокаивающие средства начали действовать. Я вернулся в гостиницу Хонцля.
* * *
Запишу, как звучали их сообщения.
Вазойфемгус, который сидел в погрузочном модуле рядом со мной, говорит, что я с самого начала потел, нервничал и хотел выйти назад. Когда объявили старт, я, якобы, бегом бросился к шлюзу.
Кретчер, который вел мониторинг, утверждает, будто бы я не был способен надеть шлем. Должны прислать мне файл с этим отрывком.
В свою очередь, люди из обслуги заявляют, что им пришлось меня схватить и оттащить силой, чтобы я не убился, когда мчался вслепую по поверхности Рога.
Два врача, МакВайн и Безузадус, проанализировав результаты исследований, отметили совершенное физическое и психическое состояние, во всяком случае, вмещающееся во все нормы.
Я ничего не помню. Почему убегал, не знаю.
Миртон улетает завтра. Он пришел ко мне в номер и высказал вслух мои собственные страхи.
- Похоже, что это casus Газмы. Симптомы соответствуют. И что говорят?
Я сказал ему, что говорят. Он вздохнул - как будто бы уже жалел. Я выругался.
- Но ведь должен же я как-то улететь отсюда!
- Попробуй завтра со мной, - предложил он.
- А как пробовали с ним, с Газмой?
Он отвернулся от окна и глянул на меня с какой-то болезненной смесью увлеченности и отвращения, робости и наглости.
- Как это случилось? Что ты сделал?
- Ничего!
Он не верит, подозревает Бог знает что. С Газмой же было так: его усыпили и в бессознательном состоянии загрузили в грузовой модуль. Тот стартовал, и тогда сердце Газмы перестало биться. Косвенный массаж, стимуляторы, адреналин. Только кто-то из врачей, оставшихся под куполом, о чем-то догадался и приказал им возвращаться (ясное дело, это был мозговик; потом он никак не мог пояснить собственную интуицию). Корабль заново сел, Газму с огромным трудом реанимировали. Собственно говоря, бедняга пережил клиническую смерть.
Не уверен, хочу ли я идти на подобные эксперименты. Но ведь как-то на Лизонне вернуться я должен - Мадлен выбросит Измираиды во внесистемный вакуум, абсолютная темнота. Окно закрывается быстро.
Пришел и Телесфер. То есть - пришла Кляйнерт. Телесфер хотел знать то же самое, что и Миртон: чего такого я сделал. А ничего! Этот же мозговик не был способен произнести предложения, не украсив его потоком инсинуаций. Что же, их умы функционируют именно таким образом.
Я связался с епископом. Раздражающая беседа, тем более, при такой задержке сигнала. Похоже, что епископ Хауперт считает, что я здесь чем-то заразился. Интересно, чем, город в кратере стерилен с момента возникновения; на самом Роге ни следа атмосферы, не вспоминая уже про биосферу. Тем не менее, я епископа понимаю, ситуация весьма деликатная. Последнее, чего нам нужно - это смерть духовного лица на Измираидах.
Я исповедался.
Что делать, не знаю. Отчет, собственно, уже завершен; впрочем, я и так отсылал все материалы на Лизонне. Но вот Газма - с Газмой я должен поговорить независимо от интервью для своего отчета.
И тогда я пошел в городской магистрат. Там находился терминал системы управления биосферой. Мне было известно, что там ведется учет всех открытий шлюза, а скафандры идентифицируются. Если количество записей Газды непарное - это означает, что он находится внутри, под куполом. Но нет, число было парным.
Есть два шлюза: к Собору и к посадочной площадке. То есть, их больше, но их, как правило, не используют, нужны специальные коды; я спрашивал, компьютер дал ответ. Итак: Собор или посадочная площадка. Предположил, что Собор. Проверил последнюю запись. Посадочная площадка. Что же, он тоже имеет право пытаться улететь.
Я поспешил к этому шлюзу. На всякий случай был в скафандре. Там уселся в саду покинутой виллы - мерах в десяти от ворот шлюза - и ждал. Мимо меня в груизах и д-муках к шлюзу направлялись уезжающие. Лишь некоторые обменивались взглядами, другие махали мне на прощание. Все знают, естественно.
Газда появился через час. Он снял шлем и увидал меня. Мне казалось, что сейчас он начнет убегать, но нет, он спокойно вошел в садик, присел на траву. Теперь он глядел совершенно по-другому: не боялся. Ну да, он тоже знал.
- Как отсюда улететь? - спросил я у него.
Тот глуповато оскалился.
- А нельзя.
- Почему?
- Измир нас принял.
По-видимому, выражение на моем лице было не самым приятным, поэтому он в защитном жесте пожал плечами.
- Говорят, что подобные вещи случаются с людьми в Иерусалиме, возле Гроба Господняя. Если кто-то такой приблизился и испытает… понимаете, святой отец… потом он уже не в состоянии отойти на большое расстояние, покинуть город. Гроб притягивает его, словно магнит железо, можно даже вычертить линии потенциалов. Люди сходят от этого с ума, умирают, уходят в пустыню, постригаются в монахи или кончают самоубийством.
Мне захотелось спросить, какую, в связи с этим, карьеру он предполагает для себя самого. Только издевку сдержал.
- А вы - что пережили, что испытали вы?
- Он жив, отец ведь знает об этом. Правда?
- Что?
- Собор.
- Тааак… И вы догадываетесь о причинах этого… пленения?
- Он коснулся нас. Принял. Во всяком случае, меня. Мы принадлежим ему. Собору.
- Вы имеете в виду Измира?
- А кого же еще. Разве отец не молился у его могилы? Не целовал его рук?
- Вы молились, и он выпросил для вас оздоровление.
- Да. Да. Да.
- Так что ж с того, раз вы не можете отсюда улететь? Если бы вы остались на Лизонне, прожили бы дольше. Насколько мне известно, шизофрения не смертельна.
Газма схватился с места, как ошпаренный.