- Тогда ты и есть мой, - сказала Ксения, но палец ее, направленный было на одетого Удалова, замер, не поднявшись. Потому что она заметила на боку голого Удалова знакомую и любимую родинку. - Нет, - добавила она. - Раздетый тоже мой.
В зале поднялся гул.
- Да что же это получается! - не выдержал раздетый. - Мы теряем время, а микробы его не теряют. Тулия, скажи им, что я настоящий. Скажи, милая!
Девушка, поднявшаяся на сцену, несмотря на растерзанность внешнего вида, была прекрасна и молода. Она сказала уверенно:
- Со всей ответственностью повторяю, что раздетый Удалов настоящий.
- Ты сама ненастоящая! - крикнул одетый Удалов. - Ты микробная шпионка.
- Погоди, Корнюша, - остановила его Ксения. - А ты, голубушка, кем приходишься Корнелию Удалову?
- Я его друг, - ответила девушка.
- Друг, значит? - В голосе Ксении потрескивал мороз. - А сама откуда родом?
- Я отсюда. Моя мама работает в гостинице.
- Дочурка! - раздался женский голос.
По проходу к Тулии бежала, обливаясь слезами, ее несчастная мать.
- Мама! - Девушка кинулась матери навстречу.
Ксения остро взглянула на голого Удалова и уловила в его глазах томление. Томление относилось к девушке Тулии.
- Такой мне не нужен, - сказала Ксения. - Даже если настоящий. Мне отдайте положительного.
И, сделав выбор в пользу одетого Удалова, Ксения села на свободный стул, рядом со своим мужем.
- В дорогу, в дорогу! - призвал одетый Удалов делегатов. - Теперь-то все сомнения разрешены.
- Нет, не все, - вмешался тогда Николай Белосельский.
Он-то знал Удалова с детства, и потому голый и буйный Удалов вызывал в нем куда большие симпатии, чем положительный.
- Разрешите, я тоже кое о чем спрошу.
- Разрешим? - спросил председатель.
- Только чтобы это был последний вопрос, - согласились делегаты.
- Скажи мне, Корнелий одетый, - обернулся к нему Белосельский. - Как звали нашего учителя физики?
- Ах, какие мелочи! - быстро ответил одетый Удалов. - Я даже не помню.
- Карабасом мы его звали! - закричал голый Удалов. - А химичку Кислотой, а историка Иваном Александровичем.
- Хватит, - сказал Белосельский. - Еще один вопрос. Теперь к голому Удалову. Где я познакомился с твоей женой?
- Всю жизнь мучаюсь, - ответил Удалов. - Вернее всего, в пионерском лагере. Или в кружке юных натуралистов, где ты резал лягушек, а Ксюша разводила гладиолусы.
- Я ненавидел резать лягушек, - сознался Белосельский и пожал израненную руку голому Удалову. - Мы познакомились в кино.
- Безобразие! - заявил одетый Удалов. - Я протестую.
Но в этот момент Ксения, которая сидела, ласково положив руку на плечо одетому Удалову, совершила резкое движение, рванула пиджак на себя, и тот соскочил с Корнелия. И под пиджаком обнаружился золотой смокинг кузнечика Тори, синхронного переводчика. Вторым движением Ксения стащила с кузнечика маску и парик.
Кузнечик совершил громадный прыжок, стараясь скрыться от преследования, но голый Удалов был начеку. Еще мгновение - и Тори, затрепетав в руках Удалова, запричитал:
- Я ни в чем не виноват! Я жертва обстоятельств.
- Вызывайте врачей, - сказал Удалов. - Пусть они вынут из Тори паразита и исследуют его. Тогда нам легче будет найти способ бороться с этой опасностью.
- Не смейте! - закричал микроорганизм голосом кузнечика. - Я представитель суверенного народа!
Но к нему уже спешили врачи в масках и защитных халатах.
Удалов вернулся к Ксении. Ксения плакала.
- Ты когда догадалась, кисочка, что я настоящий? - спросил Корнелий у жены.
- А тогда догадалась, - ответила Ксения, - когда тебя эта тварь с длинными ногами стала всенародно защищать. Донжуан немытый!
И на глазах всего съезда Ксения отвесила любимому мужу оглушительную пощечину.
Разумеется, эта пощечина не помешала делегатам СОС избрать на последнем заседании Удалова почетным председателем Союза Обыкновенных Существ. Удалов был признан единогласно самым достойным и самым средним из всех средних существ Галактики. С тех пор его даже на самых дальних звездных системах официально именуют Председателем Космоса и Сокрушителем дракона, а любовно - Победителем паразитов.
Глава двадцать пятая,
заключительная
Вечером, перед отъездом домой, когда закончились ликования по поводу избрания Удалова на ответственный пост, а манифестация, карнавальные шествия и концерты самодеятельности уже догорали на улицах, Удаловы уединились у себя в номере.
Ксения зашивала мужу пиджак, порванный во время разоблачения кузнечика. Удалов разбирал бумаги: те, что пригодятся на Земле, откладывал направо, а те, что без надобности, - налево.
- Теперь мне с тобой сладу не будет, - сказала Ксения, откусывая нитку. - Что ни день - в космос, то на заседание, то на совещание.
- Нет, - ответил Удалов. - Пускай сами ко мне приезжают. У меня в стройконторе дел много.
- Будешь, будешь в космос гонять. К своей возлюбленной.
- Она мне не возлюбленная, Ксюша, - возразил Удалов. - Она только выполняла задание.
- А ты и распустил перья.
- Извини.
- Никогда. А то женись на ней, я не возражаю. Поселяйся здесь, занимайся общественной работой, воюй с драконами. Из-за меня небось ни разу с драконами не воевал.
- У нас, кисочка, драконов нет, - напомнил Удалов.
Но голос его был невесел. Какие-то рецидивы страстного увлечения Тулией сохранились. И хотя еще по дороге домой Тулия объяснила Удалову, что испытывает к нему чувство благодарности, чувство дружбы и чувство почтения, но не больше, что теперь она полностью отдастся учебе, чтобы забыть об ужасных и позорных месяцах плена, Удалову трудно было забыть, как Тулия расширяла прекрасные глаза при виде Корнелия и повторяла: "С первого взгляда… и на всю жизнь!"
Неужели, мысленно вздыхал он, некоторые женщины могут так легко и убедительно притворяться? Как трудно поверить… и как не хочется верить.
Удалов искоса взглянул на Ксению и принялся шустрее раскладывать бумаги, опасаясь, как бы, по своему обыкновению, Ксения не прочла его мыслей. Но Ксения прочесть их не успела, потому что в дверь постучали и вошли Белосельский с Тулией. При виде Тулии Ксения поморщилась, Удалов тоже. По разным причинам. Ксении вообще Тулия внешне не нравилась, а Удалову не понравилось, что Тулия шла, положив золотую головку на плечо Николаю, как будто это была для нее самая привычная поза.
- Мы с печальной новостью, - сообщила Тулия.
- Говорите.
Удалов пытался преодолеть в себе остаточную ревность к другу детства. Пора было привыкать. Тулия уже третий день ходила, положив голову на плечо Николаю.
- Пришла телеграмма с дикой планеты. Вождь и дедушка передают привет, желают счастья в личной жизни. Они глядят Прибор и ждут высоких урожаев.
- А что же в этом печального? - спросил Удалов.
- Предсказатель умер. Умер наш Острадам.
- Не может быть! - Удалов отошел к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. - Значит, он был прав в последнем своем предсказании.
- Да. Он проснулся утром в день своей смерти бодрый и совершенно здоровый и сказал, что, видно, ему не удастся умереть от естественных причин. Потом написал записку Удалову, ушел в поле, отыскал дракона и обозвал его жалкой лягушкой.
- Где письмо? - спросил Удалов.
- Вот.
Тулия протянула Удалову небольшую записку. Удалов прочел:
Дорогой Корнелий!
Я вспомнил еще одну деталь из твоего будущего, которую я от тебя скрыл, потому что она указывала на то, что ты останешься жив. А это нарушило бы естественность твоего поведения. Когда я находился во временном водовороте, я видел, что ты не выполнишь годовой план и по инициативе Белосельского тебе будет вынесен выговор в приказе.
Прощай, Корнелий, ты мне полюбился. Если сам не умру, попробую довершить твой бой с драконом. Что-то мне этот дракон неприятен.
Не забудь выслать вождю микроскоп.
Записка была без подписи.
- Все ясно, Острадама погубило тщеславие. И чувство ответственности. - Удалов передал записку Белосельскому, чтобы тот ознакомился.
Белосельский прочел и сказал:
- Все может быть. В конце года посмотрим.
В комнату заглянула уборщица из Атлантиды.
- Ты здесь, Туличка? А то я уже беспокоюсь. Боюсь тебя отпускать даже на полчаса.
- Не беспокойтесь, - произнес Белосельский. - Я возьму на себя заботу о вашей дочери. Она будет в надежных руках.
- Ах да, мамочка, - тем самым ласковым голосом, посылавшим когда-то Удалова на бой, произнесла Тулия. - Мы с Колей решили пожениться.
Ксения сказала:
- Слава богу, что от моего отвязалась.
Уборщица из Атлантиды пошатнулась, собираясь упасть в обморок, и Удалову пришлось броситься за водой. А сам Удалов ничего не сказал, все и так было понятно. Зря он побеждал дракона. Он мог бы победить десятерых чудовищ - все равно красавицы достаются отличникам. Но кто бы догадался, какие они красивые, если бы не было обыкновенных женщин, наших жен, с которыми мы и сравниваем красавиц? К тому же у наших жен есть свои преимущества. И Удалов нежно посмотрел на Ксению.
Дверь снова открылась. В комнату въехала машина, за которой шел, толкая ее, кузнечик. Рядом, помогая ему, шествовал председатель оргкомитета Г-Г.
- Дорогой Корнелий, - проговорил он, пока кузнечик вешал на стену небольшой экран, - из уважения к твоим заслугам перед галактическим населением СОС выкупил у киномагнатов мнемофильм, снятый без твоего ведома синхронным переводчиком Тори на основе твоих воспоминаний.
- Виноват, - сказал кузнечик. - Я уже раскаялся.
- Так как мы полагаем, что даже забытые воспоминания важны для полноты личности, особенно для такой ценной в масштабах Галактики, как личность Корнелия, этот фильм будет продемонстрирован таким образом, что по мере показа его события будут возвращаться в память Удалова, исчезая с пленки.
После этого присутствующие расставили кресла и стали смотреть фильм. Удалов старался на экран не смотреть. Он достал коробочку со скорпиончиком, чудом сохраненную в странствиях и приключениях, и начал кормить его крошками.
Через несколько минут фильм закончился, и кузнечик зажег свет.
- Всё, - возвестил он. - Пленка пуста, а воспоминание вернулось к владельцу.
- Я вспомнил, - откликнулся Удалов. - Даже странно, что мог забыть. Это про то, как мы с Ксенией познакомились и как чуть было не расстались.
- Из-за меня, - улыбнулся Белосельский. - Это я был тем верзилой, который тебе угрожал. Но я бы никогда тебя не побил.
- Помню, - сказал Удалов. - К тому времени мы с тобой уже не так дружили, как в детстве.
- Нас с тобой всегда разлучали женщины, - сказал Белосельский, поглаживая плечо прижавшейся к нему Тулии.
- Коля, как тебе не стыдно! - укорила Ксения. - Подождал бы до загса.
- Эх, Тори, Тори! - вздохнул Удалов. - Не принесло тебе богатства предательство. Злые дела никогда не окупаются.
- Знаю, - улыбнулся в ответ кузнечик. - Жизнь меня многому научила. Теперь я зарабатываю на нее честным путем.
- Каким же? - спросил Удалов, который не очень доверял кузнечику.
- Я купил у торговых работников документальный фильм о бое Удалова с драконом. С завтрашнего дня начинается демонстрация во всех кинотеатрах. Билеты раскуплены на год вперед. Рассчитываю без лишней скромности стать миллионером.
- А это не повредит моей репутации? - спросил Удалов, который в последние дни относился к себе куда серьезнее, чем прежде.
- Твоей репутации всё на пользу, - честно ответил кузнечик. - Достать тебе билет на премьеру?
- Даже не знаю. - Удалов колебался.
Он взглянул на Тулию, но Тулия смотрела на Колю. Он посмотрел на жену, и Ксения сказала:
- Иди, иди, только домой после этого не возвращайся.
- Прости, Тори, - сказал Удалов. - Не придется мне побывать на премьере. Дела.
И еще раз открылась дверь. Вошел могильщик в новой шляпе и новом балахоне.
- Поздравьте меня, - произнес он. - Я возвращаюсь. Забастовка на моей планете кончилась.
Свободные места есть
Молодой человек в строгом синем костюме и темном галстуке остановился в дверях и нерешительно спросил:
- Кто здесь будет, простите, Лев Христофорович?
В кабинете стояли, обернувшись к нему, два человека. Один был не то чтобы толст, но объемен. Обнаженная голова удивляла завершенностью линий. Маленькие яркие голубые глаза уставились на молодого человека настойчиво и внимательно. Второй человек был моложе лысого, лохмат, худ и постоянно взволнован.
- Вы Лев Христофорович? - обратился молодой человек к лохматому, который был более похож на гения.
Но лохматый с улыбкой указал глазами на лысого, а лысый сказал строго, словно Шерлок Холмс:
- Я профессор Минц. А вы недавно назначены на руководящий пост и столкнулись на нем с непредвиденными трудностями, правильно?
Молодой человек покорно кивнул.
- И трудности оказались столь велики, что справиться с ними вы не в состоянии. Тогда кто-то из знакомых, вернее всего руководитель нашей стройконторы Корнелий Удалов, дал вам совет пойти к доброму старику Минцу и попросить, чтобы он изобрел бетон без цемента, потому что цемент вам забыли подвезти, а сроки поджимают. Так или не так?
Молодой человек ответил:
- Почти так.
- Почему почти? - удивился Минц. - Я всегда угадываю правильно.
- Прийти к вам мне посоветовал Миша Стендаль из городской газеты, и руковожу я не строительством, а гостиницей "Гусь".
- Неужели! - воскликнул Минц. - Ивана Прокофьевича сняли!
- Давно пора, - подхватил лохматый Грубин. - Садитесь, чего стоите?
Грубин подвинул молодому человеку стул, но тот отказался.
- Насиделся, - объяснил он, - третий день отчетность принимаю.
- Ничем не могу быть полезен, - сказал Минц. - Гостиниц строить не умею, в отчетности - полный профан.
- Выслушайте сначала! - взмолился молодой директор. - Зовут меня Федор Ласточкин, работал я в кинопрокате, а теперь кинули меня в сферу обслуживания. Надо, говорят. Согласился. Гостиница небольшая, желающих остановиться много, обслуживание хромает. Да что там говорить, без меня знаете.
- Знаем, - сказал Грубин. - У вас вывеска "Мест нет" к двери приварена.
- В принципе, вы правы. Но мне от этого не легче. Два дня я объяснял отсутствие номеров ошибками предыдущего директора, а сегодня меня вызвал Белосельский и говорит, что послезавтра в нашем городе открывается симпозиум по разведению раков и значение его выходит за пределы области. А нужно для симпозиума двадцать восемь комфортабельных мест. А у меня в гостинице их всего тридцать три. И все с командировками, и все ругаются. Да еще в вестибюле человек пятнадцать сидят на чемоданах. Рассказал я обо всем моему другу Мише Стендалю, а он ответил: "Единственный, кто может тебе помочь, это профессор Минц. Он буквально гений". Я и пришел.
Федор поглядел на Минца страдающими глазами. И у Минца кольнуло в сердце. Еще мгновение назад он не сомневался, что укажет очередному просителю на дверь. Но молодой человек находился в критической ситуации. Побуждения его были благородны. И всего-то нужно - отыскать жилье.
И еще: замечательный мозг профессора Минца, столкнувшись с неразрешимой проблемой, начинал активно функционировать помимо воли его обладателя. Он искал и отбрасывал множество вариантов, он стремился решить задачу, не давая Льву Христофоровичу нормально принимать пищу и спокойно спать.
- Нет, - услышал Лев Христофорович голос Саши Грубина. - Тут вам, Федя, даже профессор Минц не поможет. Никому еще не удавалось устроиться в нашу гостиницу просто так. Проблема эта не научная, а социальная.
- Проблем, в решении которых наука не может принять участие, не существует, - резко ответил профессор Минц. - Все на свете взаимосвязано.
- Ого, - отозвался Саша Грубин. - Видно, все мои предупреждения впустую. Чует мое сердце, вы возьметесь за гостиницу.
- И немедленно, - сказал Минц. - Все свободны. Я начинаю думать.
- А когда приходить за ответом? - спросил с надеждой в голосе директор гостиницы.
- Симпозиум послезавтра? Значит, завтра после обеда.
Назавтра в три часа Федор Ласточкин уже стоял под окнами профессора Минца. Он нервно потирал руки, взглядывал наверх, покашливал и сохранял деликатность. Наконец голова профессора появилась в окне, солнце отразилось от лысины и ярким лучом ударилось в облако.
- Что же вы не поднимаетесь? - крикнул профессор.
- Я боялся вам помешать, - ответил директор гостиницы.
- Можно, - сказал Минц, - заходите. Яблоко уже упало.
Они просидели в кабинете Минца с трех до девяти. Из комнаты доносились голоса, иногда они поднимались в споре, иногда стихали в раздумье. Через шесть часов гостиничный кризис в городе Великий Гусляр был разрешен. И Федор отправился к себе, прижимая к животу тяжелый металлический ящик с установкой, которую Лев Христофорович разрабатывал для других целей, но мудро приспособил для расселения постояльцев.
Уже совсем стемнело, когда Федор вошел в желтое здание некогда отеля "Променад" для заезжих купцов, а теперь, когда достроился третий этаж и заменили бархатные портьеры на нейлоновые шторы, - гостиницы "Гусь" горкоммунхоза.
В холле под громадной, в натуральную величину, копией картины Репина "Иван Грозный убивает своего сына" томились, как погорельцы, неустроенные клиенты. Директора с ящиком никто за директора не посчитал, и тот без помех прошел к себе в кабинет. Лишь пышная Дуся, дежурный администратор, взглядом остановила черноусого человека, который протягивал ей заполненный бланк, чтобы получить номер. Администратор Дуся была уверена, что чем меньше жизненных благ, тем лучше ей - их распределительнице, ибо всегда найдется мудрый человек, готовый оценить услуги.
На следующий день директор гостиницы пришел на работу рано. Дуся еще дремала за барьером, в холле на стульях и чемоданах спали неустроенные клиенты. У себя в кабинете директор раскрыл сейф, где ночевала установка, изобретенная профессором Минцем, и поставил ее на стол. Потом включил в сеть. И тут раздался телефонный звонок: звонил сам Белосельский.
- Что будем делать, Ласточкин? - спросил он.
- Разместим, - ответил спокойно Федор.
Белосельский вздохнул и предупредил:
- Учти, без безобразий. Чтобы прежних постояльцев силой не выселять. Имей в виду, что лозунг "Цель оправдывает средства" придумали иезуиты, средневековые мракобесы. Нам с ними не по дороге.
- Никаких иезуитов, - ответил Ласточкин. - Я даже думаю, что свободные номера останутся.
- Ну-ну, - сказал Белосельский.
Его задача заключалась в том, чтобы подчиненные делали свое скромное дело, не нарушая принципов гуманизма. А детали - это их забота.
Установка работала. Мигала лампочками и тихо гудела, как положено фантастической машине. Повесив трубку, Ласточкин принялся нажимать кнопки.
Через полчаса он вышел в холл. Погорельцы ютились под картиной. Дуся красила в голубой цвет накладные ресницы. Ее золотые перстни нагло поблескивали под утренним солнцем. Она была тяжелым наследством, оставшимся от старого директора.