- Нет, - улыбаясь, покачал головой тот. - Комиксы давным-давно распроданы. В городе их совсем не осталось. Агенты говорят, что станки работают день и ночь, печатая дополнительные тиражи, но пока все запасы исчерпаны. А народ тем временем скупает журналы и дешевое чтиво. Самые популярные журналы уже распроданы. Ни детективов, ни вестернов тоже не осталось, - улыбка сползла с его лица. - После аварии бизнес пошел в гору, вот только возвращаться вечером домой, к жене - сущий ужас. Нам нечего делать, кроме как орать друг на друга, да и детишки бесятся от того, что им нечего смотреть.
Эд взял газету с собой, чтобы прочитать дома.
Газеты явно праздновали свой час. Теперь, когда радио- и теленовости не доходили до публики, все снова поневоле начали читать.
Заголовки статей гласили: "Радио и телевидение бездействуют по всему миру!", "Президент собирает экстренную пресс-конференцию", "Мэр Смит за распределение билетов в кинотеатры и на стадионы", "Доведенная до крайности мать убивает собственных детей и сама кончает жизнь самоубийством!", "Советский лагерь дает понять: неполадки на телевидении - происки Запада".
Эд принялся было за чтение, чтобы узнать подробности, но почти сразу же его прервал телефонный звонок.
Экран заполнило лицо База де Кемпа, окруженное клубами сигарного дыма.
- Привет, Крошка Эд. Великая тайна разгадана.
На миг Эд подумал, что репортер имеет в виду… но нет, не может быть.
- Что за тайна? - осведомился он.
- Куда исчезли Зик с Нефертити.
- Правда? - Эд подался вперед.
- Да уж, пришлось потрудиться, - тянул Баз. Задействовал все, кроме Фэ Бэ Эр. Проверил…
- Ладно, ладно, - перебил его Эд. - Выкладывай скорее.
- Они поднялись вверх по реке до соседнего городка, Саугерти, и там снова поставили палатки. Старина Зик продолжает свое лекционное турне.
Эд в изнеможении прикрыл глаза. Чего он только не передумал: Иезекииль Джошуа Таббер, тайком пробравшись на пароход, отплывает в Бразилию. Или обращается в советское посольство с просьбой о политическом убежище. А может, уходит в подполье и затаивается.
Оказывается, чудаковатый проповедник находится всего в нескольких милях вверх по реке и продолжает свое дело, как ни в чем не бывало.
Глава шестая
- Вот это да! - воскликнул Эд. - Я за тобой заскочу.
- Не пори горячку, приятель, - репортер вытащил сигару изо рта и наставил ее на собеседника. - Может, старый дуралей на тебя тоже немножко взъелся, но на кого он зол по-настоящему, так это на меня. Ведь это я его критиковал и высмеивал. И в основном из-за меня он стал тогда на передаче говорить во гневе - или как там это называет его дочка. По-моему, будет лучше, если сначала к нему заявишься ты один.
- Здорово придумал. Значит, меня мы используем на затравку, так?
- Но ведь это была твоя идея - его отыскать. Ты сам сказал, что влез в это дело с самого начала. Вот и молодец. Храбрец-удалец.
- Ты тоже, кажется, говорил, будто влез в это с самого начала.
- Не только говорил, но и впредь собираюсь этим делом заниматься. Но издали, дружище, издали. Видишь ли, я даже не посмел обсудить это со Старым Язвенником, редактором отдела городских новостей. Придется тебе подготовить эту сенсационную историю для меня и "Таймс-Трибьюн", а мы уж как-нибудь найдем способ тебя отблагодарить. Мировая статья получится, Крошка Эд. История века!
Только теперь до Эда дошло, что история действительно потрясающая. Мысли его воспарили. Что, если продать статью "Взгляду в жизнь" популярному иллюстрированному журналу? Или, еще лучше, продать ее…
…И тут же мечты камнем рухнули: ничего не получится. Если Баз не смеет обратиться даже к своему редактору - и это в таком городишке, как Кингсбург - то кто станет слушать Эда Уандера в Ультра-НьюЙорке?
Он подозревал: единственные, кто знает, что домотканый стиль и неполадки с радио и телевидением - последствие Табберовых проклятий-это он сам, Баз и Элен. Не считая, разумеется, самого Таббера, Нефертити и нескольких странников - или как там они себя называют.
- Ну так что? - нетерпеливо спросил Баз.
Эд и сам не знал, откуда у него взялось столько смелости, только он сказал: - О'кей. Я смотаюсь в Саугерти, а там будь, что будет. Обещаю держать тебя в курсе событий. Только помни: если дело выгорит, я в доле.
Репортер возвел очи горе, словно принося торжественную клятву.
- Слово де Кемпа - закон, - провозгласил он.
- Как же, - скептически пробормотал Эд, вешая трубку.
Спустившись на лифте в подземный гараж, он сел в свой "фольксфлаер", завел мотор, приподнял машину на полфута от пола и, держась над пандусом, выплыл на улицу и взял курс на север. На улицах стало еще многолюднее. Эд даже не подозревал, сколько в городе народа. "Когда-то давно, - думал он, большинство людей днем работало, а по вечерам слушало радио или ходило в кино. В последние годы, по мере того, как число рабочих мест сокращалось, пока, наконец, списки безработных не стали насчитывать гораздо больше граждан, чем списки занятых, рядовой обыватель стал вести все менее подвижный образ жизни". Где-то он даже видел цифру: мистер Середняк проводит у телевизора по восемь часов в день.
И вот теперь все пошло наперекосяк.
Уандер продолжал двигаться на север, держась на высоте десять футов, и вскоре заметил, что движение гораздо оживленнее, чем можно было ожидать в это время дня. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять причину: горожане устремились к ближнему водоему - искупаться, или к ближнему лесу устроить пикник. По их лицам не было заметно, чтобы они предвкушали особое удовольствие. Возможно, все дело в том, что их портативные приемники не работают.
Эду пришло в голову, что такие когда-то бывшие в ходу развлечения, как купание и пикник, канули в прошлое, когда он был еще ребенком. Во времена его детства молодежь еще любила потехи ради поплавать, поиграть в бейсбол, порыбачить или рвануть куда-нибудь на природу. Теперь подобные увеселения не пользовались популярностью: никто не хотел пожертвовать ради них любимой передачей. Поедешь за город - рискуешь пропустить программу Роберта Хоупа Третьего или "Я белочка для Мэри", не говоря уже об "Исповеди садиста". Конечно, всегда можно взять с собой портативный телевизор, только придется смотреть его, сидя у костра, вместо того, чтобы с комфортом расположиться в гостиной, где уж наверняка не так донимают комары.
А рыбалка… Эд помнил, как мальчишкой ходил с отцом рыбачить. И один, между прочим, тоже. Бывало, он не приносил домой совсем ничего или жалкую связку окушков, но зато сколько было удовольствия!
Сегодня мальчишкам больше по душе наблюдать, как кто-то борется с огромным тунцом в Северной Атлантике или у побережья Перу или, ныряя с Большого Барьерного Рифа в Австралии, старается загарпунить гигантского ската. Что и говорить: переживать все перепетии игры с десятифутовой акулой-людоедом - занятие куда более захватывающее, нежели терпеливо ждать у реки, гадая, заглотит окушок твою наживку или нет.
Саугерти принадлежал к тем городкам Новой Англии, где время, казалось, остановилось навеки. Большие деревянные дома - одноэтажные, двухэтажные, редко выше чем в три этажа, даже в центре. Нечто вроде разросшейся деревни, при виде которой начинаешь удивляться: как она уцелела и зачем, и почему жители не перебрались в более жизнерадостные края.
Уандер посадил свой маленький "фольксфлаер" перед Торнтоновским мемориальным театром; перед ним, как и перед всеми кинотеатрами его родного города, вилась длинная очередь. У обочины стояли трое или четверо рассерженных горожан, которые, очевидно, решили, что очередь слишком велика и нет никаких надежд попасть в театр сегодня.
- Эй, парень, - обратился Эд к одному из них, не подскажешь ли, где поставил свои палатки преподобный Таббер?
- Никогда о таком не слыхал, - ответил "парень".
- А ты, приятель?
"Приятель" сделал задумчивое лицо. - Вроде бы я видел в какой-то газете объявление о религиозном собрании или о чем-то таком. А знаете, ребята, - это выход. Давайте хоть на собрание подадимся, что ли;..
- Заметано, - слегка оживившись, изрек "парень". - Знаете что? Я сейчас заскочу домой, прихвачу старушку и ребят - и прямиком туда, пока все места не заняли.
- Может, вы все-таки скажете мне, - терпеливо проговорил Уандер, - где они расположились?
- А то как же, - отозвался "приятель", которого явно захватила идея "парня", и потому тоже порывавшийся удалиться поскорее. - Три квартала вон в ту сторону, потом направо и до самого парка: там ты их и найдешь, не сомневайся, - бросив эти слова через плечо, он поспешил прочь.
Эд миновал три квартала, повернул направо и наконец добрался до парка. "Приятеля" с "парнем" ждет разочарование, - подумал он. Перед палаткой Таббера уже выстроилась длинная очередь. Было еще совсем рано, но народ успел набежать.
- Только стоячие места, - пробормотал Эд, нажимая на педаль спуска. Никак Таббер решил устроить утренник?
Он припарковал машину и подошел ко входу.
- Не лезь вперед, малый, становись в очередь, - прорычал чей-то голос. Со всех сторон на него смотрели недружелюбные лица.
- Я здесь не для того, чтобы слушать… гм… проповедь, - поспешно сказал Эд. - Я…
- Нечего умничать. Становись в очередь, дело с концом. Я стою уже два часа. Только попробуй пролезть вперед меня - враз по роже схлопочешь. Понял?
Эд почувствовал, как внутри у него все напряглось - так бывало всегда, когда ему угрожали физическим насилием. Он попятился. Потом в замешательстве взглянул в сторону троих-четверых последователей Таббера, которые отчаянно пытались поддерживать порядок.
- Глашатая Мира услышат все, - снова и снова повторял один из них. - Он сократил беседы до получаса, чтобы каждый смог его услышать. Будет налажена трансляция. Потерпите, пожалуйста, Глашатая Мира услышат все.
- Полчаса, - проворчал кто-то из очереди. - Вы что же, хотите сказать, что я выстоял столько времени, чтобы попасть на получасовое представление?
- Это не совсем представление, дружище, - сказал Уандер. Он отошел от очереди. Чтобы попасть через главный вход, придется ждать не один час. К тому же он совсем не так представлял свою встречу с Таббером.
Эд собирался побеседовать с пророком - если можно так его назвать лицом к лицу, наедине. И с каждой минутой эта перспектива улыбалась ему все меньше и меньше.
Он обогнул палатку и позади нее, как и в прошлый раз, обнаружил другую, поменьше. Уандер несколько мгновений постоял в нерешительности, а потом зашел за это парусиновое сооружение. Там стоял старомодный фургон, а рядом безмятежно паслась лошадь.
Эд глубоко вздохнул и вернулся ко входу в меньший шатер. Как, спрашивается, прикажете стучать в дверь палатки?
Он откашлялся и крикнул: - Есть кто-нибудь дома?
Внутри послышался шорох, полог откинулся, и перед Эдом появилась Нефертити Таббер.
Девушка взглянула на него и зарделась.
- День добрый, возлюбленный мой, - сказала она.
Потом заговорила быстро и сбивчиво: - Ой, Эд, мне так жаль… я имею в виду, то, что случилось тогда, на студии. Я… должна была предвидеть, что из этого может выйти, и не позволять отцу…
- Вам жаль, - с горечью произнес Эд. - А всем остальным - тем более. Послушайте, вы хоть знаете, что произошло?
Она молча кивнула.
- Я сейчас объясню вам, что произошло, - начал было он.
Девушка быстро огляделась, потом откинула полог. - Пожалуйста, заходите, Эд.
Уандер последовал за ней. Внутри палатка оказалась на удивление просторной; пространство ее было разделено на три помещения - входы в два из них закрывали полотняные пологи. "Скорее всего, там находятся спальни", решил Эд. Самая большая комната совмещала функции кухни, гостиной и столовой и даже имела на полу подобие ковра - тряпичный половик, каких Эд не видел с раннего детства. Вокруг стола стояли складные стулья, и Нефертити нерешительным жестом предложила Эду сесть. Он опустился на стул и взглянул на девушку. Отсутствие Иезекииля Джошуа Таббера придало ему смелости.
- Не работает ни одна радио- и телестанция на планете, - укоризненно сказал он.
Она кивнула.
- Я узнала об этом только час назад. Поехала в город, взять продуктов у одного из странников, который обитает не в Элизиуме.
Эд пропустил мимо ушей ту часть сказанного, которая показалась ему галиматьей, и ухватился за первое предложение.
- Так вы видели, что творится на улицах?
Она снова кивнула.
- И давно это с ним?
Девушка безошибочно поняла, что именно он имеет в виду.
- Вы про… силу? Про силу речь Слово?
Уандер страдальчески прикрыл глаза.
- Давайте хоть ненадолго оставим этот чудной язык. Что именно делает ваш отец?
Нефертити взглянула на него так, словно не существовало ничего более очевидного.
- Проявляет силу и речет Слово. Но, конечно, только когда говорит во гневе. Вы со своим другом, Базом де КеМпом, довели его до гнева. Так же, как Элен Фонтейн в прошлый раз.
- Только и всего? - саркастически осведомился Эд.
- Не нужно сердиться, возлюбленный мой, - девушка недоуменно нахмурилась. - Раньше это никогда не действовало с таким размахом. - Ее лицо снова прояснилось. - Наверное, потому, что раньше никто так не выводил его из себя.
- И все-таки, как он это делает?
- Но ведь он - Глашатай Мира, проводник на пути в Элизиум и возлюбленный Вечной Матери.
- Господи, - страдальчески пробормотал Эд. - Вот уж, поистине, каков вопрос, таков ответ.
Непроизвольно он протянул руку и положил ее на плечо Нефертити Таббер.
- Поймите, мисс Таббер, это очень важно…
Девушка слегка опустила веки, губы ее нежно приоткрылись. Эд поспешно отдернул руку.
- Извините!
- Ничего, - произнесла она чуть охрипшим голоском.
Эду тоже захотелось откашляться. "Интересно, сколько лет Нефертити?" подумал он. Ему пришло в голову, что девушка, возможно, еще никогда не испытывала прикосновения мужчины. Во всяком случае, молодого.
- Послушайте, - снова заговорил он, - каждый раз, когда я разговариваю с вашими людьми, у меня создается впечатление, что я не улавливаю и половины смысла. Чего же все-таки добивается ваш старик?.. То есть, я хотел сказать, ваш отец. Что он имеет в виду, когда говорит, будто для него коммунисты слишком умеренны, недостаточно радикальны?
- О, да у нас гость, - произнес сзади знакомый голос.
Эд зажмурился, ожидая, что его сейчас пронзит молния. Однако лицо стоящего у входа человека лучилось бесконечной мудростью и печалью, и выглядел он не более опасным, чем мадонна с младенцем кисти Микеланджело.
Впрочем, это не помешало Уандеру торопливо вскочить на ноги.
- Гм… Добрый день, сэр… Ох, прошу прощения, не сэр, а Иезекииль, гм… возлюбленный мой.
- День добрый, Эдвард, - седобородый пророк ласково улыбался. - Никак решили поискать просветления на пути в Элизиум? - Старик со вздохом опустился на стул. Похоже, он ничуть не злился из-за разыгравшейся на студии ссоры.
Нефертити тоже встала. Она подала отцу стакан воды, который наполнила из ведра. Невольно Эд отметил, что походка у нее - как у малайских женщин, которых он видел в научно-популярных фильмах: шея выпрямлена, плечи гордо откинуты, бедра плавно покачиваются.
- Гм… да, пожалуй, - поспешно ответил Эд. - Это очень увлекательно. Насколько я понимаю, вы стремитесь к некой утопии…
Иезекииль Джошуа Таббер нахмурился.
- Вижу, возлюбленный мой, вы пока не сумели понять Слово. Ибо не утопии мы - ищем. Под утопией понимается идеальное общество, а все идеальное автоматически прекращает развиваться, следовательно, само понятие утопии консервативно, если не реакционно. Многие впадали в эту ошибку, среди них и так называемые коммунисты. Они думают так: как только будет достигнут их рай земной, все движение сразу же остановится и воцарится золотой век. Ерунда! Вечная Мать не ведает остановок. Путь к Элизиуму длится вечно!
Какое-то время Эду казалось, что он следит за мыслями старика, но постепенно все опять слились в бессмысленный набор слов.
А ведь Уандер и раньше имел дело с чокнутыми. То, что у старика оказались самые потусторонние способности из всех, с которыми режиссеру приходилось сталкиваться раньше, роли не играло. Все равно он - чокнутый.
- Что ж, когда вас послушаешь, все и вправду начинает казаться очень разумным. Теперь я вижу, что утопия действительно реакционна.
Таббер окинул его испытующим взглядом.
- А я вижу, возлюбленный мой, что вы, посещая нас, скорее всего, руководствуетесь совсем иными побуждениями, нежели поиски пути.
Он отечески улыбнулся и взглянул на Нефертити, которая все это время не спускала глаз с Эда. Девушка вспыхнула.
- "Что это она все время краснеет? - подивился про себя Эд. - Не может же она и впрямь быть такой скромницей!"
- Уж не за дочкой ли моей поухаживать вы явились? - ласково осведомился Таббер.
Как ни ласково это прозвучало, Эд едва удержался, чтобы не вскочить. "Вставай! - настоятельно требовал внутренний голос. - Вставай и в темпе сматывайся!"
- Нет, - запротестовал Уандер. - Нет, что вы!
- Отец! - пролепетала Нефертити.
Эд не смотрел на нее. Он подозревал, что Нефертити Таббер, которая могла порозоветь от одного взгляда на мужчину, теперь приобрела цвет свежеобожженного кирпича.
- Нет-нет, - забормотал он. - Я пришел поговорить о радио и телевидении.
Иезекииль Джошуа Таббер нахмурился, но уж таково было свойство его лица, что и хмурость его выглядела добродушнее, чем иная улыбка.
- Очень жаль, - грустно проговорил он. - Воистину, путь к Элизиуму, который указует нам Вечная Мать, только освещается любовью нашей молодежи. Боюсь, что жизнь, которую моей Нефертити приходится со мной делить, лишает ее возможности встречаться со странниками, подходящими ей по возрасту. - Он вздохнул и продолжал: - Так что там насчет радио и телевидения? Вам ведь уже известно, Эдвард, сколь мало симпатии я питаю к тому пути, по которому пошли наши средства массовой информации в последние годы.
Спокойствие старика придало Эду храбрости. Кажется, Таббер действительно не питает к нему зла за скандал, произошедший на станции.
Собравшись с духом, он сказал: - Может быть, все-таки не стоило его так бурна выражать? Я имею в виду отсутствие симпатии.
Таббер был явно озадачен.
- Не пойму, о чем это вы, возлюбленный мой?
- О, проклятьи, - нетерпеливо сказал Эд. - О том проклятьи, которое вы наложили на радио и телевидение. Только не говорите, черт возьми, что вы о нем забыли!
Таббер перевел ошеломленный взгляд с Эда на Нефертити. Девушка сидела, не шелохнувшись. Но по мере того, как обстановка обострялась, ей пришлось слегка отвлечь внимание от Эда, на котором оно было целиком сосредоточено.
- Отец, - проговорила она, - ты, наверное, забыл, только тогда, на радио, ты вышел из себя. И… прибегнув к силе, проклял его.
- Да так, что на всей планете больше не работает ни одна теле- или радиостанция, - вставил Эд.
Таббер недоверчиво глядел на них обоих.
- Вы хотите сказать, что я обрушил гнев на эти, с позволения сказать, развращенные учреждения, и… он подействовал?