- А-а. - Тоня сделала упражнение для мышц живота, потом спустилась к Марте. - Не понимаю, как ты можешь ходить по камням босиком, - сказала она. - Ну, что такое, Галя?
Одна из близняшек бежала к ней с плачем.
- Я же говорила, что этим кончится. - Тоня поставила девочку между колен, вытерла ей слезы. - Ты упала? Нет? Так что же случилось?
Галя жалобно всхлипывала и не отвечала. Тут выступил вперед Витька.
- Я щелкнул ее по носу, - сказал он.
Марта потребовала объяснений, но Витька не пожелал входить в детали, упрямо молчал. Вдруг Галя заговорила плачущим голосом:
- Он первый начал… он сказал, я толстая и поэтому мне трудно прыгать вверх… а я сказала, ты на себя посмотри… а он говорит, первый раз вижу таких толстух, а я сказала… я сказала, ты вантарик …
- Что, что? - спросила Марта. - Вантарик? Это что еще за слово?
Но Галя опять залилась слезами. Лиза с некоторой снисходительностью объяснила:
- Вантарик - это так говорят, если про родителей в газетах пишут и по теле показывают, а он задается.
Марта переглянулась с Тоней.
- Как тебе не стыдно, - сказала она Витьке, - на девочку руку поднимать?
- Я не поднимал руку, - сухо ответил Витька. - Я ее щелкнул. Не больно, чуть-чуть.
- Да-а, не бо-ольно! - крикнула сквозь слезы Галя.
Мощные магниты спасательного судна приподняли подводную лодку над грунтом. Растревоженный ил расползся гигантским облаком, непроглядной мутью окутал лодку. С судна сбросили виброшашки, вокруг них заклубился ил, собираясь в плотные шары и оседая на дно под собственной тяжестью. Лодка все более отчетливо проступала из глубинной мглы на экране в операторской рубке. Вихри воды смывали с ее корпуса вековые наносы.
- "Щука", - сказал старший оператор.
- То есть как - щука? - спросил Морозов.
Он сидел в рубке, не сводя с экрана любопытного взгляда: первый раз он видел, как работают спасатели. Рядом сидел Володя Заостровцев, узколицый, невозмутимый, несколько сонный на вид. Над плечом Морозова жарко дышал Витька. В стороне стоял, скрестив на груди бронзовые руки и прислонясь к переборке, Свен. Это по его просьбе спасатели пустили посторонних в операторскую рубку.
- "Щука" - так называли советские подводные лодки типа "Щ", - объяснил старший оператор, немолодой человек со старомодными вислыми усами. - Великую Отечественную войну по курсу истории проходили?
- Конечно, - сказал Морозов. - Сороковые годы прошлого века.
Старший оператор увеличил изображение, внимательно осмотрел корпус лодки. Теперь стали видны рваные пробоины и разошедшиеся швы в носовой части, полуразрушенная боевая рубка. Пушка позади рубки была задрана почти вертикально.
- Сейчас мы ее маленько подлатаем, - сказал старший и проделал серию манипуляций на приборной доске.
Некоторое время старший молча работал. Потом, когда красные волчки ушли вверх, он повернулся в крутящемся кресле к зрителям.
- Ну вот, заклеили дырки. В военном отделе Музея истории есть уже несколько поднятых субмарин той эпохи, что ж, добавим еще одну. Может, по архивам восстановят ее номер и фамилии экипажа. Иногда удается это сделать.
Морозов сказал:
- Один из моих предков был военным моряком и погиб в ту войну на Балтике.
- Он был подводником?
- Точно не знаю. - Морозов подумал, что следовало бы знать точно.
- Почему "Щука" утонула? - раздался напряженный Витькин голос.
- Она погибла в бою, - сказал старший оператор и потеребил свой ус. - По ней стреляли из артиллерии и бомбили с воздуха. Вон как разворотили рубку. А носовую пушку и вовсе снесло взрывом. У нас в Таллине есть специалисты по истории флота, они разберутся. Мое дело - поднять и доставить.
- Они узнают все про этот бой? - спросил Витька.
- Нет. Просто установят причину гибели. Все узнать невозможно. Никто не знает, как гибли подводники.
И тут Витька насел на старшего. В школе они еще не добрались до истории двадцатого века, представление о тогдашних войнах, потрясавших земной шар, у Витьки было смутное. Он смотрел старшему в рот. И он узнал, как в грозные сороковые годы из блокированного, голодного Ленинграда и Кронштадта уходили в море подводные лодки. Как они прорывались сквозь барьеры из десятков тысяч мин и противолодочных сетей - барьеры, перегородившие Финский залив, - и топили фашистские корабли по всей Балтике. И каких нечеловеческих мук, какого неслыханного героизма требовал каждый такой поход.
Жадное Витькино любопытство далеко еще не было удовлетворено, когда вдруг в разговор вмешался Заостровцев. Этого интересовало другое: двигатели, стоявшие на субмаринах тех времен, емкость аккумуляторных батарей, система погружения и всплытия. Старший терпеливо отвечал - на те вопросы, на которые мог ответить.
- Но при таких батареях в аккумуляторных ямах должен был неизбежно выделяться водород, - тихим голосом продолжал выспрашивать Заостровцев. - Это очень опасно.
- У них были, если не ошибаюсь, палладиевые катализаторы для сжигания водорода. Но вообще случались и взрывы аккумуляторных батарей.
- А что за выступ под килем? Какая-то коробка.
- Обтекатель, - ответил старший. - Он прикрывает базу приемников шумопеленгаторной станции.
И они заговорили о том, как сложно происходило преобразование звуковых колебаний в электрические на этих старинных станциях, - до того сложно, что требовался специально обученный матрос-акустик для классификации принимаемых шумов.
Заостровцев замолчал столь же неожиданно, как и вступил в разговор. Он прикрыл глаза красноватыми веками и словно бы заснул. "Все-таки странности у него остались", - подумал Морозов.
- Ну что ж, спасибо вам, - сказал он старшему. - Было очень интересно. Сейчас вы начнете поднимать ее в судовой док?
- Нет. Пусть еще немного прополощется.
- Тогда, если не возражаете, мы поплаваем вокруг субмарины. Посмотрим поближе.
- Она сейчас в сильном магнитном поле. - Старший взглянул на приборы. - Впрочем, напряженность можно уменьшить до санитарной нормы. Ладно. Только попрошу не больше сорока минут.
Он проводил гостей на водолазную площадку. Морозов, Свен и Витька живо натянули гидрокостюмы. Заостровцев стоял в нерешительности, сонно моргал.
- Ты не пойдешь? - спросил Морозов.
- Не хочется.
Трое один за другим спустились по отвесному трапу и скрылись под водой. Заостровцев проводил их взглядом, потом спросил у старшего:
- У этих приемников какая полоса пропускаемости частот?
- Если не ошибаюсь, от двухсот до восьми тысяч герц. А что?
- Просто так, - сказал Заостровцев. И, помедлив немного, добавил: - Пожалуй, пойду и я… Давно не нырял…
Субмарина висела в зеленой воде между днищем спасательного судна и грунтом. Вблизи ее корпус оказался весь в подтеках ржавчины. Сквозь прозрачную пленку пластыря темнели рваные пробоины.
Морозов подплыл к рубке, заглянул сверху в круглый провал люка. На дне этого черного колодца что-то смутно белело. Морозову стало жутковато. Он огляделся. Куда Витька исчез? И Свена не видно. Он позвал их, но не услышал ответа. Сильными гребками он поплыл вдоль лодки к корме и тут увидел под собой Свена и Витьку. Витька держался обеими руками за баллер руля. Морозов окликнул его и тотчас услышал:
- Я здесь.
- Почему ты раньше не ответил?
- Раньше ничего… - Витькин голос оборвался.
Гидрофоны барахлят, подумал Морозов и вспомнил, как однажды вот так же потерял связь с Витькой под водой. Масса намагниченного железа, что ли, поглощает сигналы? Не теряя Витьку из виду, он медленно поплыл под лодкой, потом поднялся метра на два и увидел еще одного ныряльщика. Это был не Свен и не Витька - те плавали ниже.
- Володя, ты? - спросил он, но не получил ответа.
Ныряльщик, раскинув в стороны руки и ноги, неподвижно висел над рубкой субмарины. Морозов поплыл к нему. Приблизившись, он увидел сквозь прозрачный шаровой шлем лицо Заостровцева - странно искаженное, с полузакрытыми глазами.
Пальцы Заостровцева слабо шевелились - будто ощупывали воду…
Монотонный голос:
- Шум винтов катера по пеленгу тридцать пять… Шум по пеленгу сто двадцать…
Глухой взрыв. Тишина.
- Четвертые сутки пошли, как лежим на грунте.
- Ну, как ты, Сергей?
- Дышу…
- Держись, моряк… Выберемся… Кровь у тебя из ушей. Дай вытру…
Взрыв. Взрыв. Еще. Сильный взрыв. Скрежет, звон разбитого стекла.
- Вцепились, проклятые…
- Шум винтов по пеленгу сто шестьдесят.
Тишина.
- Не жалеют на нас глубинных бомб.
- Ну, мы им крепко влепили. Три транспорта за один поход…
- Прекратить разговоры. Берегите силы.
Тишина. Слабый плеск воды. Еще взрывы.
- Товарищ командир, из первого отсека докладывают: пробоины заделаны, течи нет.
- Добро.
- Ну, как, Сергей?
- Дышу пока…
Долгая пауза. Глухие взрывы. Чье-то хриплое, свистящее дыхание.
- Скоро рассвет… что будем делать, комиссар? Цэ-о-два сверх всяких норм.
- Надо решать, Алексей Иваныч. Иначе - задохнемся.
- Всплывать и драться. Дать ход дизелями. Другого выхода не вижу.
- Что ж, будем всплывать и драться.
- Артрасчеты в центральный пост. По местам стоять, к всплытию!
- В носу-у! По местам стоять, к всплытию! Артрасчеты в центральный! В кор-рме! По местам стоять, к всплытию!
- Товарищи! Братья! Вы сражались храбро, как положено балтийским подводникам. Сейчас предстоит последний бой. Победим или умрем!
После короткой паузы:
- Продуть среднюю!
Резкое шипение воздуха. Звонок.
- Приготовить правый дизель на продувание главного балласта!
Плеск волн. Неясные голоса. Отдаленный гул моторов.
- Продуть главный балласт! Комендоры, к бою!
…Морозов подплыл к Заостровцеву, тронул его за плечо. Сорок минут истекли, пора было подниматься. Но Заостровцев даже головы не повернул.
Свен и Витька уходили вверх. Морозов помахал им рукой, сказал:
- Мы немного задержимся.
Он знал: лучше Заостровцеву не мешать, если… если с ним сейчас творится то же, что и в том памятном рейсе к Юпитеру…
- Огонь! Огонь, комендоры!
Орудийные выстрелы, выстрелы. Гул моторов. Разрывы снарядов. Пулеметные очереди.
- Еще один катер горит! Молодцы!
Яростный грохот боя.
- Товарищ командир, пятый заливает водой!
- Носовая! Почему замолчали? Огонь по самолету!
Нарастающий рев моторов.
- Серега, Серега, ты что? Куда тебя?..
Тяжкий взрыв. Лязг, оборвавшийся стон.
- Заряжай!
- Первый и второй заливает…
Еще выстрел, последний…
- Прощай, Алексей Иваныч, дорогой… Друзья, прощайте! Умрем, как положено! "Вставай, проклятьем заклейменный…"
"Интернационал" заглушает грохот боя. И вдруг - тишина. Плеск волн…
Свен на катере доставил их к маленькому островному пирсу. Они пошли наверх по крутой тропинке, петляющей меж скал. Заостровцев держался неплохо - куда лучше, чем полтора часа назад, когда Морозов еле выволок его из-под воды. Хорошо еще, подоспел Свен, обеспокоенный их долгим отсутствием, и они вдвоем втащили Заостровцева на верхнюю палубу судна. Заостровцев повалился в шезлонг и долго лежал в полном оцепенении. Пульс у него был нормальный, дыхание - ровное, но он не отвечал на вопросы, хотя и слышал их прекрасно. "Первый раз вижу такое полное отключение", - сказал Свен.
Они шли вчетвером по тропинке. Заостровцев переставлял ноги, как автомат, и держался неестественно прямо, а когда навстречу выскочили близняшки, он улыбнулся и слабо помахал им рукой.
Но Тоню ему провести не удалось, у Тони глаз был наметанный.
Морозов ожидал, что она накинется на Заостровцева с упреками, - ничуть не бывало. Она сразу уложила Володю на койку и промассировала ему виски, а потом напоила каким-то экстрактом. И все это спокойно, без суеты, без лишних слов.
- Теперь постарайся уснуть, - сказала она и вышла из палатки.
Она велела детям не шуметь. Молча выслушала рассказ Морозова о случившемся.
- Сама виновата, - сказала она. - С него нельзя глаз спускать.
- Почему? - удивился Свен.
- Потому что нельзя.
И тут же Тоня стала расспрашивать его о рачках, улучшающих обмен веществ, и Свен обещал подарить ей аквариум с этими рачками.
Наступил вечер - тихий, прохладный, пахнущий дождем. Опускался туман, на ближних островках и на фарватере зажглись огни.
В палатке Морозовых Витька приставил к экрану портативного телевизора увеличитель, и юное население острова, рассевшись по койкам, с азартом включилось в викторину "Знаешь ли ты Солнечную систему?".
Морозов сидел в палатке Заостровцева. А Марта с Тоней устроились в шезлонгах под скалой. Скала еще хранила тепло ушедшего дня. Над головой слабо шелестели, перешептывались сосны. Где-то невдалеке каркнула ворона, запоздавшая с ночлегом.
- Тебе не холодно босиком? - спросила Тоня и, не ожидая ответа, заявила: - Завтра мы улетим домой.
- Почему так скоро? Вы же собирались пробыть здесь две недели.
- Володя лучше всего чувствует себя дома. В привычной обстановке.
- Ну, знаешь ли! - Марту возмутила такая безапелляционность. - Не понимаю, почему ты вечно выставляешь его больным и беспомощным.
Тоня не ответила.
Потянуло холодом. Марта пошла к себе в палатку, надела туфли, накинула на плечи жакет. Вернувшись к скале, она услышала сдавленный всхлип.
- Тоня, что с тобой?
В темноте не видно было Тониного лица. Марта присела на подлокотник ее шезлонга, обняла Тоню за вздрагивающие теплые плечи.
- Я тебя чем-нибудь обидела?
- Никто… никто не хочет понять, как мне тяжело, - проговорила Тоня сквозь слезы. - Все думают, я вздорная наседка… - Ее затрясло от подступившего рыдания.
- Милая, ну, не надо, - растерянно утешала ее Марта. - Никто так не думает. Успокойся… - Она гладила Тоню по голове, как ребенка. - Принести тебе витаколу?
- Нет. - Тоня вскинула голову, выпрямилась, прерывисто вздохнула. - Ничего… сейчас пройдет. - Она повернула к Марте лицо, и в ее глазах Марте почудилась враждебность. - Вот ты говоришь, я выставляю Володю больным. Ничего я не выставляю. Но он не такой, как все. Как же можно его не оберегать?
- Если ты говоришь о той старой истории у Юпитера, то ведь у Володи это прошло…
- Ничего не прошло! Просто он скрывает от всех. Даже от меня… Только напрасно, все равно я вижу… И сегодня опять случилось…
- По-моему, сегодня Володя просто перекупался.
- По-твоему! - Тоня отодвинулась от Марты, поправила волосы. - С ним это случается редко, но каждый… не знаю, как назвать… каждый приступ обходится ему дорого. Поэтому я стараюсь всегда быть с ним.
Марта мягко сказала:
- Тоня, милая, прости, что я…
- Ничего, - прервала Тоня. - Ты благополучная, тебе, конечно, не понять. Да я и не требую понимания. Не обращай внимания на мою вспышку.
"Да, да, как же, - подумала Марта. - Я благополучная. Я такая благополучная женщина, каких еще на свете не бывало. А какое благополучие мне еще предстоит…"
- Я живу как на вулкане, - продолжала Тоня тихим и печальным голосом. - Сколько лет мне удавалось оберегать Володю… Каждый день, каждый час я была настороже, чтобы ничто не нарушало привычного ритма. Никто не знает, какого мне стоило напряжения… Да один Лавровский! Пока я добилась, чтобы он оставил Володю в покое, я чуть не сошла с ума. А теперь - Надя…
Тоня опять всхлипнула, ее плечи дрогнули.
- А что - Надя? - сказала Марта. - Алеша недавно видел ее и с восторгом говорил мне, какая она чудная и способная девочка. Весь Витькин класс был в нее влюблен, когда Надя преподавала у них историю.
Но Тоня не слушала утешений, она горько плакала, нагнув голову к коленям.
Из морозовской палатки донесся взрыв смеха.
- Что они смотрят? - вскинулась Тоня. - Не люблю, когда телевизор возбуждает их перед сном. - Она плавно поднялась и, вытирая слезы платочком, направилась к палатке. - Нет, завтра - домой! - сказала она решительно.
- Ты все это слышал? - изумленно спросил Морозов.
- Не то чтобы слышал, - ответил Заостровцев вполголоса, - а как-то… я воспринимаю как-то иначе. Не слухом… Поверни, пожалуйста, лампу. Слишком яркий свет.
Он лежал на своей койке, уставясь на гибкий обруч верхнего крепления палатки. Только сейчас Морозов заметил седину в его черных волосах, аккуратно причесанных на косой пробор.
- Но как это возможно? Вовка, дружище, я просто не могу понять… Звуки, отзвучавшие более века тому назад…
- Я сам не понимаю. - Голос Заостровцева замер до шепота. - На корабле была шумопеленгаторная станция, она принимала все звуковые колебания…
Он умолк.
- Ну, ну, дальше?
- И преобразовывала их в электрические. - Заостровцев будто сам с собой разговаривал, голос его звучал монотонно. - Это лавина… лавина звуков, из которых срезывающие фильтры оставляли только самые необходимые - шум винтов кораблей противника… Остальные звуки могли стихийно… запись могла идти хаотически… А ферромагнитная основа - корпус корабля…
Опять он замолчал. Пальцы его левой руки, вытянутой вдоль тела, слегка шевелились, будто он считал что-то про себя.
- Послушай, но ведь это грандиозно! - сказал Морозов. - Можно расшифровать… можно прочесть прошлое!
- Выключи свет совсем. Режет глаза.
Теперь в палатке было темно. Лишь слабый свет аландского вечера проникал сквозь пленку оконца и проем входа. Из соседней палатки донесся взрыв детского смеха.
- Ты говоришь - прочесть прошлое, - тихо сказал Заостровцев. - Нет, Алеша. То, что сегодня произошло, это просто случайное совпадение стихийной записи и моей… моей настроенности… - Он помолчал, а потом вдруг спросил: - Алеша, ты уже начал тренироваться?
- То есть как? - не понял Морозов.
- Ты давно не летал - значит, надо перед экспедицией пройти курс подготовки. Можно ведь за два-три месяца усиленных тренировок войти в прежнюю норму, как ты думаешь? Если давно не летал?
- Можно-то можно, но видишь ли, Володя…
- Вот и я думаю, что можно. Мы ведь еще не старые, верно? Подумаешь, сорок лет… Шевелев Радий Петрович и в пятьдесят летал, а?
И, не дожидаясь ответа, Заостровцев опять перескочил на другую тему - стал рассказывать о новом двигателе, который он со своей группой спроектировал и испытания которого дали отличный результат.
- Почему сидите в темноте? - сказала Тоня, войдя в палатку. - Ты не спишь, Володя? Как себя чувствуешь?
- Я чувствую себя хорошо, - ответил Заостровцев.
День выдался ясный и теплый. Море умиротворенно наливалось синевой, шхеры грели на солнышке старые каменные бока. В сторону Мариехамна прошел самолет.
Витька сказал:
- Устал читать. Пойду купаться.
- Иди, - рассеянно отозвался Морозов. - Только не заплывай далеко.
Они были одни на пляже. Заостровцевы уехали, а Марту вызвал Свен на планктонную станцию: кто-то из его ребят повредил себе ногу о подводную скалу.