Воздадим же должное Иоланте: не стала она подначивать спутника, сумела смолчать и поступила разумно: Фант был уже на грани.
Провидел наш герои: если не вырастет перед ним сию минуту вакуум-станция прямо из-под земли и если не подадут ему персональный мягкий кар с пуховой постелью, сиделкой и бальзамическим компрессом на живот, то рухнет он плашмя на негостеприимный теплый мартан, проклянет страшными словами рыбье и поварское племя и, вывернувшись наизнанку, испустит дух.
Нет, нет, нет! Не допущу я этого! Что же такое получается: только начали, всего полдня вместе провели, еле-еле отобедать успели, и вдруг я героя умертвлю. Не-е-ет, он у меня поживет, мы с ним еще попутешествуем, да и, между нами говоря, не из тех он, кого за здорово живешь дурацкой рыбой укокошить можно: орпосовцы и не такое едали!
Словом, спасаю. А для спасения… для спасения… подброшу-ка я ему доброго человека. Что-то не попадались сегодня нашему Фанту добрые люди. Разные были: скучные и мелочные, зловредные и равнодушные, дремотные и бдящие, а вот особливо отзывчивых, кроме разве что не по должности полоумного причального кассира, не наблюдалось.
Фант с Иолантой шли по какому-то совершенно пустынному коридору. Пустынному не только в смысле прохожих (это было бы еще полбеды: в конце концов, можно зайти куда угодно - в продуктовый распределитель для командного состава, в цирюльню для бедных, в гомеопатическую аптеку, наконец, обратиться в Опорное место охраны и наблюдения (ОМОН) и спросить, как жить дальше), - но, главным образом, как раз в том смысле, что в злополучном коридоре не было ни одного центра общественной жизни: ни магазина по продаже сублиматов, ни квартирного агентства, ни пункта утилизации отходов и лишних вещей, ни даже кремационного товарищества. Лишь вдали, на безликой стене мышиного цвета виднелась табличка.
Когда Фант с бессмысленной надеждой доплелся до нее, он с ужасом прочитал: "Цех демонофикации № 3". (Пусть читатель поймет меня правильно. Я не собираюсь вводить в текст мистику, не склонен я и к оккультным наукам, в демонов, строго по секрету, не верю, исключая лишь демонов Максвелла и Лапласа. Но Фант стоял именно перед "Цехом демонофикации"… Де-монофикадии, очевидно. И будь я проклят, если кто-нибудь знает, что это такое и где могут находиться цеха монофикации, и вообще, порядок ли это: с таким трудом поднять сначала монофикацию, а потом разом все демонофицировать? Этак и останемся мы на примитивной начальной стадии, а ведь стоит подсуетиться, собрать силы, перестроиться разок-другой, сэкономить где надо, конфисковать что надо, гаркнуть как надо, указать когда что делать и не делать, и уже замаячат соблазнительные горизонты бификации, трификации, тетрафикации… страшно подумать: пентафикации! Глядишь, и другие Орпосы обгоним, если, конечно, не демонофицировать все подряд необдуманно.) На дверях цеха висел огромный ржавый замок. Фант застонал…
А где же Добрый Человек? Да вот же он: сидит неподалеку на скамеечке, очень колоритный, благодушный, пыльный добрый человек, почему-то в меховой шапке и застегнутом на все пуговицы, даже верхнюю, черном пиджаке. Он сидит совершенно один и, кажется, вовсе не обеспокоен этим. Может, он потому один и сидит, что давно добивался уединения, а может, и наоборот - давно ищет собеседника, и улыбка на его лице не от удовлетворенности одиночеством, а от предстоящей беседы. Кто его разберет, этого жителя Административного Центра неопределимого возраста и, судя по состоянию одежды, сидящего здесь уже месяца три; важно другое: он настроен по-хорошему, он даже подзывает жестом наших героев, и он отдыхает на скамеечке возле убийственно-загадочной "демонофикации".
Вот бы и спросить его, что это такое, но Фант, с гримасой на бледно-зеленом (я бы даже выразился более поэтично - салатном) лице, спрашивает:
- Скажите, пожалуйста, мы правильно идем к вакуум-станции?
- К вакуум-станции? - теплолюбивый человек определенно ошеломлен вопросом, он, должно быть, ожидал преамбулы в смысле разговора о терморегуляции, о газетных новостях, о расширяющемся потоке вольных пассажиров и вообще праздношатающихся, но, не получив желаемого, он, впрочем, не расстраивается и даже, выяснив, что незнакомцы обнаруживают полное незнание планировки Административного Центра, весьма рад, ибо предвкушает лакомое объяснение невеждам сложного и запутанного пути к Центральному транспортному узлу.
- Да, к вакуум-станции, - нетерпеливо говорит блеклый невежда, - мы хотим уехать.
- Зачем - уехать? - беспокоится радушный хозяин скамейки. - Вам не нравится в нашем Центре? Прекрасный Центр! На фруктовом базаре были? Не были? Сходите на базар, поешьте пи-винограда - плохо не будет.
- Нам нужно на вакуум-станцию, - цедит сквозь зубы Фант, борясь с желанием ухватиться за тесемки треуха говорливого незнакомца и натянуть ему неуместный убор по самые глаза.
- Ну вот, опять вакуум-станция! Ты вообще знаешь, о чем говоришь? Вакуум-станция где? Во-он там. - Сидящий делает неопределенный жест рукой, могущий обозначать, что вокзал занимает примерно пол-яруса. - А ты куда идешь? Ты идешь в сторону Энергосектора! (Как будто вакуум-станция никак не может быть в стороне энергетических установок!) Что тебе надо в Энергосекторе? Что ты потерял в этом Энергосекторе? Может, жить надоело? Я тебе говорю: оставайся здесь. На базаре был? Не был. Я тебе покажу дорогу на базар, там бета-персики, сигма-дыни, кси-черешня - восторг! - Речь незнакомца льется, как горный ручей. Отчего он так ратует за базар, остается неизвестным. Возможно, заведующим там работает его родственник, и говорун получает скромный процент за каждого нового покупателя.
"Сейчас я его убью", - на грани помрачения думает Фант и крепко сжимает ручку сумки с фотоаппаратом и полотенцем. Однако вмешивается Иоланта.
- Нам действительно нужно на вакуум-станцию, - произносит она. - Как туда пройти?
- Горе мне, горе! - воздевает к небу руки сидящий, не подозревая об угрозе близкого конца. - Клянусь памятью мамы, они меня с ума сведут. Пройти к вакуум-станции! Ничего не получится.
- Почему?! - два голоса.
- Потому, что это так далеко, что пока вы будете идти, вы проголодаетесь, а когда вы проголодаетесь, вам захочется на базар, а пока вы будете искать базар, ваш снаряд уже уйдет, и кого вы будете ругать? Вы будете ругать меня, потому что я не показал вам порогу на базар сразу. Горе мне, горе!
Фант с Иолантой переглянулись. Перед ними сидел сумасшедший с навязчивой базарной манией.
- Папаша, где вакуум-станция? Ва-ку-ум-стан-ци-я, понимаешь? - страшным голосом закричал Фант.
- С Земли? - спокойно спросил "папаша". - Вообще не похоже, но готов держать пари, что вы только что с Земли. Очень шумная планета. Зачем кричишь? Пойдешь назад, потом налево, увидишь гам бегущую дорожку, она ведет на базар (Фанта затрясло, а человек предусмотрительно завязал тесемки треуха под подбородком), не хочешь - не вставай на нее, иди дальше, потом снова налево, там другие дорожки, там целая развязка дорожек, и все бегут к вакуум-станции. Когда заедешь на базар, спроси…
- Спасибо, большое спасибо! - перебил его Фант, чувствуя, как с плеч спадает тяжкое бремя криминальной ответственности.
- Вы очень любезны, - заметила Иоланта.
- О чем ты говоришь? - удивился треуховладелец. - Он спросил я ответил. Ты спросишь - я тоже отвечу. Кто не поможет приезжим людям?!
Иоланта заколебалась. Фант уже направился в указанном направлении, но ока не удержалась.
- Вы здесь работаете?
- Упаси тебя Юпитер, дорогая! Разве я похож на человека, который работает? Я давно не работаю. С самого Парванистана. С того незабвенного момента, когда душманская мина рванула у меня под самыми ногами и я очнулся в госпитале, укороченный на треть. Счастье, что снизу, а не сверху.
- Ой, извините, я не хотела вас обидеть…
- Юпитер с тобой, дочка, разве есть на свете такая вещь, которая может обидеть ветерана Парванистана? Вот мне жилья на Земле не досталось - и то не обиделся. Сюда приехал, здесь мыкаюсь между ярусами - ничего… Тридцать лет уже без ног, и помирать не собираюсь. Бог даст - еще тридцать лет похихикаю…
- И еще… Скажите, пожалуйста, мне очень интересно… Что такое демонофикация, не знаете?
- Ба! - Незнакомец радостно хлопнул себя по лбу. - Пусть у меня рога вырастут, если это не то же самое, о чем я хотел спросить у вас!
Когда ошарашенная Иоланта догоняла Фанта, она решила оглянуться, чтобы еще раз бросить взгляд на чудака в треухе. Скамейка была пуста. В коридоре, как и раньше, - ни души.
Наверное, это все-таки был цех демоно-фикации.
Снова-здорóво
…Фант с Иолантой внимательно изучали расписание. Ближайший снаряд уходил в Курортный Сектор через полчаса, и это их обрадовало. Впрочем, на ужин в "Козероге" они все равно не успевали (о, творожное суфле!), но зато следующий пассажирский отправлялся вечером, а это предвещало перспективу провести в томительной дороге начало ночи и добраться до постели лишь в то время, когда нормальные люди уже ворочаются, ожидая проклятой трели компьютерного будилы.
Были в кассе билеты или нет - доподлинно неизвестно. Дело в том, что нашего Фанта - человека неисправимого, хотя и болезненного в настоящий момент - это не интересовало. Его опять потянуло на романтику, и он настоял, чтобы они с Иолантой ехали "зайцами".
Вот ведь странная публика - эти наши герои. Казалось бы, события дня должны были научить их кое-чему. Верилось: хватит с них псевдоприключений, квазиэкзотики и благоглупостей, однако поди ж ты… Мало им.
Вышли на перрон. Осмотрелись: снаряд готовится к отправлению. Разделились: Иоланта отправилась по своим - прошу прощения - надобностям, а Фант должен был договориться с контролером. И тут… - батюшки, счастье-то какое! - буфет с безалкогольным пивом открылся глазам Фанта. Пиво - вот эликсир, который должен изничтожить гастрическую боль и вернуть глазам способность лицезреть мир во всей его красе. А очередь, нет, вы посмотрите на очередь, ее и в микроскоп-то не разглядишь, - три человека! Нечего говорить: Фант рванулся к буфету. Бедный, бедный Фант! Зачем ты это сделал? Я бы рад не подвергать тебя новым невзгодам, давно я бьюсь над мучительной задачей - уберечь тебя от лишних неприятностей и вернуть в исходный пункт этой горе-прогулки без особых душевных расстройств. Но ты сам виноват! Ты словно нарочно выбираешь те пути, которыми я никогда в жизни не пошел бы на твоем месте. Однако я не на твоем месте, ты - не на моем, и вот здесь-то вся загвоздка.
Ты становишься в очередь и спокойно оцениваешь обстановку: времени много, на все хватит - и на эликсир, и на негоциации с контролером. Но затем ты делаешь глупость: подойдя к окошку, спрашиваешь продавчиху (другого слова при виде ее габаритов ты не можешь подобрать):
- Сколько стоит пиво? (Ты ли этого не знаешь, бескостный твой язык!)
Торговка моментально смекает, что имеет дело с ненормальным абстинентом, и называет чудовищную цифру:
- Три копейки.
- Почему же не полушка, как везде? - спрашиваешь ты, прекрасно помня и о стандартной наценке, и об орбитальной надбавке.
- Если знаешь, чего спрашиваешь? - хладнокровно парирует торговка.
- Вы мне не тычьте, - начинаешь заводиться ты, - не с фуфлом разговариваете.
- Берешь или нет? - все так же невозмутимо спрашивает продавчиха.
- Беру бутылку здесь. Повторяю: не тыкать, - делаешь ты очередную ошибку.
- Ишь, указывать мне будет, зелень, - взвивается торговка, и дальше - совсем уж необъяснимое: - Здесь - не здесь, а посуду не приму.
- Это почему же? - Действительно зеленеешь ты.
- Потому-у-у же! - дразнит она. - Тары нет.
- Не имеешь права, - сноровисто перехватываешь ты ее манеру разговора, и опять просчет: теперь ты на одной доске с противницей.
- Нет, это ты не тычь, тля, - ревет торговка, - а я свои права знаю. Поторгуешь с мое, земеля, и ты будешь знать.
Как известно, для орбитальника нет более презрительного прозвища, чем "земеля", - так зовут новичков с Земли: неопытных, с микроскопическим налетом орбитальных часов, с плохой вестибуляркой, с неадекватной реакцией на мощные магнитные поля… (Вообще, орбитальный сленг еще ждет своих исследователей. Кто бы мог подумать, что фамилия первого космонавта Земли станет единицей измерения времени?! Между тем это так и есть: Гагарин равен одному витку вокруг Земли. Орбитальник не скажет: "три года назад", он выразится обязательно витиевато: "тому уже три кило-гагарина, как…" Или ругательства. Безобидное на первый взгляд словечко "колено", будучи неосторожно произнесено, может вызвать вспышку бурных эмоций, переходящую в драку. Дело в том, что "колено" обозначает лысую голову. Люди всегда очень болезненно относились к потере растительности на голове, а ныне, когда пандемия алопеции который год уже свирепствует на Земле, но почему-то не захватывает Ближний Космос, любой намек на саму возможность лысины расценивается как смертельное оскорбление…)
- Не торговал, не ворую и торговать не буду! - вопишь ты. Все, это конец! - Работы своей не знаешь? ОМОН давно не наведывался? ("Да уймите вы его", - бунтует заждавшаяся пива очередь, и она права: ты уже валишь все в одну кучу без разбора.) Охамела за стойкой? Совсем мышей не ловишь! Знай, с кем говоришь! Я здесь хозяин, а не ты! Ты меня обслуживаешь, а не я тебя! Кто для кого работает? Да я такую жалобу на тебя напишу - на детей твоих пальцами показывать будут!
- А-а-а! - истерично визжит продавчиха, выпучив глаза. - А-а-а! Я ворую?! ОМОН?! Мыши, да? Я, значит, кошка, да? Охамела?.. Каждый сопляк - хозяин?.. - Она уже задыхается. - Режим-ники-и-и-и!!! - и, выхватив откуда-то замызганный свисток, трубит в него из последних сил.
И ты, мой неразумный Фант, ты, выступивший не в своей интеллектуально-весовой категории, ты, измученный идиотизмом всего происшедшего за день и оттого, наверное, такой неврастеничный, ты вдруг пугаешься и, схватив бутылку пива, спешно ретируешься, забыв о том, что подал торговке с самого начала пятак, а сдачи так и не получил. И пока она ругается не стесняясь, и все еще зовет режим-ников, правда, явно тише, и переносит ярость на следующего клиента, неповинного, ты отходишь, стараясь не бежать, все дальше и дальше, постыдно краснеешь, ощущаешь новый спазм в желудке, подбегаешь к какой-то тумбе, трясущимися руками рвешь пробку с бутылки, но, забыв о невероятной крепости орбитальной укупорки, дергаешь слишком сильно, сносишь у бутылки горлышко, после чего, вздрогнув, роняешь драгоценный сосуд, и тот… раз-би-ва-ет-ся.
В это время тебя отыскивает Иоланта. Она безмерно удивлена твоим видом - растрепанная прическа, багровая физиономия, искаженный рот - и пузырящейся лужей у тумбы. Она спрашивает:
- Что с тобой? Тебе очень плохо? Как это произошло? Боже, тебя сейчас кондрашка хватит! Стоит мне отойти, и…
…И ты, войдя в облик своего недавнего врага, тоже переносишь огнеметную струю гнева на безвинное существо.
Зажмурившись и скрежеща зубами, ты выдираешь из себя:
- За-а-аткни-ись!
Только здесь, только сейчас, хотя из гуманных соображений это следовало сделать раньше, я, безжалостный автор, опускаю занавес…
Да-а… дела… Нужна пауза. Пусть герои замрут в нелепых позах на перроне вакуум-станции, а мы пока подумаем, чем заполнить пустоту, образовавшуюся в нашем повествовании.
Вот что. Заполню-ка я ее очередным куском из гениального произведения Фанта "Удивительное путешествие", имеющего подзаголовок "остросинкопированная дискретная фуга".
Ну и что из того, что Фант еще не записал этот кусок? Что в памяти компа его еще нет? Нет - так будет. Фант относится к тому счастливому типу литераторов, которые долго, мучительно долго вынашивают новую вещь в голове - в сущности, мысленно пишут ее до последней буквы, - а потом быстро, очень быстро, практически без помарок переносят текст на бумагу, или заносят его в память компьютера, или фиксируют на фонокристалле.
Вот и сейчас: проще простого извлечь кусок "фуги" из головы Фанта - он называется "Контрэкспозиция" - и предложить его вниманию читателя. Цитат здесь больше не будет. Ведь цитаты относились к Противосложению, а эта мелодия призвана расцвечивать контрапунктом лишь основную часть фуги - экспозицию.
КОНТРЭКСПОЗИЦИЯ
13. Вторым нашим открытием было то, что все планеты издавали разнообразные звуки. В сущности, в этом нет ничего удивительного: до поры до времени мы ведь думали, что и рыбы "немы как рыбы", - ан нет! - среди них попадаются такие балаболки…
Так вот, мы встретили планету, которая издавала пустой звук, но не потому, что она была полая, а потому, что на ней было поразительно пусто: хоть шаром покати, - и в домах жителей, и в магазинах, и на полях, и на складах… Соседние планеты так и говорили о ней: "Пустая планета!"
И мы встретили планету, звеневшую очаровательным хрустальным звоном: все ее жители сидели за одним большим столом и чокались фужерами, чокались бокалами, чокались лафитниками, чокались рюмками, чокались стопками, чокались стаканами, чокались чашками, чокались вазами (и ночными тоже!), чокались графинами, чокались кастрюлями, правда, кастрюли несколько диссонировали. В общем, было страшно весело, а тамада чокался ведром, и за жестяным грохотом ведра никаких речей слышно не было, тем более что их никто и не слушал, и все покрывал очаровательный хрустальный звон.
И мы встретили планету, которая играла прекрасные симфонии Бетховена, Моцарта, Прокофьева, Хиндемита, Шостаковича. Жители давно привыкли к этому и не обращали на подобную музыку никакого внимания. Но если приезжал с гастролями какой-нибудь атаман стекло-рока, все сбегались и слушали с наслаждением.
И мы встретили планету, которая тарахтела. Сначала мы не поняли, откуда идет звук, поскольку на планете жил всего один человек, очень умный на вид. Он сидел на большом камне у шалаша и думал, думал, думал… Он ничего не видел и не слышал: он морщил большой лоб с залысинами и мыслил. В конце концов мы во всем разобрались: тарахтело у него в голове. Я осторожно снял с мыслителя голову и потряс - из нее вывалилась черная бесформенная закавыка размером с яйцо. На закавыке было написано: "Ум". Потом супруга в свою очередь потрясла голову мудреца, и из нее вывалилась вторая закавыка с надписью: "Честь". Затем снова пришла моя очередь, я вытряс яйцо со словом "Совесть", и, наконец, супруга с трудом вытащила из головы здоровенную членистоногую, совершенно страшную балалайку, на которой коряво, от руки, было написано: "Наша эпоха". Мы рассовали "Честь" и "Совесть" по карманам, "Ум" положили в корабельный трюм, паучью балалайку выбросили в ближайшую лужу, а в голову аборигена накидали в порядке эксперимента разных мелких камней. Потом водрузили голову на место. Она исправно загромыхала, и мудрец вернулся к прерванному процессу мышления.
А еще мы встретили планету, которая ухала. Ее жители занимались созидательным трудом: они бурили скважины, взрывали скалы, поворачивали реки, закапывали проливы и насыпали новые острова. Каждый раз, когда в планету вонзался бур, или когда взлетала на воздух гора, или когда в землю вгрызался экскаватор, планета говорила: "Ух!"