"Ну, давай, рассказывай нам про Элайн… Элайн!" Это ударило его, как кирпичом. Элайн… А как, дальше?
Поезд подъехал к его станции и остановился. Он автоматически вышел, не вполне соображая, что делает. Он был так занят попыткой вспомнить имя своей жертвы, что совсем забыл проследить за детиной из буфета.
"Я должен точно знать имя женщины, которую убил. Я мог стать забывчивым, но не до такой же степени. Имя должно быть где-то у меня в памяти, просто я не могу его так быстро найти. Двадцать лет - большой срок. Я знаю, я очень старался стереть этот эпизод из своей памяти, как дурной сон, я пытался убедить себя, что этого никогда не было, что все это я просто придумал. И все равно это очень странно, что я не могу вспомнить ее полного имени".
Элайн?..
Детина из буфета попал в его поле зрения, когда поезд дал гудок и тронулся с места. Проблема с именем сразу же вылетела у Брансона из головы, он вышел со станции и направился по дороге к дому. У него похолодел затылок, когда услышал спокойные уверенные шаги позади себя, всего лишь в нескольких метрах за ним.
Вопросы один за другим нанизывались на нитку. Он завернул за угол, шаги последовали за ним. Он перешел улицу, шаги - за ним. Он вышел к своему кварталу, человек следовал за ним.
Теперь перед ним стоял новый вопрос: знает ли преследователь его адрес или же он хочет выяснить это? В первом случае Брансон может спокойно идти домой. Во втором варианте пойти домой означало снабдить их информацией, которую они хотят получить.
Наконец он пришел к решению и твердо прошел мимо собственного дома, молясь в душе, чтобы дети его не увидели и не выбежали с криком ему вдогонку, раскрывая незнакомцу то, что он старался скрыть. Ни на одно мгновение в его голове не возник вопрос, почему его преследователь делает свою работу так небрежно. Если бы он догадался задуматься об этом, то сразу же понял бы, что цель такой наглой слежки - заставить его паниковать и в панике выдать себя.
Ни одна знакомая фигура не попалась на пути и не поставила под угрозу его обходной маневр, пока он не заметил вдали малыша Джимми Лендстрома. Но он очень удачно избежал встречи, свернув на боковую улицу. Тяжелые шаги продолжали его преследовать.
На другом конце своей улицы он заметил полицейского, прислонившегося к столбу. Брансону показалось, что он нашел удачный выход из ситуации.
Ускорив шаг, он подошел к полицейскому и сказал:
- Здоровенный детина преследует меня вот уже полчаса. Мне это не нравится. Я боюсь, что он хочет обокрасть меня.
- Что за парень? - спросил полицейский, уставившись вдоль улицы.
Брансон обернулся - пария нигде не было видно.
- Я слышал, как он повернул за мной еще у того угла. Полицейский со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и сказал:
- Пойдемте посмотрим.
Они вместе подошли к углу. Парня нигде не было видно.
- Вы уверены, что вам не показалось?
- Вполне, - ответил Брансон.
- Значит, он свернул в одну из боковых аллей или зашел в какой-нибудь дом.
- Возможно. Но я знаю почти всех здесь в округе. Его я вижу впервые.
- Это ничего не значит, - отрезал полицейский, - люди приезжают и уезжают. Если бы я дергался всякий раз, как увижу новое лицо, то я бы поседел десять лет назад, - он внимательно осмотрел Брансона. - У вас что, с собой большая сумма денег?
- Да нет.
- Где вы живете?
- Вон там, - указал Брансон.
- Хорошо, мистер, идите домой и не думайте об этом. Я понаблюдаю за вами. И я еще побуду здесь какое-то время, так что успокойтесь.
- Спасибо, - ответил Брансон. - Извините, что побеспокоил.
Он направился к дому, стараясь сообразить, правильно ли поступил. Этот детина вполне может и сейчас наблюдать за ним, просто присутствие полицейского заставило его быть более осторожным. Конечно, преследователь мог быть и вполне невинным новоселом в этом районе. А если нет…
Впервые он начал задумываться, сколько так протянет и к какому концу это может привести.
Дороги встретила его с видом заботливой жены:
- Рич, у тебя такое разгоряченное лицо. А сегодня на улице очень холодно.
Он поцеловал ее:
- Я очень спешил. Не знаю даже, почему. Просто хотелось быстрее домой.
- Спешил? - она с удивлением нахмурилась и посмотрела на часы. - Но ты ведь минут на семь позже обычного. Что, опаздывал поезд?
Он постарался продумать подтверждение прежде, чем оно сорвалось с его губ. Так просто сказать ложь и так же просто она будет открыта. Сложности накапливались. Теперь он должен был решать, как себя вести с собственной женой. Даже в такой мелочи он не мог врать и не хотел делать этого, по крайней мере, пока.
- Нет, дорогая, - ответил он. - Я просто поболтал немного с полицейским.
- Но это не заставило же тебя бежать, как сумасшедшего. Обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, - она положила свою изящную руку ему на щеку. - Рич, ты мне говоришь правду?
- Правду о чем?
- О себе.
- Зачем ты задаешь такие странные вопросы? - поинтересовался он.
- Ты весь горишь, я тебе это уже сказала. И ты какой-то необычный. Я все время это чувствую. Я прожила с тобой довольно долго, достаточно, чтобы видеть, когда с тобой что-то не в порядке.
- Хватит придираться ко мне, - огрызнулся он, но тут же пожалел об этом и добавил: - Извини, дорогая. У меня сегодня был очень тяжелый день. Я сейчас умоюсь и несколько освежусь.
Он пошел в ванную, в голове у него крутилась мысль, что все это с ним уже было. Нервозное возвращение домой, раздражающие вопросы Дороти, резкости с его стороны, бегство в ванную. Это не может продолжаться долго.
Раздевшись по пояс, он осмотрел свой локоть. На локте был еще синяк и подсохшая царапина, но рана больше не саднила. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение было не очень-то серьезным.
Скоро он присоединился к своей семье за обеденным столом. Они сидели за столом и ели в непривычной тишине. Даже щенок вея себя тихо. Над домом как будто нависла какая-то темная туча, которую все чувствовали, но никто не видел. Через некоторое время напряжение стало невыносимым. Они нарушали тишину короткими вопросами и такими же короткими ответами, но разговор был вымученным и фальшивым, и все понимали это.
В эту ночь, в кровати, Дороти не могла угомониться около часа, она ворочалась с боку на бок и наконец прошептала:
- Рич, ты спишь?
- Нет, - ответил он, понимая, что не сможет ее провести, притворившись спящим.
- Может, тебе взять неделю отпуска?
- Мне еще далеко до отпуска.
- Разве ты не можешь попросить недельку авансом?
- Зачем?
- Тебе надо отдохнуть, это пойдет тебе на пользу.
- Слушай… - начал он, но тут же постарался прогнать раздражение, так как ему в голову принта идея. - Я посмотрю, как буду чувствовать себя утром. А сейчас давай спать, ладно? Уже поздно.
Она дотронулась до него и нежно поглядала. За завтраком она вернулась к этой мысли.
- Возьми себе отпуск, Рич, - сказала Дороти. - Другие же делают это довольно часто. Когда чувствуют себя хоть немного уставшими. Почему ты не можешь? Ты же не железный.
- Но я и не уставший тоже.
- И не надо этого дожидаться. Небольшой отпуск сделает тебя совсем другим, вот увидишь.
- Почему другим? Каким другим?
- Ты будешь ко всему спокойней относиться и не будешь таким издерганным, - убеждала она. - Я знаю, что твоя работа для тебя все, но здоровье прежде всего.
- Никто еще не умирал от работы.
- То же самое говорил Джефф Андерсен своей жене, помнишь?
Он кивнул и возразил:
- Джеффа хватил удар не обязательно от работы. У многих людей случаются удары.
- Возможно и так, - согласилась она, но добавила: - А может, и нет.
- Посмотри на меня, - сказал Брансон резко. - Ты уговариваешь меня не нервничать, а сама занята с самого утра тем, что раздражаешь меня.
- Рич, но мы же супруги. Мы должны заботиться друг о друге. Если не мы, то кто же еще?
- Хорошо, - сказал он.
Он встал из-за стола, нашел свою шляпу и портфель. Поцеловав ее на крыльце, он сказал:
- Я обдумаю все это в поезде. С этим он и уехал.
Так продолжалось четыре дня. В первый вечер верзила опять преследовал его до дома. В остальные три дня он изменил маршрут и отвязался от непрошеного попутчика. Но так как каждый обходной маршрут был длиннее обычного, то он приходил домой все позже и позже. А это опять означало объяснение с Дороти и все большее волнение с ее стороны. Он видел, как ее беспокойство все растет, и что она делает все, чтобы скрыть это.
На работе было еще труднее. Несмотря на то, что он изо всех сия старался казаться вполне нормальным и обычным, люди, которые его хорошо знали, были удивлены резкой переменой в его поведении. Они с подозрением смотрели на него, когда он делал неожиданные промахи, когда он не сразу соображал, о чем идет речь. Многие начали обращаться с ним, как обращаются с больным или с человеком, который вот-вот заболеет.
Но четвертый день был самым худшим. Высокий человек с цепким взглядом появился в отделе и все время околачивался недалеко от Брансона. Возросшая подозрительность Брансона подсказывала ему, что тот собирается следить за ним, и вскоре он заметил, что человек делает это почти в открытую. Но так как никто не может попасть в институт без разрешения властей, видимо, соглядатай имел разрешение.
Боже правый, но не могли же ищейки так быстро напасть на его след после двадцати долгих, долгих лет? Неужели они уже выяснили, что он и есть преступник, и сейчас держат его под постоянным наблюдением, чтобы просто собрать достаточно улик для суда? Все это так застряло в голове Брансона, что он решился поднять вопрос в разговоре с Портером во время обеда.
- Что это за парень, который болтается и ничего не делает?
- Какой-нибудь детектив, я думаю.
- Да? И что или кого он здесь изучает?
- А черт его знает, - ответил безразлично Портер. - Я как-то видел его раньше. Года полтора назад.
- Его не было у нас в отделе. Я никогда его раньше не видел.
- Он таскался по красной зоне, - объяснил Портер, - поэтому ты и не заметил его. Он появился вскоре после того, как пропал Хендерсон. Все думали, что он будет работать на месте Хендерсона, но ошиблись. Он просто болтался вокруг, ничего не говоря, ничего не делая, а потом убрался восвояси. Может, он просто следит, чтобы никто не валял дурака на работе. Может быть, там, в Вашингтоне, думают, что мы все тут превратимся в бездельников, если они не будут следить за нами время от времени.
- Какой-то детектив, - задумчиво повторял Брансон. - Болтается без дела, курит сигарету за сигаретой и ничего не говорит. Даже никаких вопросов.
- А тебе еще вопросы нужны?
- Нет.
- Тогда чего ты дергаешься?
- Меня просто раздражает, что какой-то тин дышит мне в спину.
- Меня это не трогает, - сказал Портер. - У меня совесть чиста.
Брансон уставился на Портера, сжав губы, и на этом разговор и закончился.
Он знал, что еще один такой день, и ему не выдержать; замечание Портера засело у него в голове, острые глаза Рирдона преследовали его повсюду, домой ему надо идти, избегая встречи с тем верзилой, и дома ему надо объясняться с Дороти. Отчаянное решение созрело в его голове: пора взять отпуск.
Когда кончилась работа, он отправился прямо в отдел персонала, нашел там Макхена и сказал:
- Очень сожалею, что явился без предупреждения, но мне надо бы взять недельку отпуска без содержания, прямо с завтрашнего дня.
- А почему без содержания?
- Не хочется потом гулять неполный отпуск. На лице Макхена появилось сочувствие:
- Неприятности дома? Дети болеют?
- Нет, там все в порядке, - он судорожно искал подходящую причину, казалось, что теперь он всю оставшуюся жизнь проведет в поисках подходящих причин и объяснений. - Просто неприятности у родственников. Я съезжу навестить их, улажу все дела и сразу же обратно.
- Это не предусмотрено режимом, - сказал Макхен, покусывая губы.
- Я знаю, но я бы не стал просить, если бы не было необходимости.
- Конечно, конечно.
Он немного подумал, потом взял телефон, коротко переговорил с Кейном и сказал Брансону:
- Кейн не возражает, значит Лейдлер тоже возражать не будет. В таком случае все в порядке. Значит, вы будете через неделю?
- Да.
- Хорошо. Я отмечу это в вашей карточке.
- Большое спасибо. Я очень вам благодарен. Выходя из отдела, в дверях он столкнулся с Рирдоном.
Боковым зрением, через окно, он увидел, что Рирдон беседует с Макхеном. По непонятным причинам он прибавил шаг.
Случайный знакомый, которого он встретил по дороге, подвез его на машине почти до дома. Это позволило ему не беспокоиться о верзиле и прибыть домой вовремя. Возможно, удача опять вернулась к нему. Он сможет лучше обдумать все происходящее, если события не будут меняться в худшую сторону.
Семья с восторгом приняла новость о его кратковременном отдыхе. Это показало ему, насколько все были удручены и обеспокоены его мрачным настроением. Дети визжали от восторга вокруг него, а щенок даже намочил на коврик. Дороти улыбнулась, потом взглянула на часы и кинулась было на кухню.
- Я ненадолго уеду, дорогая.
Она замерла, продолжая держать в руке сковородку.
- Ты хочешь сказать, что поедешь отдохнуть, как я тебе советовала?
- Совсем нет! Я бы не стал проводить отпуск один, без тебя и детей. Это не совсем отпуск. Но это еще и лучше.
- Что же тогда?
- Я еду в командировку, всего на неделю. Это будет и переменой обстановки, и небольшим отдыхом.
- Я рада. Это как раз то, что тебе надо, - она поставила сковородку и накрыла ее крышкой. - И куда же они тебя посылают?
"Куда?" До этого момента он об этом и не думал, даже для того, чтобы иметь готовый ответ. Все, что ему хотелось, это побыстрей уехать из города, от соглядатаев, детективов, института, просто найти укромное место, все обдумать и прийти к какому-нибудь спасительному решению.
"Куда?" Жена ждала ответа.
- Бельстон, - ответил он в мрачном отчаянии.
Он не мог сказать, почему назвал это местечко. Это название, которое он ненавидел, вырвалось изо рта против его воли.
- Где это?
- Небольшое местечко на Среднем Западе.
- А… почему?
Он поспешно старался предупредить следующие вопросы:
- Я буду там четыре дня. На самолете не полечу, поеду поездом, буду качаться в кресле и любоваться пейзажем. В этом безделье и отдохну, - он выдавил из себя улыбку в полной належне, что она выглядит натурально. - Поездка, конечно, скучная, если едешь один, хорошо бы, конечно, вместе с тобой.
- Придумал! И оставить детей, предоставив их самим себе? Или хочешь сказать, что надо ваять их на неделю из школы? Не будь глупым! - Она снова погрузилась в работу на кухне, но ее настроение заметно улучшилось. - Это прекрасно, что ты едешь, Рич. Хорошо питайся, хорошенько выспись и ни о чем не думай. И тогда ты вернешься вполне отдохнувшим и посвежевшим.
- Слушаюсь, доктор, - сказал он, изображая видимое послушание.
Но вернуться к чему? Он может вернуться только в опасную зону. Зачем тогда уезжать?
Таким образом, ему надо за эту неделю найти место, где он начнет новую, анонимную жизнь, где за ним не будут постоянно наблюдать зоркие глаза, где за каждым его шагом не будут слышны эти тяжелые шаги. Но это не все, ему надо будет еще найти способ внезапно и без следов переселить Дороти и детей из одного дома в другой. А это значило, что ему придется рассказать Дороти очень много, и неизвестно, как она все воспримет.
Но альтернативы не было. В противном случае придется покинуть семью, оставив ее на съедение детективам.
Хотя это очень рискованно: связывать себя семьей в таких обстоятельствах, он никогда не бросит их, если его, конечно, не вынудят чрезвычайные обстоятельства.
Смертный приговор может стать таким обстоятельством.
4
Утром он выехал из дома на такси, взяв с собой всего один чемодан. Дороти стояла на дороге около их машины и улыбалась ему на прощанье. Она собиралась отвезти детей в школу. Дети прыгали на лужайке перед домом и махали ему на прощанье руками. Ему в голову пришла мысль, которая чуть было не повергла его в панику: он подумал, что если его возьмут в ближайшие четыре дня, то это последний раз, когда он винит их веселыми. Повернувшись, он не отрывал от них взгляда, смотря на ник через заднее стекло такси, пока машина не повернула за угол.
Такси остановилось у местного отделения байка и подождало, пока он возьмет скромную сумму. Большая сумма была для него удобней, но могла сделать для Дороти более тяжелой жизнь, если вдруг их воссоединение задержится. Он должен был пойти на компромисс между своими неотложными нуждами и нуждами Дороти в будущем. За время их совместной жизни у них накопилась солидная сумма.
Оттуда он поехал на станцию. Такси уехало, а он остался одни на станции и стал с тревогой оглядываться, стараясь первым заметить знакомые лица. Но никто из знакомых на глаза ему не попадался, и за это он был ужасно благодарен судьбе. Он прибыл на час позже, чем обычно, и это спасло его от любопытства знакомых.
Поезд увез его от дома. Он добрался до города без каких-либо происшествий и затерялся в суете миллионной толпы, как крупица песка в кузове самосвала. У него было только желание избавиться от всех своих неприятностей. Он надеялся, что его не так-то просто будет поймать, если он будет постоянно переезжать с места на место и делать это без всякой системы, без заранее продуманного плана.
Он бесцельно бродил по тротуарам, толкаясь в толпе, пока внезапно не обнаружил себя на главной станции. Тогда и только тогда он понял, что какая-то часть его мозга, работая независимо и ясно, привела его сюда, считая, что отсюда он должен начать свой новый маршрут. Ему даже показалось странным, что какой-то участок его мозга еще может работать спокойно и без паники. Он и не подозревал тогда, что все проблемы, которые волнуют человека, будоражат только верхнюю часть мозга, в то время, как аналитический ум остается таким же трезвым, как и во время спокойной работы.
Во всяком случае, он получал команды от инстинкта или из глубины своего мозга, или все равно откуда. Он пришел на станцию, подошел к кассе и совиными глазами уставился на кассира, как будто ожидал, что кассир сам сейчас же предложит ему маршрут. Ведь нельзя же спросить билет куда-нибудь в спокойное место, недосягаемое для закона. Надо самому назвать место назначения, любое, даже то, которое первое придет в голову. Он уже раскрыл рот, чтобы назвать станцию, как сообразил, что именно это место он назвал Дороти, когда судорожно подыскивал ответ на ее вопрос: куда он едет.