Евгений не делал себе никакой рекламы. Ему реклама была не нужна. Не создавал флера и антуража, не завывал про "древнейшие школы колдовства". Все, что у него было из антуража - портрет индуса, похожего на бабу, с огромной копной черных волос, в оранжевом одеянии. Какой-то аватар, который вроде бы как помогал Евгению в лечении больных.
И помогал, получается, эффективно.
Вот этот аватар и привел постепенно Лисицына к мысли, что не все так просто в мире, как кажется.
Это ему было противно, даже думать не хотелось, не то, что верить во всю эту ерунду, но факт оставался фактом: безнадежные заключения и прогнозы врачей, и - отлично работающие конечности. Против фактов не попрешь.
С фактами Лисицын и собирался работать.
Улыбаясь, Аманда поставила перед Мартином три разнокалиберных пустых стакана.
- В одном из этих стаканов была вода. В другом - уксус. В третьем - одеколон. Теперь попробуй определить, что и где было налито.
Физиолог поднял один из стаканов, понюхал. Неуверенно взглянул на девушку. Потом взял другой.
- Вот здесь, кажется, одеколон был… да.
- Ты уверен?
- Ну… не то, чтобы очень… лучше Руди дать понюхать, но он ведь не скажет.
Ирландский терьер поднял голову, услышав свою кличку. Умотавшись после прогулки, он валялся на коврике. Сатурн счел ниже своего достоинства еще и теперь лежать рядом с безмозглым Руди, и степенно удалился на собственный низкий диванчик.
- Не знаю, - сказал, наконец, Мартин, - но вот здесь, по-моему, точно уксус. Я эти кислотные запахи… - он сморщился, - за километр чую. А одеколон? Наверное, в этом, но очень-очень слабенький. Ты его разводила, что ли?
Аманда наконец выпустила долго сдерживаемую улыбку, растянув рот до ушей.
- Одеколон-то я не разводила… Знаешь, в чем фишка? Во всех трех стаканах была вода!
Мартин уставился на нее обиженно. Аманда потрепала его по руке.
- Это просто эксперимент. Психологический. Не дуйся! Ты спросил, что такое внушаемость вообще. Вот это - простейший тест на внушаемость. Не расстраивайся, больше половины людей чувствуют несуществующие запахи. Это совершенно неважно. Те, кто не чувствует - тоже обладают внушаемостью. Она есть у всех. И зависит, кстати, от обстоятельств еще.
- Конечно, - согласился Мартин, - тебе-то я доверяю!
- А я видишь, подло обманула твое доверие! То есть внушаемость охватывает определенную шкалу, как мы видим, у нее есть градации. Кофе хочешь, кстати? Не волнуйся, это не тест!
- Ну если не тест, то давай!
Они вышли на кухню.
- Уютно тут у тебя, - Мартин окинул взглядом сверкающие поверхности, - у меня вот вечный бардак…
Аманда достала две хрупкие чашечки, запустила громадный серебристый агрегат - он сразу заурчал и замигал разноцветными лампочками.
- Эспрессо, капуччино? Что хочешь?
- Давай капуччино.
- Так вот, о внушении, - Аманда споро накрывала на стол, - итак, это способность, имеющая градации. Как межличностные, так и в рамках одной личности, внушаемость можно повысить, чем пользуются адепты разнообразных сект и спецслужбы. Скажем, недосып, голод, усталость, разнообразные наркотики.
- Сыворотка правды…
- Да, ведь действие подобных наркотиков - это тоже усиление внушаемости. Или снижение внутреннего сопротивления. Подавление воли. Все это - синонимы. Но правда заключается в том, что абсолютной сыворотки правды не существует. То есть любому наркотику - пока еще, по крайней мере - при известной подготовленности можно сопротивляться. И потом… - она села за стол и жестом пригласила Мартина, - наркотики можно применять лишь в узком спектре условий. Допрос? Да, пожалуйста. Тем более, когда здоровье допрашиваемого никого не интересует. Да, в принципе можно создать такую комбинацию наркотиков, которая подавит волю любого человека. Но это нельзя делать в массовых масштабах, дешево и при любых обстоятельствах. А вопрос, согласись, актуальный… попробуй печенье, вкусно? Сама пекла.
Мартин взял печенье из серебряной вазочки.
- Ну ты даешь, - сказал он, - есть вещь, которую ты не умеешь делать?
- Таких вещей много, - улыбнулась Аманда.
- Никак не ожидал бы, что ты так здорово умеешь печь.
- Почему бы и нет? Так вот, вернемся к теме. Создать метод, позволяющий надежно повысить внушаемость до предельных величин - и потом бабахнуть по мозгам пропагандой. Представь, как это можно использовать в армии… в рекламе… в предвыборной борьбе… Нет, конечно, методы промывания мозгов уже разработаны, применяются постоянно. Но вот беда, есть предел восприятия, человеческое сознание не может верить до бесконечности. И если этот предел снизить… максимально повысить внушаемость…
- Да кому же это надо?
- Не знаю. Мало ли? - пожала плечами Аманда.
- И ты что, думаешь, у нас…
- Я ничего не думаю, Мартин. Это информация к размышлению. Более ничего.
Собаки тем временем перебрались на кухню. Сатурн сел рядом с хозяйкой и подсунул голову ей под руку. Аманда почесала пуделя за ухом, как он любил. Мартин тоже погладил пса по курчавой черной шапке. Сатурн страдальчески скосил на него глаз и даже чуть приподнял верхнюю губу. Он не выносил фамильярностей.
Вообще-то кэриен ценят физические ласки, тем более, от рас, которым обычно служат - людей и гуманоидов. Но в данном случае для Сатурна подобные ласки были мучительны, ведь человек не воспринимал его как разумное существо, равное себе, хотя иное, и ласка эта подразумевала в своей информационной составляющей некое унижение, она была направлена от разумного существа к лишенному разума. Но Мартин, разумеется, никак не мог знать этих психологических тонкостей, он видел перед собой всего лишь собаку, к тому же не какую-нибудь неотесанно-агрессивную, а - собаку-интеллигента, которой просто положено быть душечкой.
Сатурн молча ушел под стол. Алейн послала ему в мозг импульс утешения и понимания. Он в благодарность, высунув черный нос из-под скатерти, лизнул ей руку.
Мартин тем временем смотрел на картину чуть выше холодильника. Простенький пейзаж, написанный маслом - горы, долина, но что-то было в нем неуловимо иное, сквозящее, то ли чуть смещенная - но не грубо - цветовая гамма, то ли неведомым образом вложенное художником настроение.
- Неплохая вещь… нетривиально. Кажется, что-то современное. Откуда она у тебя?
Аманда обернулась. На щеках ее заиграли ямочки, она поправила черную прядь.
- Ну что ты, Мартин, - сказала она смущенно, - это я писала.
- Ты?! Ты художница?
- Да нет, какая я художница! И я давно уже этим не занимаюсь. В последние месяцы увлеклась флэш-видео, сейчас делаю фильм…
Мартин помолчал немного.
- Знаешь, на кого ты похожа?
- На кого?
- На Пеппи Длинный Чулок.
- О! - она засмеялась, - вряд ли я подниму лошадь. И самая большая проблема - у меня, к большому сожалению, нет сундука с золотыми монетами.
- Зато на деревья ты лазаешь отлично!
Они рассмеялись, вспомнив недавний эпизод в парке - Аманда на спор легко вскарабкалась чуть ли не на верхушку огромного дуба.
- Понимаешь, чем привлекает Пеппи? Она яркая. Очень яркая, бросается в глаза, ее невозможно не заметить. И она почти всемогущая. И печет отличные кексы!
- Ну с кексами комплимент принимаю. Получилось вкусно. Кстати, хочешь еще кофе?
- Нет, спасибо. А вот чайку, если есть…
- Пожалуйста, - Аманда легко поднялась и стала разливать чай.
- И еще знаешь что? Она добрая. Свою силу она использует для того, чтобы всем помогать.
Аманда вздрогнула, и на миг в глазах ее мелькнула нечеловеческая тоска. Но тут же исчезла.
- Тогда я точно не Пеппи. Мне бы хотелось быть доброй, Мартин. Хотелось бы помочь всем. Очень бы хотелось… Но… я не добрая.
- А мне кажется, ты очень добрая, - тихо сказал Мартин. Аманда снова уселась за стол. Физиолог положил руку ей на предплечье.
Теплая волна побежала по коже вверх от его крепкой ладони. Алейн снова позволила себе заглянуть в душу Мартина, посмотрела в его глаза, и поймала такой водопад восхищения и нежности, что ей стало не по себе.
- Вот ты добрый, - ответила она. Накрыла его руку своей ладонью.
В нее часто влюблялись. С этим ничего нельзя было поделать.
- Чай мятный с медом, - сказала она тихонько, - очень вкусно. Мой любимый.
- Ага.
Алейн хотела бы теперь убрать руку, но это невозможно было сделать так, чтобы не обидеть Мартина.
Черт возьми, ведь легко можно было держать его на расстоянии и использовать без всякого сближения.
И снова она ощутила непонятную тревогу. Надо просканировать его подробнее. Да нет… все чисто. Только очень уж смутные детские воспоминания.
- Знаешь, - сказал он, - у меня была девушка когда-то. Но… все равно, что нет. Я почти ничего не помню. Амнезия. Глупо, правда? Заниматься изучением мозга, и самому вот так… Я разбился на машине два года назад.
- Да ты что?
- Вот, видишь, - Мартин взял ее руку, прижал к темени, там под волосами угадывался полукруглый длинный шрам, - все, что осталось. Все вылетело из головы. Знаешь, мне так странно жить… Я очень многие вещи должен был изучить заново… Главное, профессиональные знания сохранились. Даже наоборот… вроде как-то мышление стало яснее. И вообще дело двинулось, меня вот сюда перевели, мои статьи заметили…
Алейн уже знала все это, но сочувственно выслушивала, внимательно глядя на мужчину. Провела ладонью по его голове, по шраму, погладила волосы.
- Значит, ты не помнишь ничего…
- Нет. Я знаю, что у меня была девчонка, мы еще учились вместе. Тоже студентка. Звали Карин. Она на тебя была совсем не похожа. Но… вот ты знаешь - совсем ничего. Ноль. Мне про нее рассказали. К моменту аварии мы уже не были вместе.
- Может, если бы ты ее увидел…
- Да, но зачем я буду ее искать, лезть в ее жизнь. Да знаешь, все это мне в общем не очень мешает. Работа у меня теперь хорошая, вот Руди завел… И потом, это бы не помогло, - он мрачно замолк.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что я в Дуисбурге был везде… в своей гимназии. В доме, где вырос. Родни у меня нет, родители не поддерживали с ними отношения. И… ничего не помогло. То есть я что-то вспоминаю, очень смутно. Коридор, залитый солнцем, квадраты на полу. Машины на стоянке. Детская площадка. Иногда бывают дежа вю. И это все.
- А друзья? У тебя же должны остаться какие-то друзья, одноклассники?
- Я не знаю их… у меня не сохранилось адресов, и по-видимому, не было близких отношений ни с кем. Знаешь, я был очень привязан к родителям.
- А родители…
- А они тогда же, - Мартин перевернул свою чашечку и аккуратно поставил на блюдце, - Это я… я их убил.
Алейн вздрогнула.
- Нет! Что ты, это была случайность! Ты был за рулем?
- Да.
Он отвернулся. Потом посмотрел на нее и заговорил снова.
- Получается, что я в детстве и юности был очень нелюдимым. Может, у меня легкая форма аутизма? Или еще что-то такое. Но сейчас я не могу о себе этого сказать. У меня нормальные отношения с коллегами, соседями…
- Ты вообще очень славный, - тихо сказала Алейн. Он вдруг слегка улыбнулся.
- А ты… Таких как ты, я никогда не встречал. Знаешь, ты похожа на солнце. Как Пеппи.
- Я же не рыжая, я черная. Чикана, как говорят в Штатах.
- И все равно. Ты какая-то невероятная, Аманда… и имя красивое у тебя.
- Аманда по-испански значит "любящая".
- Знаю. Я же учил испанский.
- Да… - она опустила глаза, - солнце любят… оно - источник тепла и света. И оно ничего не требует, только отдает.
Мартин придвинулся к ней совсем близко. Их руки сплелись.
- Мне кажется, - искренне сказала она, - за тобой стоит какая-то тайна. Я не понимаю ее.
- Я тебе все рассказал. Я за эти два года знаешь… ни с кем больше не откровенничал. Так что мою тайну ты знаешь.
Его рука переместилась и тихо гладила теперь кожу Алейн выше локтя.
- Мне кажется, за этим стоит что-то еще. Хотя возможно, я ошибаюсь. Может быть, это просто эмоциональное.
- Тебе хочется рассказывать… ты правда какая-то… совсем необыкновенная.
- Я обыкновенная, Мартин, - прошептала она. Потянулась к нему - и губы их легко и мягко соприкоснулись.
- Только я ничего не помню, - предупредил он шепотом, выныривая из блаженного забытья.
- Ничего, - так же тихо ответила Алейн, - я помню. Я научу тебя.
- Девочка пусть пока подождет в коридоре, - вежливо, но твердо произнес детский психолог. Алена невозмутимо кивнула и вышла. Мать уселась в удобное кресло, напротив психолога, у журнального столика, расписанного хохломой.
Психолог был известный. Полгода пробивались на прием, да и ехать пришлось аж в Ленинград, за две тысячи километров - а что поделаешь? С девочкой что-то происходит, и это матери очень не нравилось. Не дай Бог, ранняя шизофрения! Говорят, у шизофреников очень хорошая память и способности открываются. Но идти к психиатру она боялась. Хорошо еще, подруга дала вот такой совет.
- Понимаете, ей сейчас двенадцать. И она очень сильно изменилась.
- В этом возрасте как раз и начинаются изменения, - улыбнулся психолог, - меняется гормональный статус, а ведь ваша дочь физически неплохо развита для своего возраста.
- Да, но… это как-то выходит за рамки. И это началось уже давно, с начала прошлого учебного года.
- Расскажите мне все подробно, - сердечно сказал психолог. Он еще раз бросил взгляд на карточку. Алена Маркова, 1963 года рождения, родилась в городе Миасс Челябинской области, где и проживает до сих пор с родителями и младшим братом Ваней, родившимся в 1968 году. Отличница. Занимается в музыкальной школе по классу пианино, четвертый класс, а с октября этого года - спортивной гимнастикой, причем уже имеет третий взрослый разряд. Ведет общественную работу в классе, председатель пионерского отряда. Гм, когда она все успевает? Родители: мать - инженер легкой промышленности, отец - инженер-машиностроитель.
Мать между тем рассказывала подробности.
Алена всегда была живой и активной девочкой, с богатым воображением. Но начиная с этого года она резко изменилась. То есть эта ее активность, с одной стороны, повысилась до фантастических пределов. Первое, что заметила мать - Алена стала очень увлекаться учебой и разными умственными занятиями. Нет, девочка и раньше была отличницей. Но - как все. Проскальзывали четверки и даже тройки. Читать - любила, но читала в основном приключения, Жюль Верна, Астрид Линдгрен и сказки разных народов. А с осени этого года вдруг началось - в доме появились натасканные из библиотеки массивные тома по биологии, палеонтологии, генетике, астрономии, истории, археологии и разным другим наукам. Сначала популярные иллюстрированные, а вот в последнее время Алена читает какие-то вузовские учебники с химическими формулами, которых она, мать, толком не понимает. Мало того, девочка залезла в родительскую библиотеку и потихоньку штудирует справочники и учебники по технике и инженерному делу. И она изучает английский язык! Самостоятельно, причем уже ходит в иностранный отдел и читает там в оригинале Джека Лондона. Да, кстати, русскую классику она тоже читает усиленно.
Она полностью забросила свои игрушки, и это еще можно было бы понять - девочка выросла. Но ведь она все свободное время проводит только за книгами! Правда, иногда она играет с братом, но…
- Вы поймите… мы, конечно, сначала радовались. Но… это уже ненормально! Но главное даже не в этом. У нее не просто сменились интересы. Она стала совершенно взрослой. И это произошло как-то вдруг. Вот вы говорите, гормоны. Переходный возраст. А она не ведет себя как подросток! Никогда не капризничает, не скандалит. Если я выйду из себя, она… раз, раз, сказала несколько слов - и смотришь, все уже спокойно. Такое ощущение, что она умнее всех нас. Не только в смысле книг, но… Понимаете, - с трудом выговорила мать, - наверное, я схожу с ума… Но иногда мне кажется, что это не моя дочь. Что ее подменили. Это холодный, умный, невозмутимый, правильный… совершенно чужой человек.
Психолог подумал.
- А физические жалобы есть? Головные боли, судороги, головокружения, слабость? Утомляемость? Были черепно-мозговые травмы?
- Да нет, она абсолютно здорова. Я удивляюсь, откуда она на все берет энергию и силы. Хотя травма была, год назад. Она упала… словом, с крыши. Сотрясение мозга было сильное, в больнице лежала. Но с тех пор - никаких последствий. Хотя вообще если подумать, она где-то после этого и начала меняться. Но ведь это же не может быть от травмы!
- Да, вряд ли.
- Вы, может быть, думаете, мы ее перегружаем? Или она очень честолюбивая? Да я бы не сказала. Но ведь спортом она пошла заниматься сама. Я была против. Или пусть бросает музыку, или это… Ведь у нее четыре тренировки в неделю! И она еще по утрам бегает. И музыка, хотя бы час в день - но поиграет. Другие родители были бы счастливы… детей из-под палки не заставишь заниматься. А я вот не знаю, как она справляется! Нет, она, конечно, способная, но…
- Она стала нелюдимой? Общение с другими ребятами прекратилось? И как ее отношения с братом?
- Да и этого нет! Наоборот даже. Раньше у нее было 2–3 подруги. А тут вдруг появился авторитет в классе, выбрали председателем совета отряда. Каждый день то звонят, то заходят. Иногда они что-то в классе организуют, сборы макулатуры там… или ходят в парк, в кино все вместе. И у меня такое впечатление, что это она же и организует… В общем, ребята к ней очень стали прислушиваться. Но опять же, разве это нормально? Ведь раньше так не было. С братом - играет. Из садика всегда заберет, если надо. Но как мать, понимаете? Как взрослый человек. Учит его читать… У них отношения как у матери с сыном, мне даже иногда кажется, что я вообще лишняя в семье… Хотя это не ее вина, понимаете? Она для Вани авторитет, больший, чем я.
Женщина помолчала. Пальцы ее нервно теребили кожаную сумочку.
- Вы, наверное, думаете, что я ненормальная. Такая идеальная дочь… Все так прекрасно. Надо быть счастливой, а я… У нас в поликлинике мне так и сказали - вы что, мамаша? Таких здоровых и умных детей, как ваша девочка, во всем городе нет, а вы недовольны.
- Нет, почему же, я этого не говорю, - медленно произнес психолог, - я вижу во всяком случае проблему ваших взаимоотношений с дочерью. То есть никаких патологических проявлений - например, ночные кошмары, энурез, истерики, депрессия - ничего этого у нее нет?
- Нет… говорю же - она действительно здоровая. Слишком даже.
- А скажите, вот эти ее способности… То есть у нее открылись именно новые способности? Изменилась память, например, или появился новый талант?
Женщина задумалась.