На полу завозился бесформенный белый комок и Яваун в ужасе отпрыгнул от него. Но тут из-под комка показалась рука, потом черные волосы - Бхута забрался под одеяло целиком. Когда он поднял голову, юноша увидел пару совершенно диких глаз - даже не испуг, а полная, на грани ступора, растерянность. Сам он, вероятно, выглядел не лучше и эта мысль словно выбила клин у него в голове - по крайней мере, он снова смог думать.
Между ними словно проскочила искра и через несколько секунд взгляд Бхуты вновь стал осмысленным. Он поднялся на ноги, отряхивая пыль и старательно напуская на себя невозмутимое выражение. Яваун с удивлением понял, что его бьет дрожь - вероятно, от холода. Пыль на улице отчасти рассеялась и он увидел, что корпуса тюрьмы напротив них просто… исчезли. Её стену раскололи широкие вертикальные трещины, целые секции её рухнули и за проломами громоздились горы битого кирпича.
Подойдя к бреши, юноша увидел, что она тянется до окна первого этажа; теперь забраться сюда мог кто угодно и при мысли, что их убежище разрушено, ему стало очень страшно - так страшно, что его сознанию этот страх казался сейчас совершенно чуждым и необъяснимым. Оно словно раздвоилось - пока одна половина заходилась в ужасе, вторая вела себя, словно любопытный ребенок - держась за осыпающийся край, он бездумно выглянул наружу.
Желто-зеленое зарево, казалось, стало ярче. Девятиэтажка в конце улицы исчезла; на её месте громоздилась рваная гора плит и битого кирпича высотой в три или четыре этажа, - она поглотила большую часть спортивной площадки. На месте тюремной конторы громоздилась вторая гора обломков, поменьше. Юноша не видел вокруг ни одного целого здания - одни осевшие, бесформенные развалины, смутно проступающие в затянувшем всё вокруг тумане оседающей молочно-белой пыли.
Бхута толкнул его плечом, тоже выглядывая наружу. Приютившее их здание было двухэтажное, с толстыми кирпичными стенами и железобетонным каркасом - лишь поэтому оно не обрушилось. Им очень, очень повезло, - но Яваун понимал, что их везение могло быстро закончиться. Пока здесь не было трехногов, но они могли появиться в любой миг. И тогда…
Они молча отступили в глубину спальни, и, по-прежнему не говоря ни слова, прошли в гостиную. Стены здесь уцелели, но гардины со шторами упали и окно оказалось разбито. Один шкаф тоже упал, зато стол, как ни странно, остался на месте. Тарелки и прочее, правда, оказались на полу и пробираясь в прихожую юноша наступил на мягкие остатки торта.
Входную дверь расщепило и заклинило, и она вылетела лишь после того, как Бхута несколько раз яростно ударил в неё ногой. В коридоре было почти совершенно темно; под ногами хрустела опавшая со стен штукатурка. Тем не менее, дверь, ведущая на лестницу, уцелела и им пришлось искать ключи, вернувшись за ними в гостиную. Пока они рылись среди обломков, ползая на четвереньках по полу, зарево становилось всё ярче и юношу била неукротимая дрожь - он совершенно не понимал, что происходит.
Спустя, казалось, уже целую вечность, ключи неожиданно нашлись - Бхута подхватил их и пулей вылетел в коридор, даже не взглянув на друга. Яваун подпрыгнул от треска, с которым лейтенант открыл перекосившуюся дверь - для этого ему пришлось двумя руками ухватиться за ручку и упереться ногой во вторую из створок; как он открыл замок, Яваун не заметил.
Лишь миновав проем он понял, что зарево пылает на западе, с этой стороны дома - на лестнице было светло, словно днем, но ветки деревьев закрывали обзор, к тому же, её единственное окно находилось на полэтажа ниже верхней площадки. Чувствуя, что всё это происходит в каком-то кошмарном сне, Яваун, вслед за другом, полез по ведущей на чердак лестнице.
Бхута отпер обитый жестью толстый люк и с заметным усилием откинул его. Они поднялись словно в просторную, сумрачную пещеру. Четверть крыши осела, нависая над рухнувшей частью здания, но, тем не менее, она осталась целой. Всего в нескольких шагах от них, из пустого окна, падал резкий поток желто-зеленого света. К нему вела широкая лестница из нескольких ступенек и они вместе поднялись по ней.
По пояс высунувшись из выбитого окна, юноша удивленно замер. Здесь, на уровне крыши, ветки тоже мешали обзору, но они уже не были такими густыми. Он увидел море одноэтажных деревянных домов, причудливо осевших и перекосившихся после землетрясения - от некоторых остались только железные крыши, венчавшие расползшиеся груды бревен. А в нескольких сотнях метров за ними…
ЭТО было сплошной стеной мутной, желто-зеленой светящейся мглы. Она начиналась от поверхности и поднималась в зенит - а также быстро двигалась к ним. Как-то вдруг он услышал заполняющий всё вокруг тяжелый, шипящий звук; он слышал его уже долго, но лишь сейчас этот всеобъемлющий шум пробился в его сознание - до этого он казался ему естественным, как воздух.
Это… свечение было плотным: оно сдвигало развалины деревянных домов, поднимало их на дыбы, опрокидывало и подминало под себя. Грохот, стук, треск накатывались, словно океанский прилив. Единственной реакцией юноши был животный ужас. Потом в голове у него словно выбило предохранитель: его сознание почти отключилось и он воспринимал происходящее какими-то обрывками.
Как-то вдруг он оказался на какой-то бесконечно длинной лестнице, по которой спускался, казалось, целую вечность. Потом был почти темный закуток между ведущими на улицу дверями. Здесь, слева, под лестницей, была ещё одна дверь, ведущая в подвал и Бхута пытался отпереть её. Руки у него тряслись так, что возня с замком отняла ещё минуту - тяжелая связка то и дело выскальзывала из них, падая на пальцы босых ног - каждый раз он подскакивал от боли и это могло бы показаться комичным, если бы при каждой неудаче сердце Явауна не пыталось выпрыгнуть из груди. Он даже не представлял, что может так бояться - уже не понимая чего, но так сильно, что почти не мог думать - сейчас его действиями управляли почти одни инстинкты.
Когда дверь, наконец, подалась, они нырнули в темноту и скатились вниз по длинной деревянной лестнице. Здесь была тесная каморка, запертая с двух сторон ещё двумя толстыми деревянными дверями. Миновав их, они попали в просторный холодный подвал и, дрожа, уселись у стены, отчаянно стараясь поверить, что всё это происходит во сне. Три толстых деревянных двери отделяли их от поверхности; все они были заперты - Бхута позаботился об этом - но и сам он не знал, имеет ли это значение.
Вдруг у юноши неожиданно сильно закружилась голова. В ушах резко зазвенело, он почувствовал себя очень легким; казалось, что какая-то сила тянет его вверх.
Над головой что-то страшно загрохотало, обваливаясь, песок и камешки дождем посыпались на волосы, всё вокруг заполнила едкая пыль, от которой они расчихались - и не сразу поняли, что в абсолютной темноте возник свет: желто-зеленое сияние сочилось в щели между рассевшимися железобетонными плитами. Его слабый отблеск упал на лицо Бхуты - и в этом неестественном свете Яваун вновь увидел, что глаза у друга совершенно дикие.
Они съежились, не в силах пошевелиться. Свечение извивавшимися струями ползло по потолку, скапливаясь под ним, словно дым. Сверху слышался тяжелый, равномерный гул, похожий на гул влекущего камни потока. Он быстро усиливался и в подвале становилось всё светлее. Волосы у Явауна поднялись, он каждой клеточкой тела ощущал, что через развалины дома перекатывается что-то огромное. У него заныли зубы, в ушах звенело всё сильнее; не оставалось никаких сомнений, что при первом же прикосновении этой светящейся дряни он умрет.
Вдруг Бхута больно ткнул его в бок и протянул руку; проследив за ней взглядом, юноша увидел в бетонном полу квадратный стальной люк. Он вел, скорее всего, в сточный коллектор, но выбирать не приходилось: на четвереньках (мускулы ног свело так, что не удавалось подняться) они поползли к нему. Над их головами грохотали жернова и с потолка всё гуще сыпались камешки; но они, к его удивлению, не падали вниз, а застревали в зыбком слое свечения и плавали в нем, словно в воде.
Люк оказался очень тяжелым - но, к их радости, вел в квадратный бетонный колодец с ржавой лестницей, впрочем, совершенно темный. В первые мгновения Яваун не поверил своим глазам - неожиданно найденный путь к спасению представлялся ему галлюцинацией - но, ни на миг не задумываясь над этим, он нырнул в затхлый лаз, сырой, душный и тесный. Тут было трудно дышать, но, когда Бхута опустил крышку, звон в ушах и остальное хотя бы отчасти отпустили его. О своем положении он старался не думать: он чувствовал себя, словно в аду, ни секунды не сомневаясь, что очень скоро они упрутся в тупик, где это ирреальное свечение непременно настигнет их. Слыша над собой шорох и частое дыхание Бхуты он бессознательно старался спускаться быстрее.
Увидев свои пальцы Яваун повернул голову, заметив мерцающий вдали оранжевый свет. Выглядел он странновато, но выбора у него не было: он пошел вперед по низкой галерее, пока не уперся в тяжелую ржавую решетку. С трудом открыв её, он выбрался в чуть более просторный туннель с двойной цепью тусклых неоновых ламп - оранжевый свет в них неритмично пульсировал и бетонные панели стен казались освещенными факелами. Далеко справа и слева виднелись другие низкие зарешеченные арки.
Вслед за ним в туннель вышел Бхута. Тревожно прислушавшись - юноше тоже померещился скрип петель люка - он захлопнул решетку, сосредоточенно засопел, стараясь сдвинуть заржавленную щеколду, - и, наконец, удовлетворенно вздохнув, повернулся к нему.
Они посмотрели друг на друга - почти голые, покрытые белесой пылью, с грязными разводами на руках и ногах. В волосах Бхуты застряли кусочки штукатурки, на груди болталось прозрачное сердечко. Поймав взгляд друга, он поднес его к губам и поцеловал - в этот раз им, определенно, сопутствовала удача. Яваун засмеялся - он понимал, что у него начинается истерика, но поделать ничего не мог. Бхута, удивленно посмотрев на него, вдруг рассмеялся тоже. Они оба ржали, словно безумные, сев прямо на пол и утирая слезы. Наконец, Яваун успокоился и, вновь встав, начал осматриваться.
Туннель был низкий - он едва не касался макушкой потолка - и неширокий: раскинув руки, он без труда коснулся бы его стен. Он тянулся вправо и влево, насколько хватал глаз и голова у него стала кружиться - он словно смотрел в дуло ружья.
Здесь было тепло - во всяком случае, определенно выше нуля - и он с удовольствием почувствовал, как дрожь постепенно оставляет его. Единственное, что его беспокоило - глухой, неритмичный звук, казалось, проникавший сверху. Он то затихал, то становился громче и юноше казалось, что его уши забиты ватой.
Они никак не могли решить, в какую сторону пойти и, как обычно бывает в таких случаях, судьба сделала выбор за них: в покинутом ими ходе раздалось резкое шипение и на решетку накатила волна желто-зеленой светящейся мглы. Наткнувшись на металл, она вспыхнула сеткой электрических разрядов. Раздался оглушительный треск, брызнувшие на пол раскаленные искры попали на босые ноги Бхуты и тот с воплем отскочил. Резко запахло паленым железом, озоном и ещё чем-то невыразимо мерзким - похожим на горелое дерьмо. Это свечение - чем бы оно ни было - оказалось материальным и живым: наткнувшись на преграду, оно вначале отпрянуло, а потом с удвоенной яростью обрушилось на неё. Вновь дождем посыпались искры, решетка затряслась и стало ясно, что она вот-вот вылетит.
Не рассуждая, Яваун бросился бежать - налево, потому что справа сыпались искры. Оглянувшись на бегу, он увидел, как решетка буквально взорвалась - её прутья влетели в коридор, выбив осколки из бетонной стены. Вслед за ними в туннель выплеснулась желто-зеленая мгла. Мгновенно перекрыв весь его проем, она быстро потекла за ними. Как быстро - юноша не представлял; он смотрел сейчас только вперед, изо всех сил стараясь не споткнуться. Почти сразу он заметил впереди серебристо-зеркальную дверь, которой кончался туннель - и его сердце ёкнуло, когда он увидел, что на ней нет ни ручки, ни замка. Тем не менее, он продолжал бежать к ней, отчаянно надеясь на чудо.
Вблизи зеркальная поверхность двери казалась жидкой, словно покрытая ртутью. Она не поддалась, когда он с разбега толкнул её - но его ладони прилипли к блестящей поверхности, и, когда ему удалось оторвать их, дверь уже распахнулась. Он пулей влетел в круглую комнату, обложенную светлыми изразцами, Бхута секундой позднее - и дверь захлопнулась за ним.
Они удивленно осмотрелись. Под украшенным лепниной куполом комнаты сиял матово-белый кольцевидный плафон, обрамляя огромную розетку в виде фантастического цветка. Пол здесь был мраморный, а в его центре зияла шахта ведущей вниз винтовой лестницы, вся сверкающая крохотными кристалликами - словно кварцевый иней пророс вдруг на цементе стен. Оттуда поднимался глухой гул и слабый, но явственно ощутимый поток теплого влажного воздуха и пол под их ногами вибрировал.
Яваун шагнул к лестнице и тут же испуганно оглянулся на зеркальную дверь. С этой стороны в толстенной стене зиял узкий проем с круглой аркой, - и оттуда донеслось слабое, ядовитое шипение. Дверь вдруг прохлопнулась внутрь - на миллиметр, быть может - с мягким, но сильным звуком, однако ничего больше не случилось.
- Оно открыло люк, - тихо сказал юноша. - Но эта дверь словно специально…
Непонимающе переглянувшись, они пошли вниз, от лампы к лампе, чувствуя как кристаллики впиваются в подошвы. Лестница делала три спиральных витка, и гул в её колодце усиливался, как в цилиндрическом резонаторе барабана. Она упиралась в большие, тяжелые двери из стали, покрытой гладкой белой эмалью, к их облегчению, незапертые. Бхута с усилием повернул массивное запорное колесо, - и, миновав дверь, они вышли во мрак подземелья. Только сложная сеть фиолетовых линий слабо светилась впереди, как бы плавая в темноте.
- Энти-Мелара, - сказал Бхута странным, торжествующим шепотом. - Мы возле силового блока. Всё оборудование закупалось в Манне, но если коды не сменили, мы сможем войти.
Он взял юношу за руку. Подойдя к тонкой квадратной колонне, Бхута нашел в ней маленький стальной люк, открыл его и пробежался по рядкам едва светящихся прозрачных кнопок внутри.
Призрачная сеть погасла. Вместо неё загорелись бледные серебристые лампы, освещая большой зал, оказавшийся, впрочем, лишь лишь верхом огромной, уходящей куда-то в темноту шахты. На её стенах блестели дырчатые зеркальные многогранники защитных установок.
Паутина стальных лестниц вела вниз, на глубину восьмидесяти метров. Сбежав по ним, Бхута подошел к панели управления, вмонтированной в серо-коричневую металлокерамическую броню стены, отпер треугольным ключом другой люк. Когда тяжелая плита отошла, он открыл блок доступа и набрал код. Загудели мощные моторы; в тот же миг, мягко зашипев, разъехались створы почти невидимых до этого ворот и жаркий, резко пахнущий озоном воздух ударил Явауна по лицу. Едва они вошли внутрь, щелкнуло реле и вспыхнули мощные лампы, врезанные в потолок громадного зала, обшитого белоснежными плитами изоляции - его стены были все в квадратах тяжелых жалюзи из темной стали. Гул здесь был сильнее и выше, забиваясь в уши и переходя в ультразвук - его издавали ребристые кубы каких-то больших механизмов, назначение которых Яваун не мог представить даже приблизительно.
Бхута сразу же отыскал маленький компьютерный терминал, втиснутый между машинами, и замер у него. Через минуту ворота с грохотом и лязгом сошлись, и он облегченно вздохнул, поманив юношу. Они вдвоем встали на серо-коричневый квадрат пола у самой стены, - такой же, как все остальные, - но, едва Бхута нажал несколько кнопок на своем телефоне, плавно соскользнул на четыре метра вниз, к толстой бронированной двери. Он открыл её другим длинным треугольным ключом и Яваун удивленно прищурился, очутившись в облицованном плиткой очень высоком туннеле, сужавшемся книзу узкими, неогражденными уступами. Двойные лестницы разбивали их на длинные отрезки, соединенные напротив прорезанных в стенах арок плоскими плитами-мостами. Длинные лампы на своде бросали вниз холодный голубоватый свет. В узком глубоком канале на дне текла прозрачная вода, а чуткие уши Явауна сразу же уловили гул множества далеких голосов.
Перейдя мост, они углубились в сумрачный поперечный проход. Тот вывел их в обширную оранжерею, где работало множество гибких юношей и девушек. Здесь было очень влажно, душно и жарко, и всю их одежду составляли куски пёстрого шелка, повязанные вокруг бедер.
Вокруг них мгновенно собралась небольшая толпа. Их повели куда-то, то ли показывая их, то ли показывая им город. Поначалу у Явауна от суеты и шума кружилась голова - казалось, он попал на гигантский птичий базар - но постепенно он начал понимать, что представляет собой это место. В Энти-Меларе не было ни взрослых, ни детей, только молодые люди от пятнадцати до двадцати лет. Правители Республики старались спасти свою молодежь, - но жилище для них, в силу ограниченности средств, получилось весьма странным. Оно состояло из шестисот башен-цилиндров, около двадцати метров в диаметре и тридцати в высоту, перекрытых многогранными куполами из толстых стальных балок и листов скрывающего мощные лампы матового стекла. Вокруг круглых ступенчатых бассейнов на дне их полых сердцевин зияло несколько узких, облицованных плиткой колодцев глубиной в несколько человеческих ростов. Они вели в низкие круглые залы, где тоже были бассейны, но только предназначенные для стоков.
Каждая башня имела восемьсот обитых изнутри мягкой кожей ячеек, расположенных наподобии пчелиных сот - достаточно просторных, чтобы вместить сразу несколько человек, спавших в ней, но слишком низких, чтобы в них можно было стоять. Их обитатели взбирались в них по веревочным сеткам. Они свисали вдоль всей внутренней стены каждой башни, разделенные пятью ярусами террас с радиальными проходами; те вели в просторные клиновидные камеры, залитые искусственным светом. Большую их часть заполняла плотная зелень различных культурных растений, дно других занимали пруды с водорослями и рыбой, так что обитатели Энти-Мелары не нуждались не только в еде из внешнего мира, но даже в его воздухе. Все, кого Яваун здесь увидел, были заняты уходом за этими плантациями и он не нашел здесь никаких признаков духовной жизни. Впрочем, возможно, ей было отведено другое время в здешнем распорядке дня.
Когда им отвели место в одной из последних пустых ячеек, он с облегчением перевел дух. Всё более или менее устроилось. Вот только по спине его бродили мурашки - сквозь толщу стены она чувствовала бесконечное темное пространство, наполненное мягкой глиной, чувствовала бушевавшее за ним ледяное ядовитое море - и склон берега, уходивший в неведомую, ненасытную глубину.