8.
Проснувшись утром, Найко долго не мог понять, где это он, как он тут оказался, и что из случившегося вчера было сном. Мог ли принц Правящего Дома и один из богатейших людей в Гитограде плясать босиком на бочке, распевая неприличные песни - причем с такой пластикой и голосом, что, избери Охэйо сценическую карьеру, он был бы не менее богат, чем сейчас?
Найко помотал головой и осмотрелся. Отведенная ему комната была маленькой, с пепельно-белыми стенами и громадным окном. Узкая дверь вела в чуть менее узкий коридор. В его конце он обнаружил роскошную ванную, обложенную коричневым базальтом в узоре шершавых и гладких полос, и дочиста вымылся в ней. Причесавшись и почистив зубы, Найко отправился на поиски еды.
С другой стороны коридор выходил в круглую гостиную, обставленную кожаной мебелью. Здесь, в одиночестве, сидел Охэйо, одетый куда проще, чем вчера: рабочие штаны, сандалии, черная футболка. Этот наряд смотрелся на нем так же естественно, как и вчерашний: Анниту пошла бы, наверно, любая одежда. Он как раз приступил к завтраку - глубокой фарфоровой миске, до краев полной порезанных горячих сосисок, залитых томатным соусом. Молча, зевая, он принес Найко вторую порцию. Еда была не вполне подходящей для принца, но сытной и вкусной.
Ели они тоже молча, потом Охэйо посмотрел на него - словно в первый раз - и встряхнул волосами.
- Вчера я забыл спросить - зачем ты здесь? Прости, но навестить друга ты мог бы догадаться и раньше.
Найко смутился. В самом деле - зачем он приехал?
- Я действительно забыл о тебе, - наконец неохотно сказал он. - А теперь вспомнил. Вот и…
Охэйо улыбнулся. Найко уже заметил, что слабая, задумчивая улыбка почти не сходит с его лица.
- Я так и думал, примерно. Но вообще-то…
- Что?
- У тебя нет никакого дела ко мне? Чего-нибудь… ну, необычного?
- А это обязательно?..
Охэйо очень внимательно разглядывал его - словно стараясь понять, кто перед ним и к какому делу его можно приспособить. А скорей всего и не "словно". Найко поежился, как от внезапного холода. Анта Хилайа славились неприятной привычкой убивать людей, которые им не нравятся - и незваных гостей тоже.
- Есть что-то, чего ты хочешь - и не решаешься мне рассказать. Поверь мне, я это чувствую. И это "что-то" не очень для тебя приятно. Я прав?
Найко вздрогнул - он понятия не имел, как Охэйо догадался - но молчать и дальше было бы уже просто стыдно. Он рассказал все - это не заняло много времени.
Охэйо выслушал очевидную ахинею с серьезным и деловым выражением лица - а потом рассмеялся.
- История дурацкая и я бы много чего сказал на ее счет… но тебе еще повезло. Мои сны были куда гаже. Но начались в то же время. Я такой же, как ты. Поэтому-то нас и притянуло друг к другу.
Какое-то время Найко ошалело смотрел на него. Его сердце билось так часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет.
- Но… но что все это значит? Неужели мы все умрем?
- Когда-нибудь - обязательно. Вопрос лишь в том, когда и отчего. - Охэйо встал и потянулся. - Знаешь, будущего не существует. Его нельзя предсказать с точностью неизбежности. Только…
- Только - что?
Охэйо отошел на несколько шагов и повернулся к нему, сунув руки в карманы. Сейчас он смотрел на него молча, очень спокойно. Найко вдруг охватило волнение - его мир разомкнулся и он чувствовал, что сейчас узнает нечто очень важное.
- У Реальности существуют варианты - как все могло бы быть - и в каждом из них живем мы. Или умираем. А люди ведь хотят жить, Найко. И их сознания не навечно привязаны к плоти. Они пытаются вырваться туда, где живут их… варианты - и иногда это получается. Тогда-то мы и видим… такие сны.
- Значит, я видел как мог бы умереть - восемь лет назад? И на самом деле ничего не случится?
- Ты видел свою смерть. И я. И Вайми. И еще несколько… моих друзей. Это обычное правило большинства - если что-то случается с другими, оно случится и с тобой. Во всех возможных Реальностях идет война с Мроо - она идет и в нашей. Только их оружие совсем не такое, как у нас…
- А какое? Черного цвета?
Охэйо рассмеялся. Он явно ждал похожего вопроса.
- Оружие - это странная вещь, - начал он, опершись плечом о стену. - Я вот не люблю отрубленные руки и ноги, дырки в башке и обугленную кожу, свисающую лохмотьями. А вот творящие все это штуки мне нравятся. Да и почти всем - по крайней мере, из мальчиков. Пожалуй, ни у кого при виде, скажем, пистолета, не встанет в глазах умирающий парень, зажимающий разорванный пулями живот, ничья рука не дрогнет от омерзения, как от орудия пытки, хотя это, в сущности, одно и то же. Конечно, кое-к-кому и они преотлично подходят - да и если дело дойдет до моей шкуры, я забуду о всяких отвращениях. Но развитие оружия шло в направлении удаления жертвы от убийцы, разрыва между ними материальной связи - и вот это уже мне не нравится. Как-то, страдая от скуки, я разделил все оружие на пять видов по ступеням этой неприязни.
Первый вид - это оружие, ставшее непосредственным продолжением руки. Дубина, меч… на этом его развитие прекратилось, и оно превратилось, скорее, в символ оружия. Второй вид - оружие, которое бросают в цель, как камень или ручную гранату. Третий - оружие метательное, то есть луки, арбалеты, пулеметы, торпедные орудия, ручные и восьмиколесные ракетницы, а также и бомбардировщики. Но и тут нужно, во-первых, видеть врага, во-вторых, обязательно попасть в него - да и даже пятитонная бомба не разнесет и паршивой горушки. Ядерное оружие, правда, сносит горы и города и наиболее дешево, если брать соотношение стоимости к разрушительной силе…
- Зато опасность радиации, и, главное, ее неизбирательность превращают его применение в весьма мучительный способ самоубийства, - хмуро сказал Найко.
- Так было. Теперь появились магнетронные бомбы, энергия ядерного распада в которых выделяется, в основном, в виде магнитного поля. Оно выстраивает спины атомов в направлении силовых линий, тормозит их движение - и после исчезновения поля температура падает почти до абсолютного нуля. Радиус поражения одного такого заряда достигает сотен миль, но это оружие Судного Дня. Конечно, любую вещь можно использовать с умом, а можно - без ума… Четвертый вид - оружие направленной энергии, наподобие современных синхротронных орудий. Здесь средством разрушения служит свет или более мощные виды излучений. Пятый вид, к которому я так долго подбирался - это оружие косвенное, для которого непосредственный контакт с врагом совсем не нужен…
- Что это такое? Газ?
- Скажем так: изменения окружающей среды. Необязательно драться с врагом. Можно написать на него донос. Можно выжечь посевы на его поле. Существуют миллионы способов причинять вред тем, кого ты даже в глаза не видел. В большинстве все это способы… дикие. Но есть способы научно обоснованные, систематизированные, производимые с помощью гигантских… скажем так, механизмов. Оружием здесь является изменение самой Реальности.
- Такого оружия не бывает, - перебил Найко.
- Я просто фантазирую. Разве нельзя? Мне просто снятся разные занятные вещи…
- И нам угрожает такое изменение?
- По-видимому - так.
- Когда? Какое?
- Понятия не имею. Скоро. Если бы я знал, что именно случится - то разговаривал бы не здесь и не с тобой. Не много толку от предупреждения всего лишь быть начеку… Но кое-что я все же понял: изменение Реальности - средство исключительное и прибегать к нему можно очень редко, может быть, раз в тысячи лет. Слишком велико… сопротивление. И Мроо не смогут сделать так, чтобы, например, все люди умерли. Скорее, они заставят всех нас сражаться с изменившимся миром, но те, кто выживут, смогут… подняться выше.
- Но что именно произойдет?
- Даже ОНИ вряд ли знают, что именно у них получится. Я чувствую угрозу, но не вижу ее. Все это ужасно смутно, Найко. Ничего такого, что я мог бы положить на стол командованию ВКС. Мы и так уже готовы к Вторжению, насколько это только возможно. Сделали все, что в человеческих силах. Не знаю только, будет ли их достаточно. Может, и нет. Но рои Мроо уже много лет находятся в нашей системе. Пока они не делали никаких попыток напасть и в обозримом будущем едва ли на это осмелятся. Наша оборона… вполне надежна.
Найко поежился. Узнать, что самый страшный враг человечества уже так близко, под одним солнцем с ним…
- Но почему нам не сообщают об этом?
- Найко, не глупи. Радости эти знания никому не принесли - а вред могут нанести огромный. Без какой-либо пользы. Любой умный человек и так поймет, почему к Джангру вдруг перестали летать…
Юноша обиженно прикусил губу. Об этом он и сам мог бы догадаться.
- Тогда почему эти сны начались так… внезапно?
Не глядя на него, Охэйо сбросил сандалии и сел за стол, уткнувшись лицом в руки. Сейчас Найко видел не принца, а просто парня, уставшего размышлять над вещами, которые ему не нравились.
- Наш мир уже меняется, Найко, - наконец сказал он, не поднимая головы. - Мы не знаем до конца ни намерений, ни возможностей Мроо. Да и вообще мало что знаем. Верим, что все бесконечные усилия, потраченные нами на то, чтобы выжить, дают нам гарантию вечного существования. А на самом деле они ничего не значат. Все может измениться в один миг - и человек исчезнет. Но для нас, умеющих видеть не одну Реальность, очень важно…
- Нас? Кто это "мы"?
Охэйо вскинул голову и посмотрел на него удивленно, словно проснувшись. А потом вдруг покраснел до ушей - он мучительно стеснялся своей слабости, этих вот слов.
- Глупо все получилось, - сказал он через минуту. - Я ведь не хотел тебе рассказывать. По крайней мере, не сейчас. Не сразу. Но если бы я промолчал, наша дружба погибла бы, разве нет? А ведь мы не можем просто вот так говорить об этом. И у меня нет друзей наполовину. Если ты хочешь быть с нами, думаю, мы имеем право ставить условия.
- Какие?
- Ты забудешь о своей прежней жизни. Останешься жить здесь. С нами. Можно вытерпеть, правда?
- А если у меня появится девушка?
- Здесь достаточно места. Один человек, два - никакой разницы. Мы с радостью примем ее.
- И все?
- А ты чего ждал? Клятвы на крови? Целования ноги на верность? Ну, если для тебя это так важно, я не против, - он вытянул пыльную босую ногу. - Вот тут, над пальцами.
Найко засмеялся. Он понимал, что это похоже на истерику, но ничего не мог с собой поделать.
- Ты сам не пробовал?
- Не-а. Я себе не доверяю.
- Это почему же?
- Хитрый шибко. Мне такие люди не нравятся.
Найко вновь хихикнул.
- Непросто, должно быть, быть принцем.
- Морока одна, - Охэйо встал, надевая сандалии. - Знаешь, я совсем забыл, что ты - мой гость и мой долг - тебя обихаживать. Ты не хочешь посмотреть, как… ну, как я живу? Мне так давно не удавалось похвастаться…
- А Мроо?
Аннит яростно встряхнул волосами.
- К черту их. Пока живется, мы должны жить и не давать этим тварям испортить себе настроение. И потом, неужели ты надеешься жить вечно?..
9.
Охэйо едва ли не светился, показывая ему свои владения: парк, где они играли малышами, был только задним их двором. Фасад Малау выходил на Нижний Гитоград, и вид оттуда открывался потрясающий: Найко видел едва ли не весь город, распластанный в утренней дымке.
Перед Малау раскинулась просторная, мощеная гранитом площадь - лишь с нее он увидел, насколько обширно ее здание. В, официально, культурном центре Империи жило человек двести - а с учетом филиалов число подчиненных Охэйо доходило до тысячи.
Несмотря на ранний час, парадные ворота Малау были широко открыты. В них тонкой, но упорной струйкой текли посетители, к удивлению Найко, почти сплошь молодежь гитов. Это было связано, скорее, с личностью принца, чем с достоинствами представляемой им страны, и юноша начал понимать, как ему повезло оказаться в друзьях столь популярной персоны. Счет сторонников Охэйо шел на сотни тысяч - но для восемнадцатимиллионного Гитограда, достигавшего девяноста миль в длину, это было все равно очень мало. Не все они добирались сюда пешком. Прямо сквозь здание проходила эстакада монорельсовой дороги и Найко понял также, каким он был идиотом: он мог приехать сюда прямо с вокзала.
Он как-то вдруг заметил, что Вайми тоже бродит тут, с ними: не совсем рядом, но и не в стороне. Он был… просто лучшим другом Аннита - а также его старшим помощником и главным телохранителем. Второе, как обычно, следствие первого.
10.
Этот день оказался самым счастливым в жизни Найко: после экскурсии последовало представление друзьям принца - и его подругам, после чего собственно друзей он не запомнил. Охэйо был в Гитограде кем-то вроде наместника или посла - кем именно, юноша так и не понял, но вокруг него крутилась масса людей. Запас его энергии казался неистощимым - Охэйо без труда загнал бы лошадь, мчась с ней наперегонки, а уставал он, наверное, лишь от себя. Найко выдохся гораздо раньше, но это не разбило его радости: среди прочего, в Малау обнаружилась библиотека с массой книг, которые он давно мечтал прочитать.
Увлекшись, юноша не заметил, как пришла ночь. Выбравшись, наконец, из библиотеки, он с удивлением обнаружил, что все остальные уже давно легли спать.
Голова гудела от избытка впечатлений. Найко решил пойти на крышу, чтобы проветриться, но пара ведущих туда дверей оказалась заперта. Он заплутал по коридорам и в конце концов попал в небольшой сад на западном уступе здания. Там было темно и страшновато - темные силовые экраны отсекали свет города, а далекий и узкий серп внешней луны даже не отбрасывал теней. Редкие звезды, белые, как маргаритки, лишь подчеркивали глубокую черноту неба. Врезанные в перекрытие квадратные проекционные матрицы струили ничего не освещающий, таинственный, темно-фиолетовый свет, ветер шумел, то налетая волнами, то отступая, шелестела высокая трава, метались диковатые кусты и тяжелые цветы клонились на упругих стеблях. Все было темное, туманное. Влажное.
Он не сразу заметил человека, стоявшего у угла крыши, - а заметив, не сразу узнал его: Охэйо был в своем официальном, черном с серебром, одеянии, сливавшемся с темнотой. Его лица Найко не видел. Аннит, казалось, тоже не замечал его, но, когда он подошел - вроде бы, совершенно бесшумно - сказал, не оборачиваясь:
- Я вижу, ты тоже ночная душа, Найко? Для меня ночь - самое любимое время.
- Почему? - Найко сел на край силовой матрицы, шагах в десяти от него.
Охэйо тихо рассмеялся и поднял левую ладонь, призрачно белевшую в темноте, словно у привидения.
- Лет в десять я пугал так девчонок - скидывал всю одежонку, а потом выскакивал из кустов, когда они шли спать. Сколько было визгу… А сейчас я хочу быть смуглым - очень смуглым - и черноглазым.
- Зачем?
- Чтобы меня в темноте видно не было, зачем же еще? Я не люблю, когда люди на меня смотрят. Замолкают, когда я вхожу в комнату, смущаются, когда я к ним обращаюсь. А мне становится неловко, - знаешь, как во сне, когда выходишь к публике забыв одеться.
- Наверное, это оттого, что ты красивый.
- Сказал бы честно: похож на девушку. Волос нигде нет, кожа гладкая, как у… если бы мог, я стал бы здоровенным мужиком с квадратной челюстью и шерстью на спине. Тогда бы на меня не пялились.
Найко невольно засмеялся. Охэйо повернулся к нему с хмурым видом - и засмеялся тоже.
- Знаешь, недаром говорят, что красота - это наказание за грехи. Когда становится темно, мне хочется бегать и выть диким голосом. Только от этого я быстро устаю, и поэтому… Больших и приятных снов, Найко.
11.
Еще неделю спустя они с друзьями сидели кружком и болтали, все едва одетые - было очень тепло. Несмотря на поздний час, - где-то около полуночи, - небо оставалось таким же темно-синим, всего с несколькими звездами, далеко внизу - из окон их комнаты открывался роскошный вид на город - сияла галактика синих и желтых огней, а над горами на юго-западе поднимались огненные перья заката.
Найко толкнулся пальцами босой ноги и повернулся вместе с креслом, лениво осматриваясь. Мерцание мониторов и сияние негаснущей северной зари наполняло просторную комнату таинственным полумраком. Из окна струился теплый, сильно пахнущий соснами воздух и этот аромат, смешиваясь с запахом озона от компьютеров, превращался в нечто, доставляющее почти физическое наслаждение. Ровное жужжание кулеров создавало приятный звуковой фон, ярко-зеленое мерцание коннекторов в темноте под столами казалось интересным и таинственным. Дверь в почти темный коридор была приоткрыта - как и двери, ведущие на улицу. В любой миг Найко мог выйти босиком на прохладный песок двора - и, может быть поэтому, этого не делал: куда приятнее было просто наслаждаться возможностью.
Они все расселись в вольных позах, лишь Охэйо сел не слишком-то удобно - сунув левую ногу под зад - но был, очевидно, так увлечен, что просто забыл об этом. На экране перед ним застыло изображение Джангра, видимого в четверть полной фазы - его передавала камера спутника, через который шла связь. Аннит тронул курсором один из показавшихся на миг квадратов изображения и тот, увеличившись, занял весь экран. Это был, наверно, Гитоград, но Найко не видел ничего знакомого - масштаб был все равно слишком мелким. Возможно, это смутное пятнышко желтовато-белого свечения и было их городом… а возможно, и нет.
Охэйо сидел очень прямо, едва касаясь пальцами края стола. Его красивая ровная подошва, видневшаяся из-под бедра, была довольно-таки грязной. Как-то ощутив взгляд Найко, он покосился на него, потом встал, зевая и потягиваясь. Они все переглянулись - без слов было ясно, что пора закругляться - после чего начали выключать машины.
Вообще-то дело у них было очень серьезное - Найко, например, поручили обшарить все художественные сайты и отобрать пару сотен наиболее симпатичных ему авторов, чтобы Охэйо пригласил их в Гитоград - якобы для получения грантов. На самом деле - чтобы, если начнется война с Мроо, укрыть их в Ана-Малау - новейшем имперском убежище, лишь только что законченном постройкой. Вообще-то Аннит собирал крепкую и красивую молодежь уже месяца три - он создал целую комиссию из своих друзей, где каждый занимался каким-то одним видом творческой деятельности. С рисунками, по крайней мере, было просто - характер автора тут, при небольшой практике, угадывался с одного взгляда. С музыкой тоже не возникало проблем, но вот уже художественная литература создавала затруднения - как известно, читать можно или быстро или внимательно. Охэйо руководил процессом и проводил окончательный отбор - тоже непростое дело, так как людей в Ана-Малау могло войти чуть больше тысячи, а выбирать приходилось не только по наличию творческих способностей и чистому, задорному характеру, но и по стойкости. Аннит хотел успеть к Закату Лета - но, во-первых, они уже почти справились с этим и во-вторых, срок подходил только послезавтра. К тому же, был уже первый час ночи: можно и отдохнуть, хотя спать им совершенно не хотелось.