Дождь продолжался, но спектролитовый колпак вездехода оставался чистым и прозрачным. Впереди, метрах в пятидесяти, маячили за пеленой водяной пыли серые фигурки "кентавров". "Оранг" сильно отстал от них и полз теперь рядом, справа от вездехода, удивительно похожий на мокрого серого слонёнка, неуклюжего и добродушного. Акимов сказал в широкую спину Быкова:
- При необходимости "кентавры" могут удаляться от "мозга" на расстояние до пяти-шести и даже до восьми километров.
Широкая спина даже не шевельнулась. Акимов почувствовал, что краснеет.
- В случае нарушения связи, - сказал он, повысив голос, - "кентавры" сами возвращаются и ищут "мозг". Тогда они переходят на световую и звуковую сигнализацию. Сами ищут, - сказал он раздельно.
Быков не отвечал.
Нина положила пальцы на руку Акимова. Сермус смущённо кашлянул. Вездеход круто накренился, объезжая замшелый пень, и в этот момент Акимов увидел глаза Быкова. Он увидел их всего на одну секунду в овальном зеркале перед местом водителя. Глаза разглядывали Акимова с каким-то странным, мучительно напряжённым выражением.
Вездеход выпрямился, и в зеркале запрыгала полуседая щетина над коричневым лбом.
Сермус кашлянул, ещё раз и сказал, галантно наклонившись к Нине:
- Феликолепные машины, не прафта ли, Нина Ифанофна?
Нина улыбнулась ему и поглядела на Акимова. Акимов хмурился и кусал губы. Во всяком случае, он больше не сердился. Нина сказала:
- Они слишком умны, эти ваши машины.
Сермус засиял и несколько раз кивнул головой.
- О, пока не столь утифительно, Нина Ифанофна. Интересное путет посше.
Прошло минут сорок. Половина маршрута осталась позади. "Кентавры" бежали деловито и немного суетливо, словно борзые на сворке, временами останавливаясь, чтобы не то осмотреть, не то обнюхать почву под ногами. Длинные шеи-груди и рогатые головы плавно покачивались на ходу. "Кентавры" без задержки проламывались сквозь густой кустарник, расчищая широкие просеки для "Оранга", с ходу перебирались вброд через ручьи и топкие участки, оставляя за собой для "Оранга" надёжные гати из высохших веток и охапок сухой травы.
На берегу рыжего заболоченного озера, самого скверного места Серой Топи, "кентавры" замешкались, запрыгали взад и вперёд по брюхо в грязи.
Затем они бросились в воду и поплыли, взбивая жёлтую пену, а "Оранг" пошёл в обход, протиснулся между озером и границей пятисотметровой полосы и встретил их на противоположном берегу, облепленных тиной и скользкими водорослями.
Нина захлопала в ладоши. Сермус улыбнулся и сказал:
- Он перехитрил нас. Но это пока не столь утифительно.
Он огляделся, подумал и повернулся к Акимову.
- Фремя? - сказал он.
Акимов кивнул. Тогда Сермус достал из нагрудного кармана чёрный коробок радиофона и нажал кнопку вызова.
- Архангельский слушает, - послышался слабый голос.
- Кофорит Сермус. Фремя, Коля.
- Есть, Эрнест Карлович!
Сермус спрятал радиофон и стал глядеть вперёд, вытянув шею, через голову водителя.
Вездеход шёл почти бесшумно, поэтому они сразу же услыхали прерывистый механический рёв, и скрежет, и лязг металла. Нина почувствовала на спине неприятный холодок. Где-то в глубине её подсознания эти звуки будили странные образы, жуткие и отвратительные. Вероятно, виноват был её прадед, артиллерист, по семейным преданиям, четыре года имевший дело с фашистскими танками на дымных полях Великой Отечественной войны.
Это был танк. Старинный боевой механизм, широкий и приземистый, весь в ярких пятнах оранжевой ржавчины. Он появился сбоку на гребне холма и, разбрызгивая грязь, покатился на остановившихся "кентавров".
- Имитация активного нападения, - сказал Акимов. - На танке - киберводитель, настроен на частоту управления "СКР".
- Где вы его откопали? - проворчал Быков. - Он не стреляет?
- Нет, - сказал Акимов.
"Действительно, где они его откопали?" - подумала Нина. Последние танки пошли в мартены десятки лет назад, и раздобыть этот уникальный экземпляр было, вероятно, не просто.
"Кентавры" ждали. "Оранг" тихонько отполз ближе к вездеходу. Казалось, он колеблется, не зная, что предпринять. В искусственном мозгу с неуловимой быстротой менялись пространственные ориентации кристаллических решёток, возникали и мгновенно распадались диковинные, никем и никогда не зарегистрированные молекулярные связи, проносились электронные вихри и вихрики… "Оранг" думал - искал аналогии, сопоставлял, рассчитывал. Но ему ещё не хватало данных. Нина подумала о настоящих живых людях, о тех, кто когда-то давньгм-давно впервые увидел перед собой танки.
- Он раздавит их, - шепнула Нина.
- Тогда наша работа ни к чёрту не годится, - сказал Акимов. Чтобы лучше видеть, он привстал, держась за спинку сиденья. - Ага, наконец-то!
"Кентавры" перестроились, вытянулись цепочкой навстречу танку. Танк двигался на крайнего слева, помеченного единицей. Сетка дождя искажала перспективу, и казалось, что он уже среди "кентавров". Нине бросилась в глаза удивительная лёгкость, пожалуй даже грация, шестиногих роботов рядом с громоздкой зловещей машиной. Они даже пританцовывали на месте, словно боксёры перед схваткой.
В последний момент, когда испачканные мокрой землёй гусеницы нависли над "кентавром", тот прыгнул в сторону. Танк проскочил несколько метров, окатив "единицу" водопадом грязной воды, выпустил клуб сизого дыма и с рёвом развернулся на одной гусенице.
"Кентавры" вновь перестроились. "Единица" затанцевала на месте, "двойка" и "тройка" перебежали, отрезая танку дорогу к "Орангу". "Оранг" неторопливо, даже как-то с ленцой, попятился ещё немного. Огоньки на его корпусе погасли. Танк с громом и лязгом ринулся вперёд, похожий на чудовищного носорога, ослепшего от ярости. "Кентавры", пританцовывая, дожидались его и снова легко расступились. Тогда на серых боках "Оранга" вновь вспыхнул сложный рисунок огоньков, и в тот же момент танк остановился. Он остановился мгновенно, как вкопанный, надрывный рёв двигателя стих, и все три "кентавра" мигом вскарабкались на него, активно шевеля манипуляторами. "Оранг" стоял, уютно пофыркивая и совершенно индифферентно мигая разноцветными огоньками.
- Он переменил частоту настройки, - сказал Акимов.
- Я думала, "Оранг" его уничтожит, - проговорила Нина, переводя дух.
- Сачем? - вскричал Сермус очень пронзительно. - "Оранк" просто фсял на сепя упрафление! Сачем расрушать, если мошно испольсофать? Молотец "Оранк"! Умница "Оранк"!
- И что теперь будет? - деревянным голосом спросил Быков.
- Посмотрим, - ответил Акимов сдержанно.
- А вы что, не знаете?
- Предполагаю, - сказал Акимов, и Нина тотчас положила ладонь на его рукав.
"Кентавры" перестали возиться на танке, спрыгнули, выстроились в цепь и побежали дальше.
"Оранг" двинулся следом, а танк вдруг затрясся, лязгнул гусеницами, неуклюже развернулся и пополз в хвосте, уныло переваливаясь на кочках. По его ржавым бокам стекали дождевые струйки. У него был очень покорный и смиренный вид.
- Мы отстаём, - сказал Быков. - Поехали.
Вездеход догнал "Оранга" и покатился рядом.
"Оранг" деловито ("Как ни в чём не бывало", - подумала Нина) шлёпал гусеницами по мокрой траве.
Покорённый танк полз левее, расплёскивая грязь, оставляя за собой длинный шлейф сизого дыма.
"Кентавры" бежали метрах в тридцати впереди.
Они были изумрудно-зелёного цвета.
Дождь немного усилился, когда впереди появилась длинная высокая стена, сложенная из огромных гранитных глыб. Стена пересекала поперёк полосу маршрута и выглядела очень солидно. Сермус крепко потёр ладошки и покашлял насмешливо.
"Кентавры" медленно подкрались к стене, потрогали её манипуляторами и вдруг разбежались в разные стороны вдоль гранитной преграды - один вправо, двое влево. "Оранг" повернулся к стене боком и стал терпеливо ждать.
- Давайте отойдём немного, - сказал Акимов водителю. Вездеход отполз на несколько метров назад. - Так, хватит.
"Кентавры" снова собрались вместе и выстроились перед стеной в ряд. "Оранг" неторопливо подполз к ним и остановился рядом. Танк сиротливо торчал в стороне, всеми покинутый и забытый.
- Берегите глаза, - сказал Акимов.
Что-то треснуло, и по серому граниту скользнула ослепительная фиолетовая молния. Стена дрогнула.
"Друмм! Друмм!" Над стеной взлетел фонтан серого дыма вперемешку с гранитной щебёнкой.
"Друмм! Друмм!" На граните вспыхивали малиновые пятна, и было видно, как разлетаются циклопические глыбы и стена оседает, разорванная широкими уродливыми трещинами.
"Друмм! Дррах!" "Кентавры" и "Оранг" стояли перед стеной и по очереди расстреливали её крошечными ампулами с замкнутыми в магнитные кольца струйками дейтериевой плазмы. Расстреливали спокойно, деловито, не торопясь.
Через минуту всё было кончено. Стрельба прекратилась, стало очень тихо, слышно было, как что-то шипит и трещит в раскалённом щебне. "Кентавры" двинулись в широкий пролом, окутанный серым облаком дыма и пыли. "Оранг" подождал немного, пропустил вперёд себя танк и тоже нырнул в горячее облако.
- Хорошо, - коротко сказал Быков, но Акимов снова поймал в зеркальце его взгляд - странный, мучительно напряжённый, словно межпланетник хотел и не мог себя заставить сказать что-то. Прославленный Быков был чем-то встревожен, и эта тревога была непонятным образом связана с ним, Акимовым, рядовым инженером-программистом. Это было очень странно.
Вездеход, тяжело скрипя по гранитным обломкам, миновал пролом. Стена была толстая, очень толстая - не менее двух метров.
- Фон, фитите, Нина Ифанофна, - сказал Сермус. - Фон пелый столпик. Это конец маршрута. Но сначала путет очень интересно.
Нина нашла глазами белый столбик, и в тот же момент "Оранг" остановился. "Кентавры" бежали ещё некоторое время, потом тоже остановились и начали пятиться. Они пятились очень осторожно, остановились рядом с "Орангом" и медленно налились красным светом.
- Глядите, - шепнула Нина, - Покраснели! Засмущались.
- Неушели он почуял? - благоговейно проговорил Сермус.
- Что почуял? - спросила Нина.
Видимо, "Оранг" принял решение. Покорный и утихший танк вдруг ожил. Взревел двигатель, комья грязи рванулись из-под широких гусениц, и огромная машина, грохоча и лязгая, кинулась вперёд к заветному столбику. Никто не успел сказать ни слова.
Раздался громовой удар, из-под гусениц танка взлетел оранжевый веер огня, чудовище подпрыгнуло и застыло на месте, перекошенное, почерневшее, искалеченное. Густой чёрный дым повалил от него, пачкая топь жирной копотью.
- Опнарушил! - крикнул Сермус. - Опнарушил! Сейчас путет расминирофать!
- Имитация икс-обстановки, - торопливо пояснил Акимов.
- Имитация чего? - спросил Быков.
- Икс-обстановки. Обстановки, которую невозможно предвидеть. Минное поле.
- Час от часу не легче, - пробормотал Быков. - Как в историческом фильме…
- "Оранг" обнаружил мины? - спросила Нина.
- Та, та, - сказал Сермус нетерпеливо. - Сейчас путет расминирофать.
Но "Оранг" не стал разминировать. Во всяком случае, не стал разминировать так, как ожидал Сермус. "Кентавры" не полезли на минное поле, не стали выкапывать мины и вывинчивать их взрыватели. Они взобрались все трое на горящий танк и открыли пальбу. Прежде чем оглушённые и ослеплённые наблюдатели успели прийти в себя, через минное поле к белому столбику - теперь уже не белому, а чёрному от огня и пыли - протянулась широкая полоса перевороченной земли и булькающей кипящей воды. "Кентавры" - на этот раз нежно-голубые - торопливо приблизились к столбику, вновь окрасились в серо-стальной цвет и вернулись к "Орангу". Испытание "СКР" окончилось.
- Вот и всё, - сказал Акимов устало. - Теперь можно домой.
Нина счастливо улыбнулась.
- Вместе и навсегда, - прошептала она.
- А? - спросил Акимов, не расслышав.
И тут Быков обернулся.
- Мне нравятся ваши машины, - сказал он. - Они нам нужны. И вот что, - он помолчал. - Мне нужно поговорить с вами, Акимов. Если не трудно, зайдите ко мне после обеда.
3
Вероятно, Быков просто не знал, с чего начать.
Он щурился на серое небо за прозрачной стеной, кряхтел, гладил колени и барабанил по подлокотнику кресла толстыми сильными пальцами. Пальцы были коричневые, в неправильных белых пятнах - следах космических ожогов. "Интересно, долго он будет молчать?" - подумал Акимов. Потом он подумал, что турболёт в Новоенисейск улетает через два часа. Потом он вспомнил, что оставил в мастерской подарок Нины - букет "вечных" цветов. Потом он подумал, что Нина, вероятно, уже упаковала чемоданы и теперь болтает с Сермусом. Сермус оставался в мастерской ещё на неделю, и Акимову было немного неловко перед ним.
- Так вот, - сказал Быков бесцветным голосом. - Дело вот в чём.
После этого он замолчал на минуту, хрустнул пальцами и пожевал губами. Акимов нетерпеливо заёрзал в кресле.
- Да. Дело вот в чём, - сказал Быков. - Скажите, Акимов, вы… Вы ведь работали над "СКР" около двух лет, так?
- Так, - согласился Акимов.
- Сложное это дело - тонкое программирование…
Тонкое программирование "мозга" нового типа потребовало строжайшей изоляции места работы от всех внешних влияний. Поэтому работы пришлось проводить не в исследовательском центре, а здесь, вдали от крупных предприятий, от мощных линий силовых передач, от шума и гула большого города, в изостатических помещениях на глубине пятидесяти метров под холмом с пластмассовым колпаком. И поэтому Акимов провёл здесь два года почти безвыездно, в напряжённой ювелирной работе.
Но Акимов не стал говорить об этом Быкову. Он сказал только:
- Да, довольно сложное.
- Чем вы думаете заниматься дальше? - спросил Быков.
Акимов неохотно сказал:
- Буду работать в Новоенисейском университете. Нельзя тратить по два года на каждую систему. У меня есть кое-какие идеи. Программирование программирования.
У него были кое-какие идеи, и эти идеи очень увлекли его. Рассчитать криотронные кристаллизаторы, выращивать готовый, запрограммированный "мозг"… Привлечь к этому делу математиков, физиков, в первую очередь "гения кибернетики" профессора Сунь Си-тао из Кайфына. Но он не стал говорить и об этом.
Впрочем, Быков не настаивал. Он помолчал, побарабанил пальцами по подлокотнику и с трудом произнёс:
- Дело, собственно, в том, что… Да. Видите ли, две недели назад наш кибернетист сломал позвоночник. Спортивные игры, несчастный случай. Да. Он лежит в госпитале… Говорят, он уже никогда не сможет летать.
"Турболёт улетает через полтора часа", - подумал Акимов. И вдруг он понял, о чём говорит Быков.
- Сломал позвоночник? - спросил он. - И никогда уже не сможет летать?
Быков кивнул, не поднимая глаз.
- Никогда. А мы стартуем через неделю.
Тогда Акимов вспомнил ночь, многие ночи, яркий спутник "Цифэй" над бледными тенями далёкого хребта. И маленькую хрупкую Нину, которая так счастлива, что они будут вместе и навсегда.
- Я понимаю, - сказал Акимов.
Быков молчал, глядя себе в колени.
- Я понимаю, - сказал Акимов. - Я тоже кибернетист. Вы хотите, чтобы я…
- Да, да, - сказал Быков. - Мы стартуем через неделю. У нас совсем нет времени… Да, конечно. Я тоже понимаю, это тяжело. Шесть лет туда и шесть обратно… И большой риск, конечно… Только… - он растерянно взглянул на Акимова. - Вы понимаете, экспедиция немыслима без кибернетиста.
Акимов медленно поднялся.
- Что касается работы, - поспешно заговорил Быков, - пожалуйста. Вы можете работать во время рейса. Книги, микрофильмы, консультации… У нас есть отличные математики. Я понимаю, это слабое утешение, но…
Не год, не два, а двенадцать. Это будет двенадцать лет без Нины. Акимов не знал, как он скажет ей. Он знал только, что в его глазах сейчас то же выражение мучительного напряжения, какое он видел сегодня в глазах Быкова.
Он повернулся и пошёл к двери. На пороге он обернулся и сказал с горьким удовлетворением:
- Вы, оказывается, совершенно обыкновенный человек.
Быков стоял лицом к прозрачной стене, глядел на серое небо и думал. Да, он, Быков, совершенно обыкновенный человек. Такой же, как и остальные восемь миллиардов обыкновенных людей, которые работают, учатся, любят на нашей планете… и вдали от нашей планеты. И любому из них было бы так же тяжело на его месте. Просто невыносимо тяжело.
Частные предположения
