Фостер в своей маленькой каюте застонал и заворочался на койке. Капельки пота вдруг выступили у него на лбу. Он пробормотал несколько бессвязных вопросов, но в его сне его слова были ясными, чёткими, резкими от напряжения.
- Что там, Картер?
- Российские бомбардировщики находятся на границе нашего воздушного пространства. Другие приближаются со стороны Канады. Американские бомбардировщики уже внутри Красного воздушного пространства. И… и…
- Что, Картер? - резко спросил Фостер. - Ну же, Спарки, что ещё?
Картер с усилием кивнул.
- Мы должны начать НУКАС семь.
НУКАС семь: первая фаза запуска ракет "Поларис"! После чего будут НУКАС восемь и девять и, наконец, десять. И десять означало бы собственно пуск!
Фостер чуть не сказал: "Нет, я в это не верю", - но сдержался. Вместо этого он приказал:
- Все по местам. Немедленно начать операцию НУКАС семь. Следующие этапы НУКАС… неизбежны. Помощник?
Его старший помощник, Майк Арнотт, коротко кивнул, с мрачным видом. Для режима НУКАС необходимы они оба: в руках одного человека это было бы слишком опасно. Немыслимо опасно.
Картер крикнул:
- Баллистические ракеты на прямой линии между Москвой и Вашингтоном…
Код ключа пришёл вместе с приказом НУКАС семь; Картер уже набрал свой код на компьютере центрального поста "Мотылька". Пары красных лампочек загорелись на приборных панелях в вогнутых стенах; панели скользнули в сторону. Фостер протянул руку и вынул связку безобидных на вид ключей из одного тайника, так же, Как Арнотт из другого.
На другом конце центрального поста, встроенная в переборку, находилась будка, лишь немного больше телефонной кабинки; её окна были темными, тонированными; на герметичной двери имелась надпись: ячейка НУКАС.
Фостер и Арнотт подошли к будке, вставили одинаковые ключи в замки по разные стороны двери, повернули их. Герметичные створки открылись, внутренние огни вспыхнули. Фостер отодвинул дверь в сторону, они вошли, втиснулись в крошечные мягкие кресла, и посмотрели друг на друга через стол, в центре которого был экран. Фостер протянул руку и захлопнул дверь. Снаружи, в своём отсеке центрального поста, Спарки подключился к их аудио-системе, и дал им прямой доступ ко всем поступающим сигналам.
"ХОРОШО!" - сказал Губва, зачарованный развитием сна, который спровоцировал.
Фостер посмотрел на Арнотта и рявкнул:
- Хорошо? Что, чёрт возьми, в этом хорошего?
Тот тупо уставился на него. Оба надели наушники.
"НУКАС восемь", - сказал Губва.
- Господи Боже! - прошипел Фостер сквозь стиснутые зубы. - Всё трещит по швам!
Почти автоматически, он и Арнотт нажали двойные кнопки, вводящие закодированные координаты в компьютер для их обработки, наблюдая, как мерцающий, покрытый сетчатым узором встроенный в стол между ними экран оживает, по нему бегут линии красного и синего света, светящиеся цифры, обозначающие время и постоянно меняющиеся результаты вычислений.
Губва был теперь голосом поступающих сигналов. Он написал сценарий хаоса, безумия:
"СЕМЬ СОВЕТСКИХ БОМБАРДИРОВЩИКОВ ПЕРЕХВАЧЕНЫ СИСТЕМОЙ ПРОТИВОРАКЕТНОЙ ОБОРОНЫ И СБИТЫ НАД МАНИТОБОЙ. СПУТНИКИ СООБЩАЮТ О ВОЗРОСШЕЙ АКТИВНОСТИ СТАРТОВЫХ РАКЕТНЫХ ШАХТ В РОССИИ И КОМПЛЕКСОВ УПРАВЛЯЕМЫХ РАКЕТ СРЕДНЕЙ ДАЛЬНОСТИ В ВОСТОЧНОЙ ГЕРМАНИИ.
ФРАНЦУЗСКИЕ СТАРТОВЫЕ ШАХТЫ ВЫВЕДЕНЫ ИЗ СТРОЯ В РЕЗУЛЬТАТЕ ДИВЕРСИИ. ПАРИЖ УНИЧТОЖЕН ЯДЕРНОЙ БОМБОЙ! МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНЫЕ БАЛЛИСТИЧЕСКИЕ РАКЕТЫ ЗАПУЩЕНЫ В СССР! И В США! КРЫЛАТЫЕ РАКЕТЫ ЗАПУЩЕНЫ ПО СССР ИЗ ЕВРОПЫ!!! ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЧАСТЬ ЛОНДОНА УНИЧТОЖЕНА ЯДЕРНОЙ БОМБОЙ!"
- Господи! Иисусе! Боже мой! - снова и снова шептал Фостер.
"НУКАС девять", - сказал Губва.
- Нет! - задохнулся Фостер. - Это всё ошибка! Это должно быть ошибкой! Мы должны были узнать первыми, а не последними. Они там взорвали весь мир - бомбардировщики, межконтинентальные баллистические ракеты, крылатые ракеты - а мы только на НУКАС девять?
Пот капал у него с подбородка, проступал через рубашку на его спине.
В реальности спящий Фостер выбрался из койки и вышел, шатаясь, из своей крошечной каюты.
"НУКАС десять", - сказал Губва.
- Теперь ваша очередь, капитан, - сказал Арнотт, введя последний код в компьютер. Крохотная панель открылись в поверхности стола рядом с правой рукой Фостера. В нише мигала большая красная пусковая кнопка, загоралась-гасла, загоралась-гасла…
- Капитан? - окликнул Арнотт.
"НУКАС десять", - резко сказал Губва.
На мгновение правая рука Фостера зависла над кнопкой, затем он потянулся через стол и схватил Арнота за горло.
- Сон! - пробормотал он. - Сон - кошмар - это - всё - неправда!
"НУКАС десять!" - Губва надавил на разум Фостера.
Но Арнотт уже растворялся, просачиваясь у Фостера между пальцев, очертания его лица и фигуры таяли. И лампочки, и аппаратура ячейки NUCAC расплывались, растекаясь, как плавящийся воск. Фостер просыпался!
Несмотря на все усилия Губвы, чтобы удержать его, человек вырывался. Его положение было слишком кошмарным, абсолютным ночным кошмаром, и он должен…
- Проснуться! - выдохнул Фостер.
"НЕТ!"
- Должен!
Провал! Губва был в ярости. В его сценарий вкралась ошибка. Он недостаточно тщательно его разработал.
Фостер почти проснулся. Его разум был взволнован, взбаламучен, полон ужаса, смятения, и ещё решительности. Мрачной решительности… проснуться! Бесполезен в этом состоянии. Бесполезен для Харона Губвы.
Упражнение закончилось. Владелец замка покинул разум Фостера.
И в тот же самый момент, в Линдосе, на Родосе, Ричард Аллан Гаррисон грезил о большой пятнистый умной акуле…
- Капитан! Капитан Фостер! Гэри! - кричал кто-то. Голос был Арнотта, но глухой, сдавленный. Фостер почувствовал, что его хватка ослабела, и отпрянул назад. Тонкие нити, которые всё ещё связывали его с миром снов, лопнули. Последние остатки гипнотического сценария Губвы испарились, когда Фостер почувствовал боль, отшатнувшись назад и врезавшись в переборку… но там уже были чьи-то руки, чтобы его схватить и удержать.
Он покачал головой, огляделся вокруг глазами, которые отказывались фокусироваться, не обращая внимания на двух членов экипажа, которые стояли, разинув рот и уставившись на него.
- Что за чёрт?
Потом он посмотрел вниз, на себя, и заметил, что стоял, весь дрожа, в шоке, одетый в свободную, мокрую от пота пижаму! Теперь он вспомнил: он собирался поспать часок, может, немного дольше.
На другой стороне центрального поста Майк Арнотт взгромоздился на стол, массируя горло. Фостер двинулся, шатаясь, к своему старпому.
- Майк, что тут было?
- Сами объясните мне, сэр, - ответил тот хрипло. - Вы приплыли сюда, как призрак, только что, минуту назад. Вы нечленораздельно что-то бормотали - не спрашивайте меня, что именно. Я уловил только одно слово, НУКАС, - когда вы схватили меня за горло!
Фостер ещё не пришёл в себя.
- Я схватил тебя? Ты был на вахте?
- Конечно.
- И ничего… необычного? Никаких входящих сигналов?
Фостер теперь широко распахнул глаза, и смотрел пристально.
- Только… ну, вот это! - ответил Арнотт. - Остальное - обычная рутина.
Он схватил друга дрожащими руками, и поддерживал его.
- Гэри, что это было?
- Где мы сейчас? - Дыхание капитана замедлилось, успокоилось. Он посмотрел на навигационные карты и облегчённо вздохнул. - Час после смены курса. Слава Богу!
- А где, вы думали, мы находимся? - Арнотт был настроен скептически. - Вы спали, и вам что-то снилось?
Фостер кивнул.
- Это единственное объяснение. И, видимо, я ходил во сне. - Он почти упал в кресло, от запоздалой реакции. - Это было нечто, сам чёртов НУКАС десять!
Брови Арнотта поднялись. Он кивнул в сторону экипажа.
- Вы оба выйдите на минуту.
Они вышли.
- Сэр, ну и занятный же сон у вас был. - Он пожал плечами. - Вполне понятно, учитывая нашу работу, но… может быть, вы просто перетрудились?
Фостер посмотрел на него, прищурившись.
- Я полагаю, это может всё объяснить. Не беспокойся, я пройду обследование. Но… Я бы не хотел, чтобы об этом начали болтать. Поговори с теми двумя, ладно? - Он кивнул в сторону люка.
- Разумеется.
- Хорошо. А я пока лучше оденусь.
Фостер повернулся, радуясь, что его каюта была рядом. А что касается обследования: он поговорит с корабельным врачом. И он посетит другого врача, позже - как только "Мотылёк" вернётся в Росайт…
После срыва планов, покинув разум Фостера, Губва должен был мгновенно влететь обратно на своё место в сознании в Замке, но что-то вмешалось.
Ещё один разум вошёл в Психосферу, был совсем рядом, почти на встречном курсе. Не было никакого контакта, но было понимание - из-за которого Губва отпрянул, не менее резко, чем тот другой. Две настороженные силы, стоящие друг против друга, попятились, и, наконец, разбежались во взаимной панике…
И Губва резко открыл глаза в Замке, одновременно вскакивая на ноги. Если раньше он был в ярости, теперь он был разъярён вдвойне - и немало обеспокоен. И что же это такое было? Кто?
Конечно, в Психосфере были и другие умы: Психосфера была сутью всех сущностей, духовным интеллектом. Но подавляющее большинство умов знали о Психосфере не больше, чем птице известно о воздухе. Этот разум знал, или казался таким. И Губва почувствовал его… страх? Возможно. В этом случае близкая встреча, вероятно, была случайной.
Хозяин Замка знал, что у русских были свои телепаты, как и у американцев. У них был бесспорно редкий талант, у этих экстрасенсов, но они были дилетантами по сравнению с Губвой. Пятьдесят процентов того, что они узнали, было просто догадками, и ничему нельзя было полностью доверять.
Подводные лодки программы Поларис было почти невозможно обнаружить с помощью технологии, так что это мог быть ум русского, столкнувшийся с Губвой - даже американца, если на то пошло. И потому, что встреча была неожиданной, Губва запаниковал.
Он фыркнул. Очевидно, что США и СССР - одна из этих стран, по крайней мере - добились некоторых успехов в обучении и использовании талантливых экстрасенсов в качестве разведчиков, телепатических шпионов. Это было чем-то, что стоит выяснить.
Но, между тем, есть и другая проблема, а именно то, что Фостер вырвался из-под управления Губвы, отказался нажать на кнопку НУКАС.
О-о, в настоящей критической ситуации он будет реагировать на обучение, конечно, будет, - но даже тогда он должен быть абсолютно уверен в характере ситуации. Это было его обучение, должно быть; мир не может допустить такого рода ошибки. Учитывая, что малейшие лазейки или слепые пятна есть даже в самом идеальном сценарии, Фостер отверг бы его. Губва не мог победить!
Хозяин Замка живописно выругался. Это была проблема. Если он не мог контролировать разум одного Фостера, как он мог надеяться управлять и им, и его первым помощником одновременно? Знаменитая ответственность конструкторов Великобритании, создавших этот вид двойного контроля, отказоустойчивые системы в его аппаратной части!
Ну, посмотрим фактам в лицо. О "Мотыльке" не может быть и речи. О другой "Поларис"-несущей подводной лодке - тоже…
Если только.
Медленная отвратительная трансформация произошла с грубыми чертами лица губвы. Внезапно улыбнувшись, он снова выругался - проклиная себя за глупость. Лёгкий путь не всегда самый простой способ. Почему надо даже пытаться контролировать два разума одновременно - или четыре, или шесть - когда можно контролировать разум, который контролирует эти умы?
В конце концов, "Мотылёк" получал свои приказы по радио, разве нет? И оператор, который послал их, был только один человек, не так ли? Один ум! И если здесь возникла проблема, то Губва всегда мог захватить кого-то выше рангом! Он громко рассмеялся. Конечно, он мог…
Прямо в самом Адмиралтействе!
Глава 3
Вики Малер, с рыжими волосами и удивительными золотистыми глазами (глаза у неё когда-то были зелёные и слепые), с тонкими, как у эльфа, чертами лица и слегка заострёнными скулами, - Вики Малер, некогда умершая и замороженная в криогенном хранилище в Шлос Зониген в швейцарских Альпах и возвращённая к жизни по воле своего возлюбленного, Ричарда Аллана Гаррисона - теперь стояла рядом с кроватью, где Гаррисон метался в постели в мучительном кошмаре. Она не хотела будить его, несмотря на редкие судорожные подёргивания его рук и ног и солёные капельки, стекающие с его шеи и по ложбинке между лопатками, ибо она никогда не могла быть уверенной в его настроении сразу после пробуждения. Ни в эти дни, ни когда-либо.
Мысли Вики были её собственными, они были такие же личные, жизненно важные и оригинальные, как и у той девушки, какой она была в предыдущей жизни (или, как она думала сейчас об этом, "до того"), до заключительного, ужасного ускорения распространения раковой опухоли, которая иссушила её тело и привела к мучительной смерти. И потому, что она была умна, потому, что она знала, что Гаррисон был причиной её возрождения, её воскрешения, тот факт, что её разум сохранил свою индивидуальность, слегка удивлял её. Потому, что Гаррисон не только исцелил её тело и изгнал смертоносные раковые клетки, но и восстановил её сознание, он оживил её мозг неповреждённым, любознательным и уникальным, как и любой разум, а не как продукт или дополнительную структуру его собственного расширенного мультиразума.
Короче говоря, она была самостоятельной личностью. Нет, поправила она себя, она была личностью, зависящей от Гаррисона; поскольку он не развеял её сомнений насчёт её судьбы, если какое-нибудь несчастье случится с ним. В этом случае она, несомненно, должна вернуться в своё прежнее состояние, свою бренную оболочку, которая тотчас же непременно должна рассыпаться, как древние мумии, подвергшиеся воздействию воздуха и света. Ах, да, если Вики представить яркой и немигающей электрической лампочкой, с жизнью вместо нити накаливания, то тогда Гаррисон был выключателем. И если бы он был выключен…
Будучи девушкой-подростком, Вики читала Эдгара По, Лавкрафта и Уайльда. Она хорошо помнила о трагической гибели месье Вальдемара и доктора Муньоса: ее судьба вполне может быть такой же после смерти Гаррисона. Но самого Гаррисона она была больше склонна ассоциировать со страшной судьбой Дориана Грея. Не то, чтобы Гаррисон был человеком с великими пороками, нет. Но… с ним происходили вещи. Вещи…
Вики думала, что должна быть благодарна за все эти вещи, но всё же она предпочла бы помнить Гаррисона таким, каким он был "до того". Тогда он был, ну, просто Гаррисоном. Но это было до того, как произошли изменения, до её возрождения.
Странно, но, несмотря на то, что она была той же девушкой, какой была "до того", Вики, тем не менее, чувствовала себя… да, возрождённой. В конце концов, восемь лет прошло без её активного, физического присутствия в мире, когда она лежала - в спячке? - в своём криогенном склепе в Шлос Зониген, но для Гаррисона они были настоящими, наяву, годами. И странными. Кроме того, тело Вики вновь обрело всю жизнеспособность и силу, каким было в годы до заболевания раком, или, по крайней мере, прежде чем заболевание начало истощать её. Так что, в некотором смысле, она родилась заново в теле более молодом, чем то, о котором сохранила воспоминания.
Она содрогнулась при мысли о теле, которое помнила.
Оболочка. Терзаемая болью оболочка. Сбитая с толку плоть, которая была переполнена разрастающимися, сжигающими всё вокруг и наполняющими её жилы огнём клетками, поражёнными хищной, чудовищной мутацией. Тело, полное рака. Мертвенно-бледное от боли. Нет, от агонии!
Вики снова вздрогнула. Она не только помнила причину своей смерти (из-за чего она умерла), но и саму Смерть - или самого. Она действительно знала Его прикосновение, безжалостно сжимающиеся пальцы Мрачного Жнеца, и не просто Его прикосновение, но Его железную хватку. И в её случае, костлявые пальцы были в огне, - или в кислоте.
Смерть. Старик. Самый старый человек в мире, который не мог умереть сам, пока не погасит последнюю жизнь.
Поэтому он был бессмертным. Бессмертным и… безжалостным.
В безусловно худший из её полных мучительной боли дней Вики почувствовала, что кто-то наслаждается её агонией, иначе почему она должна это терпеть? Если всё находится в равновесии, значит, должно существовать наслаждение, равное её страданию. Ну, в конце концов, она смеётся последней, ибо помимо одного бессмертного - Смерти, сейчас был второй бессмертный, с которым ему приходилось считаться. Старик теперь должен ждать кончины Ричарда Аллана Гаррисона, а Гаррисон не намерен умирать - никогда.
Гаррисон пошевелился и пробормотал что-то во сне, потом перевернулся на спину. Он прошёл через худший из своих кошмаров, и пот высыхал на нём. Вики слушала его почти нечленораздельное бормотание. "Среди мешанины звуков он упомянул Шредера и Кениха", - подумала она. Вики вздрогнула в третий раз, на этот раз вполне осознанно, и напряжённо всмотрелась в его лицо. Он, казалось, успокоился, почти смирился. Но под этими закрытыми веками…
Она выпрямилась, и молча подошла к зеркалу в позолоченной раме. Золото ее глаз совпадало по цвету с жёлтым сиянием рамы, горящей отражённым светом последних солнечных лучей. Она восхищалась собственными глазами - эти золотые глаза, которые были слепыми "до того", слепыми на протяжении многих лет - их зрение было восстановлено по воле Гаррисона. Его глаза, ослеплённые огнём и взрывом, тоже чудесным образом превратились в пылающие, равномерно золотистые глазные яблоки.
Глаза, которые видели больше, намного больше, чем у других людей.
Чудеса. Да, Гаррисон творил чудеса. Его способности были почти что… безграничны? Когда-то они такими казались, но… он и сам не знал, - никогда ещё полностью не изучал, - предела, или ограничения своих способностей. Более того, в последнее время он хранил неловкое молчание на эту тему.
Она снова повернулась к его ложу, ее движения были нетерпеливыми, нервными. И тихо повторила про себя: "Чудеса…"
Но является ли этот талант даром Божьим? Эта способность творить чудеса? А если это действительно было от Бога (Вики всегда в этом сомневалась), то зачем Он так наградил Гаррисона? Или какого-нибудь человека, если на то пошло. Или, может быть, Бог действительно есть - сейчас.
Вики задавалась вопросом - существовали ли другие люди, обладающие такими же способностями, как у Гаррисона? Как люди в старых легендах? Вроде Мерлина и великих магов из древних мифов? Её мысли стали кощунственными. Такие, как Иисус Христос? Он тоже возвращал зрение слепым, воскрешал мёртвых, ходил по воде. Не был ли Он таким же?
Но нет, обстоятельства были разными. Чудеса Христа были общепризнанным благом. Чудеса Гаррисона были иногда… другими.
Её мысли внезапно переметнулись к их местонахождению…