Поздний СССР. Со всех экранов несется песня "Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко", – а курсанту высшего военного ракетного училища снятся сны о будущем. Страшные сны о скором развале Советского Союза и гибели всех, кто ему дорог. И целью его жизни становится не допустить, чтобы этот кошмар стал явью!
Удастся ли ему предотвратить неизбежное? Можно ли, изменив собственную судьбу, исправить грядущее всего мира? На что он готов пойти ради спасения близких? Будет ли драться за свой дом до последней капли крови – или предпочтет бежать из обреченной страны? Способен ли ради семьи изменить Родине, продав за рубеж ядерное оружие? Можно ли обмануть злой рок и есть ли у нас будущее?..
Александр Голодный
Будущего нет! Кошмар наяву
– Брось его, Рыжий. Валим отсюда.
– Может очухается? Давай подождем.
– Не хрен ждать. Сдохнет, отвечаю. Со жмуром зависать – ищи фраеров. Живо менты набегут. Канаем.
Глянув в последний раз на умирающего со злобным презрением, неопрятный, заросший клочковатой бородой Петя поднялся с корточек, длинно сплюнул в гаснущий костерок и шагнул к выходу из заброшенного склада.
Мотнув кудлатой нечесаной шевелюрой грязно-рыжего цвета, напарник искательно заглянул Сергею в глаза:
– Ну, ты, это… Короче, куртофан тебе без надобности, Серый.
Ответить не получилось. Он только слабо хрипел от невыносимой режущей боли в боку. И раньше хилое тело сейчас отказало совсем. Стакан "паленки"… Всего один!
Петя часто повторял: "Жадность фраера сгубила". Как предрекал. Украдкой высосанная из горлышка водка оказалась смертельной. Уже не узнать, чего там намешал проклятый торгаш. Вовремя проблеваться не получилось, и сейчас он подыхал в собственных жидких испражнениях.
Крутнув безвольное тело, Рыжий вытряхнул Сергея из зимней куртки. Теперь он лежал, прижавшись щекой к грязному заледеневшему бетону. Но холод почти не ощущался. Как и не вызывала панических мыслей приближающаяся смерть. Дневной свет стремительно тускнел в глазах, от боли пропадало сознание. Громко икнув, судорожно дернувшись всем телом, бомж…
… опять! Опять этот долбаный сон!
Проснувшись в холодном поту, курсант четвертого курса Александров лежал в своей койке, чувствуя, как понемногу замедляет суматошный бег сердце. В комнате общежития он был один – женатики Бабкин и Никитин уже с полгода ночевали дома. Сглотнув вязкую слюну, Сергей протянул руку, взял с тумбочки "Командирские". Светящиеся стрелки показывали двадцать минут шестого. Да, уже не уснешь, скоро подъем. Вообще, заснуть после этого навязчивого кошмара не удавалось ни разу. Нашарив ногами тапочки, Александров побрел в коридорчик их отсека. Попил холодной воды из-под крана, посетил туалет, под лампой дневного света глянул на себя в закрепленное над эмалированной раковиной зеркало.
Стройный, высокий, мускулистый парень. Без году лейтенант. Правильные черты лица, нос с легкой благородной горбинкой, румянец на щеках и ямочка на подбородке.
Как в свое время сказала Светка из училища торговли:
– Породистый ты, Сережа. Тебе только белогвардейцев в фильмах играть. Поручиков там всяких.
Они тогда только что откувыркались в постели по третьему разу за увольнение, и сейчас, ощущая приятную истому, Сергей нежно поглаживал упругую девичью грудь с задорно торчащим твердым соском. Еще полчасика поваляться – и пора в душ. Съездить поужинать в пельменную у парка Горького, да возвращаться в училище.
– Светлана, у нас армия рабоче-крестьянская. И служат в ней рабочие и крестьяне.
Фыркнув, Светка скинула его руку, закрылась простыней.
– Ага. Замполиту своему расскажи. Если сам не знаешь, так хоть умных людей послушай.
Скорчив умильную физиономию, Сергей дурашливо кивнул:
– Слушаю.
Снисходительно, с неодобрением глянув, девушка продолжила:
– Пацан ты еще совсем. Игривый. Жаль, не для меня ты. Я бы тебе жизнь сделала, как у Христа за пазухой. Ведь не женишься?
Сбросив дурашливость, серьезно посмотрев в темно-карие глаза, Александров ответил:
– Нет, Светлана. Мы же об этом говорили.
– Говорили… Что те слова?
Глубоко вздохнув, она продолжила:
– И ведь честный, порядочный. Слова дурного от тебя за все время не слышала. Всегда с подарком, с улыбкой. Знаешь, как мне девчонки завидуют? Симпатичный, осанка благородная… Любовью – и то занимаешься нежно, деликатно, не только о себе думаешь. Всегда чистенький, выбритый, отглаженный. Белогвардеец… Эх… Ладно, иди в душ, Сережа.
Та встреча оказалась для них последней. Как-то внезапно Светлана окрутила лейтенанта-ватушника и укатила с ним на Дальний Восток.
Приятное воспоминание немного сгладило настроение. Но остался вопрос: как он, Сергей Васильевич Александров, сын офицера и сам практически офицер, мог стать таким?.. Разум быстро подобрал определение: "бомж". Словечко оттуда. Из кошмара, которым обещало стать будущее.
Вернувшись в комнату, надев галифе с неуставными подтяжками, Александров достал тетрадь с конспектами первоисточников марксизма-ленинизма за третий курс. Сел за стол, включил настольную лампу под пластиковым зеленым абажуром.
Здесь, после работ Ленина, он записывал то, что успевало запомнить, выхватить из навязчивого сна (и сна ли?) сознание.
Получалось страшное. Выражаясь языком любимых писателей-фантастов – "антиутопия".
Советского Союза нет. Коммунистической партии нет. Армия "сокращена". Непривычного вида рубли дешевеют на глазах, единственные твердые деньги – доллары. Снова есть богатые. А основная часть населения – бедные. В разной градации. От живущих в доставшихся от государства квартирах и ездящих на побитых советских же машинах до… До такого, каким станет он. Бомж. Расшифровка еще не пришла, но тянуло от слова безысходностью, грязью и разложением.
Бандиты. Никого не боящиеся, катающиеся в глухо тонированных "девятках" и иномарках без номеров бритоголовые здоровяки в фирменных спортивных костюмах и черных кожаных куртках. Они забили длинными, ухватистыми деревянными палками (битами?) Кольку. Подволакивающего левую, отнимающуюся ногу, вечно нудящего мужика, который кантовался с их компанией пару месяцев. Забили до смерти, когда он, поскользнувшись, неловко оперся грязной ладонью на сияющий бок "бэхи" у Мак-Дональдса.
"Бэха", Мак-Дональдс…
Была ли там милиция?
Была. Если только то, чем стали защитники правопорядка, можно назвать этим словом.
И разруха. Такого разорения, грязи и запущенности сейчас невозможно представить.
Оторвавшись от записей, Сергей подошел к окну. Начинался ранний майский рассвет. Чистый, аккуратный, полный зелени город открывался с седьмого этажа общежития училища Ракетных Войск. По Комсомольскому проспекту уже скользили троллейбусы и новенькие автобусы-"Икарусы", мелькали легковушки. На остановках собирался народ, от сквера Уральских добровольцев в горку поднимались курсовые офицеры и преподаватели. Вон их девятиэтажка, дом офицерского состава.
Как сложить то, что видит он сейчас, благополучный 1987 год в великой стране, с ужасом, который придет?..
Нет, точная дата не вспоминается. Там он перестал читать газеты. Там он все перестал…
Но, если верить ощущениям – десять лет. Не больше. За десять лет под властью Горбачева и пришедшего после него "Понимаешь" великой державы не станет.
Александров с ненавистью покосился на первую полосу лежащей на столе газеты с портретом говорливого генсека. "Правда" извещала советских граждан, что "процесс пошел", "перестройка набирает обороты".
Да, это точно. Особенно с зубной пастой. В городе за ней немедленно образуются очереди. Болгарский "Поморин" разбирают на лету. Хорошо, что в военном магазине училища все нормально. Поговаривают, и мыло скоро станет в дефиците.
Как-то не верится, но кто знает?..
Про вечную давку у вино-водочного лучше вообще не вспоминать.
Зато в будущем с водкой все прекрасно. С любой. А не хочешь водки – в свободной продаже спирт с неожиданным названием "Рояль". Нет денег на магазин? Подпольный барыга обменяет тебе украденное и вырученное за пустые бутылки на…
Явственно вспомнив предсмертные ощущения, Сергей мучительно содрогнулся.
Избавлением от тяжких мыслей из коридора донеслось громкое: "Курс, подъем!"
Качая на брусьях пресс, с ожесточением выполняя подъемы переворотом под удивленными взглядами сонных сокурсников, Александров еще раз мысленно подтверждал данный после первого кошмара зарок: "Не пить! Вообще!".
***
Периодичность пророческих снов вычислилась довольно легко – они в основном оказались привязаны к полнолунию. Какие природные механизмы запускал висящий в звездном небе серебристый шар? Сомнительно, что кто-то даст правильный ответ. И уж точно его не найти в журнале "Наука и жизнь". Но иногда сновидения приходили неожиданно, ассоциативно связанные с текущими делами.
В последний кухонный наряд (пятый курс по столовой уже не заступал) Сергей отправился привычным "восемнадцатым номером". Сложно сказать, с каких времен бытовало это название, но функции сводились к обеспечению работой заступающих на чистку картошки, приему с верхних этажей пищевых отходов и погрузке их в машину, ну, и поддержанию порядка в овощных цехах столовой. Также приходилось оказывать помощь гражданским сантехникам в ремонте труб и прочистке канализации. Заведование располагалось в подвале. Сама должность считалась грязной (так оно и было), но у нее имелось неоспоримое достоинство – удавалось побыть отдельно от изрядно осточертевшего за совместные года обучения коллектива. Восемнадцатый варится в собственном соку, и за работу отвечает сам, встречаясь с сокурсниками лишь на приеме пищи, да при погрузке бачков в трехосный ЗИЛ подсобного хозяйства.
Александрова это устраивало.
Поэтому, когда командир отделения с издевкой объявил:
– А восемнадцатым номером заступает Шуран – Одинокий волк. На время наряда он король воды, говна и пара! – Сергей, переждав ехидные смешки, лишь коротко ответил:
– Есть.
Он действительно был одиночкой. При вполне нормальном, даже товарищеском отношении к сокурсникам по группе, полноценные дружеские отношения почему-то почти ни с кем не сложились.
Наверное, этому мешала выбранная жизненная позиция.
В высшее военное училище Александров поступил с четко определенной целью – стать офицером. Отличным офицером, таким, как отец.
И после первого же семестра возникли вопросы, ряд остающихся без ответа "почему?":
– Почему он, близкий к отличнику хорошист, обязан помогать тем, кто развлекается жором и устраивает издевательские шуточки по ночам, а потом отсыпается на лекциях, закономерно не успевая по предметам обучения?
– Почему прикрыть упившихся до скотского состояния сокурсников считается доблестью, а доложить курсовому офицеру, что у тебя ночью украли присланную из дому посылку – подлостью?
– Почему тот же командир отделения считает правильным назначать "помогающих наряду" для мытья туалета и умывальника в свое дежурство, и делает вид, что не слышит вопроса на ту же тему, когда в наряд заступает курсант Александров?
После третьего такого случая Сергей прямо отказался от участия в "помощи", упрочив, похоже, стену отчуждения вокруг себя.
– Почему вроде нормальные парни болтают и играют в карты на задних рядах аудитории, а потом перед экзаменами мечутся в поисках конспекта, не гнушаясь и откровенно "забыть" у себя понравившийся? Они при поступлении не знали, что в училище надо конспектировать лекции? Зачем вообще шли сюда?
Ведь каждый из этих, ныне носящих черные погоны с желтыми полосами и буквой "К", оставил за бортом многих, так же мечтавших о поступлении. Конкурс был пять человек на место. И что, поступили одни лучшие? Не похоже.
Кстати, конспекты Сергея, несмотря на их полноту, не пришлись по вкусу жаждущим. Единственный раз сыграл на пользу корявый почерк.
– Почему старание при изучении учебного материала на самоподготовке воспринимается с издевкой и подколками?
– Почему не соблюдается очередь на увольнение в город, и туда регулярно отправляются попавшие в счастливые тридцать процентов, лижущие задницу комоду любимчики?
На втором курсе ограничение сняли, но осадок остался.
– Почему все три казарменных года он один выпускал "Боевой листок"? Самый умный? Не похоже, скорее, наоборот.
– И почему он обязан покупать на газетные гонорары угощение все для той же кучкующейся вокруг комода группы? Его самого как-то приятными сюрпризами не балуют и в буфет со всем радушием не приглашают.
Да, со второго курса Сергей является нештатным корреспондентом "Красного бойца", газеты Уральского военного округа. Под настроение как-то отправил небольшой рассказ о полевом выходе подразделения, а его взяли и опубликовали. Дальше – больше. И три рубля за каждую заметку – очень достойно.
Кстати:
– Почему его товарищи позволяют себе уничижительно отзываться о его творчестве, называя опубликованное "заметкой про нашего мальчика" и тут же, без перерыва прозрачно намекают, что им желательно прочитать в газете и про себя, любимого?
А главное, Сергей твердо знал: там, в нормальных войсках, каждый офицер отвечает лишь за себя, за свои действия, порученный участок службы и подчиненный личный состав. И навязываемая командованием коллективная ответственность "из-за ваших товарищей" вызывала лишь плохо скрытое раздражение. Не товарищи ему безмозглые идиоты, накуролесившие в прошлом увольнении, из-за которых он вынужден торчать все выходные в опротивевшей казарме.
В общем, много было этих "почему". Многое не пришлось по вкусу в высшем училище Ракетных Войск, воспринимаемое как несправедливость и откровенная дурь не от большого ума. Но Александров стойко преодолевал тяготы и лишения, идя к своей мечте: стать офицером.
Пожалуй, Сергея понимал командир группы, сержант Никитин. Не зря он выбрал его в качестве коллеги по комнате в общежитии, и поручал в основном индивидуальные задания. Иногда оригинальные. Вот и сейчас, выждав, пока смолкнет нездоровое веселье, Володя негромко спросил:
– Сергей, душем нас обеспечишь?
Александров кивнул:
– Я постараюсь, командир.
– Хорошо.
Повысив голос, Никитин обратился уже ко всем:
– Полотенца не забудьте. Я своим ни с кем делиться не собираюсь.
Тонкость с душем заключалась в том, что курсантов в него не пускали. Изредка там мылись женщины-повара, но основное время металлическая, обшитая синим пластиком дверь в подвальных помещениях столовой оставалась запертой на солидный замок. И просить начальника столовой открыть ее было бесполезным занятием – на все разумные вопросы и доводы заносчивый прапор бросал лишь раздраженное:
– Нет! Начальник училища запретил!
Да, так и поверили. Будет целый генерал-майор каким-то душем в столовой заниматься и принимать противоречащие руководящим документам решения.
Как всегда в армии, имелся и обходной путь. С детства интересующийся техникой Сергей, любитель что-то разобрать, помочь отцу в мужских домашних делах, без особых проблем освоил вскрытие замков. Главное – представлять, как работают фигурные сувальды, да подобрать соответствующий инструмент. Вполне законно собранная связка ключей под "английский" профиль вопрос решала всегда.
А вымыться после изматывающих суток, смыть под горячими струями пот и кухонный жирный чад – это праздник.
Проверив, как трудится на чистке картошки группа второго курса их же четвертого факультета, вымыв цеха нарезки овощей и подняв пустую тару под пищевые остатки на верхние этажи, Александров решил подремать с часик, благо пока срочных дел нет. Место для этого увлекательного процесса имелось – ниша за грузовым лифтом. Добрая душа уже положила там длинный кусок многослойной фанеры. Пилотку под голову, закрыть глаза… хорошо!
Отдаленно гремит картофелечистная машина, из шахты доносятся голоса и звон металлической посуды – на втором и третьем этажах парни готовят заведования к завтраку. Попахивает гниющей пищей и крысиным дерьмом. Но то привычно…