Лодка шла строго посередине реки, стараясь держаться от обоих берегов как можно дальше. Ритмично скрипели под взмахами весел две пары уключин. Оружие держали наготове: и для тварей, которые в любой момент могли показаться из-за прибрежных зарослей и броситься в воду, и для бандитов. Впрочем, твари в воде далеко не так молниеносны, как на суше, и потому серьезной опасности не представляли. Ну а бандиты… На воде все как на ладони, хотя шансов нарваться на них в этих краях было не так уж и много.
Скоро вместе с морозами придет зима и тварей станет значительно меньше. Часть из них замерзнет, другая, собравшись вместе и сплетясь в огромные клубки, впадет в состояние, похожее на анабиоз. Так будет продолжаться до самой весны, когда их снова будет очень-очень много.
Но хватит и тех немногочисленных особей, что и зимой проявляют активность. Именно они – головная боль поселений в холодное время года. Обычная тварь испытывает лютую ненависть ко всему живому и особенно к человеку. Настолько лютую, что, не раздумывая, бросается на него, если появляется хотя бы малейшая возможность, метит она всегда в горло.
Несмотря на свой норов, тварь может поберечься и не лезть под выстрел, если вцепиться в горло шансов нет. Тогда она способна выжидать бесконечно долго в надежде на то, что такой шанс когда-нибудь да появится. "Зимние" твари – облудки – от остальных отличаются. Они значительно крупнее, со светлым окрасом и с еще более потрясающей регенерацией. Ярости в них нисколько не меньше, но облудки, а именно такое название прилипло к ним, ведут себя намного хитрее, всегда наверняка выбирая момент для атаки. Глеб понятия не имел, почему их назвали именно так. Возможно, из-за того, что "облуд" на древнерусском языке означало "обманщик", возможно, по другой причине, что, впрочем, в их поведении абсолютно ничего не меняло. Имелось у "зимних" тварей и другое название – ублюдки. Первые три зимы после того, как на Земле случилась катастрофа, они не встречались, появились лишь на четвертую, и это стало для людей полной неожиданностью.
Лодка, на которой они плыли по Врегде, впадающей во Фрязинское озеро, чем-то походила на древнерусскую ладью. Длинная, узкая, с высокими носом и кормой и расположенными внахлест досками бортов. Для пущей достоверности не хватало только развешанных по краям щитов, остроконечных шлемов на головах да начищенных до блеска кольчуг. Или сабель и лихо заломленных набок лохматых казачьих шапок.
"А вот и атаман, – взглянул Глеб на сидевшего на носу Викентьева. – Только княжну за борт в набежавшую волну выкидывать не позволю: она моя", – и он перевел взгляд на Марину.
Викентьев, уловив взгляд Чужинова, знаками показал ему – подойди.
– За следующим поворотом Праня – тот самый приток. Вверх по ее течению находится то, о чем и был разговор.
Глеб кивнул: понял и запомнил. На Пране, почти в самом ее истоке, расположен укрепленный кордон. Никакого стратегического значения он не имеет: мимо него не проходят пути миграции тварей, чтобы можно было вовремя предупредить людей, чтобы их не застали врасплох. Не нужен он и как форпост: мимо него не прокрасться бандитам, задумавшим совершить очередной набег. Дело в другом: недалеко расположены солончаки.
В прежние времена никто бы на них и внимания не обратил: для промышленных объемов они интереса не представляли. Теперь все изменились, и добываемой там соли хватало не только на нужды возглавляемых Викентьевым "Снегирей", но и на то, чтобы приторговывать, меняя соль на самое необходимое. Соль ныне, когда люди остались без электричества и, как следствие, без холодильных установок, стала едва ли единственной возможностью запастись продуктами впрок и сохранить их. За исключением конечно же зимней поры, но хлебать пресный супчик и зимой удовольствие весьма сомнительное.
Просьба Викентьева заключалась в том, чтобы Глеб, когда почувствует себя в силах, наведался на солеварню, порядок навел, ну и посмотрел опытным глазом, что и как можно улучшить.
– Летом там всегда спокойно: обычные твари не забредают, – рассказывал Викентьев. – Но прошлой зимой зачастили туда облудки, несколько случаев уже было. Поначалу с ними справлялись, причем без жертв. Но в последний раз произошла настоящая трагедия: из семи человек четверо погибли. Ну и проблема сразу обозначилась: опытных бойцов туда не пошлешь, их и без того в "Снегирях" кот наплакал, а среди тех, кого, извини за цинизм, не жалко, охотников мало. И мотивировать их мне особенно нечем. Дело к зиме. – И он взглянул на припорошенные снегом берега Врегды. – Запас соли кое-какой есть, но сам знаешь: это единственное, что мы можем предложить на обмен. Так что очень на тебя надеюсь, Глеб.
Бывший элитный дом отдыха "Снегири", как и множество других людских поселений, ныне более всего походил на казачий острог времен освоения Сибири и Дальнего Востока: бревенчатый частокол по периметру на валу, ров, зачастую наполненный водой, сторожевые башни и обязательно надвратная. Все пространство внутри разделено тыном на несколько частей – на случай, если тварям все же удастся проникнуть на территорию поселения, что случалось уже не раз. Глебу всегда хотелось назвать их "локалками". Внешний частокол в "Снегирях" был не слишком высок – метра три с половиной – четыре, но не из-за экономии. Единственное, в чем людям повезло, – твари не умели лазать по деревьям, а значит, не могли и взобраться на частокол. Еще большую схожесть с острогом селению придавала луковка небольшой бревенчатой церкви.
"Человеку необходимо во что-то верить, так уж он устроен, – размышлял Чужинов, глядя на приближающиеся стены "Снегирей". – И совершенно не важно, во что именно: в Бога, в собственную исключительность, в чудо, удачу, свои силы или даже в то, что верить нельзя ни во что. Случись невероятное и окажись здесь человек, который не ведает, что творится с миром, он бы решил, что оказался в Средневековье: ни спутниковых тарелок, ни антенн, ни проводов, ни транспорта, ни механизмов. И всюду дерево, дерево, дерево…"
Конечно же так было не везде. Например, Мирный – бывшая военная база, и картина там будет выглядеть совсем иначе: все сплошь из кирпича и бетона. Но и там никаких антенн и проводов. Да и к чему они, если пользоваться электричеством смертельно опасно?
Рядом со "Снегирями" простирались поля, которых пять лет назад не было и в помине. Обычные поля, давно уже убранные и покрытые снегом. Вернее, не совсем обычные: то тут, то там посреди них виднелись вышки с помостами – единственное спасение для людей, если во время сельскохозяйственных работ вдруг объявятся твари.
Встречать лодку на бревенчатом причале собрались едва ли не все обитатели "Снегирей".
Жизнь без привычных развлечений, которых люди лишились несколько лет назад, оказалась скучна. Без телевидения, интернета, радио, наконец, просто без возможности послушать любимую музыку или посмотреть интересный фильм. Все ждали новостей, приветов от знакомых или родственников, писем, даже сплетен, которые можно было обсудить вечером, когда дела уже позади, а ложиться спать еще рано.
Викентьева сразу окружили какие-то люди, что-то ему докладывая и выслушивая его распоряжения. Марина разговаривала с какой-то темноволосой девушкой, которая то и дело бросала на Чужинова заинтересованные взгляды.
Чужинова не встречал никто. Да и не было у него хороших знакомых в "Снегирях", и потому он стоял, опустив рюкзак на землю. Петрович просил его не уходить, и теперь Глеб терпеливо ждал, когда тот закончит неотложные дела.
– А это что за фраер с Петровичем прибыл? – услышал вдруг он за спиной чей-то голос. – Доходяга какой-то, но боты у него шикарные.
Представив себя со стороны, Чужинов усмехнулся: длинный, худой как жердь, в старой прожженной и заштопанной телогрейке. Свою парку он накинул на Марину поверх ее бушлатика на рыбьем меху. Глеб уже поворачивался, когда услышал другой голос, на этот раз хорошо ему знакомый.
– Дядя, ты бы потише говорил, шепотом, что ли? Сейчас этот доходяга проедет по тебе, в землю закатает и не заметит даже. Здорово, Чужак! – громче, чем требовалось, поприветствовал его Семен Поликарпов.
– Здравствуй, Семен. – Обычно тот называл его по имени, и ясно, что он решил устроить презентацию для тех, кто не видел Чужинова, а только о нем слышал. – Как рука?
Когда они расставались еще ранней осенью, рука у Поликарпова была серьезно повреждена бандитской пулей.
– Нормально. Скоро вообще про нее забуду, практически не беспокоит уже. А было время, думал, что без нее останусь. Хоть и не правая, но жалко ее было до одури, – улыбнулся Сема. – Как сам?
– Тоже очень надеюсь, что через месячишко-другой полностью в себя приду. Видел кого?
– Денис Войтов пару недель назад сюда забредал. Они с Душманом куда-то на юг подались. Оба спецы, так что быстро спелись.
– А Душман, это кто?
– Глеб, это ж друган твой армейский, ты его куда лучше меня должен знать.
– Рустам Джиоев, Джой? – догадался Чужинов.
– То, что Рустам, – это точно. Но все его Душманом зовут.
"Наверное, из-за бороды прилипло, – решил Глеб. – Да и черты лица у Рустама восточные".
Навещал его Рустам как-то во Фрязине. Много чего порассказывал. Он, пока в этих краях не объявился, треть России прошел. Повсюду одно и то же: твари, твари, твари и судорожные попытки человечества выжить.
Закончив с неотложными делами, Викентьев не стал окликать Глеба, подошел сам.
– Ну что, орлы, пойдемте? Глеб, я вам с Мариной комнату в центральной усадьбе выделил. Выздоравливай, и ты, Семен, тоже, а там, глядишь, и отблагодарите меня за мою доброту. Бойцов под себя наберете, натаскаете их, будет теперь и в "Снегирях" своя гвардия.
Глава 2
Солеварня
Это только кажется, что если встать на широкие, подбитые камусом лыжи, то снег любой толщины становится тебе нипочем. Нет, здесь тоже необходим определенный навык, иначе намучаешься с ними не меньше, чем если по очереди вытаскивать ноги из глубокого, по колено и выше, снега.
На что уж Чужинова готовили ко всему, что только может приключиться с солдатом на войне в любых погодных условиях, но и ему пришлось помучиться, прежде чем он приобрел его – навык хождения на охотничьих лыжах. Впрочем, это осталось далеко позади, и теперь Глеб шел легко и уверенно, наслаждаясь морозной свежестью. Время от времени он прислушивался к себе и довольно улыбался – он прежний. Такой, какой был до болезни и ранений. Лихо скатившись с пригорка, Глеб притормозил, поджидая остальных.
Вскоре где-то наверху послышался скрип снега под лыжами, а затем показались и его спутники. Первым рядом с ним остановился Ракитин, тоже Глеб. Ему двадцать, хотя выглядел он почти подростком. Глеб вынослив, понятлив и стрелок неплохой.
Следующим к ним присоединился Иван Ваксин. Этому немного за тридцать, он выше Чужинова на голову и в плечах мало ему уступает. Веснушчатый, курносый, с широким простодушным лицом. Ивану удивительно шло его имя. Но Глеб обратил на него внимание конечно же совсем не из-за имени. Иван – охотник, рыбак и в лесу он как дома. Чем-то Ваксин напоминал Чужинову Поликарпова, обстоятельностью, что ли. Да и сам Семен быстро нашел с ним общий язык. Что и понятно: оба – сельские жители и им всегда есть о чем поговорить.
А вот и сам бежавший замыкающим Поликарпов, с раскрасневшимся от скорости лицом.
– Как рука, Сема? – поинтересовался Чужинов.
– Нормально. Но ночью мороз точно будет, тянет ее, – улыбнулся Поликарпов.
У Чужинова и у самого на перемену погоды ломило в плече и боку. Это сейчас, когда еще и тридцати нет… Что-то будет к старости?
"Глеб, ты еще доживи до нее, тут люди на день вперед не загадывают".
Он присмотрелся к спутникам. Его беспокоил тезка – Ракитин. Ну не выглядит тот богатырем: худой как щепка и ростом невелик. Но нет, многочасовой бег на лыжах его не вымотал: дышит ровно, не задыхается и даже не вспотел. К тому же учеба не прошла даром: Ракитин смотрел не на него – следил за своим сектором, держа автомат наготове.
Как он радовался, когда Чужинов вручил ему АКМ. Еще бы, после охотничьей-то двустволки, которая у него была. У Ваксина тоже АКМ, и тоже из рук Чужинова, заменивший Ивану вполне надежный, но далеко не универсальный ТО3-87.
На груди у Поликарпова висел самый современный из семейства автоматов Калашникова – АК-12. Но в этом заслуги Чужинова не было – он всегда там висел, сколько Глеб Поликарпова помнил.
Ну а сам Глеб оставался при своем старом, добром автомате Калашникова образца одна тысяча девятьсот сорок седьмого года, еще с фрезерованной коробкой, с которым за прошедшие пять лет он успел сродниться так, что знал его до последней царапины на прикладе. Впрочем, приклад на автомате был как раз новым, равно как и цевье. Один из обитателей "Снегирей", дед, выглядевший ровесником сотворения мира, предложил Глебу поменять приклад. Тот действительно выглядел неважно после угодившей в него пули: стянутый проволокой, поверх которой намотана изолента.
– Я сам поменяю, – ответил ему Чужинов. – Что просишь?
– Ты не понял меня. Я сделаю тебе новый. А заодно и рукоять с цевьем. Соглашайся, не пожалеешь.
Поначалу Глеб даже расстроился. Он уже было решил, что старику каким-то образом попал в руки новый приклад, а тут столяр на все руки решил выстрогать его из какой-нибудь хорошо просушенной сосновой колоды. Сомнения Чужинова развеял Семен, когда он рассказал тому о предложении.
– Соглашайся, Чужак, не пожалеешь. Видел я его работу. Впору и мне свой поменять. – И он, ухмыльнувшись, хлопнул по тактическому, с регулируемой длиной и подщечником, прикладу своего автомата.
И Глеб действительно не пожалел. Два раза приходил он к деду, как на примерку к портному. Но когда работа была сделана, все же засомневался:
– Шейка приклада не тонковата будет? Не сломается?
Случается, что прикладом иногда приходится работать. Не по тварям, конечно, тем удар деревяшкой что слону дробина, но по людям. И совсем нежелательно, если он подведет в самый ответственный момент.
– Нет, – развеял его сомнения дед, энергично тряся головой. – Это же груша! Тот же орех с ней рядом не лежал!
Еще дед чуть приподнял приклад, и теперь тот выглядел, как у АКМ или у более поздних моделей. Вещь нужная: так и целиться удобнее, и при стрельбе оружие уже не так уводит вверх. И рукоять у мастера получилась замечательная: как будто бы и анатомическая, но браться за нее одинаково удобно любой рукой. Ну и само дерево на морозе всегда имеет преимущество перед пластиком и металлом.
– Лак у меня тоже хороший, – заверил его мастер. – В жару к рукам липнуть не будет и сырости не боится.
В общем, Чужинов действительно не пожалел. Вдобавок на автоматной мушке появилась тритиевая вставка, Глеб давно хотел, но все как-то не получалось. А вот планку он менять не стал, хотя была и такая возможность. Кто бы что ни говорил, а при быстром переносе огня или стрельбе в сумерках она работает и работает нормально. Что касается самого боя, он у автомата такой, что Глеб не переставал им восхищаться. Возможно, прав был Прокоп Киреев, который когда-то и снабдил его этим оружием.
– Уникальный экземпляр. Так сказать, штучная работа.
Калибр у всех четырех автоматов был одинаковый – 7,62×39. Это существенно в составе группы. То же относилось и ко второму оружию – пистолетам, которые имелись у каждого: все под девятимиллиметровый патрон ПМ. Хотя среди пистолетов разнообразие было полным: у каждого своя модель, начиная с чужиновского "Бердыша" и заканчивая "Фортом" украинского производства Ракитина.
Со снаряжением остальных участников группы, тех, что остались в "Снегирях", дела обстояли похуже, для них даже автоматического оружия не нашлось, не говоря уже о единообразии калибров. Чужинов создал группу по просьбе Викентьева, и сам Петрович называл ее не иначе как "мои коммандос". Глава "Снегирей" выделил для нее все, что смог, и даже более того, и все же оснащение команды оставляло желать лучшего.
Группа вместе с Чужиновым и Поликарповым насчитывала восемь человек, им предстояло решать особые задачи. Всю осень и начало зимы Глеб потратил на обучение. Вот только с тем мизерным количеством патронов, которое они могли позволить себе потратить на тренировках, приходилось упирать в основном на навыки выживания, наблюдения, маскировки. От тварей спрятаться сложно, но, поскольку в задачу группы входило и уничтожение бандитов, Глеб считал, что лишним это не будет. И конечно же "физика". Будь ты хоть лучшим стрелком в мире, но, если после километровой пробежки у тебя ходуном ходят руки, подгибаются ноги, а глаза заливает едкий соленый пот – грош тебе цена.
Как говорится, нет худа без добра, и, заставляя своих бойцов раз за разом выкладываться, Глеб и сам от нагрузок не отлынивал, пока наконец не почувствовал себя в прежней физической форме. Что до снаряжения, Викентьев обещал дело поправить, но единственная валюта, которую он мог предложить в обмен на оружие и боеприпасы, была соль.
Попасть на кордон засветло, как они на то рассчитывали, им не удалось. Подвел Глеба его тезка: переходя безымянный ручей, впадающий в Праню, вдоль русла которой они следовали, Ракитин умудрился провалиться в воду там, где остальные, намного его тяжелее, прошли свободно.
– Привал, – объявил Чужинов. – Сушиться будем. Семен – костер, Иван – деревья.
Мороз невелик, но до кордона оставалось около трех часов ходьбы, за это время в мокрой одежде недолго и воспаление легких подхватить, а то и менингит. Вон у Ракитина даже шапка ледяной коростой покрылась. Семен принялся вытаптывать снег, готовя место под будущий очаг. Иван занялся поиском подходящих деревьев, чтобы в случае опасности быстро и без помех на них взобраться: лучшей защиты от тварей, чем оказаться на недоступной для них высоте, никто еще не придумал. Чужинов наблюдал за обстановкой вокруг. Ракитин поглядывал на него с опаской.
Глеб отлично знал: желающих попасть в его команду среди обитателей "Снегирей" с избытком. При наборе впору было конкурс устраивать – с физическими тестами, проверкой навыков обращения с оружием, теоретическими вопросами и главным призом. А что? Куда больший риск – быть однажды сожранным тварью или попасть под бандитские пули. Да, жизнь тяжелая, иной раз приходится ночевать в зимнем лесу и питаться чем придется. Но! Уважение окружающих, женское внимание и избавление от повседневной рутины! К тому же лучшее снабжение и питание. Правда, ряху себе никто из его людей не отъел, но и голодными не выглядят и одеты не в рванье. Так что на место Ракитина найдется сразу несколько кандидатур, ни в чем ему не уступающих.
Тот и сам все отлично понимал и потому смотрел на Глеба виновато: первое серьезное дело, и вдруг такой казус.
– Успокойся, тезка, – понимая его состояние, сказал Чужинов. – Со всяким может случиться.