Подошёл старший во всей "маячной" компании - Слон. Взъерошил пятерней кудлатую голову Икиры, положил ему растопыренные ладони на коричневые плечи. Икира улыбнулся, запрокинул лицо, теменем прижался к обтянутой тельняшкой груди Слона. Слон стал слушать Славкин рассказ и вникать в события. Все, наконец, повернулись к нему: что скажет самый авторитетный и рассудительный из собравшихся?
Слон сказал:
- Ну, дела в таверне "Рыжий кит"… Славка, ты отдай ему джольчик-то… А ты, Померанец, больше так не мудри. Джольчики вранья не любят, понимать надо…
- Я не… то есть да… то есть не буду… - Кранец запыхтел с облегчением.
Но Славка безжалостно сказала:
- Не отдам. Пусть сначала пойдёт к Лександре Панасьевне и попросит прощенья.
Это решение, однако, ни у кого не нашло понимания.
Даже круглая Галка Череда возразила подружке:
- Это же тебе не школа: "Марья Гавриловна, простите, я больше не буду на уроке хрюкать…".
А Слон рассудил:
- Ну, пойдёт, ну попросит… Простит она его сразу или сперва взгреет, какой толк? Посуду всё равно не вернёшь…
- Да соберу я ей другие банки, - надуто пообещал Кранец. - Только на двор не понесу, оставлю в мешке у калитки. А то опять за ухи… Или узнает меня, тётке Ганне настучит, а та опять же за ухи… Сил уже нету…
- А макитра? - Славка ехидно склонила голову к плечу. - Ты её что, по кусочкам склеишь? Или где-то украдёшь такую же?
- Дура… - сказал Кранец.
- Может, я и дура, а…
- Славка, уймись, - велел Слон. - Чего ты вертишься, как голой ж…й на муравейнике…
- Хулиган, - с достоинством заметила Славка.
Слон продолжал:
- У меня дома есть такая посудина, только гладкая. Вот если бы кто-то расписал…
- Мы распишем! - тут же взвились Пиксель и Топка. Они готовы были разрисовывать всё, что угодно: страницы в дневниках, асфальт на автостанции, побеленные заборы и воздушных змеев, которых запускали на склонах Фонарного холма. В школьном коридоре они расписали стену картинами подводного царства. Директор Юрий Юрьевич объявил им благодарность - за художественное мастерство - и поставил двойки по поведению - за то, что рисовали без спросу. Правда, назавтра двойки отменил…
- Мы ей таких петухов намалюем, хоть на выставку! - вертляво пообещал Пиксель.
- Ну и отбой авралу, - подвёл итог Слон. - Славка, отдай джольчика Померанцу.
Славка сердито сунула Кранцу пробку и вдруг повернулась к Марко.
- А ты…
- А что я? - сразу ощетинился Марко. Почуял, что Славке мало разборки с Кранцем, хочется чего-то ещё. - Я банок не бил и в сад не лазил… - Потом добавил игриво, чтобы задавить в себе шевельнувшуюся досаду: - И вообще я весь хороший… только голодный с самого утра…
Круглая Галка тут же передёрнула с бока на живот холщовую сумку с отпечатанным на ней фрегатом "Херсонес".
Она всегда ходила с этой торбочкой через плечо, потому что была вся из себя такая хозяйственная. Достала посыпанную сахарной пудрой плюшку:
- На…
Марко без церемоний вцепился в плюшку зубами. Она была немного чёрствая, но всё равно уж-жасно аппетитная…
- Галка, спасибо, а то чуть не помер… - И глянул на Славку: "А тебе-то чего от меня надо?"
Та опять наклонила к плечу голову, сквозь белобрысые прядки воткнула в Марко непонятные глаза. Кошачьи какие-то. Не поймёшь - то ли зелёные, то ли жёлтые, то ли табачного цвета… "До чего вредная…", - подумал Марко. Без особой, впрочем, сердитости.
Славка сладким голосом спросила:
- А почему ты, Маркуша, не принёс вчера на Камни книжку "Привидение в старой гавани"? Сам обещал, а сам…
На пустыре за домом Слона лежали несколько глыб ракушечника, это место и называлось "Камни". Здешняя компания иногда собиралась на Камнях, чтобы поболтать или почитать какую-нибудь книжку про всякие таинственные дела. Сейчас, когда почти не работали телевизоры, это случалось особенно часто.
- Я же сказал: принесу, если найду. А раз не нашёл… Евгения дала её кому-то в своём классе…
- Забыл, наверно, а теперь Евгения виновата, - непримиримо заявила Славка.
- Мирослава, чего ты вяжешься к человеку, - тормознул её Слон.
- Да… - Марко облизал с губ крошки от плюшки. - Ладно, я пошёл. Всем салют…
- Стой-замри! - вдруг велела Славка.
МАРКО РАССКАЗЫВАЕТ…
Марко замер на миг. Потом заулыбался:
- А вот фиг тебе. У меня джольчик…
- А вот и врёшь! Все знают, что старый джольчик ты посеял в столице. А новым не обзавёлся! - кошачьи глаза смотрели, как сквозь белую траву, будто из засады…
- А вот и обзавёлся! - Марко вытащил из кармана и положил на ладонь медаль с морским коньком. - Гляди!
Все опять вытянули шеи.
- Пфы! - моментально отозвалась Славка. - Это сувенирная бляшка из киоска!
- Сама пфы!.. Мне её один матрос подарил. За то, что я ему помог… в одном деле… - Марко понял, что чуть не разболтал секрет. Прикусил язык.
- Что за матрос? - тут же подпрыгнул любопытный Кудряш.
- В каком деле? - сунулся и осмелевший Кранец.
- Мало ли в каком… - помрачнел Марко. - Это наши дела, не для всякого…
- Контрабанду, что ли, помогал переправить? - хмыкнул Слон.
Пришлось объяснить:
- Никакую не контрабанду, а письмо… Он сам не мог, потому что… очень торопился. Вот я и отнёс на почту. Это его матери, чтобы не волновалась… Если не верите, спросите у тёти Тамары…
Кажется, ему поверили. Но Славка тут же сказала:
- Ха, отнёс письмо? Подумаешь, геройство! И за это - джольчик?!
Отступать было некуда.
- Смотря как отнести! Пришлось лезть по обрывам. Больше мили… А почему, не скажу. Так было надо.
То, что "пришлось лезть" из-за собственной дурости, Марко объяснять не стал. Пусть гадают, какая была причина.
Слон прошёлся по Марко глазами (по мятой рубахе, по царапинам и коленям со следами ракушечной пыли) и заметил:
- Похоже, что правда… А давно это было?
- Только что! Ну, с час назад…
У Слона подпрыгнули белёсые брови, а Славка торжествующе завопила:
- Ух и врёшь! В это время по обрывам с крейсера из пушек палили! Сам знаешь! Сунуться было нельзя нисколечко! А кто сунулся, тот бы помер с перепуга!
Марко всех обвёл взглядом. Теперь, кажется, не верил никто. И, стараясь говорить невозмутимо, он объяснил:
- А я сунулся. И не помер… Я же не знал, что будут стрелять. А снаряды ложились далеко. Я переждал, а потом уж перешёл через это место… Там так противно воняет взрывчаткой, будто кислятиной…
Икира вдруг тихонько спросил:
- Страшно было?
- До обалдения, - без хитрости сказал Марко, и опять ощутил запах снарядной начинки.
Похоже, что на этот раз все снова поверили. Но опять же, кроме Славки.
- Врёшь, - небрежно заявила она, глядя поверх головы Марко.
Ну, что с ней было делать?
- Не вру. Вот… - Марко глазами отыскал за тополями блестящий церковный крест, расправил плечи и перекрестился на него.
Но и это не убедило Славку.
- Не считается. На тебе ведь нету крестика…
Это правда, крестик Марко не носил, как-то не привык. Но…
- Я же всё равно крещёный! При рождении!
- Не считается, - снова сказала Славка.
Тогда Марко взглянул на Икиру. Тот всё ещё стоял впереди Слона, прижимался к нему спиной. И смотрел на Марко с пониманием.
- Икира! Вру я или нет?
Здесь надо сказать про Икиру.
Это был тощенький третьеклассник с лиловыми, как сливы, глазами. Серьёзный такой. Вообще- то звали его Иванко Месяц, но это лишь для школьного списка. А для всех в посёлке он был Икирой.
Те, кто не знают, могут подумать, что это японское имя. А на самом деле всё проще.
В Фонарях и в окрестностях растёт у заборов и на обочинах мелкая травка с таким названием. С крохотными, как маковые зёрнышки, лиловыми цветами, с мелкими листиками. У неё слабый горчичный запах. Листики по форме напоминают брусничные, но по цвету отличаются. С изнанки - серовато-зелёные с бурыми пятнышками, а с лицевой стороны - блестяще-коричневые. Вот таким коричневым (гораздо темнее других здешних пацанов) был Иванко. Отсюда и прозвище.
Волосы Икиры, если бы они, как у всех фонарских ребят, не выгорали на солнце, выглядели бы, наверно, рыжевато-русыми. Но догадаться об этом было можно лишь случайно - когда из-под отросших локонов появлялась на свет уцелевшая от южных лучей прядка. А так вся его "лохматость" была как у остальных - цвета очень светлой шлюпочной конопатки…
Из всей одежды Икира признавал только парусиновые шортики. Правда, были они всегда отглажены и сверкали такой рафинадной белизной, что на солнце слепили глаза. Да, было ещё ожерелье-джольчик из древних стеклянных бусинок, дырчатых камушков и мелких ракушек. Икирина мама заведовала библиотекой в поселковом клубе (в нынешние времена - почти всегда пустой). Она приучила сына к чтению, но приучить его к "цивилизованному образу жизни" так и не сумела. А где папа, не знал никто. Давно уже обитал сам по себе в северных глубинах Империи…
Лишь отправляясь в школу, Икира надевал рубашонку и клеёнчатые босоножки. А в холодные времена поверх летнего наряда натягивал - как длинный бушлат - суконную мамину кофту со стеклянными пуговицами. Но из-под кофты всё равно дерзко торчали коричневые птичьи ноги. Учительницу Анну Герасимовну это вначале пугало и раздражало. Но директор Юрий Юрьевич ей сказал:
- Оставьте вы его жить, как хочет. Это не просто ребёнок, это явление здешней природы. Как горный дубняк на скалах, как чайки или треск цикад…
И Анна Герасимовна успокоилась. Тем более, что Иванко Месяц не дурачился на уроках и не получал двоек…
Икира никогда не врал. Если не хотел отвечать на какие-то вопросы - просто молчал. Смотрел в сторону и перебирал на ребристой груди камушки и бусины ожерелья. А ещё Икира всегда чувствовал, если неправду говорили другие. Нет, он никого не разоблачал (не то, что вечная правдолюбица Славка). Но по глазам его было понятно: он всё видит и понимает. Поэтому старались при нем не врать.
- Ты - детектор лжи, - сказал ему однажды Слон. Икира шевельнул колючими плечами, словно хотел сказать: "Я же не нарочно…"
И вот сейчас шестиклассник Марко Солончук глянул на маленького Икиру с надеждой на окончательную справедливость:
- Вру я или нет?
Икира сказал сразу:
- Ребята, Марко не врёт!
Вопрос был решён. Славка фыркнула, но больше не спорила. И все ощутили облегчение.
Все… кроме Марко. В нем, словно косточка сливы в пищеводе, засела досада. Потому что это ведь не он доказал свою правду. Спасибо Икире, но… получилось, будто Марко спрятался за третьеклассника, заставил его защищать себя, а сам оказался слабаком.
Он сбросил ранец, поставил у ног.
- У меня есть ещё доказательство…
В самом деле, зачем прятать находку? От кого? От давних приятелей, с которыми почти всю жизнь прожил в этом посёлке? Он с самого начала понимал, что не будет её скрывать. Ведь хочется же похвастаться! А теперь - самый подходящий случай.
Марко сел на корточки, откинул крышку. Снизу вверх глянул на всю компанию.
- Вот… Взрывом отвалило пласт, а там, под ним, - остатки дома. Стенка… И я нашёл это… - Он размотал платок. Взял девочку на ладонь…
Фонарские мальчишки и девчонки были жителями древнего края. Каждому не раз приходилось видеть осколки старинных амфор и статуэток, куски мрамора с обрывками непонятных надписей. До недавних дней в здешних камнях часто копались археологи. При поселковом клубе был маленький музей, где хранились находки, которые делали местные жители. В позапрошлом году, правда, когда сменилась очередная власть, все экспонаты увезли в главную Приморскую галерею…
Увидев девочку, Топка и Пиксель одинаково присвистнули. Все столпились вокруг Марко. Никто не потянул к находке руки, просто смотрели.
- Артефакт… - задумчиво сказал Слон. Он был простецкий с виду, но знал немало. Никто, кроме Марко (и, может, ещё Пикселя и Топки), не понял сказанного слова, и потому уважительно молчали. Икира присел рядом с Марко на корточки. Мизинцем коснулся пальчика на ступне девочки. Глянул в лицо Марко, шевельнул губами:
- Она… танцевала, наверно. Да?
- Скорее всего, что так, - согласился Марко. - Той ногой, которой сейчас нет, стояла, наверно, на пальчиках. А эту согнула, будто… птаха перед взлётом… - Он смутился, сам не зная отчего.
- А почему "она"? - вдруг насупился Кранец. - Может, это пацан…
- Олух, - добродушно проговорила круглая Галка. - Приглядись…
- А чего… Я пригляделся. На груди никаких… признаков.
- Балда, - с высоты своего роста сказал Слон. - Она же ещё ребёнок…
А Славка, у которой тоже не было "никаких признаков" развернулась на пятке и длинной исцарапанной ногой дала Кранцу пинка. Кранец снёс это молча.
Матвейка Кудряш присел рядом с Икирой.
- Смотрите, кулачок сжат. Наверно, она что-то держала в нем. Даже дырка под пальцами…
В самом деле, в кулачке было крошечное отверстие - как в бусине для ожерелья.
- Держала хворостину, - сообщила Славка. - Для мальчишек, у которых дурацкие языки… - Она поправила под футболкой юбочку и, кажется, примерилась для нового пинка. Кранец тяжело отпрыгнул.
Любопытный Матвейка нагнулся пониже.
- Интересно, а что было в другой руке? Которой нету…
- Ничего, наверно, не было, - с ласковой ноткой сказала Галка. - Ладошка, будто крылышко…
- Нет, было, - возразила Славка. - Вторая хворостина. Потому что одной, для некоторых дураков мало…
- Хватит тебе… - вполголоса велел ей Слон.
Теперь уже все кружком сидели над крохотной девочкой (и Славка присела). В глиняной танцовщице ощущаюсь движение и… слегка лукавая загадка: как по-вашему, кто я?
- Наверно, красивая была, когда… неразбитая, - шёпотом сказал Пиксель, который любил всё красивое. - Когда с головой…
- Она и сейчас красивая, - заступился Марко за девочку. - В Париже, в одном музее, стоит мраморная богиня победы, Ника Самофракийская. У неё совсем нет головы, а всё равно все любуются. Потому что в ней это… порыв. Даже складки на платье будто шевелятся от ветра…
- А у Венеры Милосской в том же музее, в Лувре, рук нет, - напомнил Слон. - А всё равно считается, что шедевр мировой красоты… Потому что у человека есть воображение… чтобы добавить недостающее.
Матвейка Кудряш поскрёб голову и огорчился:
- У меня его нету… воображения. Не могу представить, какое было у неё лицо…
Марко опять, как на берегу, представил лицо Юнки Коринец. И снова застеснялся сам себя. Пробурчал:
- Красивое было. В древности все лица на скульптурах были красивые…
- Интересно, она от снаряда разбилась или в давние времена? - спросил Пиксель.
- Конечно, в давние, - сказал Марко. - Снарядом только отодвинуло пласт. А она лежала там давно, будто в упаковке. Там в пыли даже отпечаток остался. Можно слазить, посмотреть…
- Я вот вам слажу, - увесисто пообещал Слон. - Кто сунется, тому во! - Кулак у Слона был убедительный.
- А чего! - вдруг возмутилась Славка. - Не командуй, каждый имеет право…
- А "Полковник" имеет право снова шарахнуть по берегу. Мало тебе?
- Это они по мне шарахнули! - весело сообщил Марко. - Я когда пробирался там, плюнул в их сторону. А они ка-ак дали! И просигналили, что это в ответ…
- Врать-то - не брюхо "абажурке" лизать, - заметил Слон.
- Икира, скажи: я вру? - сейчас Марко уже всерьёз верил, что так и было.
- Марко не врёт, он просто не знает, - сказал Икира.
- А по правде это "копчёные" парни виноваты, - объяснил Слон. - Они там на плоской скале нарисовали початок с ихнего флага. Пятиметровый. И написали ещё: "Приглядись-ка - это пи…"
- Слон! - сказала Славка.
- А я чего? Это они…
Марко не хотел полностью отказываться от заслуг.
- Ну и что? А мой плевок, может, был последней каплей…
- И правда… - вдруг поддержала его Славка. Кажется, первый раз в жизни. Чудеса…
Славка будто позабыла свою колючесть. Она сидела на корточках справа от Марко и, похоже, хотела о чем-то спросить. И спросила шёпотом. Про девочку:
- Ей, наверно, тысяча лет, да?
- А может, и две, - ответил вместо Марко Слон. - Хорошо бы её Пекарю показать. Пек в таких вопросах профессор…
- Давайте покажем! - подскочил любопытный Кудряш.
Слон рассудил:
- Тут уж как Марко решит. Это ведь он девицу откопал…
Марко не возражал. Да, надо показать! Пек - он же, в самом деле, не только журналист, но и археолог. Вдруг раскроет какую-то тайну? Тайна была, Марко чувствовал это всё сильнее.
- Только я схожу домой. Одной плюшкой сыт не будешь…
Дома ему влетело от сестры. Она взялась за Марко прямо на пороге.
- Где тебя носит?! По всему берегу из пушек палят, а ты…
- Не по берегу, а только по мне. И не попали.
- Зато я сейчас попаду… - В руках у Евгении был рисовый веник. - Совести у тебя нет! Мама чуть с ума не сошла… Ну-ка, поворачивайся!
- Спятила, да? Ай… Ну, только не черенок!.. Мама, чего она! Я голодный, а тут вместо обеда дамская агрессия!
- Мало тебе ещё, - сказала мама из кухни с облегчением. - Агрессия… Уху греть или будешь холодную?
ПЕКАРЬ
Встретиться с Пекарем в тот день не удалось. Когда пришли на двор Тарасенковых, дед сказа что квартирант с утра укатил куда-то на тарахтелке. Тарахтелка - это был мопед, который Пекарь прямо здесь, в посёлке, собрал из всякого утиля. Он был мастер на все руки.
Имя у него было Никанор, фамилия - Кротов-Забуданский (так он сам говорил; возможно, дурачился). А прозвище Пекарь получил Никанор за внешность альбиноса. Был он длинный и тощий, как Тиль Уленшпигель (про которого Марко прочитал в столице замечательную книгу) и весь будто посыпанный мукой. Южный загар к нему не приставал. Длинные растрёпанные волосы белые, как у здешних мальчишек, но не от солнца, а "от природы". Соседская, тоскующая по женихам девица Изабелла Пущик сказала про него частушку - она слышала её от бабушки, живущей в северной Вятской губернии.
- Ох-ох, не дай бог
С пекарями знаться -
Руки в тесте, нос в муке,
Лезут целоваться.
Целоваться ни к Изабелле, ни к её подружкам Никанор не лез, у него хватало других дел. И. видимо, за это девицы подхватили прозвище, разнесли по Фонарям. И оно приклеилось. Никанор был не против. Тем более, что скоро "Пекарь" сократился до "Пека".
Пек постоянно ходил в широченной, разорванной на плече тельняшке, в обрезанных джинсах с бахромой у колен. В пляжных шлёпанцах. Всегда с неунывающим лицом. Лицо было очень худое, но с разлапистым носом и широким ртом. С бледно-синими глазами в белёсых ресницах. С таким же белёсым пушком на подбородке. Можно было бы подумать: совсем простецкий парень, если бы не его звания доцента, корреспондента и какого-то там "референта".