Война меж двумя великими космическими расами, веками – тысячелетиями! – вербовавшими себе союзников на всех планетах, где только удавалось найти разумную жизнь, близится к концу.
А может ли быть по-другому, если в игру вмешались лучшие воины Вселенной – земляне?
Земляне сражаются по обе стороны конфликта. Однако лишь одной из враждующих армий управляет человек – человек, вот уже долгие годы учивший "чужих" искусству воевать "по-человечески"…
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 5
Глава 3 7
Глава 4 10
Глава 5 12
Глава 6 14
Глава 7 16
Глава 8 19
Глава 9 22
Глава 10 24
Глава 11 28
Глава 12 33
Глава 13 37
Глава 14 41
Глава 15 43
Глава 16 45
Глава 17 47
Глава 18 48
Глава 19 52
Глава 20 54
Глава 21 57
Глава 22 61
Алан Дин Фостер
Военные трофеи
Посвящается Джону Содербергу – скульптору – Собрату, из эфира ваяющему, Собрату-исследователю.
Глава 1
– Не бралась бы ты за это. Ты же знаешь, это не только моё мнение.
Они расположившись на приподнятой платформе выступа ресторана. С этой высоты им было видно большую часть города, урбанистически-экстравагантно покрывавшего собой немалую площадь. Не так уж и переселён был Махмахар, но поскольку законом не дозволялась застройка выше четырёхэтажной, разросся он преимущественно вширь. К тому же обычаи и эстетика предполагали большое количество садов и парков, что приводило к появлению значительных ровных площадей.
Но город отнюдь не походил на урбанистического спрута. Наоборот, он и на город-то похож не был, по крайней мере, не в той степени, как пускающие метастазы метрополисы, какие можно обнаружить на Гивистаме или О’о’йане. В архитектуре упор был сделан на гармоничность, что только подчёркивали многочисленные сады и парки. В таком соседстве неуместными выглядели как раз крупные сооружения.
Население Туратрейи было чуть больше двух миллионов – одно из самых больших на Махмахаре – и все обитатели города этим гордились. Вейсы по возможности старались ограничить народонаселение своих городов в рамках от одного до пяти миллионов жителей. В градостроительстве – как и во всём прочем – они стремились прежде всего к красоте и определённости. Иногда это угрожало недовольством и завистью со стороны других членов Узора, которые начинали презирать Вейс за манерность и формализм, тайно завидуя при этом их способности создавать и отыскивать красоту во всём. Даже среди недоброжелателей никто не посмел бы отрицать, что общество и культура Вейса являли собой вершину среди цивилизаций Узора, которой другие особи могут только восхищаться и завидовать, даже если действия Вейса (или отсутствие оных) оказывались полностью лишёнными смысла. И ответственность за это Вейс принимал на себя со всей серьёзностью. Как и все другие расы – члены Узора, Вейс с самого начала участвовал в войне против Амплитура – уже больше тысячи лет. И в стремлении поддерживать своих материально, но всячески избегать открытой схватки, они ничем не отличались от большинства своих союзников. Мать юной Лалелеланг поигрывала тремя традиционными бокалами. Один для аперитива, один для главного блюда и один – для принятого правилами омовения рта между глотками. Как и всё прочее, обед в вейсском обществе был превращён в изящное искусство, хотя и говорились за столом не самые приятные речи.
Мать была вынуждена говорить подобные вещи, поскольку была старейшей из здравствующих в семье по женской линии; таково было её место. Бабушка противилась бы ей куда настойчивей, но эта почтенная жизнедательница уже два года как почила, была разделана, забальзамирована и помещена в фамильный мавзолей. Так что неприятная задача оказалась возложенной на её мать. Отцу же всё будет доложено только тогда, когда женщины сочтут это нужным.
– Ты ведь могла бы стать кем угодно, – говорила ей мать. – В твоей возрастной группе обучения у тебя был чуть ли не самый высокий потенциальный градиент, что в традициях нашей семьи. Ты проявила проблески гениальности в повествовательном стихосложении, а также в промышленном дизайне. Перед тобой открыты просторы инженерии, как, впрочем, и органической архитектуры. – Золотистые на кончиках ресницы хлопали, огромные сине-зелёные глаза смотрели пристально. – Да ведь ты могла бы стать даже, язык не поворачивается, пейзажистом!
– Я сделала свой выбор. Должные инстанции уведомлены. – Голос Лалелеланг был почтителен; но твёрд.
Мать склонилась к ней, изящно и скромно потягивая клювом аперитив из бокала с золотыми насечками.
– Я всё-таки по прежнему не понимаю, почему ты решила выбрать себе такое опасное и неопределённое занятие.
– Но, мама, ведь кто-то должен этим заниматься. – Чувствительными, непокрытыми перьями кончиками левого крыла Лалелеланг нервно ощупывала четыре тарелочки с пищей, стандартным для дневной трапезы образом расставленные на столе. – Ведь история – ценная и уважаемая профессия.
Всем своим замысловатым телом выражая родительскую заботу, старшая нахохлилась и застыла на стуле. Жест её скорее выдавал огорчение, чем злость. За лёгким наклоном головы читалось неодобрение, за вскинутым гребешком на голове – недовольство. А у отца-то, представила себе Лалелеланг, сейчас бы уже вовсю пунцовым поблёскивал. За неимением таких цветов женщинам приходилось довольствоваться скромным языком жестов. Смысл она, однако, уловила. Мать весь обед старалась донести его, то так, то этак.
– Ты выбрала занятие историей – по какой такой причудливой игре природы, я и догадываться не могу. – Длинные ресницы колыхались в воздухе. – Это весьма эклектично, хотя само по себе и не предосудительно. Твоё неравнодушие к теме войны – вот что беспокоит и угнетает меня. Это совершенно не вейсское увлечение.
– Нам может это нравиться или не нравиться, но она остаётся единственным значительным компонентом всей нашей современной историки, как, впрочем, и повседневной жизни. – Лалелеланг взяла гроздочку идеальных, крошечных ярко-зелёных ягод и, в точности как полагается, стала самым кончиком клюва по одной склёвывать их с чёрной веточки. Закончив с одной гроздочкой, следовало положить стебелёк на тарелку строго параллельно предыдущему и только после этого приниматься за следующую гроздь, причём надлежало следить, чтобы ни одна веточка не указывала концом на неё или на мать. Профессию она, может быть, выбрала и непривычную, но о манерах помнила, включая даже те тонкости, о которых часто и не подозревали представители других видов, пусть даже много лет проработавшие бок о бок с вейсами. Тем сначала приходилось туго, а потом они махнули на всё рукой – и напряжение между ними и хозяевами сразу же шло на убыль.
В самые тяжёлые минуты некоторых – с Массуда, например – поражала такая трата времени и энергии, не говоря о том, что им это казалось просто глупо, но для вейсов манеры были плотью и кровью осмысленного существования. Именно они были основной причиной, по которой они так долго и так много вкладывали в победу над врагом: будучи насаждённым, Назначение Амплитура разрушило бы, обратило в хаос традиционный этикет, без которого, были убеждены на Вейсе, не может быть истинной цивилизации. Другие виды не столько возражали против собственно этого постулата, сколько против той главной роли, которая отводилась ему Вейсом.
– Даже согласившись с правильностью твоего тезиса, дочь, я всё равно не вижу причины, почему бы этим не мог заняться кто-нибудь другой. – Глаза матери встревоженно шарили по соседнему саду, где ковром стелились шестилепестковые жёлтые и оранжевые нарструнии, только-только расцветшие буйным цветом. По бокам они были окаймлены маленькими фиолетовыми юнгулиу, эту деталь пожилая женщина не вполне одобряла. Чёрно-белые весши придали бы пейзажу больший контраст, тем более, что сейчас для них самый сезон. "Любим мы всё покритиковать, – подумала она, – вот и потомство наше – тоже хороший объект для критики". Это была главная причина, по которой Вейс вызывал в Узоре всеобщее восхищение, но мало где пользовался популярностью.
Пустой пакет, оскверняющий цветочное совершенство садовой аллеи, сразу же приковал её взгляд. Несомненно, его кинул залётный инопланетянин, потому что, она знала, ни один вейс не допустил бы такого небрежения визуальной эстетикой. Это, должно быть, какой-нибудь бородач со С’вана, хотя в этом отношении они ничуть ни хуже всех остальных рас Узора. Вот только по отсутствию трепетного уважения к жизни они чуть ли не хуже всех. Она с трудом подавила в себе инстинктивное желание прыгнуть через резные перила, спланировать и подхватить мусор, пока он не успел оскорбить глаз другого случайного прохожего, но заставила себя сосредоточиться на разговоре с терпеливо ждущей продолжения дочерью.
– Потому что я полагаю, что лучше других приспособлена к этой задаче, мать. – Лалелеланг вежливо искала на остальных тарелках блюдо, которое допустимо было бы употребить вслед за зелёными ягодами. – Тот же широкий подход, благодаря которому я преуспела бы как инженер или специалист по ландшафтам, сослужит мне прекрасную службу и на выбранном мною поле деятельности.
– Распущенное поведение, – прошептала мать самым безобидным елейным тоном.
– Нет. Просто талант… и призвание.
– Вот ведь скажет. Значит, распущенные наклонности. – Она отпила из сосуда с родниковой водой и принялась за еду, настолько расстроенная, что пренебрегла протоколом и стала клевать сразу же с четвёртой тарелки. Её тревога за дочь пересиливала всякий голод и была понятна, но было бы непростительно заказать пищу и не поесть.
Она склонилась над столом, изящно вытянув продолговатую голову на полуметровой шее.
– Ты на голову превосходишь всех в своей возрастной группе. Ты уже свободно владеешь четырнадцатью языками Узора, в то время как норма для твоего образовательного выводка – пять, а учтя взрослых с высшим образованием – десять. Я уважаю твою свободу выбора. Я уважаю твою целеустремлённость. – Голова её снова отдалилась, и мать уставилась вдаль.
– Но область специализации, на которой ты остановилась, будто камень в тёмных глубинах: Этого я ни как не могу одобрить. – Гребень совершенно распластался по её затылку и шее при этих словах. – Ну почему из всех доступных предметов ты выбрала именно этот?
– Потому что никто больше не захотел, – ответила дочь.
– И правильно сделали. – Она легко переключила манеру речи – с патетики на выражение глубокой озабоченности. – Само твоё здоровье и будущее под угрозой. Даже мужская половина семьи встревожена не на шутку.
– Все совершенно зря беспокоятся. – Ответ Лалелеланг был твёрд, но взглядом она с матерью старалась не встречаться. Она сосредоточенно рассматривала других обедающих, тщательно избегая подолгу задерживаться взглядом на какой-либо группе или ком-то конкретно. Мать втянула шею.
– Я тебя не понимаю. Я не понимаю, как ты справишься. – Она потянулась к одной из полдюжины поджаренных личинок хапули на второй тарелке, подумала и опустила крыло. От огорчения у неё пропал аппетит.
– Я тренировалась, – объяснила Лалелеланг. – В экстремальных ситуациях я пользуюсь специальным препаратом, разработанным именно для этой цели.
Мать свистнула с лёгким отвращением.
– Нет, вы слышали о таком роде деятельности, который требовал бы периодического употребления медицинских препаратов для того лишь, чтобы поддержать нормальное равновесие в организме? Какой здравый вейс добровольно согласится подвергать себя такому?
– Были один или двое, – возразила Лалелеланг. Не здесь на Махмахаре, конечно, а в иных мирах. Ради успеха на дипломатической службе.
– У них не было выбора. А у тебя есть. Но даже и они не связались с такой своеобразной… специализацией… которая так извращённо притягивает тебя. – Она приняла многозначительную позу. – Я вынуждена отдать должное твоему характеру, но ты, видимо, успела заметить, с каким неприятным чувством я это делаю.
– Но кто-то ведь должен делать неприятную работу, – возразила Лалелеланг.
Мать с сожалением щёлкнула клювом.
– Да, но почему ты? Почему самая яркая из моего выводка?
– Потому что я лучше всех приспособлена, и к тому же у меня такие наклонности.
– Итак, ты продолжаешь настаивать. – Мать выпрямилась и приняла формальную позу. – Мне совершенно ясно, что ты на этом помешалась и намерена добиться своего, невзирая ни на какие опасности.
- Я не помешалась. Я просто сделала свой выбор. Или, как говорят некоторые поэты, занятие само меня выбрало по причинам неисчислимым. И я уже общепризнано в тройке лучших в этой области.
– Нетрудно превзойти всех в том, чего все избегают. – За этим наблюдением последовала неприятная пауза, которую ни мать, ни дочь не знали, как прервать. Лалелеланг почувствовала, что как младшая обязана первой нарушить тишину.
– Так значит, завтра ты не придёшь на презентацию?
– Ты и в самом деле думаешь, что для меня это будет посильно?
– Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы ты увидела кое-что из моей работы, а не осуждала её заочно на основе информации, полученной из вторых и третьих рук.
Нервы старшей ланг дрогнули.
– Извини. Сама мысль об этом всё во мне переворачивает. Мне достаточно тяжело даже просто сидеть здесь и обсуждать с тобой этот вопрос. А уж воочию увидеть твою работу… нет, не могу. И, конечно уж, отец тем более не придёт.
– Поскольку ты его не пустишь?
– Не говори дурно об отце. Для самца – он выдающаяся личность. Да и по твоим генам это видно. Просто-напросто он с таким же трудом переваривает твой выбор рода деятельности, как и я. И то же самое касается и твоих братьев и сестёр.
Лалелеланг посмотрела на остатки трапезы, которая прошла отнюдь не в благодушии.
– Ничего другого я и не ожидала. Мне очень жаль, что тебя не будет. Материал просто очаровательный, если взглянуть своими глазами…
– Пожалуйста, дочь. – Оба крыла поднялись под углом, точно выражающим беспокойство. – Я уже и так наслушалась. И помни, что как хорошая родительница я терплю твоё пристрастие, но это не означает, что я должна его разделять. И меня поражает, что на твоём отделении кто-то на это способен. Скажи мне: на каких презентациях тоже предварительно принимают лекарства?
– Я уверена, что некоторые принимают хотя бы в качестве меры предосторожности. Ты можешь не поверить, но есть и другие, кроме меня, кто способен воспринимать всё без предварительной обработки препаратом. Это, как работа с токсинами, – чем дольше подвергаешься их воздействию, тем больший к ним вырабатывается иммунитет. Хотя всегда случаются неожиданности.
– И такую жизнь ты себе избрала. – Мать еле себя сдерживала. – Одно дело увлекаться войной в школе. Но нацелится на исследования Человечества? – Ресницы выразительно вспорхнули. – Если бы ты настолько замечательно не прошла все стандартные тесты, я бы обязательно рекомендовала для тебя усиленную подростковую терапию.
Поднявшись из-за стола, они проделали обязательный ритуал прощания, уместный при расставании матери и второй дочери.
– Я знаю, мать, что ты меня любишь. – Кончики крыльев, перья, клювы, ресницы – всё подрагивало и покачивалось при этих словах в красноречивом и сложном ритме.
– Истинно так, несмотря на отталкивающее занятие, которое ты для себя избрала. – Кончики крыльев описали красивую дугу и слегка приласкали дочь.
* * *
На следующий день Лалелеланг старательно гнала из памяти слова матери и её озабоченность, приготовляя в крошечной аудитории необходимое оборудование. Поскольку большого стечения народа не предвиделось, большего и не требовалось. Кроме того, эта аудитория была рядом с её кабинетом и относительно изолирована от основного корпуса университета. Так что никто не будет в обиде.
Вход был разрешён только тем, кому позволяло членство в их отделении либо двойная рекомендация старших учёных.
Более всего это было нацелено на защиту неосторожных студентов, чем на что бы то ни было ещё. Ведь если бы неподготовленному студенту довелось по ошибке забрести на одну из презентаций Лалелеланг, приняв её за обычную лекцию, эмоциональный и умственный ущерб для него мог бы оказаться весьма серьёзным.
Ей об этом тревожиться не приходилось. Безопасностью заведовали другие, а она целиком посвятила себя подготовке предстоящего показа. Аудитория являла собой дюжину застывших в ожидании наблюдателей, каждый из которых расположился на отдельной подушке для отдыха. Как абсолютно всё на Махмахаре – и на любом другом мире Вейса, презентационная была оборудована так, что предусмотрено было всё, как в плане функциональном, так и в эстетическом. Каждая подушка была снабжена собственным освещением и воспроизводящим экраном, а также дистанционными терминалами для записи и наблюдения.
Голографический проектор незаметно стоял в сторонке, а вместо него на дальней стене был повешен обыкновенный плоский экран. Лалелеланг ещё в самом начале своих исследований Человечества поняла, что привычная трёхмерная проекция, в точности воспроизводящая жизнь, в данном случае оказывается чересчур шокирующей даже для хорошо подготовленных, опытных наблюдателей. И наоборот, если людей показывать на плоскости, в откровенно искусственной, двумерной проекции, особенно если речь идёт о битве, новичкам гораздо проще будет выдержать, потому что в таком виде это зрелище сможет пережить практически любой житель Вейса. Она зажгла чуть вогнутый плоский экран, проверила проектор, приладила к низу клюва речевой усилитель. Большинство пришедших было Лалелеланг знакомо, но сердце её забилось чуть чаще, когда она заприметила среди них Фазасисинга. С ним были и остальные два самца из их неразлучной троицы, вероятно, для моральной поддержки.